ЧЕЛОВЕК, ПОТЕРЯВШИЙ СМЕХ
Наваливался вечер. Возбужденный город успокаивался. Потихоньку зажигались уличные фонари. Из двора-колодца бойко вынырнула фигура, скользнула на набережную и застыла на мосту, разглядывая колеблющуюся воду. Знакомьтесь – наш герой Роман, с характером странным и непредсказуемым, как наша погода. «Ага, опять» - слышится шепот и снова на стене появляется тень профессора. Не обращайте на него внимание. Продолжу.
Полнота жизни приятно распирала Романа изнутри, разноцветными воздушными шарами вырывалась наружу, тянула вверх, в небеса. Перед ним носился радужный павлин, ласково-волнующее щекотал интимные чувства, рождая в шаловливом воображении картинки сладких грез. Недалеко хлопнул салют. На потемневшем экране неба на несколько секунд ярко вспыхнули тысячи разноцветных огоньков и тут же навечно исчезли. «У тебя будет всё!» - шепнул в ушко павлин, распуская ярко выкрашенные перья. «Всё… кроме счастья и свободы» - добавил в другое ухо дребезжащий голос, весьма отвратительный. Павлин исчез, и внутри мечтателя как будто что-то лопнуло. Он двинулся дальше с непостижимо странными ощущениями.
Нарядный вечерний проспект нежился в разноцветном люминесцентном свете, переливаясь то слегка надменным красным, то кокетливым фиолетовым, излучая умиротворение. По всей его длине рассыпались бары, рестораны, увеселительные заведения, между собой перемигивающиеся, соперничая в блеске. Вдоль строя хлипких деревцев с редкой листвой тянулось длинное здание - многоэтажный универмаг с торговыми рядами. Роман пробрался сквозь накатившую бурю товаров и случайно встретился глазами с движущейся девушкой-манекеном, которая острыми каблуками продалбливала проспект, боковым зрением собирая увлажненные взгляды, и попутно выхватывая свое отражение в каждой встречной витрине. В секунду он был отсканирован. В ее голове щелкнул калькулятор, она брезгливо отвела взгляд, защелкав дальше, мимоходом незаметно швырнув флюидом в проходящее мимо кашемировое пальто, так, что оно невольно обернулось. Роман остолбенел. «Фу, дешевенький у тебя вид» - сказала яблоневая плодожорка, сидящая на листочке деревца «для такой куколки не пойдет» – отрицательно помотала крохотной головой и уползла.
Но забушевавший внутри голод аннигилировал мимолетную неловкость, заменив ее более зловещим чувством. Слева, улыбающийся самурай, с привлекательной вывески подмигнул: «хосесь суси?». Справа, янычар в чалме выкрикнул на сильно поломанном русском «лючше кюшай шаверму!». Но Роман, поколебавшись, сделал ход «конем» и свернул за угол в переулок. Мимо разрисованных стен домов, пробрался в небольшое кафе, расположенное в подвале. Внутри негромко играла музыка, такая душещипательная, от которой возникает одно желание – напиться. Роман устранил голод по конкурентоспособной цене, принялся за «бокальчик пивка» и жизнь внезапно преобразилась. Оживший в углу телевизор, до того что-то отрешенно бормочущий, широко улыбнулся, облобызав цветастой рекламой его расширившееся сознание, приоткрыв тайну: чтобы стать истинным счастливцем, нужен автомобиль марки «***» и чемодан с миллионом долларов. После нескольких бокальчиков он стал как бабочка-махаон, такой же расписной и легкий. Допив пивко, махаон взмахнул крылышками и покинул заведение, выпорхнув из подвала.
Стройные тихие улочки вынесли его в бурлящий ночной проспект. Вокруг все искрилось: очаровательные гирлянды витрин, элегантные фонарики уютных баров и разноцветные неоновые лампы кинотеатров, разбрызгивающие слепящий свет. С рекламных щитов ему радостно и игриво подмигивали улыбчивые, счастливые лица, а он с невероятной легкостью скользил по проспекту с прежним радостным ощущением, и вдруг, уперся в вокзал. «Я свободен! могу делать что пожелаю! потому счастлив!» - припечатал герой ночи (в тот момент целый «герой нового времени») и засмеялся так, что содрогнулись висящие в небе над вокзалом звезды. Вскоре он уже стоял рядом со своим вагоном. Запрокинув голову, замер, встретившись с бесконечностью неба, словно поймал мгновение, ухватив секунду вечности, и его радость слилась со всем сущим, но голос проводника прервал единение с космосом - «нет времени, отправляемся». Наш герой заскочил в гудящий вагон. Поезд умчался от сверкающего города, и его проглотила тьма. И зрела ночь в бескрайнем поле ослепительно ярких звезд.
Всю ночь за ним гонялись черти с рогами и свиными рылами. Скрывшись в деревьях, он увидел монаха у костра и обеспокоенно спросил: «Как выйти из леса?». Монах что-то шепнул и прислонил к губе палец: «Т-с-с-с, торопись, пока огонь не погас». Поезд качнулся, и сон расшибся о железные стены, швырнув его обратно на верхнюю полку купейного вагона, терзаемого похмельными судорогами. За окном загустела темень. Неожиданно купе задребезжало отвратительным голосом: «Знаешь сказку, про мальчика, которому встретился злобный, хромой карлик, и он перестал смеяться, потому что внезапно повзрослел, и осознал, что не помнит, откуда, куда и зачем идет? А-ха-ха-ха». На этом он снова проснулся на верхней полке, тряхнул похмельной головой, и проследовал в уборную.
На вокзале прибытия встретило депрессивное утро. Вместо вчерашнего героизма появился тяжкий душевный груз. Дальше - моросил дождь, он бесцельно блуждал подобно ветру по сырым подворотням, до тех пор, пока не упали сумерки. Уставший путник съежился, продуваемый ветром, стоя на мосту, в огромном городе, маленький и ничтожный. Ему некуда было идти и торопиться и поезда ушли в обратном направлении. Герой прошедшего дня укрылся в промозглой беседке, находясь в глупом положении человека, рвавшегося к ненужной цели, и рухнул в крайне неприятный сон, отправившись в ад собственных кошмаров. ***
Тишина. Ночь отпустила город. Я отложил карандаш. «Каждый чокнутый пишет свою биографию, но это уникальный случай, пишет каждую ночь, чтобы к утру сжечь» - говорит профессор и прячется за шкафом, когда я бросаю в него карандаш. Сжигаю написанное, чтоб следующей ночью, как Феникс возникло из пепла, снова и снова. А сейчас смотрите, начинается. Маяковский с наганом, взводит курок, рядом Гоголь, отводит взгляд (ему скучно). Ницше в смирительной рубашке бормочет: «Человек - мост, который надо перейти». Голоса отовсюду: «Человек – Сизиф, катящий в гору камень, постоянно скатывающийся вниз! в стенах абсурда! тошнота! философское самоубийство!». Вбегает Достоевский, сотрясает пальцем: «Лакеи мысли! богочеловек и никак не наоборот!». Переполох, ор, споры и выстрел. Тишина.
***
Навалился вечер, бледный, как больной, мучимый тяжким недугом. День скончался. Усталое солнце догорело и потухло где-то за горизонтом, оставив кровяные разводы на потемневшей ткани неба, которую прожгли несколько тусклых звезд. Объедок луны навис над серым городом. Из двора-колодца выплыла одинокая тень и на набережной застыла на мосту. Капля за каплей протекло несколько лет. Ничего не изменилось во внешнем мире, кроме наружной рекламы. Безразличный взгляд следил то за проплывающей под мостом мятой жестяной банкой, то, как меж плевков и окурков, ветер играл смятым листом, выдранным из глянцевого журнала. Недалеко хлопнул салют. «Прошлое умерло! будущее уже не наступит! я застрял!» - пронеслось в уме - «И меня нет - есть только кто-то идущий через мост, остановившийся посмотреть на вечерний город».
«Только камень, падающий вниз, находясь в ускорении свободного падения свободен и, наверное, счастлив - мгновение - до тех пор, пока не достал дна. Что счастье и свобода? химеры ограниченного ума! Стены абсурда вокруг! Единственный выход - прыгнуть с моста - ведь человек - всего лишь мост, который нужно преодолеть» - продребезжал карлик, стоящий за его спиной, и почесал хромую ногу.
«Это ты, дух тяжести, что являлся Ницше, перед тем как набросить на него смирительную рубашку, карлик, сидевший на моих плечах, инспирировавший мне мысли, приводящие в тупики, тянущие вниз, на дно. Отметая ложные пути – обретаешь истину. Человек и вселенная – суть одно – бесконечность, а у бесконечности нет дна, а тогда возможен только полет и вечное мгновение. Настоящие счастье и свобода – совсем не то, что можно отнять силой, но что обычно люди теряют сами, зачастую по своей же глупости. Мост скоро разводится, прочь с дороги!» – ответил он карлику, и пошел по мосту к другой стороне реки.
«Т-с-с-с» - зашелестело чуть слышно за спиной, так, словно вода шлепнула легонько волной о каменистый берег или деревья скинули отжившую листву. Он оглянулся, но никого позади не было в вечернем сумраке. «Только встреться мне еще, гадина хромая. А-ха-ха-ха» – неистово захохотал и легко зашагал прочь, и в нем потихоньку начинали зажигаться огоньки, освещающие его дорогу.
*****
"Дорогу осилит идущий"