Случился у Доброго Молодца ощущений избыток. И попала ему шлея под мошонку. И сделалось Телу его Тонкому Каузальному тесно в квартирном загоне.
И поманила его Дорога.
А как ступил на нее Добрый Молодец, так и растерялся. Будто на выборы кандидатов в депутаты пришел: развилка дилеммная, Распутье — выбирай из зол. Можно по пологому идти прямо. Можно — налево, вверх. Можно вниз, направо.
Мысли в голове дрогнули, как глыбы инертные при землетрясении. И помчались оголтело, как табун мустангов выстрелом встревоженный. Или льдины на реке — ледоколом. Сшибаются, друг на дружку заскакивают.
С такими мыслями под уклон чревато. Внизу Город чадит, смердит, авто беснуются. По увлеченности да в запале под колесо можно враз угодить. А нелегкая минует, так можно в Африку придти. Если долго-долго... А возвращаться-то в гору... Плохой вариант!
По прямой, на проселице хоромина древняя стоит. А подле, посередине огромной скамьи из толстых черных досок сидит Древний (а может и Вечный) Дед. В одной руке у него посох суковатый, а в другой — смердящая козья ножка. А по обе стороны от него, горбатые да кривые старухи в коротайках на нутриевом меху, подагренными пальцами передники теребят, да исподлобья на дорогу поглядывают. Свирепый Цербер, мерзкое порождение Тартара и Ехидны, в сравнении с ними - шавка задрипанная. В их Поле Зрения любой путник хлад могильный чует. Кто к ним на язык попадет, того ждет смерть неизбежная, лютая. Во рту у них по два зуба, как парные жернова расположены — либо неспешно и мучительно в порошок сотрут, либо так обмуслякают, что за пределы Экзикурата вывалится уже не человек, а Валун Окатанный.
Налево... Налево завсегда приятно сходить и этот раз не исключение. Девка влево удаляется. Сзади аппетитная; ладная, крутобедрая. Юбка ничуть не мешает ножки оценивать, - ширина с газетную полосу. А можа она и есть. По белому полю буковки контрастные, иноземные. Ноги смуглые, стройные. Да походка нетвердая, ломанная — коснулась, видать, девка Поля Зрения. У Злобных Мельников глазенки хоть и подслеповатые, да так точно мечут в спину острые дротики из молодого тиса обмакнутые в яд кураре, того гляди задротят.
Логично бы за девкой двинуть, разглядеть без суеты, познакомиться предложить. Но вверх идти многотрудно, хлопотно. Да и лес дремучий на склоне неприветливо выглядит, пугающе. С нечистью, поди, заплутаешь — сгинешь. А как и с девкой не чисто? Сдается что она — Маня. Именно такие в лес лопушков наивных, похотливых и заманивают. А там подельщики...
Ощущает Добрый Молодец холодок копчиком. Шипение со скамьи слышит желчное, его касаемое: «Верно вам говорю, - Ма-ни-як!!! (Не одна Маня у него на счету!) Точно, ихнее поведение... На девку как таращился... Чуть бельмы из орбит не повывалились... Но прямо за ней не пошел... Щас огородами обежит, выскочит из кустов, замашет финкой обоюдоострой... «Соси!..» - просипит. А у самого пупырышек. И девке расстрой, и самому фобия... Мне ль Маньяков не знать, я их за жисть повидала...»
Почесал Добрый Молодец репу да и пошел назад. Руки в брюки. Насвистывает. Чисто моционщик да променадчик. Идет улыбается... Да и пришел в себя.
И осознал он, что измена по укурке была.
И случился ощущений избыток.
И Тонкому Телу тесно стало.
И поманила Дорога...