Гибель эскадры.
часть 2
глава 2.
Из бездны.
В эпоху тотальной борьбы смерть рядовых осужденных была приравнена к обычной технологической операции. Никаких последних желаний, батюшек-исповедников и завтраков смертника. Никаких шеренг расстрельной команды, взволнованно дышащей толпы, завязывания глаз и прочего романтического антуража.
Простых, ординарных людей убивали безо всякого пиитета, отработано, обыденно-просто. Причем, несмотря на механистичность процесса, система делала все, чтобы их смерть была крайне мучительной, грязной и суетливой. Людей держали как крыс в стальных колодцах полуразрушенных станций и помойках разбитых кораблей. Холод, голод, удары болевыми излучателями заставляли людей сходить с ума и буквально грызть друг друга. Государство не тратилось на лишних палачей и тюремщиков. Заключенные убивали сами себя из-за куска хлеба и внутренних разборок. Голод и болезни довершали остальное. Особо стойких приканчивали вакуумом и вымораживанием во время нерегулярных зачисток блоков смертников.
Именно в таком месте оказался Алексей Конечников, после того, как защищая себя и своего друга - капитана скаута, перестрелял кучку корабельных хулиганов на орбитальной крепости "Деметра".
Их определили в закрытую тюрьму на орбите Гингемы -4, пакостного холодного мирка, в планетной системе которого не было стационарного телепорта. Комплекс представлял собой брошенные на высокой орбите остатки суперлинкоров и космокрепостей. Пробитые оболочки с разрушенными и смятыми отсеками были кое-как заварены для поддержания герметичности. Из мертвых кораблей изьяли оружие, реакторы, накопители и прочие опасные механизмы. Была восстановлена пара шлюзов и гравитация. На случай нештатных ситуаций по узловым точкам корпусов были разбросаны генераторы поля отсечки и болевые установки.
Внутри, в недоступных для заключенных местах, работали регенераторы воздуха. Кое-где поставили нагреватели, чтобы находясь в глубокой тени планеты летающая тюрьма не промерзала насквозь.
Раз в день транспортный корабль доставлял еду и воду, которую сбрасывали в разгерметизированном грузовом шлюзе. Потом створки ворот сходились, снималась блокировка, в помещение затекал воздух из отсеков. Через 15 минут поле отсечки автоматически выключалось и воздух со свистом начинал уходить из шлюза. Опоздавших укрыться и убитых при дележе уносило в пустоту, где промороженные трупы годами носились за тюремным комплексом, пока их не становилось слишком много. Тогда команда чистильщиков собирала тела в специальный контейнер и сбрасывала в атмосферу, где они сгорали в плотных слоях.
Раз в несколько лет охранники проверяли размороженный блок, очищая от остатков человеческого мяса. Изгрызенные зубами кости их не интересовали. Оттого много убираться не приходилось. Как правило все что могло гнить, включая дерьмо, к тому времени было сьедено. Пройдя по закуткам и вынеся для атмосферной кремации пару - тройку самых стойких, которые умерли последними, охранники уходили, считая свой долг выполненным. Этим и ограничивалось вмешательство тюремной службы в естественный процесс самонаказания преступников.
Алексей провел в этом аду уже целых три месяца. Пока был жив Димон было легче. Он доверял ему и не боялся, что тот зарежет его во сне. Или того хуже, сделает из него "консерву", обездвижив и по частям отрезая плоть. Теперь спать приходилось вполглаза, забиваясь в дальние уголки разбитой станции. Как правило, они были до жути холодными, грязными или считались радиоактивными. Приближалось время кормежки.
Конечников осторожно пробирался темными закоулками к цели. Обычные люди предпочитали передвигаться по освещенным участкам. Но "вечные" лампы с бронированными стеклами были не везде, а где были, не везде работали.
Алексей двигался налегке, с собой был только кусок арматуры. Теперь это и было все его имущество. Котелок, копье, заточку он потерял неделю назад, когда убегал от веселой компании из 5 человек. Они охотились потом за ним до вчерашнего дня, пока бывший капитан не убил в таком же темном тоннельчике одного из преследователей.
У врагов наступил праздник живота, они прекратили гоняться за ним и занялись обжираловкой, уйдя к обогревателю, на котором жарили мясо товарища.
К сожалению, Конечникову не удалось вернуть ни рваный ватник, ни ветхий, обоссанный матрац - настоящее богатство в краю холодного металла и керамики.
На прыжки и лазание по стенам ушло много сил, к тому же он пару раз пропустил раздачи еды. Алексей чувствовал как он ослабел, скудный паек, помноженный на скотские условия привел ко вполне предсказуемому результату.
Но без нормального оружия в шлюзе делать было нечего. Оттого Конечников с лихорадочным энтузиазмом заглядывал в темные проходы, закопченные и сплющенные. Пользуясь ночным зрением, он заползал так далеко, как позволяло пространство просаженных взрывами тоннелей.
Холодные и пыльные щели вытягивали из человека последние силы. Бывший капитан глухо кашлял, выплевывая из легких серо-желтую мокроту это застарелый бронхит плавно переходил в пневмонию, а может обострялся силикоз. В любом случае из этих закутков нужно было выбираться. Но Алексею хотелось найти что-то годящееся в качестве оружия, оттого он продолжал шарить в мусоре, который наполнял проходы. Ударные волны и температура поработали тут на славу, сминая переборки, скручивая ребра жесткости, сплавляя части машин в единое целое.
Подходящего предмета найти не удавалось. Толстый слой ржавчины, обломки пережженной, рассыпающейся в прах керамики и наплывы горелого пластика затрудняли поиски. Наконец, разбив глыбу спекшегося мусора, Алексей нашел длинный обломок рычага с остатком расплавленной шестеренки - предмет, который вполне мог сойти за булаву. Радость переполнила бывшего капитана. Он снова мог бороться за жизнь, несмотря на голод и слабость.
По темным и грязным уголкам разрушенной станции прокатился рев сирен, извещая о том, что скоро наступит время кормежки.
"Скорей" - пронеслось у арестанта в голове. - "Пока не включили генераторы боли". От модулированной продольной волны спрятаться было нельзя, но перед шлюзом интенсивность поля была наименьшей. По замыслу устроителей, это способствовало ускоренному сбору контингента. Однако, сразу после подачи сигнала о закрытии, поле включали перед шлюзами на почти непереносимую боль. От интенсивного облучения на теле появлялись язвочки, которые пыль и грязь превращали в гноящиеся дыры. Поэтому нельзя было мешкать ни с приходом, ни с уходом к месту раздач.
Наконец Алексей выбрался в зал прилетов, когда-то высокий, чистый, красивый, а ныне закопченый, заваленный остатками механизмов и рухнувшими фрагментами конструкций. Под ними прятались заключенные, тихой сапой перебираясь все ближе к заветному створу. Открыто стоящий у ворот человек действовал на голодных смертников словно красная тряпка на быка, на него набрасывались даже одиночки, иногда с разных сторон, не сговариваясь, чтобы не маячил и не загораживал дороги. У каждого была своя тактика.
Лучше всего обстояли дела у банд из нескольких человек, которые пробивали дорогу численным превосходством и отгоняли одиночных заключенных, которые были сами по себе. Эти люди набирали жрачки столько, сколько могли унести и быстро покидали место дележа. Следом за ними приходил черед крысиных боев одиночек. Люди отчаянно бились и резались в надежде захватить и унести как можно больше упаковок еды и воды. Были зэки-волки, которые быстро кололи и уволакивали зазевавшегося одиночку с добычей. На таких часто устраивали облавные охоты банды и даже стихийные обьединения арестантов, чтобы потом устроить кровавый дележ, прибавляя к запасу еды тела жертв и бывших компаньонов. Водились и "шакалы", которые выслеживали "отоваренных" и нападали на них во сне. Таких тоже старались прикончить.
Были и категория "пропащих" - изначально физически слабых или истощенных людей, которые кидались на шлюзовую площадку после подачи сигнала о закрытии створов, когда голодные смертники бежали во весь дух от места раздачи. Обычно такие гибли, но им случалось даже выволочь тела убитых при дележе, которым они отьедались много дней, если удавалось скрыться.
Конечников забился под опрокинутый механизм, наблюдая за своими конкурентами. Это было достаточно сложно. Арестанты быстро учились прятаться, неумехи погибали сразу. К тому же одежда и лица смертников были в пыли, саже и ржавчине, что делало их неотличимыми от окружающей пыльной свалки. Но тут наметанный, внимательный взгляд и ночное зрение давали Алексею преимущество.
Однако пробежка отняла у него все силы. Бывший капитан чувствовал одышку и слабость - сказались голодные дни и холодные ночевки в пыльных завалах. Алексей вдруг с тоской понял, что не выдержит драки. Это было началом конца. Выбор был прост - пойти в бой и скорей всего честно погибнуть или отступить. Тогда он ослабеет еще больше потеряв и без того призрачный шанс на выживание.
Оттого бывший капитан решил наконец преодолеть себя и сделать то, что и теперь казалось ему отвратительным и ужасным. Но Алексей недолго боролся с совестью, пообещав, что это будет всего лишь раз, в момент крайней необходимости. Но он сам знал, что это не так. Ему нужно отнестись к этому спокойно, не он первый, не он последний, кто ел человечину в блоке уничтожения. Надо просто незаметно подкрасться и тихо забить кого-то из арестантов. Конечников наметил кого прикончит и двинулся к жертве.
Но тут раздался скрежет. Металл палубы застонал от нагрузки. За дверью, в холодной пустоте, шлюза совершило посадку нечто большое.
Внезапно рампа гермоствора загорелась яркими, праздничными огнями. Из динамиков полилась мелодия победного марша...
Пастушонок не находил себе места. Зная об устройстве тюремных блоков уничтожения и порядков в них, Управитель пытался придумать как вытащить оттуда смертника.
Войти, даже с отрядом спецназа внутрь было немыслимо. Люди, что выжили в этом аду, порвали бы бойцов зубами. В условиях боя на коротких и сверхкоротких дистанциях дальнобойное оружие не имело решающего преимущества, а узкие проходы не давали использовать энергополя и бронескафандры.
Эти мысли одолевали Пастушонка, когда гиперпространственный корабль Службы Безопасности подруливал к уродливым корпусам "курорта Гингнемы". Управитель дал волю своим эмоциям и крушил ногами мебель и стены. Когда появился вестовой, он тоже получил свою порцию страха и злобы Хозяина Жизни. На несчастного матроса обрушился поток брани, а следом пудовые кулаки откормленного борова.
По легенде Пастушонок был полковником службы безопасности Томским, начальником группы расследования особо тяжких преступлений. У бритоголового атлета в кожаном плаще были самые широкие полномочия. Перед ним трепетали все, включая бригадных и корпусных генералов. Оттого Живой Бог не затруднял себя обоснованиями и обьяснениями, выражаясь многоэтажным матом и жестами обращенными к вышколенным телохранителям - спецназовцам, приученными понимать с полувзгляда своего лютого хозяина.
Вот и сейчас, пристыковавшись к станции со стороны технических отсеков, Пастушонок готовился преподать зажравшимся тыловым крысам урок так, чтобы они покрывались холодным потом при одной мысли о внезапной проверке.
Разогревшись на ни в чем неповинном матросике, Пастушонок, завывая как паровозная сирена и круша все вокруг словно бульдозер, вошел на территорию административного блока тюрьмы.
С непарадной стороны обитель стражей порядка тянула минимум на неполное соответствие командира. Гарнизон охраны жил ненамного лучше заключенных. Начальники не баловали своих подчиненных изысканными интерьерами. Деньги, выделенные на ремонт были давно разворованы. Расстрелянный инопланетниками линкор был порублен на куски и переделан под жилье и административно-технический корпус. 60% отсеков не подлежали восстановлению, но это отнюдь не смутило реконструкторов. Тщательный ремонт был проведен только в офицерско-гостевой зоне, которую и предьявляли инспекции.
С остальным поступили по спартански незамысловато. Сплющенные проходы заварили, проемы в разрушенных помещениях заделали решетками. В мертвых обьемах не работала система жизнеобеспечения, оттого температура там колебалась от арктической до тропической. Нежная аппаратура контроля и слежения тюремного комплекса не выдерживала перепадов температуры, влажности и сквозняков. Поскольку служба была превыше всего, волевым решением командования жилые сектора нижних чинов были сдвинуты в сторону условно пригодной для жизни территории, чтобы разместить в нормальных условиях станции наблюдения и оружейные склады. Наличие громадных промерзающих участков в блоке заставило пожертвовать водопроводом и туалетами в казармах, но чего не сделаешь ради решения задачи. Не смутила перепланировщиков сляпаная на живую нитку система обогрева и вентиляции секторов, которая гнала сухой, пережженый, воняющий окалиной примитивных электрорезисторных нагревателей воздух.
Обстановка на "черной" половине мало отличалась от тюремных корпусов. Обгорелые, пробитые бронеплиты играли всеми цветами радуги, кривые лестницы вели в никуда, перекрученные балки были кое-как прихвачены на живую нитку. Интерьеры в стиле "разбомбленный сарай" были завалены обломками и покрыты толстым слоем пыли. Уборка не давала ничего, поскольку пережженная керамика конструкций продолжала разрушаться от смены температур.
Вносил свою лепту и личный состав. Стены были расписаны всякой похабщиной. В пустых отсеках царили вонь, грязь и запустение. Углы были зассаны и засраны, валялись бычки, бутылки, пустые шприц-иньекторы и использованные в качестве подтирки странички уставов.
Зато в маленьких парничках во множестве произрастали остролистые растения, заботливо освещаемые и обогреваемые снятыми со стен лампами.
Именно на эти островки матросской любви к природе обрушил свой гнев Управитель. Он крушил ящики ногами, в ярости издавая невообразимо жуткий рев. Охрана доламывала то, что не смог расколошматить хозяин.
Долгое время Пастушонку никто не попадался. Лишь где-то далеко впереди гремели ботинки разбегающихся тюремщиков, лязг дверей и задушенные крики командиров, побуждающие подчиненных срочно приводить обстановку в порядок.
Живой Бог настиг кого-то из офицеров и несколькими точными ударами разбил его лицо вкровь. Потом схватив субтильного лейтенанта за шиворот, долго трепал в воздухе, требуя указать где находится командир подразделения.
Вся свора визитеров кинулась за одуревшим от побоев и непереносимого ужаса тюремным офицером. Пастушонок летел впереди всех, подбадривая жертву обещаниями забить в дупло кирзовый сапог и напихать в пасть десяток половых членов. Так они смогли перехватить начальника тюрьмы на "черной" половине блока, не дав ему скрыться.
Из уважения к майорскому чину, Управитель беседовал с ним с глазу на глаз, в одном из изгаженых матросами помещений. Чтобы остальные командиры не обращали внимания на явно непарламентские выражения, спецназ заставил их ножным массажем ребер заниматься физической подготовкой в виде отжиманий и приседаний.
Наконец Управитель и начальник тюрьмы появились в дверях. Мундир офицера со следами сапог, разбитое, измазанное дерьмом лицо и мокрые штаны не оставляли сомнений в характере разговора.
Не дав опомниться, Пастушонок скомандовал общий сбор. Тюремщики с расквашенными рожами обреченно построились на плацу. Их командир долго крыл подчиненных за бардак и срач, который они развели, грозил судом и тюрьмой. Потом, опасливо оглядываясь на эсбешного полковника, обьявил, что согласно распоряжения высших инстанций из блока 2 необходимо привести заключенного, которого переведут в особую тюрьму для выяснения вновь открывшихся в деле обстоятельств. От себя майор-тюремщик добавил, что смертника во искупление его вины затем казнят так мучительно и долго, что он будет жалеть о простой смерти в блоке уничтожения. В заключение командир предупредил, что если обьект не будет найден, то такая же участь постигнет всех, кто примет участие в поисках.
Затем, с чувством садистического удовлетворения, майор назвал три десятка фамилий, выбрав отпетых хулиганов, с которыми никто не мог справиться, мямлей-идеалистов и парочку претендентов на его место.
Обреченные попытались возмутится, но наведенные на них лазеры прервали бунт в зародыше. Причем тыкали стволами не только телохранители, но и счастливо отделавшиеся сослуживцы. Внешне все выглядело просто как небольшая заминка перед отправкой команды.
Поисковая группа уныло протопала к кораблю. Кулаки и приклады обьяснили им - Родина хочет, чтобы они сдохли. Их продал командир и не заступились товарищи. Жаловаться и умолять было бесполезно.
В транспортном корабле смертники немного пришли в себя. Пилоты быстро сориентировались, забравшись по лесенке в кабину и закрывшись там. Остальные обшарили темное нутро транспортника. Там не было ничего не было припасов для заключенных.
Никакой охраны, никаких контролеров, никаких драчунов-десантников Обманчивое чувство безопасности укрепилось после пары стаканов "крепенького", заботливо погруженного для скрашивания последних минут обреченных, по распоряжению командира инспекции.
- ****ь, суки, падлы, - выдохнул хрипатый краснорожий сержант, весь в наколках.
- Не говори, Витек, - поддержал его пропитой приятель. - Понятно, что эти твари, но наши вообще потроха ссученные. Сдали, в натуре сдали, паскуды.
- Аукнется им, гадам, - стирая с глаз слезу, заметил седой старшина.
- Да не ссы Михалыч, - попытался приободрить его похожий на зэка сержант, - двум смертям не бывать, а одной не миновать.
- Делать то чего будем, пацаны? - всунулся в круг новый собеседник, еще один обладатель криминальной морды и росписей по телу.
- А хули делать? - заметил сержант. - Сейчас долетим и фраеров на станции выкинем. Ну лейтеху и остальных муфлонов. Пусть козла этого ищут.
-Да как вы смеете, - попытался отреагировать побитый Пастушонком лейтенант.
- Засохни, какашка, - оборвал его сержант с наколками. - Права на станции качать будешь. Тут у нас своя власть. А то ведь Машкой сделаем. Дело-то оно нехитрое. Вжик-вжик... больше не мужик.
- Да я... - лейтенант трясущимися руками попробовал достать оружие.
- Слыш, ты , фраер, - сядь и утухни. Смерти хочешь - без проблем. Первый пойдешь.
Блатные вскинули оружие, отгоняя прочую публику в угол.
- Пустим их первыми, - продолжил сержант. - Если не справятся, пойдем следом. На станцию нам нельзя, к стенке поставят за невыполнение задачи. В корабле остаться нельзя - сожгут. В тюряге поживем. С оружием и припасами - всех в блоке переколем. Глядишь и этого козла отыщем. И будет нам тогда полное прощение.
- Эй, урки, - вдруг подал голос лейтенант.
- Чего тебе, чудила? - отозвался вожак блатных.
- А давайте обьявим, что война кончилась и смертникам прощение вышло.
- Ты че такое говоришь? - с угрозой спросил блатной. - Ты думаешь они совсем фраера?
- Все к тому и шло. Чем дальше, тем меньше мы чужаков видели. Что все кончилось вполне вероятно. К тому и идет. А потом не полное прощение, конечно, - зачастил лейтенант. - Пересмотр дела, замена вышки на срок. Каторжные работы на самых тяжелых для жизни планетах. Надо ведь хозяйство после войны поднимать. Руки любые нужны.
- Чего, правда что-ли? - подкинулся кто-то из блатных.
- Засохни. Фонарь это, - оборвал его главный.
- Лейтеха дело бакланит.
- Не учи отца детей делать, - отреагировал сержант. - Западло это. Стремно так пацанов накалывать.
- Мы обьявим, они все выйдут. Мы кого надо - найдем, остальных израсходуем, - продолжил офицер. - А тот молчать станет, если не дурак. А не найдем... На станции пошарим, может тело отыщем или следы. Докажем, что давно уже кончился. Тогда и с нас спроса не будет.
- Бля, пацаны, - раздалось сразу несколько голосов. - Фраер дело толкает.
- Честь пацанскую марать я не стану, - твердо сказал сержант.
Вдруг он упал на колени и рухнул мордой в пол. Из разбитой прикладом головы потекла кровь, образуя лужицу на металлической поверхности.
На бесконечно долгую секунду все вокруг замерли. Потом кто-то из зэка опомнился и найдя человека ударившего вожака закричал, вскидывая оружие:
- Падля, ****ь, сучий потрох! Ты че, охуел?!
Откуда-то сзади сверкнула вспышка и в голову блатного попал фиолетовый луч. Тоненько свистнул газ и пар от сожженных тканей мозга, пропеченные глаза вылетели и повисли на ниточках нервов. Зэк упал, выпуская дым из ушей.
- Утухни урка поганая!!! - крикнул солдат и развернув оружие на толпу проорал - Всем заткнутся, перешмаляю гады!!!
В его глазах стояли слезы, руки тряслись. От непереносимого ужаса он не контролировал себя и готов был завалить всех, лишь бы избавиться от страха.
От разрядов микроволновника в длинном и узком отсеке деваться было некуда. Еще мгновение - и рукотворные молнии начнут косить всех подряд. Но тут стрелок обмяк и завалился, отправив в пол пару длинных очередей. Под лопаткой торчал кинжал. Нервного солдата убил кто-то из своих.
Все наставили стволы друг на друга и стали орать угрожая располосовать или прожарить.
Постепенно страсти улеглись. Никто не хотел умирать.
Все решили действовать по плану избитого Томским лейтенанта. Если Родине-уродине можно посылать их на смерть, то обмануть юридически мертвых людей сам бог велел.
Транспортник пристыковался, зэки перекантовали поближе к рампе еду и выпивку, наладили звуковые установки. Трупы завернули в пленку и сунули подальше.
Музыка играла, побитый лейтенант сначала неуверенно, потом все больше входя во вкус рассказывал про подписанную врагом капитуляцию, о грядущем мире, про амнистию заключенным.
В слова офицер вложил все свои мечты о времени когда злое начальство перестанет гнать людей на убой и не надо будет дохнуть во имя орденов на чужих кителях.
Заключенные блока смертников походили на оживших мертвецов. Серая пергаментная кожа была засыпана пеплом и пылью, робы и волосы давно потеряли свой цвет. Люди раскачивались при ходьбе, головы мотались из стороны в сторону.
Но они поверили. Все больше заключенных подтягивались к месту раздачи.
По сравнению с ходячими трупами блока смертников зачуханные охранники выглядели лощеными гвардейцами из императорской охраны.
Солдаты улыбаясь протягивали заключенным листовки, на которых изнеможденные, но счастливые люди с чистой совестью шли на волю. Ввиду отсутствия на "курорте Гингемы" исправившихся заключенных, бумажки шли на пипифакс, вот и пригодилась стопка из корабельного сортира.
"Помилованные" прижимали листовки к груди словно самую большую драгоценность, будто пропуск на волю.
До смерти голодные люди дорожили этими туалетными бумажками больше, чем пайками, которые им совали.
Охрана их сторону и строила в ряды и ненавязчиво тыкая в изнеможденные лица приборами идентификации.
Конечников вошел в сияющее нутро транспортника одним из последних, когда сладкая патетика речи растопила его всегдашнюю осторожность. Его вместе с другими поставили в узком и длинном грузовом отсеке транспортника.
Охранник навел на него распознаватель и вдруг его уголовная рожа растянулась в хищной улыбке.
- Старшой, вот он, - закричал солдат. - Бля буду, он!
Капрал проверил Алексея своим прибором и опустил щиток шлема. Конечникова сбили с ног. Охрана вскинула стволы. Бывший капитан мысленно попрощался с жизнью, с грустью окинув все свое нескладное существование, готовясь уйти в мир без горя и слез.
Ударили массометы и лазеры, раздались харкающие очереди микроволновых разрядников. Им ответили крики ужаса и брань расстреливаемых. Скоро все стихло.
Отсек заполнял сладковатый запах поджаренной человечины. Охранники бродили в месиве из трупов, достреливая все, что вызывало сомнения в безжизненности.
Алексей от ужаса он обмочился и обделался. Он продолжал лежать, закрывая уши руками, надеясь что его примут за мертвого.
- Эй, ссыклявый, хорош ветошью прикидываться, - кто-то из охраны пихнул его ногой, - Поднимайся, амнистия тебе вышла.