В Украине, да и в доисторическом СССР, я с картинами на мусорниках не сталкивался. Зато первое, с чем столкнулся в Израиле, именно выброшенные картины.
Наша машина с вещами (неделю мы прожили у родственников вместе с нераспакованными сумками и баулами) подъехала к первому нашему дому в Израиле. Я пошел вперед и зашел в дверь, как мне показалось, подъезда. Попал в светлую, выложенную золотисто-охристым кафелем, чистую и почти пустую комнату, в которой стоял непонятного назначения квадратный зеленый бак, а к нему была прислонена картина. В отличной, темного дерева, резной раме, холст, масло. На картине покосившийся плетень, а за ним замерзшее сине-серебряное озеро, на котором виден росчерк чьих-то коньков. За озерцом могучее дерево, вздымающее голые ветви к луне в синем ночном небе, просвечивающей сквозь тучи.
Пейзаж явно русский или украинский. Откуда он в Израиле?
Я подобрал довольно тяжелую картину и вышел наружу. Вход в подъезд оказался рядом. Первым предметом "вошедшим" в первую квартиру в Израиле стала эта картина.
Я ее очень полюбил. Ее холодные тона, ее серебристо-синяя тональность охлаждала израильскую жару. В ней была загадочность. Ни одного человека, только росчерк коньков. Ночная тишина. Если долго смотреть на картину, особенно лежа, начинало казаться, что луна плывет, движется сквозь тучи. И слышалось поскрипывание старого плетня.
Потом мы еще трижды переезжали с квартиры на квартиру. Картина везде следовала за нами и неизменно висела в самом лучшем месте квартиры.
Но вот приехала дочка со своим семейством и стала командовать в доме. Картину, и еще несколько других, сняли со стены и сложили на шкаф, навалив друг на друга.
Однажды я стал разбирать завалы на шкафу и вновь достал картину. Ох! Она была безнадежно испорчена. Тяжесть, наваленная на нее, прорвала холст. Верите ли, ощущение было такое, будто я потерял друга.
Jul. 3rd, 2012