И. Рассказов.
Приключения Анки-пулемётчицы.
Итак, приключения. О чём же написать? Вот и прозвище «пулемётчица» вроде с темой сливается, а в голове нет ни одной сцены с погонями и выстрелами. Прямо и не знаю, как начать. Собственно, жизнь непредсказуема и может столько подсказок насовать за пазуху, что мало не покажется. Уж после такого в самую пору в гроб ложиться, в чём есть и самому себе выводить отпевание пересохшими губами.
Так-то оно так, да только речь пойдёт на этот раз о конкретном человечке женского рода и тут нельзя просто взять и провести половой тряпкой по его судьбе. Опять же, душа у неё трепетная, а тут я весь такой из себя белый и пушистый. Может, о ком другом написать? Вот всегда у нас авторов что-то происходит с решительностью не так. Тут тебе вся тема в полный рост нарисовалась, а ты всё прикидываешь про себя, как бы чего не вышло. Замечу, что в этом плане Михаил Зощенко всегда проявлял щепетильность и прежде, чем пускаться в описание того или иного женского образа, чуть ли не просил прощение у всех женщин планеты, уверяя их в своей безграничной любви к ним со своей стороны. А как быть мне? Повторить его «вензеля»? А может всё это лишнее и все останутся целы и при своих сберкнижках и без всего этого? Рискну.
И вот, жила-была неприметная такая личность на кривых ножульках. Почему начал с ног? Так я мужик или непонятно кто? Опять же, на счёт ног, это не осуждение, а элементарная констатация факта. Кстати, в её голове кружили такие светлые мечты о будущем, что она вся светилась изнутри. Ей хотелось всем счастья, и даже верила в то, что однажды добро победит зло на этой планете. Только заодно это хочется прижать её к стене и расцеловать во все дозволенные и не дозволенные места на теле. А вот заслужила, зараза такая!
Кстати, внешность у неё самая заурядная и без ста граммов может и не получиться эта процедура. Во-первых, что-то простоватое постоянно ходит с ней под руку, сверкая заплатами. Во-вторых, нос длинный и с горбинкой. В-третьих, рот, как у всех – в виде отверстия. В-третьих, щеки две штуки среднего размера. Что там ещё? Подбородок, как подбородок, а вот глаза – это самая важная деталь на любом человеческом лице. Скажу так: безумные до безобразия и вместе с тем добрые до рвоты. А вот такие ассоциации и с этим придётся смириться. И это не беря во внимание её оттопыренные ушные раковины, в которые она изредка вдевала такие серёжки из палёного жемчуга. Теперь кажется всё. Нет, не всё. А лоб? А волосы? Ну, с этим всё в норме: имеется и лоб с бровями, и волосы с первыми признаками седины. Вот теперь всё. Конечно, к такому бы лицу надо бы нос бульбочкой, но природа-мать решила наградить её птичьим клювом. Замечу, что правая ноздря по диаметру несколько превосходила левую ноздрю. Вот такая загадка человеческой природы.
Кстати, это была не единственная подобная загадка. К примеру, пальцы на ладонях рук её были короткие, а мизинцы вообще росли как бы ни там, откуда следовало бы им произрастать. Ну, о ногах её я уже говорил в самом начале. Они, между прочим, делали её походку несколько неуклюжей. Надо отдать ей должное – она нисколько не горевала по этому поводу. Более того носила изрядно потрёпанные джинсы в обтяжку китайского производства (на фирменные не хватало средств) и этим как бы бросала вызов общественности за всю себя такую нелепо скроенную впопыхах Создателем.
И вот всё это один адекватный хлопец обозвал – «пулемётчицей». Почему? А ни кто и не знает. Сразу же скажу, что с боевой подругой Василия Ивановича (героя гражданской войны) она ничего общего не имела, и я так думаю, что и в родственных связях не состояла, поскольку родители её были представителями совсем другой закваски. Тем не менее, отзывалась на «пулемётчицу» с охотой и без всякого промедления, ибо всегда отличалась невообразимой податливостью.
Теперь несколько слов о среде её обитания, в которой она постигала азы жизни, а заодно и смысл человеческого бытия. Тут всё согласно прописке в паспорте: город в степи, пятиэтажка, на входной двери одной из квартир на самой верхотуре цифра восемнадцать. Район сравнительно тихий: пенсионеры, собаки, бомжи, немного крикливых не в меру детей и один сумасшедший на всю улицу с прилегающими к ней кирпичными зданиями времён эпохи социализма. Из достопримечательностей стекло-приёмный пункт и забегаловка под названием «Бермудский треугольник» с торца девятиэтажного дома, выходившего окнами на довольно оживлённый проспект. Сами понимаете, что глазу зацепиться не за что. Добавьте сюда размеренность, с какой протекала жизнь в данном микрорайоне и вам будет понятна вся социальная среда обитания Анки-пулемётчицы.
Стоит отметить, что её всё это не напрягало, поскольку жила без претензий: как все остальные дети ходила в детский сад, а потом в школу. Золотые времена: и детский сад, и школа - всё располагалось под рукой. Никаких тебе трат на проезд в общественном транспорте. Учитывая тот факт, что отец, этот здоровяк с мозгами ребёнка, ушёл из семьи, как только она появилась на свет, можно с уверенностью сказать, что для их семейного бюджета это была какая никакая, а экономия. Матери её было тяжело тянуть на себе сразу троих. Анка-пулемётчица была самой младшей в семье.
Росла себе, росла и тут стала замечать, что её брат и сестра какие-то другие - не такие как она. Так-то они, когда обзавелись трудовыми книжками, предпочли жить отдельно. И это правильно, ибо мать, не разгибаясь, махала тряпкой по разным учреждениям, пытаясь дать им образование не хуже, чем у других. Кстати, ей это удалось. Конечно, результат был у всех разный. Но разве это так важно? Теперь, когда всё это было в прошлом, старшие дети наведывались к родительнице с дешёвыми подарками под мышкой, чтобы поздравить её с очередным днём рождения или просто так от нечего делать. Мать, встречая их на пороге, всегда говорила одно и то же: «Ну, зачем тратились?» Старший брат хмыкал и беззвучно целовал её в морщинистый лоб. Сестра нарумяненным лицом, просто молча, тыкалась ей в плечо. Ну, а какие ещё нужны в подобных случаях сюсюканья?
Тут только вот такая справочка: хоть они и жили отдельно, снимая где-то углы, жизнь их не жаловала. Достаточно было белых пятен в их биографиях, отчего часто концы с концами не сходились у них. Анка любила и сестру, и брата и переживала за обоих и по отдельности за каждого из них. И было за что переживать. Брат подъедался у одной перезрелой развратной особы со стажем. Сестра же всё никак не могла разобраться, с кем ей спать: с армянином или с грузином, меняя их по перемену. Анка-пулемётчица была совсем другой. К примеру, на опыте старших поняла, что надо своё тело держать в «ежовых рукавицах». Это помогло ей с отличием закончить после школы колледж, а потом блестяще сдать экзамены в институт. Кстати, её сестра заканчивала тот же колледж, что и Анка, только ей это удалось сделать в несколько заходов.
И вот, когда сданы были вступительные экзамены в институт, Анка-пулемётчица почувствовала такой прилив сил, что решила кое-что подправить в своей биографии. Для чего-то сама себе дала слово: скрасить жизнь одного вдовца. Почему ей это взбрело в голову, никто толком об этом ничего не знает. Тем не менее, после объяснения со своим избранником, два раза в неделю приходила к нему, и он ощупывал её вялыми пальцами, поминутно вздыхая, думая о чём-то своём. Чтобы в эти визиты добавить изюминки, она рядилась в его рубашки и, пританцовывая, поедала фрукты нарезанные ломтиками чуть ли не с его рук. Со стороны это выглядело настолько банальным, что временами хотелось потушить свет. Увы, даже на это не хватало ни сил, не желаний и вдовец просто махал рукой, мол, это скоро само закончится. Надо отдать ему должное, что вёл он себя сообразно имевшим место фантазиям в их отношениях. Конечно, все эти переодевания её вносили поначалу какое-то разнообразие в их встречи и были дни, когда он был похож на слегка подтопленную баржу. Знаете ли, возраст брал своё, да и разница в годах с ней была огромная, а тут всё это: и пританцовывание, и фрукты, и переодевания в его рубашки. Нет, так-то он старался и были даже дни, когда сам себя не узнавал, и она шалела от него по-взрослому. Тут только такое объяснение этому: скорее всего, Создатель помогал ему в этом, как мог.
А время шло себе и шло: он старел, а она наливалась соком и умнела. И вот ничего не предвещало такого, чтобы им разбежаться. Она набиралась опыта, а он просто жил, не обременяя себя никакими обязательствами перед ней. Это устраивало и его, и её. Более того, чтобы закрепить их отношения она иногда даже начинала клясться ему в верности, чего вдовец от неё и не требовал. Однажды так разошлась, что брякнула, мол, если он умрёт, она тут же последует за ним, поскольку он её первый мужчина и дальше всё в том же духе.
Нет, чертовски приятно такое услышать от молодой женщины пусть и с кривыми ногами. Собственно, так оно и было: она клялась, а он млел. И это не смотря на то, что по жизни вдовец был пофигист и все эти мяуканья не принимал на свой счёт, а тем более, близко к сердцу. Анка и сама одной ногой стояла на этой платформе, ибо только так можно было объяснить её непонятную привязанность к этому взрослому человеку.
И вот как-то утром, а было это весной, когда даже трухлявые пни расцветают, Анка-пулемётчица принимает решение – поставить точку в их отношениях. Будучи человеком с мечтами о светлом будущем, она не знала, как ему об этом сказать. Ну, как она могла ему дать понять, что его вялые пальцы её уже не возбуждают? Это же для него катастрофа, а тем более уже столько раз она готова была пойти за ним даже на тот свет. Вот делима, так делима: тут всё это, а совсем рядом жизнь бьёт ключом, а она вся такая с опытом, пусть и невзрачненькая, но ещё такая активная во всех отношениях. И что было ей делать? Правильно – бежать без всяких объяснений на край земли, а может и куда подальше, если позволят средства.
Вот после всего этого так и хочется возвести её на постамент, а потом всё это сооружение с помощью пьяных грузчиков погрузить на грузовик, на одном из бортов которого коряво нацарапано: «Помой меня» и отвезти на городское кладбище. Там установить у центрального входа и вкопать рядом доску для объявлений. Уверяю вас, что это место по посещаемости побило бы все рекорды. А сколько интересных тем можно было почерпнуть, читая тамошние объявления. К примеру, «продам место под захоронение» или «клуб бывших жён объявляет дополнительный набор» для тех, кому за…» Ну, это, так сказать мысли вслух и надо возвращаться к Анке-пулемётчице.
Итак, в один из апрельских дней, упаковав сумку, чмокнула в щёку родительницу и подалась на свежий воздух. Таксист, подвозивший её к железнодорожному вокзалу, оказался разговорчивым малым: то и дело трогал её за левое колено, намекая, на свои непонятно откуда взявшиеся чувства. Анка стойко держалась. Тут она была само совершенство или просто уже знала, что менять мыло на шило – это плохая примета в данной ситуации. Несмотря на то, что дала шоферюге себя ощупать, тот всё-таки содрал с неё по таксе и сверх того, даже не моргнув глазом. Вот нет у мужиков альтруизма и всё тут. Уже покинув такси, выругалась про себя матом, решив окончательно никогда в этот город не возвращаться. Наверное, тогда она и дала себе слово засветиться своей мордахой на обложке глянцевого журнала для блондинок. Это была её цель номер один на тот момент. Вот такие странности.
Когда курносая кассирша подала ей билет взамен на скомканные купюры, она устроилась в зале ожидания. Мимо сновали люди с узлами и чемоданами. Шум. Суета. Какие-то запахи. Вавилон местного масштаба.
Через час с небольшим на третий путь прибыл поезд, который должен был её доставить к чёрту на кулички. Где это? Как правило, подальше от прошлого и поближе к будущему.
До столицы добиралась чуть больше суток. Оттуда, сделав пересадку, направилась к берегам Балтики. Но сначала чуть было перед самой посадкой на поезд не вляпалась в историю, от которой потом при воспоминании у неё как-то странно начинали дрожать ноги. А дело было так: купила пирожок с рисом и тут они нарисовались. Кто они? Молодые люди и судя по виду находившиеся в изрядном подпитии. Вели себя развязно и даже, что странным ей показалось, стражи правопорядка не делали им никаких замечаний. Наверное, просто они от них устали. Как-то само собой получилось, что познакомились с Анкой и та, угостившись из их рук дешёвым пойлом, даже решила никуда не ехать, а просто бросить якорь в столице. В какой-то момент она представила себя занимающейся с ними любовью: поначалу по отдельности с каждым, а потом со всеми вместе. Одно её не устраивало, что всё это происходило на какой-то заброшенной даче за городом, где не было ни воды, ни света. И вот откуда в её голове всё подобное могло образоваться? Никак сказалось систематическое недоедание. И когда она уже была готова на всё, только бы зацепиться за архитектуру столица своими костями, а там что будет, как перед ней в полный рост возник её вдовец. Нате вам – он где, а она тут и всё так реально и пальцем так погрозил ей и под ноги себе сплюнул. Мистика какая-то. Тем не менее, это возымело действие, и она всё-таки села в поезд, помахав подвыпившей компании уже из окна своего купе. Уф, пронесло…
Одним словом, отделалась лёгким испугом и когда потянулись медленно пейзажи за вагонным окном, подумала, что вдовец неспроста появился там на перроне.
Поездка в плацкарте почти всегда сопряжена с всякими неудобствами. Часто эти самые неудобства создают сами люди. Некоторые из их числа считают, что все подобные поездки обязательно должны протекать весело. Где веселье, там и приключения. Одни пассажиры стараются себя от всего подобного оградить. Иногда у них это получается, и тогда они доезжают до пункта прибытия без видимых потерь. Другие и этих меньшинство ведут себя так, будто за поездом на рысях мчит Апокалипсис, и они, поэтому хотят прожить остаток своей жизни на всю катушку. Как это выглядит на деле? Элементарно: выпивка, песни во всё горло и не всегда с правильными словами, азартные игры и обязательно всякие приставания, которые, как правило, заканчиваются мордобоем. Ладно бы выпили, наорались песен и на боковую, так нет – подавай им зрелищ. Каких именно? Да разных и чтобы за это не надо было ничего платить.
Анка-пулемётчица об этом слышала ещё раньше, а тут вот оказалась ещё и в самой гуще событий. В соседнем купе ехали солдатики, возвращавшиеся из отпусков к месту службы. Поначалу вели себя галантно и даже раскланивались со всеми подряд. От такого поведения у старух и стариков, восседавших в вагоне в обнимку с узлами, даже лица посветлели. Это потом они стали серыми и глаза невидящими пятаками торчали куда-то в сторону, только бы не видеть всех безобразий. Проводница с веником то и дело ходила по вагону, делая вид, что она не потерпит безнравственных поступков. Судя по её настроению и телосложению, она сама в это не сильно-то и верила.
Анка вела себя тихо. Имея определённый опыт с противоположным полом и кроме этого ещё красный диплом в кармане, она могла всё вытерпеть. И вот когда в их купе втиснулся молодой и в меру пропитанный спиртными парами молодец, так сказать по-соседски нарисовался, она сразу же поняла, что он ей не пара. Во-первых, с детства не любила тех, кто на себя напяливал тельняшки. И, во-вторых, у неё были месячные, а с ними не разгуляешься. Тем не менее, служивый призывно ей подмигнул и, согнав дедка с баулом с насиженного места, блеснув фиксом на верхнем зубе, уселся рядом с Анкой, мол, будем знакомы барышня. Она промолчала. Тогда этот «полосатик» для пущей значимости задрал на себе тельняшку и показал ей и всем остальным свою наколку на груди. Так ничего особенного – американский президент Барак Обама в профиль. То же какой оригинал нашёлся. Сам-то ни бум-бум в английском, а ту да же… Куда именно? А чёрт его знает. Но говорил витиевато: всё выстругивал тему про то, как тяжела служба и что ему не хватает женской ласки.
Анка слушала всё это без всякого интереса то и дело, убирая его ладонь со своего колена. Соседи по купе старались смотреть все как один в окно, мол, нас девонька это не касается и ты давай как-нибудь сама с этим разруливай. А как тут разрулишь, когда у него лапищи о-го-го, а у неё под свитером даже никакой майки нет, и грудь сама собой висит, как ей хочется. Ещё этот птичий профиль как клеймо и каждый может обидеть, приняв за воротник стакан самогона или ещё какой-нибудь дури, а ты будешь сидеть, и терпеть всё это. Нет, бдительность терять не надо: и ноги сжать, и руки ближе к животу подобрать. Ну, это днём, а когда настанет ночь, то вряд ли убережешься. Они вон, какие весёлые, а тебе до их веселья ещё шагать и шагать.
И вот тут этот «полосатик», не обращая внимания на присутствующих в купе людей, начинает расстёгивать молнию на её свитере. Видно, спиртные пары развернулись в его организме по всем правилам к этому моменту. С молнией не получилось. Заело конструкцию. Тогда балтиец стал мять её грудь через свитер. Тут ещё собутыльники решили засвидетельствовать своё почтение и выставили свои нахальные морды в проходе, мол, а вот и мы красавцы. Кто-то из них, видно самый захмелевший простонал в её адрес непонятное восхищение и рухнул под ноги честной компании. Этого Анка не видела. Тем не менее, про себя отметила, что «полосатик» уступает её вдовцу в касаниях и это был неоспоримый факт.
Подначиваемый собутыльниками, балтиец стал более настойчивым и, схватив Анку за шиворот, поволок её в тамбур, мол, я первый, а потом все остальные.
Тут бы появиться проводнице со своим веником, но что-то её отвлекло, а чтобы сосредоточиться на том, что её отвлекло, она для верности закрылась в своём служебном купе в обнимку с веником и, прикрыв глаза, просто молилась непонятно какому Богу. Один только, дед, которого балтиец согнал с насиженного места, посмотрел в след компании и прошамкал вслух: «Шалунишки…» Стало всем ясно, что сейчас что-то будет неправильное там в тамбуре.
Через минуты три из тамбура, растолкав подвыпившую публику, вернулась Анка. Вид у неё был возбуждённый. Поправив волосы села на своё место. Чуть позже появился «полосатик» с фингалом под глазом. Его собутыльники по-разному отреагировали на это. Кому-то даже пришла в голову мысль, пустить несговорчивую девку по кругу, мол, мы защитники Родины, а тут вот такое пренебрежение от гражданского населения. Хорошо, что поезд стал замедлять ход и за окном замелькали привокзальные постройки, а потом и вообще выплыл перрон с людьми. Появилась проводница со своим веником. Все разошлись по своим купе.
Итак, следующая сцена. Те же и новый персонаж. Судя по фуражке с кокардой, страж правопорядка. Ему досталось место напротив Анки. Это не прошло незамеченным. Обитатели из соседнего купе, даже предложили в пьяном угаре поговорить с «ментом» в тамбуре. Дальше слов не тронулись с места, а потом и вовсе забренчала расстроенная гитара, и молодняк заорал песню про дембель. Полицейский осмотрелся по сторонам. Зачем-то подмигнул Анке. Дедок, сидевший опять рядом с ней, прошамкал, мол, теперь доедем без приключений. Тут и проводница нарисовалась и, чувствуя в новом пассажире потенциальную опору для себя, потребовала от солдатни уважения к тем, кто едет с ними в одном вагоне.
Анка устало прикрыла глаза, и тут же возник перед ней вдовец. На нём был фрак, бабочка и больше ничего из одежды. Как и в прошлый раз, там, на перроне в столице погрозил ей пальцем, сплюнул себе под ноги и растворился. Она открыла глаза. Страж правопорядка внимательно рассматривал её лицо. Ей стало стыдно за себя такую невзрачную, и она слегка покраснела, сведя ноги у щиколоток крест-накрест. Впереди была ночь, и надо было немного поспать. Она снова закрыла глаза и чтобы себя успокоить стала думать о новом пассажире. Лет ему было около сорока. Широкоплечий мужчина, уверенный в себе и взгляд не такой, как у этих из соседнего купе. Она ещё подумала о том, что его послало ей само проведение. Если бы не он, сейчас бы в тамбуре гуляла по кругу, не взирая ни на своё отвращение к этим «воякам», ни на свои месячные. Уже сквозь сон услышала, как между этим новеньким и дедком с баулом завязался разговор. Нет, не о политике. Дед подбросил тему о грибах. Говорили без энтузиазма. Несколько раз наведывалась проводница и назидательно отчитывала шатающихся по вагону самых крепких из компании солдатни, мол, отбой, а то проедете мимо своей службы, «соколики». Те что-то невнятно бурчали ей в ответ – на большее у них не было уже сил.
Когда утром Анка открыла глаза, полицейского в их купе и дедка с баулом не было. Она привела себя в порядок. Очистила последний мандарин, которыми в дорогу её снабдила мать, и стала ждать, когда за окном покажутся пригороды Петербурга.
Поезд прибыл без опоздания. На перроне толпился народ. Балтиец с внушительным оттёком под глазом помог ей сойти, а когда она стала удаляться в толпу, в спину произнёс: «Прости, сестрёнка…» Анка-пулемётчица даже не обернулась.
А дальше всё было, как в сказке: работы нет, а кушать хотелось. Ещё зарядили дожди. Так-то она была всегда на их стороне, но здесь и сейчас ей хотелось совсем другого климата. Тут ещё обувь стала промокать и слетать с ног чуть ли не через каждые десять метров. Из-за этого она никак не могла вписаться в ритм здешних улиц и проспектов. Горло тоже будто решило её доконать – стало першить. «Не хватало заболеть в самый первый день приезда, - рассуждала она, пережидая очередной ливень под козырьком одной из забегаловок. – И какая после этого я «пулемётчица»? Так, одна видимость…»
Да, «северной столице» не хватало солнца. На фоне этого первая радость по прибытии на берега Невы свернула свои знамёна. И потом таких, как она сюда приехало за последние десять лет столько, что можно было закладывать ещё точно такой город, только чуть правее или левее уже имеющего творения Петра. Всем хотелось лучшей жизни. Вот они и ехали сюда через всю страну в надежде стать для начала значимыми в своих глазах, а если всё сложится удачно, то и для всех остальных.
Анка со всеми ими сталкивалась у объявлений о найме на работу. Увы, артисты не требовались. Всё, что этот город мог ей предложить, её не устраивало. Она могла разменять себя только на что-то стоящее и обязательно на всю катушку – по-взрослому. Пока такого шанса ей жизнь не могла предоставить. Наверное, на всё подобное была очередь и она в ней крайняя с конца.
Между тем, несмотря на упавшее настроение, она нашла в себе силы и наврала матери по телефону, что устроилась хорошо. На большее её не хватило. Тут видно сказалось воспитание. Не зря та пестовала по всем правилам классической литературы, закрывая глаза на её роман с вдовцом. Может у них и получилось бы что-то с ним, а может просто всё закончилось без сцен, что собственно, сейчас и наблюдалось со стороны: она здесь в промокшей обуви, а он где-то в прошлом – один на один со своими накопившимися к ней вопросами.
И вот как было ей поудобнее втиснуться в эту жизнь с сумкой через плечо в потрёпанных джинсах и в свитере на голое тело? Непонятно. Питер ощетинился и не хотел так просто её подпускать к себе. Он не любил в таких делах поспешности. И потом, не так просто из «лимиты» прыгнуть сразу в «дамки». Для этого нужен был талант, а вот его-то у неё и не было. Ещё в детстве, когда из их класса отбирали ребят в школьный хор, к ней приклеили такой маленький ярлычок, мол, не пригодна… к музыке в виду отсутствия музыкального слуха. И потом, уже позднее, когда брала уроки по гитаре, старалась не петь вслух.
Долго это продолжаться не могло и однажды на глаза Анке-пулемётчице попалось объявление, мол, требуется и дальше, что именно требуется, а точнее, кто требуется. Когда в карманах одна мелочь, некогда рассуждать о будущем. Анка это понимала и сразу же бросилась по указанному адресу на клочке бумаги. Она была готова на любую работу, только бы этот город обратил на неё внимание.
И куда же она направила свои стопы? Ха, на Обводной канала, где располагалось рекламное агентство с весьма тёмной репутацией. Собственно, об этом она не могла знать и уж тем более рассуждать, а поэтому когда ей для начала предложили мести полы, она кивнула головой с таким рвением, мол, согласна, что чуть не повредила себе шейные позвонки. Работодатель скептически осмотрел её всю так пристально, что она не знала, как поставить свои ноги правильно, чтобы не отбить у этого очкастого малого аппетит к себе. Ох, уж эти женщины – сама как мятая купюра, а туда же. Нет, постельные сцены она отмела сразу же со своим участием, и потом вон какая ногастая у работодателя была секретарша. Тут Анке ловить было нечего. Тем не менее, метлу ей вручили и даже обозвали дневным администратором, чтобы сильно не убивалась за такой «тёплый» приём, разрешили первое время пожить прямо на работе.
Кстати, работодатель, обладатель фамилии Козлов, сам с собой заключил пари на предмет того, сколько этот «цветочек» продержится в стенах его детища. Он даже, опять про себя, учредил награду Анке, если та выйдет победителем, так сказать адоптируется. Какую именно? Карьерный рост и прибавку к зарплате. Она об этом ничего не знала. Ну, а откуда думать об этом ей было, когда там, в родном городе мать уже раззвонила по соседям, что у неё всё нормально и деньги сами просятся на постой в её карман?
Прошла неделя, другая и что-то стало происходить в рекламном агентстве не так, как было до этого. Анка-пулемётчица излучала свет, которого так не хватало всем тем, кто, сидя по клетушкам, делал деньги под чутким руководством Андрюши Козлова. Ей тут же приклеили ярлык – «моторчик», ибо успевала всюду и всех остальных заряжала своей энергией. Работодатель в душе ликовал, что не ошибся в этой провинциальной дурнушке. Он даже стал строить предположения: кто из его команды первым запустит свои лапы ей под джинсовую юбку. Эти из глуши бывают такими темпераментными… Чтобы отметить её работоспособность Козлов даже доверил ей заваривать для всего коллектива кофе. Это был первый бонус в её копилку.
Уже через месяц она смогла снять на пару с фотографом, работавшим в их рекламном агентстве по договору, маленькую комнатёнку на самой окраине Петербурга. Подобная роскошь пока ей была не по карману. Опять же жить одной скучно, а тут бородатый мужчина и не гнушающийся её невзрачностью. Так-то он человек творческий и изрядно избалованный моделями, но это ничего, а потом она всегда под рукой и можно экспериментировать по-разному и где захочется. Собственно, фотограф был парень не промаха и уже в первую ночь продемонстрировал Анке свой тощий торс. Когда всё у них с ним вошло в режим, Анка временами стала «улетать» в своё прошлое, где ещё можно было рассмотреть себя в самом начале. Иногда, она на воображаемой шахматной доске расставляла тех, кого ещё помнила и играла ими, как в куклы. Зачем ей это было нужно? Вряд ли будет найден верный ответ. Это от того с ней происходило, что мир и люди в нём, да и она сама в какой-то момент стали другими: то, что было когда-то правильным, сегодня уже не волновало, как раньше. Реалии вывели на первый план новые ценности, среди которых, как ни странно, всё так же исповедовался принцип - «своя рубаха ближе к телу». Вот такое противоречие: тут тебе всё по-другому, а запахи всё те же из прошлого.
Да, Анке повезло – вытащила счастливый билет. Тут ещё и жизнь решила её облагодетельствовать: вместо избалованного женским полом фотографа, подогнала музыканта. Молодой человек играл на арфе в питерском оркестре, который частенько гастролировал за границей. Надо отметить, что в нём Анка рассмотрела себе родственную душу: его, как и её воспитала мать без отца. Вот такие они наши папаши…
Новому ухажёру она понравилась, хотя в это было трудно поверить, поскольку ноги у неё были те же, что и до этого и лицо оставалось точно таким, как и раньше. Тут только одно объяснение: этих музыкантов сам чёрт не разберёт в их амурных делах.
Чтобы арфист не слетел с крючка, Анка не стала себя долго уговаривать и легла под него прямо в парке. Да, было слякотно, и он всё никак не мог дрожащими пальцами от перевозбуждения что-то там на себе расстегнуть, и тогда она сама всё сделала за него как надо. Уж после такого жеста прямая дорога под венец. Матери позвонила, чтобы приезжала, мол, есть тема, от которой зависит её будущее. Та разогнулась, повеселела и, взяв за свой счёт отпуск, рванула на берега Невы. Не часто случаются такие приятности, а тут всё сразу таким, знаете ли, пучком и повылазило.
Пока она добиралась до «северной столицы», будущий зять настоял на том, чтобы Анка-пулемётчица сменила работу. Дело в том, что она не пропускала корпоративы, имевшие место в рекламном агентстве. И так получалось всегда, что под занавес этих «мероприятий» она оказывалась обнажённой до последней нитки. Там, где тело, обязательно щёлкают фотокамеры, а потом всё это пускают гулять по Интернету. Такая, знаете ли, забава. Арфисту всё это не пришлось по душе. Тут он был неумолим, мол, моя будущая жена не имеет права демонстрировать всему миру свои «прелести». Это означало только одно: раз моя, то моя вся до конца. Пришлось ей подчиниться, а тем более другого такого случая прикрыть своё прошлое «Маршем Мендельсона» могло и не быть. Обидно? Не то слово. Опять же в душе всё ещё хотелось ей засветиться на обложке глянцевого журнала для блондинок. Тем не менее, выбор надо было делать, не откладывая его в дальний ящик, и она сделала его.
Конечно, поначалу она даже щёки надула, так её арфист, чтобы усилить акцент в этом вопросе даже выбросился из окна, мол, или по его всё будет, или… Нет, всё обошлось, да и в доме, где он проживал с матерью всего-то один этаж. Ну, сиганул и башкой об яблоню теранулся. Уж после такого его поступка, Анка сумела себя построить и ушла из рекламного агентства. Провожали её весело. Мужская часть коллектива даже не отреагировала на эту новость, а вот женская… Тут всё было так: отдельная квартира, выпивка, кальян и сопли до самых щиколоток. Сколько всего и всякого было переговорено про мужиков, которые козлы. Анка, изрядно набравшись, пыталась рассказать и про свою историю, но к тому моменту все настолько были ужратыми, что никто ничего не понял из её откровений. Собственно, она и сама смутно помнила, о чём говорила. Всё, что осталось на память об этом «мероприятии», так это несколько фотографий, где она в обнимку с кальяном пьяным взглядом пытается поймать объектив фотоаппарата.
Теперь ей предстояло работать распространителем билетов на концерты городской филармонии, где, кстати, и трудился её будущий муж. Ну, а что в этом плохого? Во-первых, стабильная зарплата и не надо напиваться на корпоративах. Во-вторых, это устраивало её арфиста, а тут ещё она получала и питерскую прописку взамен на штамп в паспорте. Мечта! У лягушки-попрыгушки появился хоть какой-то шанс стать, в конце концов, матерью.
Тут и родительница подкатила. Анка встретила мать и сразу же потащила по театрам, мол, вот тебе плата за моё воспитание, родненькая моя. Когда культурная программа встала в горле комом, занялись вплотную обсуждением устройства свадебного мероприятия. Тут всё легло в масть – денег было мало и поэтому и одна, и другая сторона договорились отстреляться одним днём. Белое платье Анке решили взять напрокат. Кстати, нижнее бельё своё, поскольку один чёрт никто не увидит, кроме суженного, что там на ней надето. Как говорится: слюбится – стерпится, а значит, можно и в ношенном. За стол решили позвать только самых-самых близких. Всё набросали на бумаге, подсчитали, прослезились, ещё что-то вычеркнули и только потом пожали друг другу руки, мол, свадьбе быть.
Анка была на «седьмом небе»: прошлое держало рот на замке, и поэтому она могла «честно» утверждать во весь голос, что арфист первый её мужчина. Как всё просто: и вдовца, и фотографа одним росчерком пера отправила в страну под названием «Забвение». Молодец, «пулемётчица»! Кстати, эта надуманная стерильность устроила всех. Особенно мать её ликовала как дура, которой издали показали билет в завтрашний день. Раз всё так правильно, осталось только обменяться кольцами в знак величайшего события в жизни двух людей, случайно встретившихся на берегах Невы.
И вот этот день настал. В виду того, что каждый рубль на счету, суматохи и какой-то непонятной спешки было выше нормы. Тут ещё все обратили внимание, что у невестки глаза были на мокром месте. Её мать пояснила, не моргнув глазом: «От счастья это, от счастья…» Кто бы сомневался?
Анка от этого самого счастья то и дело наступала на подол своего платья взятого на прокат. Пока она топтала его, перед глазами маячил вдовец. На этот раз он был одет во всё белое и не сплёвывал себе под ноги, как раньше. Анка крутила головой по сторонам, пытаясь отогнать видение. Не помогало. Хорошо, что платье скрывало от гостей её ноги, а вуаль закрывала от присутствующих нос. Всё было продумано до мелочей. Вот только жених выглядел несколько озадаченным. Видно, вчерашний мальчишник открыл ему глаза на многое. Эх, пораньше бы… Тут тебе и сомнения на счёт того, что он первый у этой провинциалки из степного края, и только сейчас он увидел, как она безобразна на самом деле. Конечно, можно было прямо сейчас повернуться и уйти… А как потом в глаза смотреть родне? Вон их, сколько набежало позлорадствовать. Оставалось одно – пройти всю эту церемонию до конца.
Гости, и это видно было невооружённым взглядом, с интересом рассматривали невесту. А как без этого? Это потом они будут рассказывать всякие подробности знакомым и соседям про эту свадьбу. Шутка ли, «белая лебёдушка» и… Ах, эти метафоры! Так и хочется встать на колени и без всякого перерыва на обед часа три неустанно молить Создателя, чтобы дал молодым как можно больше счастья.
И вот заиграла музыка. Женщина-распорядитель, с двойным подбородком утянутая в парчовое платье до хруста в костях, стала говорить. Звуки скрипки потянулись к потолку, обвивая белые колонны чудными музыкальными интервалами. Это было божественно! Была б моя воля, я под эту музыку хоронил бы усопших. Так всё гармонично и грустно, что у некоторых гостей заблестели глаза. Ещё эти букеты гвоздик в руках, приглашённых на свадьбу. Странно, почему гвоздики? Наверное, это от нехватки средств. Обычно эти цветы возлагают на могилы, а тут…
Молодые стояли, а музыка всё играла и играла. Ну, что касается «лебёдушки», которая белая, то ей было не комфортно: платье сидело на ней не так, как должно. От этого она спину держала не ровно. Жених тоже хорош – растопырил руки и неустанно переминался с ноги на ногу. Пингвин, да и только. Собственно и всё торжество выпячивалось какой-то наигранностью. Ещё эта в парчовом платье с двойным подбородком заученно что-то всё говорила и говорила, глядя куда-то мимо молодых.
Анка зажмурилась, и тут же полезли из неё воспоминания. Какие? Об этом не будем. Глаза ещё больше повлажнели. Её мать, будто почувствовав неладное, стала ёрзать на стуле. Тот заскрипел не в тональность скрипке. В этот момент женщина-распорядитель дала отмашку, чтобы молодые поставили свои подписи. Всё по протоколу. Когда Арфист поставил свой автограф, Анка оглянулась. Кого она хотела увидеть среди гостей? Все были чужие, и только брат с сестрой, стоявшие сбоку, улыбались ей растерянно, будто до конца не верили в её это счастье.
Потом поехали во второсортную столовую, где все с аппетитом набили себе желудки. Тамада с внушительным животиком устроил всякие соревнования то и дело приглашая выпить за здоровье молодых. Пили и закусывали и скоро на столах заблестели пустые тарелки. Лимит был исчерпан. Ди-джей с оттопыренными ушами, скучающе смотрел на всю эту компанию, меняя то и дело музыкальные треки.
Собственно, сценарий у подобных гулянок всегда один и тот же. Тут всё было выдержано согласно затратам. Когда гости насытились, уже никто не обращал внимания на молодых. Те сидели сами по себе, а все остальные кружили под руководством тамады по залу, как одурманенные всей этой надуманностью, уже ничего не понимая в происходящем. Одна мать Анки-пулемётчицы чувствовала себя как никогда хорошо. Она даже спину расправила и стала орлицей поглядывать на питерскую публику, мол, сделали мы вас и всё тут. Да, не каждому так везёт – пристроить своё дитя под крыло арфисту из гастролирующего оркестра аж из самой «северной столицы».
А дальше потянулась длинная семейная жизнь. И вот где во всём этом приключения? Одни страдания. Хотелось бы остроты в отношениях или на худой конец романтики, о которой, если честно, человечество стало уже забывать. Можно, конечно, сюда прилепить что-нибудь из мистики. Сегодня это модно. Взять хотя бы образ того самого вдовца. Кстати, неплохой ход, чтобы повысить интерес у читателя к этой истории. А тем более, для чего-то он являлся Анке-пулемётчице от случая к случаю? А если пофантазировать и довести тем самым сюжет ещё до определённой точки кипения, то… Размечтался! Тут всё довольно постно. Конечно, когда арфист уехал с оркестром на гастроли в Боливию и эти самые гастроли затянулись, Анка решила взбрыкнуть с одним завсегдатаем филармонических мероприятий. Старичку было… Собственно, какая разница сколько ему было, а тем более, он смотрелся ещё живчиком. Непонятно только: зачем всё ей это? По-видимому, все её козыри в пользу семейной жизни закончились. Да, семейная жизнь это ещё то испытание. Вот она и задрала руки в гору, а заодно и обе свои ноги-кривульки. Замечу, что к этому времени она стала выглядеть несколько иначе: плечи и спина потянулись к низу, и лицо стало покрываться прыщиками. Нет, так-то уши и лоб остались прежними, и нос с разными ноздрями торчал на том же месте, как и раньше. Да, только кого всем этим затащишь себе под одеяло? Вот разве старичок этот чисто из уважения отважился напомнить себе о своих молодых годах, а заодно и проверить свои «пороховницы» на предмет работоспособности. Мало того, Анка ещё брякнула ему, что хочет ребёнка, и при этом не будет претендовать на содержание ни себя, ни дитя. Старичок от таких слов покрылся красными пятнами и крякнул вслух, как бы в душе сомневаясь в своих способностях в этом направлении. А потом махнул рукой, мол, была, не была.
И вот когда они уединились для греховного дела и Анка, как когда-то ещё в самом начале своей взрослой жизни, напялила на себя мужскую рубаху, и стала пританцовывать, поедая при этом с блюдца предварительно нарезанные ломтиками фрукты, в прихожей раздался звонок. У неё всё внутри оборвалось. Старика сунула в шкаф для верхней одежды, пригрозив, что если он вякнет, она его задушит собственными руками. Тот перекрестился и пообещал ей побелевшими губами держаться до конца.
Когда входная дверь лениво открылась, на пороге показалась Машка – флейтистка из оркестра, в котором на арфе наяривал супруг Анки. Плечистая дама с вызывающе накрашенными губами, с таким огромным носом в виде лопаточки для накладывания мороженого – она стояла и хлопала глазами. Первым делом Анка подумала, что эта дура пожаловала к ней, чтобы сообщить о своём романе с её супругом. Ну, а почему бы и нет? Гастроли по месяцу, а то и более тянутся, а люди творческие всегда тяготеют к свободе в области интима. Анка уже хотела вцепиться в её чуб, как та произнесла, мол, крепись и дальше всё по пунктикам.
Только через минуту до Анки-пулемётчицы дошло, что муж её находится в реанимации в той самой Боливии. Оркестр вернулся на Родину без него. Дело в том, что в день отъезда они решил сфотографироваться на балконе с частью музыкантов и балкон не выдержал – рухнул вниз. Сами понимаете, что четвёртый этаж – это тоже высота. А тут ещё получилось так, что её арфист падал первым, а уже все остальные сверху на него. В результате несчастного случая обе ноги пополам и грудная клетка треснула так, что досталось и позвоночнику и в довершении ко всему с головой что-то не так теперь у него. Врачи сказали, что может не выжить. Машка-флейтистка вздохнула, мол, жди, подруга и готовься к худшему на всякий случай. Она ушла, а Анка сползла по стене на пол и просидела там, глядя в одну точку часа три не шевелясь.
Да, Создатель отвернулся от неё. Вот тебе и взбрыкнула, дурёха. И куда теперь, если он не очухается? Ну, если даже и придёт в себя, он ей такой не нужен. Она ещё вон какая активная… И тут Анка вспомнила про старичка. Тот сдержал слово – спал, уткнувшись головой в коробки из-под обуви в шкафу для верхней одежды. Разбудила и чуть ли не на пальцах объяснила ему, чтобы уходил.
Через месяц привезли арфиста. Анка два дня кружила возле него пытаясь расшевелить малоподвижное тело мужа. Врач, навещавший пострадавшего, сказал ей, как отрезал, что всё это зря и добавил, чтобы она готовилась к худшему исходу. Уж этого Анка-пулемётчица не могла через себя пропустить и уже через неделю подала на развод.
Что было потом? Тут можно только гадать. Известно одно: из филармонии она ушла. Куда? Информация отсутствует. Вот такие приключения в миноре.
Декабрь 2015 г.