Просто слушая Дайану Кролл

Алексей Афонюшкир
Здесь всегда принимали меня с распростёртыми. Уже на вокзале, встречая с поезда. Это  совсем другой мир. Свой. Так чувствует себя только карась, выскользнувший в пруд из заботливых рук кулинара. Снова в родной стихии!
—За встречу!
Со стороны казалось, наверное, что чествуют какую-то знаменитость. Хлеб-соль на тарелочке, чарка. На перроне прямо. С пылу, с жару. Прохожие оглядываются с любопытством, пытаясь распознать в моей физиономии черты знакомого артиста. Даже милиция, недоумевая, проходит мимо. Можно, конечно, спросить документы, но кто его знает. Вдруг непредвиденное начальство?
А это просто я. Со товарищи. Встречаемся редко, но, по возможности, с огоньком. Чтобы не расплескать до конца уходящую молодость. Все мы из разных городов, но раз в год, по традиции, стекаемся в один, точно реки в море. И балуем заскучавшие души перед очередным погружением в быт.
Сюжеты встреч разные, компания одна. Доктор, инженер, адвокат. Ну, и я, труженик окололитературной сохи. В целом, что-то вроде того, что тёща именовала интеллигенцией. Не такой высокой и нравственной, конечно, как академик Д.С.Лихачёв, зато и не такой отвязной хулительницей всего отечественного, как нынешние либералы. Умеренной. Очень умеренной. Просто умеющей думать и говорить.
Примерно через минут сорок, чуть потолкавшись в пробках на осанистом, чёрном BMW X5, мы прибыли на турбазу «Арена». Домик на всю команду арендован заранее. За рулём адвокат, Пашка Синельников. Он местный, знает здесь всё. У Паши огромный коттедж, на роту гостей, но все предпочитают нейтральную зону. Как пишут на некоторых дорожных кафе, «Вдали от жён». Жена у него и тёща очень воспитанные дамы, но кто поручится, что мы сможем этому соответствовать?
«Арена» — обитель цирковая. Тут всегда много артистов и их поклонников. Поэтому я даже не удивился, когда домик по-над речкой открыл нам настоящий лилипут.
—Миша, — представил его Пашка. — Отбился от труппы. Рвётся в большую жизнь! В смысле — ростом.
В зубах у паренька сигарета. По сравнению с головой, она кажется такой огромной, что невольно подмывает осечь: не мал ли — так злостно? Хорошо, что иногда я бываю внимательным. Сдержался, заметив — мальчишка на лицо даже старше меня. Пускай дымит себе на здоровье.
Завтра рыбалка. А пока — просто День встречи. Праздник!
В багажнике — целый магазин. Дело лишь за руками. Участвуют все. По мере способностей. Я раздуваю мангал, Пашка  сортирует продукты и наскоро сервирует стол, инженер, не смыслящий ни в тонкостях кухни, ни в сервисе, просто  чистит картошку. Строгает, если точно. Доктор, оставшись без дела, даёт общие наставления по санитарии:
—Глисты, господа, — неотъемлемый атрибут любого стола, сервированного грязными руками. Прежде всего, это касается Балахнина.
—Почему? — спросил инженер.
—Потому что, Серёга, ты руки моешь, смотрю я, только машинным маслом и соляркой. Картошка после тебя смердит гаражом и микробами. Следи за ножом! Если порежешься, начнётся гангрена. А мы в походе. Следовательно, она быстро с пальца распространится на всю руку.
—И что будет, Вовик?
—Отрежут. А кому нужен однорукий? Уволят с работы, бросит жена…
—Зато на паперти цены не будет! — вступился я. — Скажет — потерял в бою.
—В Афгане, — уточнил доктор, сам ветеран той войны. — Ваш взвод попал в окружение. Все погибли. И только ты один отстреливался до последнего патрона.
—Из ДШК, — вставил я, вспомнив про свой пулемёт, который все мои товарищи видели.
—Причём стрелял не с сошки, а с руки.
Балахнин возмущённо:
—Да в нём килограмм восемьдесят!
—Второе дыхание! Со страху не то бывает. Но руку пришлось ампутировать.
—Что так?
—Отсохла от тяжести.
—А вторую почему оставили?
—Чтобы из картошки глазки выковыривать, а не валять дурака!
Инженер бросил нож в кастрюлю с чищеной картошкой и поплёлся в туалет. Мыть руки с мылом. Доктору он верил.
Встречи, встречи… Их много. Мимолётные, деловые, случайные. Печальные, радостные. Определяющие судьбу и просто ни о чём. Уж даже не знаю, чем всё это лучше измерить. Наверное, как в театре, — осадком. Тем, что остаётся в душе, когда уже вышел из зала. Нет ничего — значит, опять что-то лишнее. Пристрастное время оставляет очень немногих. Тех, без которых действительно никуда.
—Лексеич?
Круглое лицо Пашки сияет, как глянец на фотографии.
—У нас вроде бы всё…
—К столу!