ЭПИГРАФ
Что ж это за денег власть?
Коль на неё охота класть!
Эдвард Вашгерд (Э2рd)
Бороться за справедливость, со своими идеалами, можно по-разному. Можно писать нудные, невразумительные письма, путаясь в мыслях, в редакции, прокуратуры и лично президенту. Можно нацепить на пустую голову «пояс шахида». А нужно то, оказывается, нашими, доморощенными способами высококультурного штиля…
Тяжело выживать на ничтожную пенсию современнику корниловского мятежа. Пиши – не пиши. Вокруг свидетеля высоких свершений социализма уже много лет мерзкими червями кишели низменные страсти чистогана. Святая для Советских пенсионегров «Радиостанция «Маяк» морочила ему голову наравне с прочими радиоголосами, предлагающими авгиевы кучи «чудодейственных средств». Лечат голову и уши нынче за деньги. За очень большие, для немощного старика, деньги. Тем паче, что доживает он уже вне его героического времени, в скукоживающемся с каждым днём пространстве захламлённой коммунальной квартиры на Петроградской стороне. На помойки стали выбрасывать абсолютно годные ещё вещи и книги… Вокруг старых дореволюционных развалин пышно цвёл сплошной «Доллар Акбар» - «деловой» Центр мегаполиса на Неве.
Сожителями ветерана по комнатушке были:
Сын. Алкоголик, чадящий без устали, от безысходности, своим добрым Беломором Клары Цеткин. Он инвалид без ноги.
Да его дочь шлюха, в хорошем смысле этого слова: то есть шалающаяся по-жизни в поисках любого приличного заработка и бабского счастья, то тут, то там. Дома почти не бывает. Работает по частным лавочкам и «государевым конторам». Всё ей едино.
В единственной, на всех жильцов коморке, художественный бардак и замечательное, высокое, до алмазной чистоты свежевымытое, допотопное окно с видами новой жизни и широким подоконником. Оно раскрыто. За крашеным половой краской, облезлым, карнизом на третьем этаже давно уже другая, полированная, глянцевая жизнь. Напротив окна возвысился, как скоробогач над нищетой, новомодный аквариум. Перед зеркальными дверями здания, как на параде, выстроились по-ранжиру иномарки, стоимостью в половину того дома, под окнами которого их построили. Дорогие авто, без стеснения, словно дикие, невоспитанно заняли тротуары, да, порой, и сами парадные культурной столицы, - не обойти, не объехать!
За что боролись?! За кого кровь проливали?! Воруют!!! Эти вопросы и гласы во пустыню власти, с конкретными примерами «новой» жизни, задавались старым коммунистом в его многочисленных посланиях по инстанциям. Приходили, конечно, не спешно, по-регламенту, вежливые ответы-отписки, и… ничего не менялось. Чуждое голодному немерянное бабло торжествовало. Наболело. Прижало. Закрутило. Ох, не к добру!
Сортир коммуналки был, как на грех, предательски, навсегда оккупирован сыном-инвалидом. Не доверяя крючку из гвоздя, он, для надёжности, закрывался ещё и на свой костыль. Приступом его не возьмёшь – ЗАНЯТО!!! Пришлось дедку, - а что делать? - как всегда, изловчиться на газету, по старинке. Не видно и не стыдно. А тут, уж инвалид по коридорчику громыхает своим костылём, тазы и велосипеды со стен сшибает, Как бес, какой, старичка в ребро подтолкнул. И откуда только прыть взялась! Глазами недобрыми сверкнул лукаво божий одуванчик и неприлично хихикнул. Свернув взрывпакетом газетку, старый шалун с размаху метнул её в окошко. Ловко так, как гранату учебную. Прицельно. В спортивный танк-кабриолет попал, с открытым по случаю погожего дня верхом, демонстрирующим превосходство белоснежного кожаного салона. СекъЮрики, до этого видимо честно послужившие Родине в ментовских званиях, но в чём-то замаравшие честь мундира, изнывали у авто от полуденного зноя. Перманентное безделье в жару, на парковке перед офисом, расслабляло. От резкого хлопка этой петарды в охраняемой ими машине они и сами чуть было не расслабились, от неожиданности. Распылённые точным попаданием брызги биологического оружия, покрыли их тёмные, в этакую-то жару, костюмы и галстуки. Герои-охранники аж взвыли. Резко задрав свои замызганные головы они профессионально вычислили амбразуру обидчика. Второго патрона для этих супостатов у идейного борца не было. Партизан, утратив на старости лет навыки маскировки, неосторожно промелькнул за тюлевой занавеской в растворённом настежь окне. Он нелепо выдал себя. Для опытного сапёра – разведчика это было недопустимой, смертельно опасной ошибкой. Забыв напрочь высокопарную лексику офиса, в испачканной спецодежде, с рёвом ринулись блюстители спецстоянки в антисанитарийную квартирку на третьем этаже. Ох не вовремя вернулся в вертеп ничего ещё не подозревающий сынок. Ударом ноги распахнув ранее крепкую, но, источенную многочисленными соседями, словно термитами, дверь оконфузившиеся охраннички, злые, как белофинны с похмелья, ворвались в хижину:
- А, ну-ка, старый хрыч, посторонись!!! - Рявкнули они хором опешившему ополченцу, как положено, грудью встретившему их на передней линии обороны своего жилища. Начали стягивать с тахты для расправы ничего не понимающего, но более молодого и подходящего инвалида. Старую развалину им бить было не с руки. Да и кто может заподозрить в таком непотребстве почтенного старца?
Инвалид, с перепугу, невнятно залепетал что-то в своё оправдание:
- Не был, не видел, не Я-а-а!!!
Старый сморчок, как Бонапарт, стоял посреди поля боя в некотором замешательстве от произведённого его оружием возмездия эффекта. Красномордая, раскормленая наглость цугом навалилась на калеку безногого. Захваченная врасполох немощь не сдюжила и слегла на оттоманку с разбитой рожей...
– За, что?! Почему? Совсем обнаглели, суки рваные! – шептали разбитые губы невиннотерпца, не запёкшиеся ещё от пролитой крови.
– Чем это пахнет после этих отморозков?! – Спросил, наконец, он. - Видимо к пострадавшему начало возвращаться ясное сознание и критическое мышление.
- Деньги это пахнут, сынок. Их шальные деньги, – Заметил многозначительно красный мститель, поднимая с полу, вывалившийся во время экзекуции и оставленный посрамлёнными автохранителями толстенный бумажник. – Пойду, верну…
Возвращённый, утерянный в боях с немощью, бумажник, сбил с его владельца спесь и он зауважал, наконец, старость и честь. Питерское дворянское благородство сделало своё дело, - оно победило. Выпустив пар, опричники отмылись и, как-то, оправдались перед хозяевами новой жизни за недогляд.
Осквернённый чёрный кабриолет под блокадным домом больше не появлялся. Другая бронетехника со спецномерами такого же цвета и поведения, как по мановению, проявляла должное уважение к повидавшему все Революции строению. Прохожие вновь стали прямо и гордо шагать по освобождённому от распоясавшейся автоармады тротуару. Видно без старинных рецептов нашему опчеству автохамства не победить.
No pasaran!!!
Норильск, и/или Маленький Ленинград,
12 декабря 2015 года