Приятеля Заяц нашёл у дверей в церковь. Тот стоял на удивление опрятный, гладко выбритый, причёсанный, опирался локтем на перила. На ступеньке у его ног в пластиковой тарелочке лежала мелочишка. Приятель носил кличку Лобзик - потому как свой жизненный путь начинал краснодеревщиком. Зайца он увидел издали, ждал, ухмылялся. Пожали руки, заглянули друг другу в глаза, полезли за сигаретами. Лобзик потянул в сторону, чтобы не дымить на паперти.
- А чего так? - спросил Заяц и сплюнул. - В рай что ли собрался?
- Подавать не будут.
Лобзик помолчал, прикидывая, стоит ли ещё чего говорить по этому поводу, и решил, что стоит:
- Я же эту дорожку сам мету. Чего мусорить, людей раздражать и Бога гневить?
Заяц покривился, искоса рассмотрел храмовую икону над крыльцом, купола с крестами. Никакой набожности он прежде в Лобзике не наблюдал, и эта перемена его раздражала. Особенно имея в виду, что покойная мать тоже всё молилась, молилась, но так ничего для них с Зайцем и не вымолила. Из открытых церковных дверей понеслось громкое пение.
- Символ веры, - выказал осведомлённость Лобзик и сощурился. - Чего ты здесь?
- Клюкву вожу продавать, - соврал Заяц и продолжил в том же духе. - Точнее, бабу привожу, она там стоит, на рынке, а я решил прогуляться.
- Бабу завёл? - удивился Лобзик. - И зачем она тебе?
- А тебе Бог зачем? - съязвил Заяц. - От бабы хоть какой толк - постирает, жрать приготовит.
- Дурак ты, - беззлобно ответил Лобзик.
- Во всяком случае, не побираюсь, зарабатываю.
Лобзик хмыкнул. Они молчали, курили, смотрели в разные стороны. Оба понимали, что будущего на земле у них почти не осталось, а вспоминать прошлое не хотелось. Есть немного настоящего. Совсем чуть-чуть.
На дороге резко притормозила иномарка. Из-за руля вылез крупный парень. Он суетливо огляделся, замер, задрав голову на купола, направился в церковь мимо бывших зеков, вдруг остановился, полез в карман, вынул пару купюр и сунул их Зайцу.
- Короче, помолитесь за Дениса!
Заяц растерялся, глядя на деньги в своих руках, не зная, что делать. На выручку пришёл Лобзик:
- О здравии? О упокоении?
- Что? - парень посмотрел непонимающе, скоро до него дошло, он взъерошил волосы и произнёс со страдальческим выражением лица. - За здоровье. Денис, - он, короче, сейчас в больничке. У него, короче... Только вы это - не тяните, прямо сейчас помолитесь!
- Помолимся, - пообещал Лобзик и осенил себя крестным знамением. - Спаси и сохрани, Господи, раба Божия Дионисия, дай ему сил справиться с болезнями, со всеми ранами и травмами.
- Да! - удовлетворённо произнёс парень и решительно двинул в храм. - Именно так, чтобы справился.
Заяц посмотрел на купюры и протянул их приятелю.
- Забирай!
- Чего это?
- Ты же молился.
- Ну, и ты помолись! Тебе дали. Новичкам всегда везёт.
- Пошёл ты! - выругался Заяц и с раздражением запихал деньги Лобзику в куртку, тот засмеялся.
- Типа, ты теперь мой спонсор, поднялся на ягодах, клюквенный олигарх, бабла немерено...
Для того чтобы окончательно разругаться, осталось всего ничего - ещё одно едкое слово, кривая усмешка и можно лезть в драку, бить рожу или просто тупо разойтись и уже никогда не встречаться. Но им этого совсем не хотелось. Лобзик первым включил заднюю:
- Давай что ли выпьем?
Пить Заяц не собирался - не за тем сюда приехал, но помириться был не прочь - надо же поговорить о главном. Пошли по улице.
- Как насчёт аптеки? - предложил Лобзик. - Боярышник купим.
- Нет, - отмахнулся Заяц. - Может, ещё стеклоочиститель?
- Здоровье бережёшь или реально разбогател?
- Да западло мне хлебать всякое дерьмо, - выдавил Заяц, но тут же смягчился. - А здоровья у меня осталось... даже дров в зиму заготавливать не буду, на остатках посижу, а как закину последние три полешка - заслонку до срока двину, махну горсть снотворного, и слинял Заяц. Слинял. А пока - приезжай ягоду брать, грибы. Воздухом свежим подышишь.
- По болотам шарахаться? Я тут насобираю. Значит, не пьёшь?
- Нет.
- Так и я нет. Чего мы тогда идём?
Они тормознули и присели на скамейку.
- Понять хочу. - начал Заяц. - Телевизор смотришь?
Лобзик не ответил, подождал, пока Заяц продолжит.
- Слышал про пацана, который на нашей трассе положил троих чёрных? То есть двоих и мента с ними.
- Ну.
Заяц отвернулся - взял паузу, чтобы ещё раз задаться вопросом, в самом ли деле он намерен влезать в эту историю? И зачем?
- Не в курсе, что про это трут?
Лобзик удивлённо вскинул брови, и Заяц поспешил оправдаться:
- Да я - сбоку. Только пацана жалко. Я с его матерью в одном классе учился. Помню, она мне даже списывать давала.
- Давала?
- Отца его тоже знал.
- И чего - хороший пацан?
- Обычный. Что за фигня с этими скинхедами? Не верится, чтобы он.
- Я тебя понял, - ответил Лобзик. - Только ты не по адресу. Поезжай к Лесному! Может, из уважения к старому зэку вроде тебя поведает, как, чего, кто замутил.
Заяц хмыкнул - разговора не получалось. Лесной являлся смотрящим в областном центре. Совет ехать к Лесному звучал издевательски - где авторитетный Лесной и где они, мало чем отличавшиеся от фраеров и лохов. Заяц закурил по новой. Спустя пару минут Лобзик добавил:
- Короче, одно слышал - все говорят, что Уваров, который там у вас шустрый, это мусор конченый.
На какой-то значительный результат Заяц и не рассчитывал, но его увлёк процесс - он больше не прячется от людей в своей мрачной норе, он как бы ведёт расследование, вот - поехал в город для встречи с тем, кто может что-то прояснить. У него есть сомнения и догадки, которые появились при осмотре места происшествия. Он ломает над ними голову. Пусть это всё иллюзорно, зато жизнь развернулась по-настоящему - будто он и впрямь на земле весомый человек и от него зависят чьи-то судьбы. Давно ему не хотелось быть причастным к событиям, что происходят вокруг. Будто лопнула скорлупа, и он вылупился...
Зайцу требовались хоть какие-то подтверждения его мыслям. Если решится предпринять конкретные шаги, он не должен ошибиться.
*
Утро в Никольском ОВД началось необычно. По приказу Лодкина все сотрудники, кроме тех, что дежурят, явились в парадной форме и с наградами. Предстояли похороны Сумина, траурные речи, поминки. Китель Уварова украшал орден Мужества - за героизм в бою - результат второй командировки в Чечню.
Ордену Егор, конечно, порадовался, но особого подвига за собой не признавал - поступил как нормальный мужик, офицер. Товарища посекло осколками, Уваров приказал вынести, остался прикрывать, выскочили ваххабиты, срезал их очередью. За угол метнул гранату - опять попал. Потом отступил, залёг в траншее, вёл огонь, в том числе из подствольника. Когда появился шанс, отошёл в надёжное укрытие.
К слову сказать, тройное убийство на трассе ему помог совершить отставной майор из соседней области - изображал продавца клюквы. Познакомились в Гудермесе в первую командировку, пару недель воевали вместе. Василий был хорошим командиром, крепко поддержал тогда ещё не обстрелянного лейтенанта Уварова. А потом майора ранили, пришлось увольняться из органов, оформлять инвалидность. Иногда Уваров навещал его. Тот поник, жизнь придавила - причём сразу по всем позициям. И тогда Егор спросил:
- Ты как, если у меня подвернётся работа?
- Нормально, звони!
За день до мероприятия позвонил, Василий приехал на своих драных Жигулях, встретились в условном месте - на просёлке. Уваров приготовил заряженный револьвер, который притащил с Кавказа, пакет с грудастой тёткой, купил ведро клюквы. Аргументы Уварова показались Василию убедительными:
- Не позволю, чтобы в моём районе рулила какая-то чёрная приблуда!
У майора - две девчонки, и старшую из них подсадили на дурь примерно такие же южные гости. Короче, наркомана Сумина он тоже не стал жалеть. Не потому что наркоман, а потому что наркоман, который служит в милиции - со всеми вытекающими, то есть позорит и державу, и честь мундира. В общем, оправдывали себя тем, что не они превратили страну в помойку, а выживать им нужно исходя из сложившейся обстановки. Деньги поделили пополам.
О том, что при осмотре трупов у сержанта Сумина нашли героин, решили умолчать. Хотя этот факт никого бы не удивил - за Суминым водилось. И вечером, когда они ехали да не доехали к Стогову, Уваров видел по глазам сержанта, что тот ширнулся, прежде чем сесть за руль. Ширялся постоянно. А чтобы было на что ширяться, чудил. Потому Уваров и подставил подчинённого под пули - почти не сомневаясь. Хотя бы смерть его оказалась геройской. Ну, почти геройской. Похоронят сегодня с почестями. Салютовать, правда, не будут, поскольку осталось официально непонятным, чего он делал на пятьдесят втором километре в машине с теми двумя. В общем, семья и посёлок сохранят о сержанте соответствующую память - как о безвременно павшем в борьбе с преступностью. Что, несомненно, лучше, чем передоз в следующем месяце или в следующем году - а именно так бы оно и случилось. И легло бы пятно на Никольское ОВД. «Но ведь пятен нам и так хватает - ходим нарядные, точно далматинцы. И пусть Лодкин догадается о том, что и как, но пусть только попробует упрекнуть...»
Перед похоронами до Егора дозвонился Олег Семёнов, хотел узнать о последних новостях - не пойман ли беглец, явно мечтал о драматичном развитии и потрясающем финале...
*
Днём Ленка не знала, куда себя деть. Отправляться в лес - рано, надо выйти часа за полтора до встречи с Алексеем Ивановичем. Смотреть на пьяных родителей - невыносимо тяжко. В Дольное не поедешь - по договорённости лучше держаться от Павловых на дистанции. Никаких близких подруг у неё не было. А если и пошла бы к кому в гости, то не при теперешних обстоятельствах, когда все разговоры в их районе об убийстве и о Косте. Кто-то общался с Сумиными и громогласно желал Павловым, а заодно и Ленке всяческих гадостей. Другие злорадствовали по поводу денег, которые вроде бы пропали из машины с трупами, так что теперь Павловых точно растрясут-раскулачат. Говорили, пропавшая сумма такая большая, что не хватит, даже если продать всё хозяйство, а ещё и Ленкино - в Жуковке. А чёрные обязательно приедут требовать, они-де своего не упустят. Многие искренне сочувствовали, но старались не приближаться, чтобы их тоже не зацепила беда.
Накануне вечером у калитки Павловых собрались обдолбанные пацаны из Никольского - открыли дверцу авто, включили на полную мощность музыку, заявили, что это у них такие поминки по Мишке Сумину. И колобродили допоздна. Алексей Иванович выходил успокаивать, они предупредили, что всё тут спалят - за погибшего друга.
Всю эту жуть соседи несли в дом к Смирновым и перетирали с упоением. Ленка закрывалась в своей комнате, в разговорах не участвовала. Как-то задремала и привиделось ей, будто происшедшее - только сон и никто не обвинял Костю в убийстве, и он никуда не убегал. Очнулась от резких голосов, не могла понять, где же реальность...
*
На похоронах Лодкин спросил Уварова, каким образом тот думает ловить беглеца.
- При поддержке местного населения, - ответил старлей. - Иначе будет партизанить ещё лет двадцать. Вы бы предложили Сафарову, чтобы назначил вознаграждение - для тех, кто укажет точное или приблизительное местонахождение. А лучше - поспособствует в задержании. Денег у народа нет, какой-нибудь пронырливый обязательно подорвётся искать. И будут следить день и ночь за всеми Павловыми. Только пусть Сафаров гарантирует анонимность.
«Хороший повод для разговора, - подумал майор, - Эльнур ещё в Азербайджане, повёз самолётом тело брата, но обещал скоро вернуться. И тогда заявится, чтобы узнать результаты...»
*
Расставшись с Зайцем на мини-рынке, Тетерина положила на одно из вёдер фанерку, на фанерку поставила литровую банку с клюквой, на банку прилепила ценник. Рядом пристроилась Валя - баба того же возраста и с тем же товаром за те же деньги. Познакомились они пару недель назад, но с тех пор не обменялись и десятком фраз. А тут вдруг Валя ухмыльнулась, глядя вслед Зайцу, и спросила по-свойски, будто лучшая подруга:
- Я гляжу, Катя, ты сегодня с женихом.
- А чего?
- Да больно неказистый.
Тетериной конкретно не понравилось такое пренебрежение, обиделась она за Зайца, за себя и решила проучить базарную хабалку - приняла строгий вид и как бы между прочим заметила:
- Да откуда ему быть казистым-то? После двадцати двух лет на зоне.
- Иди ты! - удивилась Валя.
- На минуточку - вор в законе. Гляди, не брякни при нём чего лишнего, мелочишку твою отнимать не станет, а порежет - как два пальца обмочить. Или пришлёт кого из своих, если сам побрезгует возиться.
Валя тут же изменилась в лице - притухла, ближайшие часы посматривала на Тетерину заискивающе, а одному из покупателей так и вовсе предложила - возьмите, мол, у Екатерины, у меня сдачи нет. Короче, измаялась от страха, сбегала в магазин, принесла чекушку водки, пластиковые стаканы, сосиски в тесте, томатный сок и с тревогой в голосе предложила выпить мировую. Клюква продавалась ни шатко ни валко - точно без ажиотажа. И они выпили, закусили, повторили, подружились. Тетерина оттаяла и поведала, как оно - в реальности.
«Есть у нас там конченая сука. Одно слово, что многодетная мать. Троих ребятишек нажила не пойми от кого, любая ДНК башку сломит. Растопыривает ноги перед всяким, вот ей и заделывают. Это она так счастье ищет. И Заяц взялся своими корявыми пальцами за её коленку, полез глубже, а растопырить-то, как положено, не сумел. Раздразнил только. Она и обозлилась. У него же никакой практики, только теория. А какая там в тюрьме теория - сплошная похабщина. Судья-то, поди, с глазами - всё увидел, понял, дал что пониже. Ну, а в остальном так оно и есть - вор-рецидивист, молчун, слова не вытянешь, а нож всегда на кармане».
Последнее предложение Екатерина добавила для острастки, чтобы хабалка Валя не расслаблялась.
«К слову, эта сука похотливая теперь притихла, её и до того не особо жаловали, а как посадила мужика, так и вовсе презирают. Чтобы к ней кто подкатил по старой памяти, этого нет. Ходит, точно в воду опущенная, увидит Зайца, головы не поднимет...»
*
Ленка и Алексей Иванович встретились в условленном месте в назначенное время. Оба вышли из домов с корзинами - то ли за грибами, то ли за ягодами. Может, кто-то из соседей и заподозрил их в том, что они направляются к Косте, но никаких последствий это не возымело. О вознаграждении ещё не было сказано ни слова, а напрягаться задаром - звонить, докладывать и тому подобное - охотников не нашлось. К тому же для проведения крупномасштабной операции в насквозь промокшем лесу у милиции всё одно не достаточно ресурсов...
После встречи, получив от Алексея Ивановича передачу, Ленка ещё целый час бродила по просеке, проверяя, не подглядывает ли кто за ней. Потом, уже в лёгких сумерках, пришла на горку и повесила чёрный пластиковый пакет ровно туда, где оставляла мешок. Записку она принесла с собой, прятала её в подвёрнутом рукаве, чтобы быстро скинуть, если вдруг какие враги. В записке Ленка коротко изложила события, которые происходят в округе, а главное - снова просила Костю ни в коем случае не сдаваться.
*
В автобусе на обратном пути Заяц расспрашивал Тетерину про Костю и про всех Павловых. Сидели рядышком, говорили тихими голосами - в этой машине движок урчал не очень громко. Екатерина делилась тем, что знала. Ничего особенного в её рассказе не прозвучало, но то, что прозвучало, вызывало к Павловым искреннее уважение, не многие могли вот так вот - всему вопреки.
- А ты сама веришь, что это пацан? - спросил Заяц.
- И голову ломать не стану. Я когда-то верила, что в жизни у меня всё будет хорошо - и с мужиком, и с детьми, и по хозяйству. А чего вышло? Ничему не удивляюсь...
Вернувшись домой, Заяц обнаружил, что лампадка перед иконами потухла - опять закончилось масло. Он достал из хлебницы кусок серой буханки, уже пахнущий плесенью, густо мазнул по нему рыжей кабачковой икрой, купленной в городе на мини-рынке, вяло, без всякой охоты пожевал. Потом завалился на диван - руки за голову - и пролежал до ночи, глядя в потолок, слушая старые ходики.
Когда он встал, чтобы нормально поесть, у него уже созрел план - в окончательном варианте. И Заяц знал, что теперь от этого плана не отступит. Он взял с табурета у материнской кровати Евангелие, открыл его в том месте, из которого высовывалась закладка, прочитал несколько строк и удивился. Потому что эти строки как-то очень удачно соответствовали его плану. Повеселел, появился аппетит.