В тесной комнате, где между шкафом, письменным столом с выдвижными ящиками и диваном сгрудились в беспорядке упакованные чемоданы и обклеенные скотчем коробки, у окна стоит молодая рыжеволосая женщина. В левой руке она держит мобильный телефон, а указательным пальцем правой руки повторяет траекторию капель, растекающихся по стеклу с обратной стороны. За окном идет дождь. Медленно, размеренно, перед каждым словом набирая в легкие как можно больше воздуха, она повторяет в трубку:
- Да... да... я все понимаю... Да... мы поспешили... и решение о том, чтобы жить вместе, было принято сгоряча.
Правая рука бессильно падает вниз, потом по инерции подхватывает очередную каплю. Капли с глухим стуком разбиваются об оконное стекло.
- Да... мы оба знаем, что это я настояла на переезде... шесть лет — это не срок... Да... и это я предложила расстаться, если что-то не получится.
Такая же капля, как и та, что стекает по обратной стороне окна, вдруг скатывается и струится вниз по щеке, задевая у самого подбородка рыжий локон.
Женщина отнимает руку с телефоном от лица, делает глубокий вдох и выдох носом, стараясь быть как можно тише, потом снова подносит к уху телефон из которого раздается раздраженный мужской голос:
- Саша? Ты меня слушаешь? Саша?
Саша, собрав все последние силы, произносит в трубку еле слышное:
Да.
Пойми, я просто хочу быть уверен, что ты не станешь снова пытаться наложить на себя руки. Просто скажи мне, что не станешь этого делать. Просто скажи.
Саша правой рукой поправляет волосы, и под спустившимся к плечу рукавом блузки становятся видны свежие порезы бритвы.
Голос в трубке становится все настойчивее:
- Просто скажи. Успокой меня.
Саша, словно очнувшись от сиюминутного сна, вздрагивает:
А? Что? Нет, ты что! Конечно...
Голос в трубке мягчеет:
Пожалуйста, только не ври мне.
Сашин голос напрягается в струнку:
- Уверяю тебя, что я не стану этого делать.
Голос в трубке скатывается до сюсюкания:
Ну вот и хорошо, вот и славненько. Чем будешь заниматься сегодня?
Саша задумчиво крутит локон, снова будто впадая в транс. Поворачивается спиной к окну, и ее взгляд падает на гору упакованных и составленных в центре комнаты вещей, на голые стены и пустые полки стенного шкафа.
Вдруг озарение отражается на Сашином лице, и она выпаливает в трубку:
- Я хочу приехать к тебе! Последний раз, попрощаться. Хочу сохранить воспоминания о нашей последней ночи.
Голос в трубке оживленно:
- А что? Мне нравится эта идея! Ты такая меня радуешь, Сашка!
Саша переключается с эмоций на деловой холодный тон:
- Тогда в девять у тебя?
Голос в трубке еще более возбужденно:
- В девять! Отлично! Я уже готов!
Саша кладет трубку. Еще раз проводит пальцем по стеклу, рисуя что-то вроде креста.
Потом подходит к одному из чемоданов, открывает его, достает из него ботфорты на толстой платформе и высоких каблуках, кожаную красную юбку и черный корсет.
Саша в комнате, среди которой огромная двуспальная кровать, идеально заправленная, как в отеле, с мужчиной. Он прижимает ее к себе, обхватив руками ее упругий зад, обтянутый красной кожей.
- Какая ты, а? Надо же! Слушай! Может, нам продолжить? Ну, как раньше, чтобы без обязательств? Нам же хорошо вместе. Разве нет? Как друзья.
Саша отворачивается в сторону, чтобы не выдать себя.
- Подожди, подожди секунду, я только вина нам принесу.
Мужчина выходит, окрыленный, из комнаты и как на крыльях же влетает обратно с бутылкой вина и двумя бокалами в руках. Саша стоит к нему спиной, наклонившись, и что-то ищет в своей сумке. Мужчина любуется ее длинными ногами, округлыми бедрами, покрытыми колготками в сетку. Сзади обхватывает ее руками, в которых все еще держит вино и бокалы, и прижимается к Саше тесно-тесно, нежно мурлыкая ей в шею:
- Как же я тебя хочу... ммм... тебе так идет этот образ...
Саша резко поворачивается и приставляет револьвер к его виску:
- А я хочу, Андрей, чтоб ты сдох. Тебе очень пойдет этот образ...
Вино и бокалы бесшумно падают из рук Андрея и катятся по белому пушистому ковру, оставляя за собой тонкую красную струйку.
Андрей, напротив, бледнеет, становясь все более похожим на белый цвет пушистого ковра у них под ногами, на белые простыни, идеально и туго застеленные над безбрежной кроватью.
Саша смотрит пристально на него, плотно прижимая револьвер к виску. Кажется, ее рука окаменела и больше никогда не сможет пошевелиться. Указательный палец застыл на курке. Взгляд застыл на лице Андрея.
Андрей же, в противоположность окаменевшей, как статуя, любовнице, весь исходит мелкой дрожью: трясутся его колени, трясутся плечи, вздрагивают руки, но, самое главное, все его лицо будто волнами, охвачено дрожью. Лоб, брови, щеки, верхняя губа и нижняя челюсть — все вместе они словно исполняют танец, хаотичный и нервический танец страха. И в тот момент, когда этот танец доходит до неистовства тем, что даже зубы принимаются постукивать, словно от холода, лицо Андрея разражается рыданиями.
Саша от неожиданности вздрагивает, и револьвер падет из ее рук. Андрей, обессилев, падает перед Сашей на колени. В ботфортах Саша высится над Андреем, как статуя свободы над Вашингтоном. И так, сверху вниз на него глядя, глядя на заплаканного, стоящего перед ней на коленях мужчину - мужчину, по которому она сходила с ума, рядом с которым она сгорала от страсти — Саша видит пятилетнего мальчика, слабого и перепуганного.
Что-то происходит внутри, ботфорты становятся невыносимо тесными. Статуя свободы рушится, оставляя после себя лишь кучку пыли. Вдруг больше всего на свете Саше хочется скинуть с себя тугую обувь и ступить голыми пятками на пушистый ковер. Она наклоняется и принимается расшнуровывать ботфорты, один, потом — второй. Скидывает их с себя и всеми ступнями встает на белый ковер, закрывает глаза, расслабляется и медленно садится на ковер, перед плачущим Андреем.
- У тебя очень мягкий ковер. Ты знаешь?
Андрей смотрит на Сашу невидящими глазами. Саша водит ладонью по пушистым ворсинкам:
- Знаешь, а я и правда хотела тебя убить. Одна мысль о том, что где-то будешь жить ты, а я не буду знать, что ты делаешь и с кем ты проводишь время, была для меня просто невыносимой.
Андрей смотрит на Сашу совершенно ничего не выражающим лицом, по которому все еще медленно текут слезы.
Я думала, что раз мне не хватает смелости убить себя, я смогу сделать это с тобой. Но нет, и это я не смогла. Я не знаю, что это. Наверное, это не любовь. Потому что истинная любовь должна окрылять и дарить свободу.
Андрей садится на ковер, озирается вокруг, видит винный бокал, берет его и тащит по ковру. Когда бокал утыкается в Сашины колени в сеточку, он детским голосом произносит:
- Поиграй со мной в паровозики?