(предыдущая глава http://www.proza.ru/2015/12/23/637)
– Тонь, – спросила мамка, – ты термос не видала?
– Так, – буркнула Антонина. – Блин.
Идти в больницу Красько не хотелось. Понятно, что лейтенант был туда уложен именно ею, но воспоминание об утке отбивало всякую охоту. Как-то обломала Тоху эта домашняя птица практичной формы. Даже не она, а тот факт, что молодой офицер-десантник из-за неё вынужден всякий раз в интимных ситуациях к услугам нянечек обращаться. Со стыда сгореть готова была наша Антонина.
– А батя, – намекнула мать, – завтра на рыбалку со своим замом собрался. Как же без термоса.
– Давай ему новый купим, – предложила дочка.
– Да ты что! – воскликнула мамка. – Сейчас таких не делают. Штамповки импортные. Что, в больнице забыла? Ну хочешь, я сама схожу, заберу? Номер палаты скажи.
– Нет! – воскликнула Тонька. Она почему-то представила, как мамка подносит Владимиру вместо утки любимый батин термос. С неё станется. Женщина сердобольная. – Ладно, я сама.
– Сегодня бы надо, – напомнила мать. – Батя завтра очень рано уезжает.
– Иду уже! – с надрывом сказала Антонина.
Мама прислушалась. Как-то голос у дочери в последние дни помягче стал. Потоньше. Если может тоньше звучать набат. Женщина на всякий случай перекрестилась.
***
– А, мадемуазель, – улыбнулся лейтенант. – Что-то вы зачастили. Извините, я ещё к бою не готов.
– Я за термосом, – смутилась Антонина.
– В тумбочке возьмите, – сообщил Владимир. – За супчик спасибо.
– Ещё хотите? – неожиданно спросила Красько.
– Не откажусь. Из ваших рук, мадемуазель, даже закрытый перелом.
– Я маманю попрошу, она сегодня же сварит, – попыталась улыбнуться в ответ Тонька. Она поискала глазами утку, не нашла и успокоилась.
– Посидите со мной, – попросил лейтенант. – Скучно здесь.
– А хотите, – вдруг неожиданно даже для себя предложила Антонина, – я вам книжку почитаю. У меня с собой. Про Жанну д'Арк. «Орлеанская девственница» называется.
– Девственница? – хмыкнул Владимир. – Это мне сейчас в самый раз. Читайте, мадемуазель.
***
На следующий день, приняв душ после тренировки, Антонина налила суп в специально купленный для этой цели новый термос.
Через полчаса она уже входила в палату Владимира.
Девушка кормила лейтенанта с ложки и одновременно весело рассказывала ему о новостях в спортзале.
– От Якова Ильича привет вам, – вспомнила Тонька. – Велел поправляться.
– Ну, раз велел, придётся выполнять, – улыбнулся офицер. – А читать сегодня будем?
– Понравилось? – спросила Красько.
– Кого-то она мне напоминает, – пробормотал Владимир.
– Я раньше, – сказала Антонина, – очень на неё хотела быть похожей. Куклу сама себе сделала. Игра у меня такая была. Будто бы её судят и жгут, а я спасаю. Мамка пугалась, а батя ей велел не вмешиваться. Что эти женщины понять могут! Никакого воображения!
– А вы, простите, мадемуазель, – осторожно спросил лейтенант, – к женщинам себя не причисляете?
– Что? – Антонина будто вернулась на землю из воспоминаний, сообразила, о чём её спрашивают, и ушла от вопроса. – Так, на чём мы вчера остановились?
– Вы не ответили, мадемуазель, – произнёс Владимир.
– Слушайте, раненый! – воскликнула Тонька. – Чего это вы себе возомнили? Два раза вас навестила, и можно под тельняшку лезть своими вопросами? Да был бы ты здоров, я бы мимо тебя, как мимо столба фонарного, прошла бы! Знаешь что, читай-ка ты сам, раз такой умный.
Антонина раскрыла книжку на нужной странице, вставила её между торчащими пальцами протянутой вперёд загипсованной руки лейтенанта и тут же выскочила из палаты, хлопнув дверью.
– Прогресс налицо, – хмыкнул Владимир. – Она меня на «ты» назвала. Сестра! Книжку выньте! И знамя вставьте. Шучу, сестра.
***
Антонина не появлялась в больнице неделю. Но совесть или что-то, до сих пор ею неиспытанное, притащило девушку в знакомую палату.
Лейтенант уже сидел.
– А, мадемуазель! – обрадовался он. – Я про вашу непорочную француженку два раза прочёл. За книжкой вернулись? Это я вам подсказываю, чтобы не пришлось искать причины для визита.
– Да вот, – ответила Антонина. – Супчику принесла.
– Ваша маман меня балует, – сказал Владимир. – Придётся мне из больницы прямо к вам переезжать.
– Это я варила, – потупившись, пробурчала Тонька. – В первый раз. Но маманя контролировала. И батя уже поел. Так что не бойтесь. Все живы.
– Вы меня успокоили, Антуанетта, – улыбнулся лейтенант. – Не хотелось бы умереть от отравления на стадии выздоровления после сложных переломов. Обидно как-то.
– Не хотите, не ешьте, – шмыгнула носом Тонька. – Я сейчас вылью.
– Э, э, мадемуазель! – запротестовал Владимир. – Мой желудок уже закалён больничной едой. Хочу супчика! Немедленно! С укропом, я надеюсь?
– И с петрушкой, – улыбнулась Антонина.
***
Тут случай один произошёл. Даже не знаю, рассказывать или нет. Ну, у кого тахикардия или с давлением чего, примите профилактическое.
Короче говоря, Тонькины маманя с батей как-то домой вернулись из магазина. Раньше, чем следовало. Их неожиданно батин бывший зам до дома подвёз.
Они ещё в подъезде насторожились, когда музыку громкую услышали.
Дверь в квартиру открывают, а там марш «Прощание славянки» во всю дурь из магнитофона, и под него, сама с собой в ногу, женщина незнакомая по квартире туда-сюда строевым шагом ходит. В маманином двадцать лет тому назад выходном платье, подпоясанном флотским ремнём, батиной фуражке и туфлях с блестящими застёжками.
(окончание http://www.proza.ru/2015/12/26/763)