Мы увозим от вас смерть - приключения, отрывок

Ина Кривичева
Зорова Галина
   
   МЫ УВОЗИМ ОТ ВАС СМЕРТЬ (отрывок)
   
   ====
   Юго-Восточная Азия, 60-е годы 20 века, морская история.
   ====
   
   1
   
   Ветер усиливался и дергал корабль во все стороны. Не был еще разрушительным, но стоящий на рейде, без возможности маневра "Орион" не справлялся с волнами. Они заливали его и неприятно качали стальной корпус, заставляя его пронзительно и звучно дрожать. Якорные цепи угрожающе натягивались и постанывали. Надстройки нестройно вторили этому шуму.
   Прикованный морской великан, как мог, протестовал.
   Мог, однако, в любой момент потащить якоря за собой, а тогда единственным спасением было бегство в открытое море.
   Второй помощник капитана Анатолий Марченко не страдал от морской болезни, но не сказал бы, что монотонно раскачивающийся "Орион" улучшал его и так мерзкое настроение. Для экипажа начиналась самая нервная и нелюбимая часть рейса, а именно, полная напряжения и непрерывного чувства тревоги разгрузка в акватории небольшого вьетнамского порта. В каждую минуту они могли стать намеренной или случайной целью американского флота или авиации.
   Мрачно – а как же иначе – Анатолий всматривался в смолистую, влажную темноту. Где-то там, не очень далеко, за стеной дождя и пенистых волн стоял товарищ по несчастью "Черноморск". Но в морских офицеров пока еще не встраивали радары, поэтому отчетливо наблюдал только разорванную на куски ветром пелену дождя. И радовался, что он на мостике, где уютно и тепло.
   Анатолий хотел выругаться, но только сказал:
   - Когда это закончится? Хотел бы видеть все это где-нибудь в Индийском океане.
   - Подожди, подожди, - в тон ему ответил Михаил Эдуардович Костинов, старший помощник, перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. – Мы стоим здесь как красивая цель для намарихуаненых пилотов с белыми звездами. Ферштейн?
   У вьетнамцев было не так уж много оборудованных портов, а те, которые были, заботливо минировались американской авиацией, а потом героически разминировались импровизированными вьетнамскими тральщиками. Небольшие барки, скорее похожие на обломки сараев, грузились в укромных и мелких бухточках, в которые, конечно, не мог зайти океанический транспорт. Они выходили на более глубокую воду.  Там грузы кантовали на ржавые катера, которые, однако, имели двигатели. И вот они-то и доставляли все на рейд, где стояли иностранные корабли. Но сегодня ветер уже перевернул два катера, и остальные укрылись в бухтах.
   На счастье, американцы пока только угрожали и действовали на нервы. Истребители Ф пятые издевательски демонстрировали заходы на прицельные удары. Но кто знает, какой приказ могли получить во время любого из них. Ничего не боялись. Вьетнамские МиГи могли соревноваться с малоувертливыми Фантомами и медлительными бомбардировщиками. Но изящные, быстрые и легкие "Тайгеры" имели их где-то. То и дело экипажи кораблей наблюдали их над головами. О ПВО в этом порту после недавней массированной бомбардировки не могли и мечтать, сами транспорты тоже были мирными калошами. К счастью, пилоты чаще всего только развлекались.
   Михаил Эдуардович покосился на приборы и нахмурился. Не из-за их показаний.
   - Ты слышал, Чернов послал на берег шлюпку с кабелем.
   Чернов был капитаном "Черноморска".
   - С каким кабелем?
   - Электрическим..Вьетнамцы просили. Для госпиталя, что ли. Двое с "Черноморска" подключили все на берегу, но не смогли вернуться. Теперь сидят там. Лопают свежие фрукты от пуза и смеются, глядя, как мы здесь пляшем.
   - Электрическим? Как это ему удалось?
   - Три _их_ лодки поставили вдоль него и контролируют его натяжение. Но ни я, ни ты ничего не знаем.
   - Понятно. Значит, для госпиталя. Разве тут есть госпиталь?
   - А я знаю? Тут везде госпитали из-за бомбежек. А может, они нам соврали и это нужно для каких-нибудь оружейных мастерских или заводика бронетехники. Просили и Сотникова, но он послал их. Особенно после зубодерни.
   Как раз сегодня капитану Сотникову врач вырвал зуб и, похоже, вкатил слишком большую дозу замораживающего. Офицеры знали, что Сотников сидит у себя в каюте сонный и злой. Они также догадывались, что решение о кабеле принималось не капитаном "Черноморца". И он не отказался. А вот Сотников позволил себе возражать начальству.
   - Ладно, - сказал Анатолий, - я посмотрю, что делается на палубах и не сорвало ли брезент с люков. А ты, если не трудно, позвони Кириллу, пусть приготовит мне большую кружку горячего чая.
   - Будь осторожнее, - буркнул Михаил Эдуардович, - такая погода, похоже, влияет на… В общем, будь внимательнее.
   - А что такое?
   - Новому механику что-то почудилось вчера вечером.
   Новым называли техника-стажера, который заменил заболевшего в последний момент пожилого Виникова.
   - И что ему чудилось?
   - Из-за паропровода высунулась лапа с двадцатисантиметровыми когтями и насквозь проткнула ему грудь.
   - И потом? Обжегся?
   - Я же говорю – почудилось. С воплями выскочил на палубу, но только расквасил нос и разбил косточки пальцев о перила.
   Все стало понятно. Второй и третий помощники капитана тоже первый раз ходили в такой дальний рейс, да еще и в зону возможных боевых действий. Поэтому и капитан, и старпом, и даже боцман относились к ним снисходительно и ожидали от них чего угодно. Обидно, конечно, но было бы странно, если бы вели себя иначе.
   - Наверное, кто-то из американцев сбросил ему травку, - заставил себя улыбнуться Анатолий и вышел из рубки.
   
   2
   
   Сразу же получил удары ветра и теплой, соленой воды. Дождь не был соленым, но поперек палуб летела и пена, срываемая с волн, а иногда волны дохлестывали даже до надстроек. Анатолий пошатнулся и, преодолевая напор ветра, закрыл за собой водонепроницаемые двери. Цепляясь за скользкие поручни, спустился в сторону носовой части.
   "Орион" продолжал монотонно раскачиваться, это было особенно неприятно при молчащих двигателях, без всякой надежды корректировки положения их корабля. Противясь якорям, он поворачивался к волнам правым бортом и тяжело переваливался.
   Но это были еще цветочки. Как передали польские товарищи, которых на "Орионе" не видели из-за махины "Черноморска", синоптики обещали понижения атмосферного давления, а это было чревато ураганом. Плоскодонки вьетнамцев не преодолеют большие волны. И тогда грузов с берега они не дождутся еще сутки-двое.
   Когда он спустился на главную палубу, сразу же прилепился к релингу. Ругался монотонно, в такт переваливающейся лайбе. Это было чистое мальчишество, но так ему было легче двигаться вперед, обливаемому потоком волн от противоположного борта. Мгновение рассеянности - и он окажется за бортом. Но цепляться и идти было недостаточно. По пути проверял люки. В некоторых местах брезент был сорван или превратился в клочья. Дополнительная работа для боцмана. Но пока ничего серьезного.
   Наконец Анатолий добрался до носа и быстро огляделся.  Не хотелось оставаться здесь лишнюю минуту. Ясно слышал постанывание перегруженных якорных цепей. Как раз ниже, почти под ним были кабестан и лебедки. Да, может случится, что якорь не удержит их, и "Орион" потащит его по дну. Пора, пора уходить в открытое море.
   Анатолий повернул назад, проверить остальные люки. Прошел центральную надстройку. Эх, как хотелось укрыться в ее тепле и уюте! Вздохнул, опять выругался и, обходя лежащие на палубе штормовые тросы и переступая их, добрался до главного грузового люка трюма. Он был в идеальном порядке.
   Но, как учили его еще салагой, главный вход всегда охраняют, а проблемы проникают через вспомогательные. С люком, предназначенным для проверки трюма и некоторых работ, казалось, все было в порядке. Но брезент накрывал его небрежно, а толстые резиновые уплотнители были сняты и лежали рядом. Анатолий замер. Это было не возмутительно, а страшно. Потому что никто, самый глупый матрос не оставил бы люк в таком состоянии в такую погоду.
   Разве что на корабле были чужие. Зайцы, например.
   Мало того, некоторые закрепляющие винты вообще исчезли, и при каждом ударе волн о борт крышка болталась. Анатолий присмотрелся, но винтов на палубе не заметил: при таком ветре, качке и дожде они уже давно лежали на дне залива.
   Он полностью отодвинул тяжелый брезент и открыл люк, хотя качка и ветер этому непрерывно мешали. В трюме, как обычно в свежую погоду, было выключено даже аварийное освещение. Ч-чёрт побери, да оно не собиралось и включаться! Не могли перегореть сразу все лампы… где-то обрыв или замыкание?
   Доставая фонарик и одновременно не давая ветру захлопнуть люк, Анатолий опять выругался. Почему не приготовил все заранее? Просто не ожидал такого? Проверяла-недотёпа!
   Спустился вниз, придержав крышку, чтобы не прихлопнула его по макушке. Она тихо клацнула, и Анатолий вдруг вздрогнул. Пришло ему в голову, что было разумнее вернуться и позвать кого-то из матросов. Но почему-то продолжал спускаться. Наверное, будь он старше лет на пять или опытней, поступил бы иначе. Даже сейчас, когда стоял, держась за тонкие перила и водя лучом фонарика, сомневался. Но все было спокойно, если можно назвать спокойствием стоны корпуса и гул волн и ветра. И ряды больших деревянных ящиков, укрепленных стальными лентами и содержащих отнюдь не консервные банки, были все так же в порядке и даже не сдвинулись с места.
   Ничего подозрительного. Зайцы обычно выдают себя куревом и другой, более органической вонью. И кашлем. В трюме обычно прохладней.
   Он прошел мимо ряда ящиков, заглянул в проход между ними, ударился, чуть не выронил фонарик. "Смелый парниша. Если какой-то из тросов порвется, а стальные ленты вдруг лопнут, то ящики или их содержимое разотрут меня в желе..." В голове вдруг стало пусто. Анатолий замер. Не хотел бы этого видеть. Но стенка одного из больших ящиков была бесцеремонно разбита. Предположительно ломиком.
   Осторожно посветил фонариком внутри ящика. Там аккуратно лежали чехословацкие автоматы. Да, числились по накладной, которая лежала в капитанском сейфе. Но трех не хватало. Интересно, а в ящике с боеприпасами он тоже увидит дыру?
   Потому что никто не крадет оружие просто, чтобы поносить его и покрасоваться.
   
   3
   
   Выключили свет, но корабль качает намного меньше.
   Это была его первая мысль, когда открыл глаза.
   Некоторое время пытался вспомнить, где он и что при выключенном свете делал.
   В конце концов, до него дошло, что лежит на холодном металлическом полу, прижавшись к нему виском, и страдает от боли в затылке. Этот холод привел Анатолия в чувство. И помог вспомнить.
   Осмотр ящиков. Шум за спиной. Удар. И все…
   Он тут же запаниковал, охватила его неопределенное, но острое чувство тревоги. Ведь мерзавец мог приложить его не так "нежно", а ломиком или топориком… чем он там взломал ящики.
   Но и полученного удара Анатолию хватило, голова раскалывалась от боли, он почти жалел, что очнулся. Закрыл глаза, держать их открытыми было сейчас выше всяких сил. Полежал еще немного, боль не то чтобы утихла, но он к ней притерпелся. Перевернулся на бок, попытался сесть. И охнул от не такого уже и сильного удара головой о деревянную крышу.
   Черт подери, откуда здесь крыша? То есть, в каком-то смысле она есть, но железная, и головой ее так просто не достать. А сейчас появилась новая, в каких-то нескольких сантиметрах над ним лежащим. Надо найти фонарик и рассмотреть эти загадочные изменения в архитектуре трюма.
   Фонарик!
   Вот что его спасло от удара мерзавца… кажется.
   Услышав за спиной шум, он повернулся, увидел нечто, несущееся на него – палку? ломик? – и попытался защититься фонариком. А тот был еще и в резиновом водонепроницаемом чехле, который тоже смягчил удар.
   Со стоном (стесняться все равно было некого) Анатолий пошарил под курткой в кармане и достал американский фонарик-карандаш, который купил позавчера на берегу. Вообще-то, в свете сегодняшнего печального опыта нужно приучиться всегда носить запасной фонарь.
   А пока спасибо и "карандашику", его лучиком обвел таинственную деревянную плоскость над собой. Это было днище ящика, стоящего под углом к полу и опирающегося на другой ящик. А он, Анатолий, был втиснут в образовавшееся пространство.
   Досадное открытие, ведь качка продолжалась, и незакрепленный ящик мог свалиться на него.
   Помогая себе ногами и стараясь не задевать ящики, Анатолий медленно пополз на спине. Не очень продуктивный способ передвижения, но кое-как выбрался из деревянного "склепа". Встал на четвереньки, отодвинулся подальше, к закрепленным ящикам.
   Так вот оно что! Разбивая стенку ящика, неизвестный ослабил крепление его. И когда Анатолия ударили, он задел ящик или тот свалился сам от качки. А напавший возможно решил, что оглушенного Анатолия еще и привалило тяжелым ящиком и его можно не добивать.
   Так это или иначе, но нужно поскорее выбираться из трюма. Если, конечно, неизвестный не задраил люк. Тогда придется просидеть здесь немало времени, пока кто-нибудь его услышит.
   К счастью, люк был открыт. Возможно, напавший испугался того, что сделал, и сбежал. Или просто не хватило выдержки возиться с люком, хотя кто мог его увидеть на палубе?
   Так или иначе, Анатолий выбрался из трюма. Но не успел задраить крышку люка и растянуться сверху, страдая от нового приступа боли в затылке и дыша свежим влажным воздухом, как его ослепил яркий луч света.
   - Второй, что ты тут валяешься? – не по уставному крикнул ему на ухо боцман Мишин. – У вас все лицо в крови.
   Анатолий уже открыл рот, но решил, что о ЧП не следует болтать кому попало. Поэтому ответил уклончиво:
   - Я увидел болтающийся брезент и решил закрепить его. Но поскользнулся и здорово приложился о край люка.
   - Угу, - буркнул боцман таким тоном, словно хотел сказать: "Ври больше, второй". Но не стал возражать, потому что при большой волне такие случаи имели место даже с опытными людьми. – До врача дойдете?
   - Да, - ответил Анатолий, но тут же его замутило так, что пришлось опять сесть на брезент.
   - Ясно, - сказал Мишин, взял его под руку и повел в сторону надстройки.
   Было боцману уже сорок, и опыту его мог позавидовать не один член экипажа. Но характер у него был вспыльчивый и суровый, поэтому неожиданная помощь удивила Анатолия. Как видно, выглядит он очень печально, раз Мишин ведет его, словно слабого мальчишку.
   Еще меньше оптимизма было на лице корабельного врача. Правда, он всегда выглядел так, как будто, появившись на свет, тут же об этом горько пожалел. Не поднимало его настроение и отсутствие практики на их корабле. Экипаж позволил себе практически не травмироваться, а в южных и не слишком здоровых местах, где они сейчас находились, было только два случая кишечного расстройства.
   Поэтому док очень обрадовался и явно планировал уложить Анатолия как минимум на несколько дней для тщательного обследования. Только через пару десятков минут удалось убедить его не запирать второго помощника в каюте вместе с поносящими матросами. Вот когда Анатолий смениться с вахты, он будет в полном распоряжении доктора и покорно примет все процедуры.
   На самом деле, слушая критические замечания о молодом легкомыслии и о возможных тяжелых последствиях после сотрясения мозга, Анатолий думал только о том, чтобы поскорее доложиться капитану.
   Капитан Сотников выслушал доклад Анатолия с мрачным видом. В такую погоду и без вырванного зуба у него всегда было плохое настроение, да-да, у пожилого, так сказать, морского волка при свежем ветре начинается морская болезнь. Уму непостижимо! Хотя что тут постигать? Где он будет столько получать на берегу?
   Так вот, выслушал он новости с обычным при такой погоде выражением лица, а потом сделал неожиданный для второго помощника вывод: на борту были или еще присутствуют воришки. В этих местах оружие имеет особую ценность. На робкий вопрос Анатолия – откуда воры узнали о ящиках, капитан укоризненно покачал головой:
   - Они и не знали, а забрались посмотреть, где что плохо лежит. Нужно предупредить всех, чтобы запирали каюты и твиндек.
   - В такую погоду здешние лодчонки и катера не ходят.
   - Они могли забраться на борт и раньше, - тут капитан поморщился, явно признавая и свои недочеты в организации работы команды. – Два человека болеют, десять человек занимались закреплением ящиков, пять человек были на берегу.
   "Как-то об этом я не думал, - мысленно удивился Анатолий. – Воры. Обычные воришки".
   - Попроси ко мне Гурова, пусть его заменит Наручев, а сам иди к врачу.
   Анатолий вышел, слабо надеясь, что члены поисковой группы (а о чем еще мог капитан говорить со старпомом в свете таких новостей?) не узнают, кто был причиной их работы в такую погоду, да еще во время, предназначенное для отдыха.
   Михаил Эдуардович был человек бывалый, поэтому на появление Анатолия с перевязанной головой и в рубашке, забрызганной кровью, отреагировал сдержанно, тем более что коллега сразу же передал ему приказ капитана.
   - Чай остыл, - только и сказал он.
   Зато врач Короновский воспринял возвращение блудного пациента как дар небес. Долго изучал рефлексы Анатолия, светил ему в глаза лампочкой. Повязку, к счастью, менять не стал, но посоветовал лечь и отдыхать.
   Анатолий не возражал, но чувствовал, что кружки теплого чая ему мало и сам пошел на камбуз, чтобы не затруднять кока Кирилла Карбу.
   Карба тоже не стал комментировать повязку на голове второго помощника. Он вообще старался никогда не вмешиваться не в свое дело и не терял чувства юмора. Почему бы и нет? Был неплохим профессионалом, за что пользовался всеобщей любовью. На их грузовом теплоходе совмещал несколько должностей, а при своих возможностях, так как транспорт был океанским, процветал. Была у него такая спекулянтски-торговая жилка, в каждом порту мог договориться с каждым и, конечно, не без выгоды для себя.
   - Чаек? – спросил Анатолия.
   - Лучше - к чайку.
   - Когда капитан придет в себя, даст вам прикурить, - усмехнулся кок. – Выпили уже четверть официального запаса.
   - Официально мы сейчас вообще должны быть сухими и скучными. Но мне прописал Короновский. Лекарство.
   - Ага, - кивнул Карба, только теперь многозначительно посмотрев на забинтованную голову второго помощника. – Как насчет коньяка?
   - Да, именно эту микстуру мне врач и рекомендовал.
   Не успел он сделать пару глоточков, как в двери протиснулся главный механик Олег Варенцов.
   - Эй, второй, как там голова?
   "Это не "Орион" а скамейка у подъезда со старушками, - подумал Анатолий. – Короновский на радостях растрепал?" Предположение было логичным, тридцатилетний крепыш Варенцов уже успел заработать себе язву двенадцатиперстной кишки и с судовым врачом был в наилучших отношениях.
   - Док решил сдвинуть койки и положить меня рядом с нашими страдальцами, но я вырвался из его когтей, - отшутился Анатолий. – А ты по какому поводу? Так, а это кто еще?
   Карба весело фыркнул:
   - Циклон усиливает жажду?
   - Усиливают ее предчувствия, - буркнул из-за спины Варенцова его подчиненный Сергей Сорокопут, цыганского вида молодой казанова. – Скоро смена, и я буду зря коптить потолок в машинном. Все равно стоим.
   - В такую погоду ничего нельзя знать заранее, - пожал плечами Анатолий. – Если ветер повернет.
   - Повернет, не повернет. И зачем нас сюда занесло?
   - Корабль с грузом, а мы – за деньгами, - поучительно ответил Карба. – Сколько мы еще здесь простоим?
   Все посмотрели на Анатолия. Он опять пожал плечами:
   - Как будто не знаете. Пока не выгрузим все.
   - С такими темпами будем стоять неделю, - пробурчал Сорокопут. – Или месяц. С этими их дурацкими лодками.
   - На завтра обещали улучшение погоды. Все плохое когда-нибудь заканчивается, - уклончиво ответил Анатолий.
   Вышел из камбуза и уже более уверенным шагом отправился в свою каюту.
   Сейчас Сорокопут сменит Павла Красовского. Возможно, капитан попросит свободного механика принять участие в поисках воришек. Неизвестно, расскажет ли он поисковой группе все подробности ЧП. Поэтому Анатолий поменял окровавленную рубашку на чистую и направился в твиндек.
   "Орион" – старенький грузовой теплоход. Пассажирских кают здесь кот наплакал - всего пять плюс лазарет. Только капитан и старпом занимают по каюте. Врач и главный механик, кок и второй помощники обитают по двое. Остальные члены экипажа независимо от должностей устроены в твиндеке в не слишком комфортабельных помещениях. Поэтому в здешнем климате обитатели твиндека часто отдыхают и спят прямо на палубе. Но в такую погоду им приходится оставаться у себя.
   Анатолий хотел предупредить друга, что воришка смертельно опасен.
   
   4
   
   В твиндеке не было иллюминаторов, что в свежую погоду и после захода солнца не имело значения. Зато со сбоями работала вентиляция, что было уже хуже. Электрический свет тоже помигивал: то ли где-то коротило, то ли барахлил генератор. Но сейчас Анатолия волновала другая проблема.
   Негромко и аккуратно он постучал в дверь каюты, где обитали Сорокопут и Паша.
   - Входи, если свой. Если нет, то я натяну штаны.
   - Свой, Паша. Ты отдыхаешь?
   Павел как видно собирался лечь. Значит, его не послали искать воров. Да, в такую погоду механиков обычно берегут.
   Каюта, как и все остальные в твиндеке, была оборудована со спартанским комфортом. По левую руку двухэтажная койка, справа – шкаф. Между ними вдоль стены узкий диванчик с откидным столиком, над ним полка. Анатолий очень завидовал этому диванчику. Им с Наручевым (как Варенцову и доку) выделили на каюты по большому, громоздкому креслу. Увидев, как два матроса с кряхтением заносят это кошмарное произведение мебельного искусства, Анатолий воскликнул "нет!" Ничего удивительного, что "нет!" ужаснувшегося Наручева прозвучало синхронно. Оба представили в какой жуткий таран превратится это чудище во время качки. Конечно, можно было его закрепить, но все инструменты и крепления следовало получать у боцмана, а перед отплытием тот был занят по горло и не в том расположении духа, чтобы отвлекаться на меблировку кают. И кресло просто напросто унесли, но кроме коек по обе стороны от двери сесть у них в каюте было не на что. Разве что на стол.
   Так что диванчики постоянно бередили душу Анатолия. Но не в этот раз.
   - Не помешал?
   - Наоборот. Я как раз переодевался, чтобы зайти в лазарет, а потом уже в столовую.
   - Ты уже знаешь?
   - Сильно ушибся?
   - Нет, не сильно. Док меня осмотрел. А кто тебе рассказал?
   Анатолий сел на диван, глядя на Пашу и раздумывая, нужно ли теперь говорить о нападении. Но с другой стороны, вора могут не найти, и Пашу пошлют со второй группой. Была и еще одна мысль. Очень неприятная.
   Павел, одеваясь, с высоты своего роста тоже посматривал на друга. Они дружили много лет с тех пор, как родители Павла получили квартиру в том же районе, где жили Красовские. Это было в девятом классе. Толик и Паша вместе заканчивали школу, вместе поступали учиться дальше, вместе кадрили девушек. Но Павел был серьезнее и даже собирался жениться, но…
   - У нашей коробки изношенная вентиляция, особенно в машинном. Я выбрался наверх немного подышать. Мимо проходил  Мишин и рассказал, что ты упал на люк или что-то в этом роде. И Сорокопут тоже что-то упомянул.
   Офицеры и команда в этот рейс были набраны абсолютно новые, поэтому многие называли друг друга строго официально: по должности, фамилии или имени отчеству.
   Павел застегнул последнюю пуговицу и вдруг наморщил лоб, как будто его осенило:
   - Что-то не так? - Он слишком долго был знаком с Анатолием и понял, что тот не в своей тарелке.
   Анатолий же соображал: "Возможно вора уже поймали, и, если я начну трепать языком, капитан будет недоволен. За ЧП, связанное с похищением оружия, ему грозят серьезные неприятности. С другой стороны, Паша никогда меня не предавал, мы были по возможности откровенны друг с другом. Если бы не то, что…"
   - Я получил травму не возле люка, - медленно заговорил Анатолий. - Я спускался в трюм.
   - При такой качке? И конечно, поскользнулся на ступеньках и слетел вниз. Зачем тебя туда понесло? Ты же был на вахте.
   - Я делал очередной обход. И увидел незакрепленный брезент. И открытый люк.
   Павлу уже должно было быть понятно, что это может означать, но он не терял время на лишние восклицания. Только смотрел уже не заботливо, а с тревогой.
   - Поэтому я спустился в трюм. Безо всяких падений. – И Анатолий неторопливо и подробно рассказал печальную историю своего посещения трюма с оружием.
   - Ну и дела, - наконец пробормотал Павел. – Кто-то захотел разжиться автоматами. Местные или кто-то из команды. Что ты так на меня смотришь все время?
   - Понимаешь, Паша, пока я лежал там, а потом выбирался из-под ящиков, а потом тащился к трапу и лез по трапу…
   - Что? Что там еще случилось?
   - Ничего не случилось. Но я думал. Голова у меня трещала и болела, и не слишком много я надумал, но…
   - Опять замолчал! Да что же там такое было, кроме раздолбанных ящиков?
   - Я просто вспомнил тот вечер два месяца назад, когда ты звонил мне, помнишь?
   - Звонил? Когда?
   - Из отделения милиции. Ты просил меня подтвердить, что ты до вечера был в нашей квартире. Родители как раз уехали на дачу, и я подтвердил. Ну, и дело быстро пошло другим путем, да?
   - Да, - еле слышно ответил Павел.
   - Я тогда не знал, в чем там дело. Но ты попросил, и я сказал. Ты мне потом что-то наговорил. Якобы было хулиганское нападение, а тебя оговорили и подставили. Я знал тебя очень хорошо, и у меня в мыслях не было не верить тебе.
   Они опять помолчали. Павел уже не поднимал глаз. Анатолий чувствовал себя кошмарно. Но раз уж сказал "а", нужно говорить и "бэ".
   - Я не обожаю нашу милицию, но врать было не слишком приятно. Но ты попросил, и я тебя не выдал. А потом погибла твоя Аня. Я чертовски тебе сочувствовал, хотя пока никого так особенно не любил, как ты ее. А может, мне было и ее жалко? И все бы так и прошло. Но мой отец обожает читать газеты. Он их выписывает несколько штук, и не только обязательных. В каждый свободный вечер у него газетный пир. И он увидел статью в газете об этой трагедии. И дал почитать мне. И я узнал, что убийство произошло в то самое время, о котором я должен был сочинять, что ты был у меня.
   - Ты думаешь, что я не дышал воздухом, а забрался в люк и выкрал эти проклятые автоматы? А потом еще раз вернулся, как Вольф Мессинг, узнав телепатически, что ты полез в трюм?
   Анатолий медленно покачал головой:
   - Я ни минуты этого не думал. Но мелькнула мысль, что на лайбе теперь вооруженные преступники, и могу ли я на тебя рассчитывать?
   Павел что-то пробормотал под нос. Он никогда не ругался. А если и делал это, понять слова было невозможно.
   - Могу я на тебя рассчитывать? – повторил Анатолий.
   - Можешь. Да, тогда я обманул тебя. Но знал, что если ты так скажешь, то до суда дело не дойдет. А без суда твои слова не лжесвидетельство, и тебе ничего не будет.
   - Ты смотри, какой ты предусмотрительный!
   - И ты бы стал таким! Они меня потому и взяли, что мы как раз с ней расстались. Кого хватают прежде всего? Мужа или постоянного парня. Я не мог подтвердить, что был далеко от того места, где ее… от того места, в общем. Меня бы взяли главным подозреваемым. Следствие бы тянулось. И я не попал бы на этот рейс. После такого пятна в биографии меня вообще бы никогда за границу не выпустили!
   Теперь Анатолий уставил глаза в пол. Слова, которые хотел сказать, были тяжелыми, как гири. Но он все же пробормотал:
   - Хорошо, но почему ты не рассказал мне правду? Не сразу. Позже.
   - Зачем? Я не хотел тебя впутывать. Я вообще хотел забыть о том, как она лежала. Что ты смотришь? Да, она лежала на полу, когда я к ней пришел. Была совсем мертвая. Наверное, кто-то слышал наш с ней разговор и убил из ревности. Да, я испугался. Никто бы мне не поверил. Ты же не веришь!
   - Зачем ты пошел к ней, если вы уже не встречались?
   - Она позвонила и стала мне угрожать. Обещала, если я не приду, пойти в райком комсомола. Сказала, что устроит грандиозный скандал. Позвонит на завод к отцу. Что я должен был делать?
   - А если бы милиция в пику мне вытащила из рукава другого свидетеля, который тебя там видел? Что тогда сделали бы со мной?
   - Ты не веришь, - тупо повторил Павел.
   - Ведь мог найтись какой-нибудь робкий тип, который долго думал бы, а потом пришел бы с рассказом, как ты там ошивался. И как бы это выглядело? Два субчика в преступном сговоре убивают девушку, а потом бегут из страны. И рейс этой лайбы для нас самое оно. Мы выбрались за границу, но теперь нам нужно бежать с "Ориона". А в его трюме полно оружия, мы это знаем, но нам это только на руку!
   - Тиш-ш-ше! – вдруг опомнился Павел.
   Анатолий замолчал. Хотя слева в каюте была глухая переборка, а справа каптерка с всякими слесарными предметами, но все же…
   - Ладно, пусть я мерзавец, подставил тебя, - продолжал Павел. – Но ты хотя бы веришь, что это не я стукнул тебя по голове?
   - Верю. После такого дурацкого поступка тебе оставалось бы только бежать. А ты умный человек и не решился бы плыть в такую погоду. Вернее, я считал тебя умным.
   
   
   5
   
   - И что теперь? – тихо спросил Павел. – Доложишь капитану? Или сдашь меня сам после нашего возвращения?
   Анатолий выразительно постучал себя по лбу.
   - Получается, что я сдам и себя вместе с тобой. Нет, Паша, я тебе верю. Если не верить собственному другу, то хоть в петлю лезь.  Но я прошу тебя не стараться о выдаче пропусков ни в одном порту. Даже если получишь хотя бы одну, я не выпущу тебя на берег.
   - Ты думаешь, я убегу?
   - Да, думаю. Ты всегда был немного шебутной, а теперь нервы у тебя могут сдать. Прошу тебя, не делай глупостей! Подумай и о том, что у нас некомплект экипажа. Если нам придется уходить в такую погоду, то именно механиков нам будет не хватать.
   Павел рассеянно кивнул, потом спросил:
   - Ты веришь, что воры решились подплыть в такую погоду?
   - Верю. Мы забыли об опасности грабежей. В таких местах оружие очень ценится. А у воров, возможно, отработаны приемы для всякой погоды. И это может быть не первое их посещение корабля. И не последнее.
   - Толик, я думаю о другом. Ты явно их спугнул, а потом начались поиски. Что если они еще здесь?
   - Может, и здесь. Поэтому я и пришел предупредить, ведь тебя могут включить в поисковую группу. Это такие воры, которые могут убить.
   - Уже.
   - Что уже?
   - Уже включили.
   - Тьфу на тебя, я думал кого-то убили.
   - Спасибо за предупреждение.  Но почему ты не рассказал все боцману?
   - Я доложил капитану. Ему решать, что можно знать остальным. Так что прошу тебя ничего не рассказывать.
   Они вместе вышли из каюты, и почти сразу же открылась дверь в дальнем конце коридора. Оттуда вышел невысокий человек и приветливо замахал им издалека. Это был не член экипажа, а один из трех чехов, которых еще позавчера переправили на "Орион" с берега. О том, откуда эти худые и потрепанные личности взялись, капитан не распространялся. Но всезнающий Карба утверждал, что они занимались наладкой какого-то оборудования, попали под бомбежку, и их решили от греха подальше эвакуировать. Чехи тоже молчали о своих занятиях на берегу, но были подчеркнуто вежливы насколько позволяло их знание русского и расстроенные в неприятностях нервы. И вот теперь товарищ  Юраш быстро подошел к ним, пожал руки и спросил, есть ли надежда на улучшение погоды. На "Орионе" все знали, что хорошая погода означает разгрузку и возвращение домой. Но, судя по кислой улыбке Юраша, его мучила не ностальгия, а качка.
   - До утра перемен не будет, - ответил Анатолий. – Попросите у врача таблетки от морской болезни.
   - Спасибо, тащ, - поклонился чех.
   Только из-за поклона Анатолий не одернул его: "Я вам не тащ". Кроме того, Юраш вполне мог поправиться: "Спасибо, помоха". Пассажир, да еще иностранец, что с него взять? Подражает говору обитателей твиндека.
   Он еще раз предупредил Пашу, и тот отправился к месту сбора поисковой группы, а Анатолий – в свою каюту.
   
   6
   
   Сначала Анатолий не мог примостить голову на подушке, потом вспомнил о порошке, который ему дал Короновский. Средство подействовало, словно провалился в беспокойный сон. Опять на него падал ящик, опять он разговаривал с Павлом. Был даже рад, когда его разбудил непрерывный стук в дверь. Хотел сказать: "Войдите", но вспомнил, что дверь заперта.
   Осторожно сел на постели. Голова еще ныла, но тошноты не было. Не было и качки. Циклон ушел?
   Анатолий встал и выглянул из каюты. К его удивлению там стоял третий помощник, Игорь Клешневский. Не очень опытный офицер, каким-то чудом попал на этот рейс. Говорили, что у Игорька есть блат в пароходстве. Только почти всегда серьезное лицо и неожиданная седина на висках придавали ему солидность несмотря на некоторую разболтанность в движениях. Но все же посылать его с поручениями…
   - Доброе утро, Михаил Эдуардович вас зовет, - затараторил он взволнованно. -  Погода в порядке, барки уже здесь, начинаем разгрузку. За двадцать минут до восхода летал "Тайгер". Возможно, просто разведчик, но Михаил Эдуардович сказал, все может быть.
   Вот почему послали Игоря, чтобы рассказал об обстановке.
   - Хорошо, иду.
   Кажется, зря вчера Анатолий отказывался быть постоянным пациентом дока.
   Неторопливо побрился, глядя на осунувшуюся физиономию, оделся полегче, потрогал повязку и решил шлем не надевать. Вытребует просторную панаму.
   На палубе голова вдруг закружилась от горячего и переполненного запахами берега воздуха, а ноги опять стали ватными. В каютах еще прохладно, но это ненадолго.
   Старпом окинул его мрачным взглядом и с досадой махнул рукой. Он руководил разгрузкой, боцман, передавая его команды и указания, подгонял людей. Все, кто не был на вахте, работали на разгрузке или помогали. Матросы, механики, навигаторы. Снимали брезент и уплотнение с люков, отвинчивали болты. Первый, носовой трюм, уже был открыт.
   - Через десять минут начнем загружать барку. Присмотри пока, я скоро вернусь или придет Клешневский, и можешь идти лечиться. Если я не успею, начнешь с первого трюма. Барка подойдет там, чтобы мы ее не разбили. Будет работать лебедка в средней части, так что ящики придется таскать туда на руках. Осторожно, в ящиках, как ты знаешь, не картошка.
   Анатолий хотел спросить о капитане, но решил не нарываться. И так чувствовал себя дезертиром, хотя не собирался геройствовать с сотрясением мозга. Но проявлять трудовой героизм ему не пришлось, появился Игорь. Анатолий поплелся к Короновскому. В дверях медпункта увидел входящего туда Петра Скобцева, радиоофицера. По словам Карбы Скобцев служил в ВМФ. Был поразительно дисциплинированным даже в расслабляющем климате тропиков и относился к остальным несколько формально. Анатолий и Павел подозревали, что именно он был "нашим опекуном" из Первого отдела пароходства.
   Появление его во владениях доктора стало понятным, когда увидел там капитана. Как раз полоскал рот и сплевывал в раковину. Скобцев подал ему листок. Лицо его было невозмутимым, но уже само то, что он принес радиограмму сюда…
   Капитан сделал ему и Анатолию жест идти за собой, и они вышли из медпункта.
   - Откуда это?
   Скобцев замялся.
   - Говорите!
   - Я перехватил сообщение американцев "Черноморску".
   - Понятно, можете идти.
   Анатолий молча ожидал приказаний, но капитан вдруг сказал:
   - Этого можно было ожидать. Я говорил, что кабель – это слишком.
   - Что от них хотят?
   - В течение двух часов прекратить подачу энергии на берег. Иначе они будут считать это угрожающими действиями. Чернов может не подчиниться.
   Они помолчали. Анатолий догадывался, что в историю с кабелем капитан "Черноморска" попал не по своей воле. Хотя и сам по себе относился к американцам с живой ненавистью, если бы мог, наверное, переоборудовал бы "Черноморск" в военный корабль.
   - Это сумасшествие, - решился прокомментировать Анатолий.
   - Я попробую убедить Чернова… и других. – Капитан вдруг словно опомнился и посмотрел на повязку на голове своего помощника. – Да, иди в медпункт.
   "Ну и дела, - думал Анатолий по пути. – Пугают? А если…"
   Но был уже на пороге медпункта, и Короновский с энтузиазмом воскликнул:
   - Что и требовалось ожидать!
   Потом сменил повязку, сделал два укола и отправил Анатолия, как выразился, болеть.
   Когда тот шел назад, в каюту, лебедка уже работала под присмотром одного из механиков, а несколько матросов уже подавали ящики из носового трюма. Надо бы задействовать еще одну лебедку… впрочем, это не его дело. Хотя именно из-за множества еще не демонтированных лебедок "Орион" и "Черноморск" и пришли разгружаться сюда. Модернизированные или новые корабли полностью зависели от портовой инфраструктуры. Эти же лайбы образца 58 года могли обслужить себя и место выгрузки.
   А где барки? Да, вот они. Из густых, картинно зеленых зарослей вынырнула узкая, длинная посудина, и сразу же донесся кашляющий звук мотора, который толкал это корытце. На носу барки, в сплетении каких-то странных креплений был встроен крупнокалиберный пулемет с характерным толстым стволом с водяным охлаждением. По обе стороны барки стояли вооруженные люди. Анатолий с такого расстояния не мог видеть с калашами ли они или с автоматами, произведенными земляками Юраша. Сейчас барка подскакивала на воде, словно щепка, как видно ее максимально облегчили, чтобы взять больше груза.
   - Ну, и как на _это_  что-то можно грузить, - пробормотал себе под нос Клешневский, мимо которого Анатолий как раз проходил.
   Боцман жестами и в мегафон старался объяснить вьетнамцам, что им следует подойти не к носу, а к средней части "Ориона" с наветренной стороны, а своим матросам, что следует спустить швартовы и кранцы. Истошный крик, плеск, скрежет были обычным явлением здесь при разгрузке. И не они вызывали у Анатолия смутное чувство тревоги.
   "Летчики сбросят рядом с нами небольшую бомбу и… вся эта уйма амуниции в трюмах может сдетонировать. И мы с лайбой отправимся в небеса. Точнее, будут нас снимать с деревьев вдоль берега. Ч-черт, они же дали Чернову срок в два часа!"
   
   7
   
   - Что там с кабелем?
   Клешневский обернулся. Казался еще более нервничающим, чем обычно.
   - А ничего. Конечно, интернациональный долг и все такое.
   - Не убрали кабель?
   - Не убрали.
   - Но они хотя бы разгружаются?
   - Быстрее нас. К "Черноморску" подошли аж три барки. Он им энергию, они ему фору при разгрузке. Может, даже наградят его какой-нибудь своей наградой.
   "Он" – это Чернов. Нет, вряд ли решился бы подставлять всех после радиограммы американцев. Значит, был приказ "сверху", на берегу что-то очень важное. Оставалось надеяться, что все это не перерастет в более опасный конфликт. Вспотевшие экипажи кораблей под убийственным уже с утра солнцем и в липкой духоте хотят лишь спокойно произвести разгрузку, а не связываться с ВВС или ВМФ США. Кроме того, на борту вполне могли оставаться воришки с украденным оружием, испуганные и готовые применить его для своей защиты.
   "Как-то я по другому себе представлял этот рейс", - подумал Анатолий, ощупывая повязку на ноющей голове, которой явно был необходим головной убор.
   Американцы или вооруженные грабители. Со вторыми, предположим, справится можно. А первые? Даже если разгрузка пройдет благополучно и корабли уйдут, летчики могут послать по пути пару ракет. Ну, погиб корабль или даже два. Наверх сообщат, что потерпели крушение в результате военных действий. Сверху прикажут ничего не передавать в прессе, по радио или телевидению. Ведь корабли прибыли с гуманитарной помощью, об оружии и речи быть не может, а в случае протеста правда может выйти наружу.
   Кто-то прикоснулся к его плечу. Это был Павел. Он многозначительно кивнул, приглашая отойти в сторону. В тени надстройки было не намного прохладнее, но в голову не било это кинжальное солнце.
   - Они на борту.
   - Кто?
   - Твои воры.
   - Почему мои.
   - Ну, наши общие! Не придирайся к словам. Они прятали оружие в одной из шлюпок, там валялся рожок от автомата. Ночью из-за темноты и волнения вряд ли их могли снять с корабля. А с рассветом за бортами наблюдали мы и вьетнамцы.
   - И что?
   - А ничего. У меня два человека, продолжим обыск.
   - Осторожнее!
   Павел дотронулся до кармана:
   - Все в порядке, выдали нам пистолеты и разрешили взять из вскрытых ящиков три автомата и несколько рожков.
   - Смотри, если начнется перестрелка…
   Павел яростно потряс кулаком:
   - А что ты предлагаешь? Меня, например, никто не учил брать в плен вооруженных "зайцев" при помощи вежливых реверансов. Держи! – Он передал Анатолию два пистолета и две пачки патронов. – Они на предохранителе. Приказано вооружить офицеров. Где-то здесь мелькал Клешневский, второй пистолет ему. Ну, я пошел продолжать обыск. До завтра нам гарантировали безветрие. В свежую погоду я играть в казаков-разбойников отказываюсь.
   Анатолий разыскал Клешневского и передал ему оружие. Особого энтузиазма у третьего это событие не вызвало. Он огляделся вокруг, как бы не зная куда пристроить лишние сейчас предметы, потом затолкал их в карманы и принялся командовать двумя матросами, которые натягивали над палубой брезент. Анатолию стало ясно, что разгрузка будет продолжаться и в здешний адский полдень. Как видно, предупреждение американцев произвело на капитана впечатление, и он надеялся хоть немного ускорить разгрузку и приблизить уход отсюда.
   К его плечу опять прикоснулись. Теперь это был радиоофицер. Протянул ему бланк радиограммы. Ясно было, что это не какое-то особенное проявление доверия с его стороны, а приказ капитана. Новая неприятность?
   Более, чем неприятность. Теперь американцы обращались к обоим капитанам советских судов и категорически требовали немедленно уйти в открытое море. Это была уже хоть и косвенная, но угроза. И не обязательно ракетами. Проще было накидать при выходе из залива мины. В случае чего никакая комиссия не станет добираться сюда и выяснять причины крушения. Особенно если вспомнить, что в трюмах не сельхозмашины и не консервы. Но если корабли уйдут отсюда с большей частью оружия, то придется отгружать его в Хайфоне опять же под присмотром чужих самолетов.
   Сейчас все зависело от того, как пройдут переговоры капитанов с "верхами". Но и время тоже шло.
   Скобцев забрал радиограмму и пошел в сторону носа. Наверное, получил приказ ознакомить с текстом помощников капитана, а может быть, и боцмана. Анатолию вдруг стало смешно. Самолеты, ракеты, мины и картины горящих обломков мелькнули у него перед глазами и пропали, так же как и грабители. А на первый план вышло нестерпимое желание принять холодный пресный душ и выпить обычной ледяной воды.
   - Приказано отнести вам в каюту апельсиновый сок, а вы вот где, - сказал у него над ухом многостаночник Карба.
   Анатолий нервно усмехнулся.
   - Да-да, - продолжал Карба, вручая ему запотевшую чашку, - я тоже немного очумел. Например, вижу барку, которая идет к нам, а на ней, кроме местных товарищей, белокурую женщину. Она сидит на корме, волосы ее развеваются… Нет, это и правда блондинка. Еще одна чешка или наш человек?
   - Только ее и не хватало.
   Карба хмыкнул, и они молча наблюдали, как барка подходит к "Ориону". Скоро молодая женщина уже поднялась на палубу. Была в светлом полотняном комбинезоне и местных сандалиях. Выглядела неуверенно и смущенно.
   - Товарищ капитан? – спросила на ломаном английском.
   Почему-то Анатолий решил, что она не принимает его за капитана, а спрашивает, где его найти. Прежде чем сообразил, как ответить, к ним подошел Михаил Эдуардович и, явно скрывая досаду, поинтересовался:
   - Как добрались?
   - Спасибо, добралась. Я Зелла Кальм. Вам должны были сообщить.
   - Да. У вас есть вещи?
   - Нет. Только диктофон и документы. Вот они.
   - Понятно. Карба, покажите даме, где может умыться и поесть. Определите ее в твиндек.
   Провожаемая изумленными взглядами не только Анатолия, Зелла Кальм ушла следом за коком.
   - Кто это? – прямо спросил Анатолий.
   - Журналистка из Швеции, а точнее, с самолета, который совершил вынужденную посадку в джунглях. Их "Сесну" перенесло циклоном через границу с Лаосом или что-то в этом роде. Пилот сломал ногу и остался в госпитале, а ее направили к нам.
   - Чтобы потом сделала статью о нашем грузе, - сердито сказал вернувшийся Скобцев.
   - Не я это решаю, - уклончиво ответил Михаил Эдуардович и обернулся к Анатолию: - Ты у нас раненый, вот и займись дамой, чтобы не шастала по кораблю, а сидела в твиндеке. В особые разговоры не вдавайся, а больше слушай. В чем дело, почему все не на местах? – повысил он голос.
   Клешневский, два матроса, скалившие зубы в усмешках, и хмурый Скобцев тут же удалились.
   - Все же порасспрашивай ее, - негромко сказал Михаил Эдуардович. – Это уже четвертый посторонний человек на борту. О чем думают? Иди!
   Но Анатолий не успел сделать и шага, как до их ушей донесся нарастающий гул. Еще далекий, но вполне ясный. Все, кто его услышал, знали, что это. Самолеты.
   - Летят минировать выход из залива, - вырвалось у Анатолия.
   - Это был бы еще не самый худший вариант. Но почему летят так низко?
   Как бы подтверждая неприятные подозрения из-за стены деревьев на берегу вынырнули три истребителя F-5. Оказавшись над заливом, эти маленькие, быстрые самолеты сразу же перегруппировались и выполнили крутой поворот на восток. Казалось, направлялись в сторону открытого моря, но почему-то неимоверно низко, с жутким грохотом разрывая душный воздух и ударяя звуковой волной о поверхность воды. С одной из барок раздались крики и стрельба. У кого-то из местных не выдержали нервы.
   Михаил Эдуардович выругался, что бывало с ним редко, и пробормотал, что глупый стрелок привлечет к ним внимание летчиков или разозлит их. Лучше бы барки уходили к берегу.
   
   8
   
   По приказу старпома все, кроме офицеров, покинули палубу. Да еще остался боцман и, надрывая легкие, требовал от вьетнамцев не стрелять. Это было не так-то легко, американские самолеты действовали на них, словно красная тряпка на быка.
   Тем временем, зияющий проем люка в носовой трюм с оружием настолько действовал Анатолию на нервы, что он кинулся к нему. Тут же подоспел и Клешневский. Руки у обоих дрожали, было невыносимо страшно от мысли, что "Орион" в любую минуту может быть обстрелян так же, как многие корабли до него. Но все-таки они закрыли стальную крышку, то и дело поглядывая на небо.
   А там ситуация неожиданно изменилась. С севера прилетела пара МиГов семнадцатых и заложила круг над кораблями. Вьетнамское командование, которое наверняка поставили в известность о требованиях американцев, решило по мере возможности поддержать корабли с воздуха.
   МиГи были медленнее, чем Тайгеры, имели меньшие ускорение, скорости подъема и пикирования. Но при этом были более маневренны и имели более высокую угловую скорость, а вооружение равнялось вооружению самолетов США. Управляемые ракеты класса "воздух-воздух", которыми были вооружены почти все американские истребители, в близких боях с МиГами мало помогали и не были существенным элементом превосходства в воздухе. Пилоты-вьетнамцы, к тому же, всегда были очень храбры, упрямы и готовы к самопожертвованию. Тем не менее, было бы лучше для них, если бы вместо отчаянного мужества, обладали лучшими летными навыками.
   Американские летчики, как видно, заметили присутствие вьетнамских самолетов и сразу же изменили тактику. Выполнили боевой разворот и поднялись выше, направляясь прямо на машины противника. Один из них даже выпустил ракету, но МиГ ушел в сторону, и всю бешеную энергию ракетного удара приняли на себя прибрежные деревья. На глазах потрясенных советских моряков и привычных к этому вьетнамцев начался ожесточенный и упорный воздушный бой. Самолеты кружили друг вокруг друга, уходили от вражеских выстрелов, сами вели огонь по врагу. То и дело американские летчики пытали счастья в ракетной атаке, но безуспешно.
   Пока оба помощника капитана, забыв обо всем, следили за боем, к ним присоединился боцман. Он в прошлом году ходил в Хайфон и принялся комментировать бой с некоторым знанием дела.
   - Зря эти ребята ракеты тратят. Ну вот, у того, справа, последняя.
   Тайгер, "сидевший на хвосте" МиГа, действительно послал ракету. Но вьетнамец, обладавший на удивление великолепной реакцией, головоломным маневром ушел от убийственного удара.
   - Вот теперь он покажет америкашке… в бога… в духа… в мать.
   К сожалению, уходя от ракеты, МиГ попал в прицел другого Тайгера. Его пилот не прозевал оказию. Два, один за другим, взрыва, и МиГ превратился огненный шар.
   - Катапультировался! – почти в один голос крикнули моряки.
   Да, вьетнамец успел покинуть машину, а его победитель в свою очередь попал под удар. В этом случае самолет взорвался мгновенно, не давая пилоту никаких шансов.
   - Наверное, попадание в подвешенную под крылом ракету, - предположил боцман.
   Остальные пилоты как будто вдруг потеряли желание к продолжению боя.
   - Кончается горючее, - сказал боцман.
   Так или не так, но оставшиеся в живых пилоты увели свои машины туда, откуда появились над заливом. И очень вовремя. С вьетнамских барок вдруг начался такой пулеметный и автоматный огонь по небесным целям, что возбужденные боем американские летчики вполне могли ответить оставшимися ракетами.
   К счастью, они улетели уже достаточно далеко, а с одной из барок послышались вдруг властные и сердитые крики. Стрельба немедленно прекратилась, а эта барка направилась к месту приводнения вьетнамского летчика.
   - Пронесло… в бога… в духа… в мать, - буркнул боцман и тут же принялся вызывать на палубу разгрузочную команду.
   
   9
   
   Происшествие было настолько внештатным, что капитан, который обычно как бы с олимпийских высот передавал свои приказы через других лиц, показался на палубе и тут же излил свое раздражение инцидентом на помощников.
   - А вы что здесь делаете? – ледяным тоном спросил он Анатолия. – Вы получили приказ и будьте добры его выполнять.
   Обращение на "вы" было очень плохим признаком, и второй помощник поспешил отправиться на поиски Карбы, чтобы узнать, куда тот определил шведку.
   Но сначала он встретил Павла.
   Тот был раздражен не меньше капитана, но, конечно, не стал окатывать друга ледяной яростью. Он отвел его в сторону и устало сказал:
   - Я осматривал эти проклятые ящики, но мне все больше кажется, что они сорвались с креплений и разбились во время шторма.
   - Ты же видел повреждения, это не шторм, а ломик или топор.
   - Да ясно, ясно, - Павел  сердито потер лоб. – Но куда к черту они могли спрятать, например, автоматы? Патроны ладно, но автоматы! Они же не пистолетики да и в смазке. И вес. Я к тому, что они должны были перетаскивать их с остановками. Хотя бы где-то должны были остаться следы.
   - Не обязательно.
   - Хорошо, но не растыкивали же они по одному автомату в разные тайники? Не хватает тридцати штук. Если тайников много, можно и запутаться, вряд ли они так поступили.
   - Ладно, где вы искали? Сам говорил, что нашли в шлюпке.
   - Один рожок. Это ничего не значит, кроме того, что воры были.
   - Ладно, где вы искали?
   - Тебе подробно?
   - Давай подробно, может, со стороны будет виднее.
   Павел кивнул.
   - Ну хорошо… Начали мы с других ящиков в трюме. Все пломбы целы. За ящиками и между ними ничего нет. Не слишком приятно, скажу тебе, расхаживать там в свежую погоду.
   - Ты это мне говоришь? Но что проверили – правильно.
   - Потом я выманил чехов к врачу под предлогом осмотра, и мы проверили их каюты. Но ты же знаешь каюты в твиндеке, там койки и шкафы.
   - А переборки?
   - Да ну… Но мы все-таки их простучали. И потолок. Прощупали матрасы. Потом проверили все крыши, кладовые и мастерские. Потом шлюпки. И вот там нашли рожок.
   - Уже след.
   Павел поморщился:
   - Мне кажется, его подбросили.
   - С чего бы?
   - А вот с чего… Нашли мы его под утро, когда ветер стих. Брезент на шлюпке был закреплен, я его сам снимал.
   - Не понимаю.
   - Не понимает он… Зачем лезли в ту шлюпку?
   - Вчера были ветер и дождь, вот потому туда и залезли.
   - А потом?
   Анатолий пожал плечами:
   - А потом решили, что могут их обнаружить. И ушли в другое место. Вряд ли какая-то лодка подходила к борту, ее бы в щепки разбило. А не разбило бы, то как они с грузом спустились бы?
   - Против этого не возражаю. Но объясни мне, как они при таком ветре и нервничая смогли аккуратно опять закрепить брезент? Это во-первых. Во-вторых, ты помнишь, что вчера по человеку на палубе ручьи-реки текли? А в шлюпке было разве что сыровато. Никто там не прятался, вот что.
   - И что ещё?
   - А то, что они брезент не трогали, а рожок туда подбросили.
   - Ладно, предположим. Но зачем?
   - Ты скажешь, Толик, что это дурацкая мысль, я и сам считаю ее дурацкой…
   - Да говори же!
   - Оружие, которое эти кто-то украли из ящиков, они выбросили за борт. А рожок подбросили. И я уверен, что рожки или патроны мы еще где-нибудь найдем. Как вроде их уронили в спешке.
   - Ну ты и придумал, Паша! Устраивать такой шорох, бить меня по голове, а потом выбрасывать украденное?
   - Во-первых, они могли испугаться. Думали, что во время шторма людей на палубе не будет. А во-вторых, мне пришла в голову еще одна странная мысль, но пока я ее еще обдумаю.
   Вот Павел обычно так и мыслит: разложит по полочкам, во-первых, во-вторых, обдумать надо. А когда подругу убили, то куда рассудительность делась?
   - Ты что, не хочешь искать? – на всякий случай спросил его Анатолий.
   - Я буду искать, но свои предположения доложу.
   - Не трогай пока папу. Ему зуба и наших воинственных клиентов по горло хватает.
   - А я не тороплюсь. Если моя странная мысль правильная, то мы будем в опасности только на обратном пути.
   - Да что ты, в самом деле, надумал?
   - Потом скажу.
   Тут Анатолий вспомнил, что и сам может попасть под горячую руку капитана и пошел искать многостаночника Карбу.
   
   10
   
   Боцман Кирилл Алексеевич Мишин был неприятно удивлен. Именно в тот момент, когда он, наконец, наладил нормальное общение с представителями порта и внушил их руководителю мысль, что главное – это груз, а эмоции, месть и прочее – вторично… да-да, когда он радовался, что скорость разгрузки возросла в два, а может, и три раза… на его место поставили старпома. Он не сомневался, что у Костинова и разгрузочная команда, и вьетконговцы будут как шелковые. Но зачем Мишина включили в команду поиска воришек под началом механика Красовского?
   Мишин и к Красовскому, и к его приятелю Марченко относился крайне отрицательно. Во флоте без году неделя, а туда же: в загранрейсы. Явно по блату, ведь второй помощник иногда такие глупости творит, что никакого мата не хватит их описать. Стармех сквозь зубы отзывался о Красовском еще хуже, чем о Сорокопуте. Два сапога пара и ведь ничего не попишешь.
   Но капитан был в настроении самом сердитом, спорить с ним было себе дороже, поэтому Мишин принял душ, переоделся и отправился искать Красовского. Никто ему места встречи не указал, так что если через полчаса он не увидит Красовского, то уйдет в твиндек и ляжет спать. Плевал он на них всех. Но, конечно, и плевал, и грозился только мысленно.
   Боцман принципиально ругался только в критических ситуациях, а сам с собой ругательные слова позволял самые невинные. "Американцам когда-то надоест, как мы здесь выгружаем стволы, и сбросят одну небольшую бомбочку на нас, а вторую на "Черноморск". А третью на поляков. Неужели эти товарищи из министерств не могли договориться, чтобы к нам на разгрузку прислали не героев, а трудяг. Против героев я не возражаю, но тогда пусть они быстрее восстановят в порту ПВО, а к нам пришлют не эти корыта с ржавыми пулеметами".
   Он уважал вьетконговцев за беззаветную смелость, но погибать не хотел.
   Поправляя раскаленный тропический шлем, огляделся по сторонам. Разгрузка шла бодро, на одну из барок спустили огромный ящик с запчастями орудия и, на удивление, не проломили ее дно. Еще два ящика уже были готовы для спуска. Но всего их, и больших и маленьких, в носовом трюме было семьдесят.
   Зато у другого борта увидел четвертого помощника с биноклем. Всматривался в горизонт.
   - И что там? – не удержался Мишин.
   - Пока ничего. Сейчас у них ланч. А потом…
   - Да, сегодня уже получили пример "потом".
   - Вас зовут.
   Действительно, в нескольких метрах от него старший электромеханик призывно махал рукой. А вдалеке стояли Красовский, техник-стажер и третий механик. Мишин вдруг понял, что в группу поиска собрали людей из командного состава экипажа. Боцману стало не по себе. Когда же Красовский вполголоса рассказал ему, как на самом деле обстояли дела с нападением на Марченко, он возмутился, хотя понимал, что все приказы исходили от капитана.
   - Почему он не сказал мне? Теперь понимаю, почему тащи офицеры ходят с перекошенными лицами и озираются по сторонам.
   - Кстати, тащ офицер выдает вам автомат и три рожка к нему. Без расписки и ведомости.
   - Но всё же должны…
   - Ну и что это изменило бы? – устало перебил боцмана Красовский. – Вы лишний раз нервничали бы.
   - Кого-то подозревают?
   - Никого. Чехов нам навязали не просто так, они явно вне подозрений. Шведка прибыла полчаса назад. Есть предположение о воришках.
   - Здесь недалеко зона боевых действий. Воришки знают, что их пристрелят или утопят, и никто отвечать не будет. Вор должен быть сумасшедшим.
   - Сумасшедший взял бы автомат и выбежал на палубу, стреляя во всех подряд. А тут тридцать штук пропало, и мы предполагаем, что похитители хитро заметают следы.
   - А вдруг все же чехи?
   - Их каюты проверены.
   - А если эти воришки смылись?
   - Вы подошли бы ночью к "Ориону", чтобы принять людей и груз. На чем? А после сообщения Марченко за бортами вели наблюдение. Пошли проверять каюты!
   - Каюты?
   - Преступники могли спрятать там оружие, а хозяева не знали. Ты часто заглядываешь под койку? Да, уборка, но в последние дни был шторм, а потом аврал. В таких условиях никто не заглядывал бы под койки и неделю.
   - А если кто-то из наших? - медленно произнес боцман.
   - Вы соображаете, что говорите? Кто? Зачем? Каждый знает, чем это ему грозит.
   - Если его обнаружат. А если нет? Автоматы дорого стоят.
   - Вы кого-то подозреваете?
   - Никого. В порт мы не заходили из-за илистого дна, стояли на рейде. Только один день была хорошая погода, и только семь человек были на берегу. Каждый из них при возвращении подвергался добровольному досмотру. Но ведь два дня был шторм. Вы можете себе представить плавсредство, которое при таком ветре и волнах подошло бы к "Ориону" и осталось целым?
   Боцман помолчал.
   - Насколько я помню, - наконец заговорил опять, - в носовом трюме было два ящика именно стрелкового оружия: двести штук новых P-64, сто штук венгерских РА-63 и патроны для них. В обоих случаях пистолетные патроны Макарова. Для местных это целый клад.
   - Вы подозреваете вьетнамцев?
   - Не вьетконговцев. Но здесь могут быть и другие. Но я не о том. Насколько я вас понял, были повреждены именно эти ящики. Только эти. Никто не искал, не проверял. Они точно знали, где находится то, что их интересует. У них была копия коносамента на груз. – Боцман сжал кулаки. - А здесь к нему был доступ только у капитана, чифа и меня.
   
   11
   
   Зелла Кальм сидела в выделенной ей каюте и уныло смотрела на жаркое. Она продолжала это делать и после того, как Анатолий повернул ключ в замке и открыл дверь.
   В целом выглядела лучше, чем когда поднялась на палубу из барки, умылась и сменила комбинезон на чистые холщовые брюки и клетчатую рубашку, правда мужские. "Как это Карба не припас женскую одежду?" – юмористически подумал Анатолий, а вслух вежливо спросил по-английски:
   - Какие-то проблемы?
   Она указала на тарелку.
   - Невкусно?
   - Я не ем мясо.
   - Но оно только что приготовлено. Наш повар готовит хорошо.
   - Я верю, но я вегетарианка. А тут и подлива мясная.
   Анатолий чуть не рассмеялся: подумать только, сколько эта красотка пережила, а ее волнует правильное питание!
   - Хорошо, - сказал он, - давайте тарелку, я принесу вам что-нибудь другое.
   Карба, которому он передал слова Зеллы, был менее сдержан. Похоже, сегодняшний авианалет вывел его из обычного деланно-добродушного состояния.
   - На фрукты и овощи с берега запрет, - буркнул он. – Картошки, сам знаешь, осталось мало, на суп.
   - А причем здесь картошка? Не хочет мясо, пусть ест кашу. Или макароны.
   - Так у нее же с мясом именно макароны.
   - Подливка мясная, это их портит.
   Карба что-то буркнул под нос и вывалил в суповую тарелку два половника макарон. Потом все же сжалился и добавил две ложки салата из капусты.
   - А если и компот не захочет, - сказал сердито, - пусть пьет забортную воду.
   И понес еду следом за Анатолием, который прихватил с собой булочку и тоже чашку компота.
   К счастью, новая порция еды не вызвала у шведки протеста. Она набросилась на нее с большим аппетитом, Анатолий же подумал, что вегетарианцы ненормальные, если могут голодать и привередничать в таких обстоятельствах.
   Но сам сделал самое приятное выражение лица и спросил:
   - Так вы журналистка?
   - Да, - кивнула она. – Но я и представить не могла, что меня занесет в зону боевых действий! Особенно было страшно, когда нас приняли за американцев. Я думала, нас убьют!
   - Это неприятно, - пробормотал Анатолий.
   - Это было ужасно! Но потом они поняли, что мы никакого отношения к войне не имеем, мы должны были сделать репортаж о лаосской инфрастуктуре. Они послали телеграмму в наше представительство в Китае, а пока положили моего коллегу в свой госпиталь, а мне предложили там работать. За еду и жилье. Потом пришел ответ на телеграмму, и как-то все уладилось, и мне позволили сесть на ваш корабль. Ах, если бы вы могли забрать не только меня!
   - Вашего коллегу?
   - Нет, хотя у него есть на это разрешение. Но он в тяжелом состоянии, нетранспортабелен. Я говорю не о нем, а о раненых. Там много раненых детей. У многих ужасные ожоги.
   - К сожалению, я эти вопросы не решаю.
   - Я понимаю, но, может, капитан? Там много детей. А после бомбежки было даже нарушено электроснабжение.
   - Мне очень жаль, но вряд ли это возможно. Возможно, вы видели самолеты. Находясь на борту, вы не в меньшей опасности, чем на берегу. В любом случае, решение этой проблемы не в моей компетенции.
   - Тогда мне тоже очень жаль, вы добрый человек.
   - Потому что попросил для вас у повара вегетарианскую еду?
   - У вас доброе лицо, и я знаю людей, могу определять их характер.
   - Моя доброта ничем не может помочь в этом случае, есть определенные правила. Между прочим, не надейтесь на разнообразие в меню. Из-за карантина мы не можем брать провиант с берега.
   - Нет-нет, я не претендую на особое отношение. Я рада выбраться оттуда, - махнула она неопределенно рукой, как бы указывая на берег, с которого ее доставили. – А можно мне поспать, или для этого есть определенные часы?
   Анатолий поднялся со стула:
   - Нет, вы можете отдыхать. К сожалению, вас придется запирать в каюте, такие уж правила.
   Зелла только печально кивнула. Он же отнес свою чашку в столовую и сообщил Карбе, что пассажирка отдыхает.
   И стал раздумывать, следует ли ему доложить о разговоре и кому: старпому или капитану? Кстати, а как там группа поиска?
   На палубах, между тем, опять появились люди и занялись разгрузкой. Судя по шуму, работала еще одна лебедка. Две барки уже шли к берегу, оттуда приближались еще три. Похоже, недавнее появление самолетов заставило волноваться и портовое начальство.
   Из-за всей этой суматохи и раздумий, Анатолий не сразу расслышал уже знакомый гул. Кажется, на кораблях его никто не услышал, зато две барки, идущие к берегу, вдруг заметно прибавили ходу, чуть ли не черпая бортами воду. Это так удивило Анатолия, что он уставился на них, не понимая, с чего это они вдруг подвергают себя явной опасности.
   Поэтому момент появления американского самолета не увидел и заметил его, когда он уже делал разворот. В сторону барок, идущих в берегу.
   На какое-то время Анатолий отвернулся в сторону наветренного борта, где непонятно откуда вынырнувший боцман принялся орать вьетнамцам, чтобы они уходили от корабля. Они явно протестовали, под прикрытием бортов "Ориона" у них было больше шансов. Мишин кричал в ответ, что все они "в бога… в духа… в мать" взорвутся вместе с грузом в трюмах.
   Словно в ответ на его слова, со стороны берега донесся взрыв. Анатолий обернулся и невольно вздрогнул. На волнах качались пылающие обломки и люди. Как видно, попадание было прицельным в бак с топливом, и теперь оно растекалось по воде и горело, убивая тех, кому удалось пережить взрыв.
   - Отходите, или мы уходим! – кричал между тем боцман, используя последний аргумент. – Сообщим вашим шефам и уходим!
   К нему присоединился старпом. Это подействовало на дисциплинированных вьетнамцев, тут же затарахтели двигатели их барок. Начали разворачиваться и те три, которые шли на погрузку. Анатолий стиснул зубы. Вьетнамские экипажи шли на верную смерть. Но не собирались принимать ее, сложа руки. Дико крича, они строчили в разворачивающегося на новый заход Тайгера. И были близко. Слишком близко от "Ориона". Тайгер шел прямо на корабль.
   - Все с палубы! – раздался голос Клешневского. – Боцман, падай!
   Что-то крикнул и старпом.
   И в этот момент проклятый самолет открыл огонь. Наверняка по баркам. Но разницы для "Ориона" не было никакой.
   В блеске взрыва исчезли релинг и борт. Грохот оглушил Анатолия и сбил не только с ног, но и с толку. Потом наступила как будто тишина, и словно в замедленной съемке он увидел катящегося по палубе боцмана, и старпома, счастливо приземлившегося на снятые с люков брезенты. Потом тишина рванула очередным грохотом, но это был не взрыв, а звук улетающего самолета, который погнался за баркой, приближающейся к берегу.
   
   12
   
   Только поднявшись на ноги, Анатолий почувствовал, что его встряхнуло взрывом до самых костей. И открыл глаза.
   Невероятно! И во время нападения, и во время взрыва он стоял словно столб и пялился на происходящее. И только когда самолет ушел к берегу, зажмурился и свернулся в клубок, словно затравленный зверь. Впрочем, мог краснеть от стыда сколько угодно: до его переживаний никому не было дела.
   Боцман тоже стоял на ногах – крепкий мужик. Но явно был контужен, потому что держался за голову и растерянно смотрел по сторонам. Старпом все так же лежал на груде брезента и что-то ему говорил. С другой стороны от старпома стояли Павел, врач и электромеханик, а из трюма выглядывал матрос.
   Со стороны берега донесся глухой взрыв, потом еще один. Анатолий присмотрелся, хотя глаза при напряжении зрения начинали болеть – от взрыва? Уцелевшей барки, из тех двух, что шли в порт, не было видно, зато над деревьями поднимались столбы дыма. То ли ее настигли в устье реки, то ли горело что-то в городке и порту.
   Торопливо, хотя и морщась, перевел взгляд в сторону "Черноморска". Что за чертовщина? Из кормовой надстройки корабля валил густой черный дым. Неужели, пока все на "Орионе" наблюдали за угрожавшим им истребителем, второй атаковал барки, разгружавшие "Черноморск" или даже сам теплоход?
   Анатолий вдруг опомнился. Что это он стоит, словно на экскурсии, когда его товарищи как минимум контужены, а на палубе тлеют обломки.
   Пошатываясь, он поспешил к старпому.
   Тот обвел всех стоящих вокруг него взглядом, поморщился и спросил:
   - Почему не на своих местах? Прибежали на взрыв, словно детки к новогодней елке.
   Все ожидали, как минимум, ругани, поэтому уставились на него в изумлении, а кое-кто даже робко улыбнулся. Кажется, чиф решил, что после жутких переживаний его подчиненных приведет в себя не сердитый крик, а сарказм.
   - Красовский, у вас что-то есть?
   - Да, - Павел мрачно покачал в руках бесформенным свертком ткани.
   - Тогда подождите. Доктор, осмотрите Мишина. Марченко, в чем дело, почему вы не в твиндеке?
   - Она отдыхает.
   - Тогда подберите людей  и займитесь повреждениями. Прежде всего задрайте люки.
   - Вы ранены, Михаил Эдуардович, - сказал доктор Короновский.
   - Вы слышали приказ?
   Короновский молча пошел к боцману.
   Анатолий осмотрелся внимательнее. От взрыва пострадали не только боцман и старпом, но и один из матросов, который, хромая и бережно придерживая правую руку, подошел от второй лебедки.
   - Она работала в госпитале, эта женщина, - начал он говорить, но старпом перебил его:
   - Выполняйте!
   Анатолий махнул рукой матросам, уже выбравшимся из трюма, и приказал задраить трюм и посбрасывать в море тлеющие обломки. А сам занялся осмотром повреждений.
   По пути встретил Скобцева, который сообщил ему, что на "Черноморске" положение во много раз хуже. Второй самолет действительно был, более того, был и третий. Из выпущенных ими ракет две попали в рубку и каюту. Чернов погиб, командование принял на себя старпом Ставрых. Еще погибли три человека и есть трое раненых. К счастью, доктор уцелел и может оказывать раненым помощь. В тушении пожара экипажу "Черноморска" помогают моряки с польского теплохода, хотя уже получили приказ и спустя час должны выйти в море.
   Значит, капитан уже успел связаться с "Черноморском", с поляками, а возможно, и с начальством.
   Формально американские летчики не виноваты, потому что целились в барки вьетнамцев.
   - Как они любят говорить, это наши проблемы, что мы разрешили баркам подойти к своим теплоходам.
   Скобцев явно кипел от гнева, но говорил ледяным тоном. Анатолий понимал, что радиоофицер сообщает ему сведения из радиограмм не по склонности к разговорам, а по приказу капитана.
   Тут к Анатолию подбежал матрос и доложил, что люк задраен и палуба очищена от обломков, но в обшивке борта обнаружены повреждения, небольшой кусок ее сорван. Теперь стало понятно, почему от разбитого релинга по палубе пронеслись лишь его осколки и довольно слабая ударная волна. Почти весь удар принял на себя борт. Если бы ракета попала выше, разрушения и жертвы были бы почти такие же серьезные, как на "Черноморске". А ведь был открытым трюм, и если бы туда попала хотя бы искра…
   Но трюм задраен, зато повреждение борта может быть не такое невинное, как сообщает матрос!
   …Очнулся он в твиндеке. Сразу узнал оборудование тамошних кают. Почему в твиндеке? Его каюта повреждена? Нет, это на "Черноморске" сильные повреждения. А на "Орионе" релинг и обшивка. Тогда в чем дело?
   - Как вы себя чувствуете?
   Он не сразу понял, что к нему обращаются на английском.
   - Вам плохо?
   - Мне очень хорошо… мисс Зелла.
   Было это враньем, его мутило, а в теле чувствовал поганую слабость. Но хуже всего, что не мог вспомнить, как здесь оказался. Выполнял приказ, потом Скобцев передал ему содержание радиограммы с "Черноморска"… А потом что? Спросить у Зеллы? Но вряд ли ей кто-то что-то объяснял. Но все же…
   - Почему я здесь?
   Из ее сбивчивого рассказа стало ясно, что у доктора полные руки работы, а ее попросили присмотреть за товарищем вторым помощником и товарищем боцманом. Товарищ боцман контужен, и у него разрыв барабанной перепонки в одном ухе. А у товарища второго помощника сотрясение мозга.
   "Да, первое было еще в трюме, во время шторма", - вспомнил Анатолий.
   Но почему твиндек?
   Потом сообразил, что травмированы были старпом и матрос, наверняка есть раненые на "Черноморске". Поляки же, которые помогали, должны были уже уйти в море. Короновский занят, а Зеллу все так же не хотят выпускать отсюда, поэтому их с Мишиным перенесли к ней в каюту.
   Он слегка повернул голову и увидел боцмана. Тот лежал отвернувшись к стене, голову и плечи его закрывал шкаф.
   - Доктор сказал, что вы зря не лежали в постели и ходили по жаре, - продолжала Зелла теперь уже с легким укором. - Сотрясение мозга – это опасно. С этим не шутят, так он сказал.
   - Если бы я лежал в постели, то не узнал бы, что вы у нас на борту. – Анатолий попытался улыбнуться как можно более приятно. Интересно, получилось, или вышла кривая гримаса. – А вы очень испугались во время налета?
   - Нет, я сначала ничего не поняла, тут и постоянно что-то шумит. Но когда был сильный удар в стену, я стала волноваться. Как они могут? Вы же торговый теплоход?
   - Пилот промахнулся, он целился в барку. Повреждений почти нет.
   - Да, мне сказал мистер стюард. Война – это ужасно.
   Он понял, что она имеет в виду Карбу.
   - Но теперь вы должны побольше лежать. Скоро придет мистер стюард и принесет прохладительные напитки.
   Анатолий машинально посмотрел на наручные часы. Шесть. Он не мог проваляться в обмороке три четверти суток, так что сейчас вечер. Смотри-ка, идут. Столько всего произошло, а они тикают как ни в чем ни бывало.
   Потом опять перевел взгляд на Зеллу и только сейчас заметил, какой у нее усталый вид и даже синева под глазами.
   - Вы бы прилегли, мисс Зелла. Мне очень жаль, что мы заняли койки, но есть диван. Чтобы не смущать вас, я буду смотреть вот на те полки.
   - Вы совсем меня не смущаете, о нет! Но мне неловко, вы и мистер боцман больны.
   - Нам не будет легче, если вы будете сидеть возле нас. Когда будет нужно, мы позовем. Кстати, пока я… э-э-э… не очнулся, никто не приходил?
   - Доктор и стюард.
   - Понятно.
   Наверное, Короновский запретил их навещать, а еще более вероятно, что все занимаются своими повреждениями и помогают "Черноморску". А все же хотелось бы узнать… что, черт побери ему хочется узнать? Кого он хотел бы видеть, чтобы тот рассказал – что?
   Анатолий закрыл глаза. Никаких картин при этом перед его мысленным взором не всплыло. Но он вспомнил сердитые слова старпома, что все сбежались к месту взрыва. И Павла, который показывал чифу сверток, завернутый в тряпку.
   Еще что-то нашли!
   Он резко приподнялся и услышал протестующий голос Зеллы:
   - Как же я могу лежать, когда за вами нужно следить?
   - Простите, я больше не буду, - ответил Анатолий и подумал: "Они нашли автомат. Один из похищенных из трюма. Но почему у Павла был такой невеселый вид?"