Сюжет в сюжете Вишневого сада (Геннадий Шалюгин) / Проза.ру

            УЧИТЕЛЬ И ГРЕШНИЦА:
            Сюжет в сюжете «Вишневого сада»

   В третьем акте «Вишневого сада» начальник железнодорожной станции встает посреди зала и начинает читать поэму А.К.Толстого «Грешница». Подвыпивший гость успевает прочесть несколько строк, тут заиграли вальс, публика устремилась на танцы. Таким образом получилось, что сам текст поэмы, ее содержание на сцене н е я в л е н ы, а только о б о з н а ч е н ы. Чехов как бы предлагает рассматривать этот эпизод как знак. Знак чего?
   Знак того, что читатель (зритель) должен притормозить свое движение по сюжетному серпантину и на время задуматься. Вариантов осмысления знака может быть множество. Укажем на некоторые, наиболее очевидные. Во-первых, автор мог таким образом специально указать на автора поэмы как на поэта и драматурга, чьи пьесы шли в Художественном театре наравне с чеховскими. Во-вторых, намекнуть на содержание самой поэмы «Грешница», которое может оказаться существенным для характеристики персонажей или для понимания сюжета. Наконец, «Грешница» может оказаться указателем на целый разряд литературы, каким-то образом связанной с проблематикой «Вишневого сада».
   Если внимательно рассмотреть отношение Чехова к автору «Грешницы», то обнаруживается некое чувство ревности одного драматурга к другому драматургу как сопернику по репертуару МХТ. По воспоминаниям И.Бунина, Чехов еще в середине 90-х годов иронически «прошелся» по А.К.Толстому. «Вот, по-моему, актер! Как надел в молодости оперный костюм, так на всю жизнь и остался» . Но это было до появления МХТ. В Художественном театре, свидетельствует В.И. Немирович-Данченко, именно на спектаклях по пьесам Толстого базировалось финансовое благополучие театра. Ему вторит К.С.Станиславский: в сезоне 1899 года «за исключением «Федора Иоанновича», делавшего большие сборы, ничто не привлекало публики» . Любопытный штрих: при всем том, что только А.Чехов и А.Толстой постоянно держались в репертуаре, Чехов в письме к Б.Прусику от октября 1901 года скромно сообщал, что в МХТ ставят «из русских – одного меня» (П.10,359). При желании в факте сценического использования толстовского произведения можно разглядеть и некую иронию Чехова к «сопернику»…
   Странно, но именно драматургии Толстого суждено сыграть судьбоносную роль в жизни членов чеховской фамилии. В роли царицы Ирины («Царь Федор Иоаннович») Чехов впервые увидел будущую жену Ольгу Книппер - она была «великолепна»! В его собственной «Чайке» А.Л.Вишневский играл Дорна в гриме, как две капли воды напоминавшем А.К.Толстого (П.7,697). Блистательно - именно в роли Федора Иоанновича - вошел в историю русского театра Михаил Александрович Чехов. Наконец, наиболее яркой театральной работой другого племянника Чехова – Сергея Михайловича – были в 20-х годах декорации и костюмы к спектаклю «Смерть Иоанна Грозного» по пьесе того же А.К.Толстого… .
   С точки зрения характерологии персонажей использование «Грешницы» А.К.Толстого не менее интересно. Известно чеховское указание В.И.Немировичу-Данченко: «Начальник станции, читающий в 111 акте «Грешницу», - актер, говорящий басом» (П.11,294. Курсив здесь и далее мой – Г.Ш.). Почему именно басом? Одна из загадочных фраз Чехова, ставивших художественников в тупик … Вроде того, что Тригорин ходит в клетчатых панталонах, и этим все сказано… Может быть, автор указывал на какой-то прецедент в его же произведениях? Такое случалось, например, в «Трех сестрах», когда благодаря упоминанию детали московской топографии (мост через Яузу) возникает перекличка проблематики пьесы с рассказом «Припадок» . Следует поискать следы такого «басовитого» персонажа в предыдущем чеховском творчестве.
   Легко обнаруживается, что «Грешница» фигурирует уже в ранних рассказах Чехова. «Либеральный душка» (1884): здесь поэму намеревается читать самодеятельный актер Тлетворский с большими красными руками и рыжими панталонами. Голос его, правда, не явлен, но понятно, что уже тогда, два десятка лет назад, поэма была «затаскана» любителями и воспринималась как «шаблон» (С.3,137).
Затем – «Лишние люди» (1886): «Грешницу» читает некто Смеркалов, любитель с «бритой актерской физиономией». При чтении «бьет себя по груди, плачет, хохочет хриплым басом» (С.5.203). В «Учителе словесности»(1894) поэму читает нараспев Шебалдин. Он любит сценическое искусство так сильно, что даже сбрил усы и бороду. Чуть ранее бритая физиономия появляется в «Скучной истории» (1888г): Катя полюбила субъекта из «табуна диких людей», которые называют себя актерами только потому, что наглы. Приметы молодого человека: «бритое лицо и плед через плечо» (С.7, 281-82).
   Таким образом, вырисовывается некий собирательный образ, типическая фигура любителя читать со сцены толстовскую «Грешницу»: «дикий человек» с обязательной бритой физиономией и хриплым басом. В восприятии Чехова - символ неизбывной пошлости. Надо полагать, к такому сценическому решению образа начальника станции подталкивал Чехов актеров и режиссеров спектакля. Для понимания чеховской «загадки» стоило просто вчитаться в чеховские тексты.
Обратимся теперь к содержанию поэмы «Грешница». Ее текст фактически не прозвучал, но поскольку это было явление «массовой культуры», то ее содержание у каждого тогдашнего интеллигента было на слуху. Чехов мог свободно опираться на «сотворчество» со зрителем или читателем. Поэма начинается с описания шумного бала, созвучного атмосфере бала в доме Раневской. На пиршестве разговор заходит о необыкновенном человеке, который «…все законы Моисея // Любви закону подчинил». Это Христос. Тема любви в ее житейском и христианском понимании – главная в проблематике поэмы. Молодая блудница готова побиться об заклад, что хваленый Учитель падет к ее ногам: она уверена, что ее ласки действуют сильнее, чем проповеди Христа. Но вот появляется Учитель - и ею овладевает ужас раскаяния:

            Бледнеет грешница младая.
            Дрожат открытые уста.
            И пала ниц она, рыдая
            Перед святынею Христа .

Совершенно очевидна связь этого сюжета - его можно назвать «Учитель и Блудница» – с мини-сюжетом, разыгранном в третьем акте между Раневской и Трофимовым. В высшей степени интересное столкновение – тоже, между прочим, между учителем и грешницей!
   Раневская твердит о грешной любви к своему «камню на шее» – этому недостойному человеку, который ее обобрал. Она взывает к пониманию, к милосердию со стороны Трофимова, учителя покойного сына: «Спасите меня, Петя»; «Пожалейте меня, хороший, добрый человек» (С.13,233-34). Но Трофимов видит в отношениях мужчины и женщины одну пошлость – и не более того: «…я так далек от пошлости. Мы выше любви!». «А я вот, должно быть, ниже любви», - с сарказмом отвечает Раневская (С.13,233).
Их реплики соотносятся со спорами, полемикой, которые на протяжении 70-90-х годов Х1Х века вспыхивали вокруг произведений А.К.Толстого, Вс.Крестовского, Н.Лескова и их «грешных» героинь. Русские поэты делали попытку «опоэтизировать» падшую женщину. В стихотворении «Гитана» Вс.Крестовский изобразил блудницу, которая «милостыню грешным телом подавала»: «Мне за то простится много // Что любила много я» . В ходе дискуссий вокруг подобных сюжетов звучали издевательские вопросы: может ли любовь блудницы покрыть грехи? Можно ли телом подавать милостыню?
Отметим, кстати, что и Чехов не прошел мимо проблемы «падшей женщины». В 1889 году он публикует в сборнике «Памяти В.М.Гаршина» рассказ «Припадок». Студент Васильев готов на апостольское служение ради спасения несчастных женщин. «Общество не прощает людям прошлого, но у Бога святая Мария Египетская считается не ниже других святых». Эти женщины «сознают свой грех и надеются на спасение» (С.7,199).
Конечно же, не случайно Раневская названа Любовью... Брат Леонид, сокрушаясь, признает, что сестра вела себя «нельзя сказать, чтобы очень добродетельно <…> надо сознаться, она порочна <…> Это чувствуется в ее малейшем движении» (С.13, 212). Начальник станции настолько охамел, что в ее собственном доме публично читает «Грешницу»! Ну, а Петя Трофимов? Тянет ли он на роль Учителя с большой буквы? Разумеется, не тянет, но стоит присмотреться к нему внимательнее. Это ведь ближняя родня тех бродячих христианских проповедников, которые отрешились от земных благ ради проповеди благого слова. Он непрактичен в быту, он недотепа в рваных калошах, он не жаждет быть красавцем – но как он обличает! Пророк! Проклинает прошлое (крепостничество), негодует на настоящее (лопахинское приобретательство). И как страстно верит в прекрасное будущее! Как увлекает вперед!
Но проблема любви – в христианском ли, в житейском ли варианте – нашему проповеднику не по зубам. Его «мы выше любви» отдает чистоплюйством, душевной глухотой, в то время как для Раневской любовь - счастье, горе, камень, крест, смысл жизни… Парадокс: Раневская – очевидная грешница - оказывается в нравственном смысле глубже и сильнее чистюли Трофимова. Блудница побивает учителя. Побивает так же грубо, как циничные, развращенные женщины «отшивают» мужчин, унижая и оскорбляя их мужское достоинство:
- «надо же что-нибудь с бородой сделать, чтобы она росла как-нибудь» <…>.
- «Надо быть мужчиной <…> И надо самому любить <…> надо влюбляться! <…> вы просто чистюлька, смешной чудак, урод» <…>.
- «Вы <…> недотепа! В ваши годы не иметь любовницы!». (С.13,234-35).
   Намеки совершенно очевидного свойства. Они определенно характеризуют не только бедного Петю, но и саму Раневскую: действительно, порочная женщина.
Таким образом, соседство (безусловно, не случайное) сюжетов А.Толстого и А.Чехова создает очевидно парадоксальную ситуацию: чеховская грешница побивает учителя. Возникает вопрос о типе женщины, сочетающей обе ипостаси любви – любви грешной, даже как бы низменной, – и любви сострадательной, жертвенной, глубокой. Тут мы подходим к еще одной функции толстовской «Грешницы» в тексте чеховской пьесы: это своего рода указатель.
   Известно, что А.К. Толстой не сам выдумал сюжет о грешнице. Его основа – евангельские и раннехристианские истории о том, как Иисус привечал падших женщин и как в новой вере они обретали новую нравственную чистоту. На эту тему существовала целая литература. В древнерусских переводах некоторые сюжеты были объединены в житийный сборник Х11-Х111 веков под названием «Пролог». Он бытовал в допетровской Руси, но бытовал, по сути, на правах «отреченной» книги. По выражению Ф.Прокоповича, «Пролог» относится к разряду «пустых и смеху достойных басен» . Тут имелись истории на любой вкус, в том числе и такая, где некая блудница на спор решила соблазнить святого отшельника, жившего в египетской пустыне. Пустынник, борясь с соблазном (по телу пробежало «адово пламя»), сжег на свече руку, а гетера «окаменела от ужаса» . Этот сюжет нашел отражение в повести Л.Н.Толстого «Отец Сергий».
Н.С.Лесков сделал выборку наиболее показательных историй из «Пролога» и опубликовал очерк «Легендарные характеры» с биографиями 37 женщин, которые давали богатую пищу для размышления о том, как грешность в них уживается со святостью. Показательна цензурная история «Характеров». По причине «безнравственности» текст отказался печатать С.Н.Шубинский («Исторический вестник»). «Пять запрещений в пяти городах!» - подытожил итоги цензурных мытарств сам Н.Лесков . Однако частные отзывы русских литераторов были положительными. Л.Н.Толстой выше всего поставил образ «прекрасной Азы». «Вас одобряет и хвалит с головы до ног» . Гончаров, обсуждая содержание «Прекрасной Азы» с автором «Легендарных характеров», нашел ее наивной, но полезной для людей «распутной свободы» . Гончаров же способствовал появлению «Прекрасной Азы» в нововременском «субботнике». Н.Лесков в предисловии к первой публикации «Прекрасной Азы» отмечал, что житийные памятники египтянку Азу святой не считают. Но она дает нечто другое: «Аза много грешна, но грехи ее вышли от многой любви такого рода, которая много грехов покрывает. В этом смысле легенда об Азе есть находка» .
   Лесков относился к числу самых любимых чеховских «писак». Брату Александру он сообщил, что Лесков первым заметил его как писателя, и дословно процитировал лесковское благословение, сделанное еще в 1883 году: «Помазую тебя елеем, как Самуил помазал Давида» (С.17,455). Дома в Ялте Антон Павлович постоянно хранил «Сказ о тульском левше» и роман «Соборяне» с дарственными надписями автора. Список же произведений Лескова, упоминаемых или цитируемых в письмах и произведениях Чехова, просто поражает. Чехов по крайней мере трижды встречался с интересующим нас текстом «Легендарных характеров». Сначала – при первом появлении очерка в газете «Новое время» (1888), потом – в публикации «Русского обозрения» (1892) и, наконец, в Собрании сочинений Н.С.Лескова, которое выходило трижды на протяжении 90-х годов: два раза у А.Ф.Маркса, а также у А.С.Суворина. Кроме того, «Легендарные характеры» два раза издавались отдельно с иллюстрациями И.Репина. В 1899 году А.П.Чехов послал 12-томное Полное собрание сочинений Н.С.Лескова в библиотеку родного города Таганрога (П.8,204).
   Вот его дословный отзыв в письме к А.С.Суворину от 1892 года: «Прочел «Легендарные характеры» Лескова, «Русское обозрение», январь. Божественно и пикантно. Соединение добродетели, благочестия и блуда. Но очень интересно» (П.5,22).
Среди рассказов выделяется уже отмеченная история о «Прекрасной Азе», которая печаталась в «Новом времени» с посвящением Я.Полонскому (он, кстати, также отдал дань теме «грешницы» в поэме «Келиот»). Содержание «Азы» стоит привести подробно: в Египте жила молодая и богатая девица Аза; родители умерли и оставили ей богатое наследство – прекрасный дом с садом у реки. Однажды она гуляла по саду и увидела человека, пытающегося повеситься на дереве. Оказалось, человек сильно задолжал, кредитор не желает больше ждать и требует или деньги, или дочь в наложницы. Чтобы не видеть позора дочери, несчастный решил покончить с жизнью.
Аза спросила, какую сумму надо заплатить. Оказалось, весьма значительную. Она идет к ростовщику, продает имение и отдает деньги должнику. Должник и его дочь спасены, сердобольная Аза идет по миру. Она терпит голод, холод, унижения. Вынуждена продавать себя, жить в грязи. В конце концов Аза не выдерживает и решает утопиться. Ее спасает некий странствующий проповедник христианства. Он объяснил Азе, что та самая любовь к ближнему, которая обрекла ее нищету и страдания, и есть высшая форма любви, которую провозгласил Христос. Она готовится вступить в христианскую общину, но не успевает и умирает от болезней. Прилетают два ангела, чтобы забрать ее душу на небо. «…блудницу вы закопали в грязи, - говорит проповедник, который оказался сирийским епископом. - Это восходит дочь утешения» .
Чеховская характеристика (соединение благочестия, добродетели и блуда) прекрасно ложится на образ Азы. Попробуем сквозь призму «Легендарных характеров» посмотреть и на Раневскую. Этого, кстати, никто еще не делал, как и вообще не сопоставлял содержание «Вишневого сада» с произведениями Н.С.Лескова.
Есть тут несомненные переклички с историей о «Прекрасной Азе». Начать с дома и сада у реки, которых она лишается… Доброе, отзывчивое сердце, готовность отдать все тому, кто страдает больше. Нечистая, греховная жизнь, попытка самоубийства. Встреча с «учителем», стремление к новой чистой жизни. «Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!» (С.13,210) - восклицает Раневская, почти дословно вторя тексту «Прекрасной Азы»: «Ты ее будешь иметь – новую жизнь, - развяжись только со старой, - развяжись скорее с тем, что гнетет тебя в прошлом» . На том же, кстати, стоит и глашатай «новой жизни» Трофимов. Повторяется видение белых ангелов (ангела) – то ли в саду, то ли над телом Азы. Роднят героинь стремление найти утешение в религии или ее смене (Раневская в Париже общается к католическим пастором). Наконец, самое главное - общая тема любви.
   В причинах несчастья (потеря имения) также есть нечто родственное с Азой. Леонид Гаев проел свое состояние на леденцах, а Раневская? Почему на имении столько долгов? Может, тоже промотала? Нет и нет. Фактически разорению способствовало ее безграничное человеколюбие, отзывчивое сердце. Варя с упреком говорит, что мама до сих пор не изменилась, готова все отдать. Прохожему выкладывает последний золотой. Почему? «Выдь на Волгу, чей стон раздается», - декламирует бродяга, и у Раневской мгновенно срабатывает рефлекс: униженный человек, «страдающий брат»… Нельзя не помочь. Симеонов-Пищик пытается спасти семью от долговой ямы за счет Раневской. Она реагирует однозначно: «Ты дай, Леонид <…> Дай <…> Ему нужно» (С.13,210). Пищик величает ее соответственно: «прекрасная», «прекраснейшая» (13,249)… Точно так называли и «прекрасную Азу».
   История ее любви выдает в ней существо самоотверженное. Раневская вышла замуж по сердечному чувству за человека из другой среды, не дворянина, пыталась его поднять «до себя». Тот запил, умер. Новая любовь – новый крест. Ради его спасения она готова лишиться последнего.
Как и героине «Легендарных характеров», Раневской свойственна религиозная экзальтация. Для христианского сознания вообще характерно осознание собственной греховности. «Уж очень много мы грешили», - признается Раневская. Она постоянно ожидает наказания за свои грехи: «Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом». Она постоянно просит Бога пощадить ее: «Господи, Господи, будь милостив, прости мне грехи мои! Не наказывай меня больше!» (С.13,220). Все несчастия своей судьбы - смерть сына, мужа, болезнь парижского любовника - она осознает как проявление гнева Господня. Она, в сущности, лишена воли к борьбе и не сопротивляется очередному удару судьбы. Потеря усадьбы - очередное наказание. Все в руце Божьей…
Развитию этой фаталистической черты характера, несомненно, способствовало страдание . Оно является традиционным мотивом жизнеописаний христианских персонажей. Как Аза, она готова отдать все при виде страдающего человека. «Что со мной, глупой, делать!» - отвечает она на упреки Вари. – Я тебе дома отдам все, что у меня есть». Страдание отверзло ее духовные очи – а вот Пете Трофимову, увы, этого не дано. Он слеп, он ничего не видит, кроме «прекрасного будущего». Диагноз Раневской абсолютно точен: «…вы не успели перестрадать ни одного вашего вопроса» (С.13.233).
   Страдание, самоотвержение – удел житийных героев. Покажется странным, но для Чехова это не было чем-то чуждым или чужеродным. Его небесным покровителем был Антоний Великий, знаменитый подвижник, подвизавшийся в Египте во второй половине третьего - первой половине четвертого века. «Я почти всю молодость подражал своему духовному патрону, находясь на пище святого Антония», - это фразу из уст Чехова услышал в Москве В.П.Тройнов . Из житийных памятников известно, что Антоний, услышав в храме слова Евангелия: «Если хочешь быть совершенен, иди продай имение и раздай нищим», - именно так и поступил . Прекрасная Аза, еще не будучи христианкой, продала имение по велению сердца. Все это было понятно Чехову как часть его воспитания и менталитета, и нет ничего странного в том, что подобная тематика «всплыла» в пьесе «Вишневый сад».
Интересен еще один аспект пьесы, на который обратил внимание Б.Зингерман: герои живут ожиданием чуда, надеются на чудо. Они ждут, что вот сейчас произойдет что-то невероятное, и имение будет спасено. К таким героям относятся Раневская, Пищик, Гаев, Аня, Трофимов. Кстати, благодаря вере персонажей в «чудо» выбор путей решения социальных проблем России, показанных в пьесе, становится на редкость обширным. Это и лопахинский капитализм (вырубить старые сады, насадить дачника – хозяина на землю), это и революция, которую проповедует Трофимов, и любовь – отдача и самоотдача, любовь бескорыстная и жертвенная (Раневская), и, наконец, вера в чудо - надежда на русское «авось».
   Эта вера в чудо, по мнению Б.Зингермана, уходит в «подпочву классической литературы – фольклорную традицию» . На деле фольклор – это не чудо, а магия, волховство: молвил волшебное слово – печь поехала, махнула рукавом - стол ломится от яств… Идея чуда привита в русском человеке христианской литературой: христианин воспитан на вере в чудо рождения Христа, чудо его воскрешения, на вере в чудеса, описанные в житиях и прологах… Житийное просвечивает даже в Симеонове-Пищике. Он не унывает, уповая на чудесное происшествие, благодаря которому сможет выпутаться из долгов. Параллель можно отыскать в «Житии Феодосия Печерского»: эконом сообщает игумену монастыря, что продукты и деньги кончились, начинается голод. Игумен в ответ напоминает слова Евангелия: «Не тщитеся утрешним днем, и тот не имать нас оставить». И вправду: после ухода эконома является некий «светлый отрок», молча кладет гривну золота – «и та же пакы молча изыде вон» . Точно так на Пищика сваливаются деньги за «белую глину», за железную дорогу.
Вопрос о перекличках «Вишневого сада» с житийной традицией, к сожалению, не ставился, но из приведенных примеров ясно, что основания для этого имеются.
Покажется странным, но самым весомым аргументом в пользу родства Раневской с типом героинь «Пролога» является образ Вари. Традиционный взгляд на нее таков: «серая галка, кругозор которой ограничен хозяйством, экономией, ключами на поясе» . На деле, если внимательно вчитаться в текст пьесы, в этой «монашке» обнаруживается почти лесковский характер, мечта-ющий о странничестве, о монастырях, о святынях… «Ходила бы и ходила. Благолепие!» (С.13,202).
   Оттолкнемся от интересной мысли В.Б.Катаева о «скрытой общности» всех персонажей «Вишневого сада»: они отражаются друг в друге, как в зеркалах . Я бы уточнил: Раневская отражается во всех окружающих, и каждое отражение дает ее образ различного временного среза, образы разных сторон ее души. «Во многих отразилась зеркалах», - позднее скажет о себе Анна Ахматова. В Гаеве видится отражение детскости Раневской, в учителе Пете – отражение ее горя, в Яше – ее грязь, грешная сторона жизни. Варя – зеркальное отражение души Раневской времен ее молодости. Кстати, по этому признаку совершенно очевидно центральное положение образа Раневской в пьесе – в отличие от Лопахина, которого ныне прочат в «герои времени». Она отражается во всех персонажах. В ком, скажите на милость, отражается Лопахин?
   Попробуем разобраться в возрасте Любови Андреевны, хотя по отношению к дамам это не принято. Называются разные цифры, к примеру, тридцать семь лет, но, судя по всему, Раневской на момент развития сценического действия около пятидесяти лет. Брату Леониду стукнуло пятьдесят один. Обычно бывает, что дети, близкие по возрасту, живут в детской комнате вместе. Так и сейчас они вместе эмоционально переживают свое далекое детское счастье. Чехов, кстати, сам подчеркнул возраст Любови Андреевны. В письме к В.Ф.Комиссаржевской он характеризует ее как «старую женщину», у которой все в прошлом и ничего в настоящем (П.12,9).
   А сколько лет ее дочери Ане? – Семнадцать. Стало быть, Раневская родила дочь, когда ей было уже за тридцать лет. А мальчик Гриша был еще моложе. Как же она провела, что с ней было в самые счастливые женские годы - от двадцати до тридцати лет?
   Ответом отчасти служит как раз ее приемная дочь Варя. Ей двадцать четыре года. Раневская взяла ее малышкой. Это, видимо, так и есть, потому что Варя называет Любовь Андреевну «мамой». Когда удочеряют взрослых детей, есть некая грань, которую приемная дочь не всегда способна переступить. Стало быть, Раневской было около двадцати пяти лет, когда она взяла Варю. Что-то с ней случилось такое, после чего молодая женщина кинулась спасать душу. Учитывая характер Раневской, ее глубокое переживание прошлого, это объяснимо: она воспитывает сиротку, замаливая что-то греховное в своей молодой жизни. Она воспитывает Варю в сугубо религиозном духе (Варя похожа на монашку) – это тоже объяснимо. Потому и очень верна метафора: Варя – зеркальное отражение ее души.
   Обобщая итоги нашего анализа, отметим:
- Раневская в своей натуре объединяет те же свойства, которые Чехов отметил в «Легендарных характерах» Лескова: добродетель, набожность и блуд;
- эта оригинальная смесь – не изобретение Лескова: он отыскал ее в произведениях древнерусского «Пролога». Образ Раневской явственно перекликается с образом прекрасной Азы. Раневская потеряла имение исключительно благодаря состраданию обездоленным людям – будь то больной любовник или прохожий нищий;
- Литературная генеалогия этого женского характера несомненно восходит - через древнерусские источники – к мировой христианской культуре.
            * * *
   Резюмируя сказанное, надо согласиться с мыслью, что при всей ориги-нальности характера образ Раневской является литературным отражением особого рода, который можно было бы назвать «генерацией»: она восходит к когорте, к популяции житийных персонажей, сформированной на протяжении почти двух тысячелетий. Кроме того, очевидно, что благодаря анализу «сюжета в сюжете» (поэма «Грешница») мы имеем ключ к постижению того, как надо понимать и играть образ Раневской на сцене. Может, потому-то Чехов и не хотел, чтобы Любовь Андреевну играла его жена Ольга Леонардовна…

   Сноски:
1.А.П.Чехов в воспоминаниях современников. М.,1954. С. 473.
2.Там же. С.351.
3.Вокруг Чехова. М.,1990. С. 504, 531.
4.Шалюгин Г.А. «Угрюмый мост», или Быт и бытие дома Прозоровых.
//Чеховиана. М.: Наука. 2002. (См. также в данной книге).
5.Толстой А.К. «Грешница». Собрание сочинений: в 4 тт. Т.1. М., 1969. С.482.
6.Лесков Н.С. Собрание сочинений: в 11 тт. М.,1956. т. 8.С.597.
7.Лесков Н.С. Полное собрание сочинений. Издание А.Ф.Маркса. Т.33.СПб., 1903. С. 126.
8 .Там же. С. 156-163.
9.Лесков Н.С. Собрание сочинений: в 11 тт. т.8. С.598.
10.Там же. С.599.
11.Там же. С.599.
12.Там же. С.597.
13.Лесков Н.С. Полное собрание сочинений. Изд А.Ф.Маркса. Т. 33. С.183.
14.Лесков Н.С. Там же. С.180.
15. Существует мнение, что чеховский театр вообще построен на стремлении автора «показать страдающую душу русского человека» (см.: Ищук-Фадеева Н.И. Ремарка как знак театральной системы. К постановке проблемы // Драма и театр. Сб. науч. тр. Вып. 2. Тверь. 2001. С. 12).
16.А.П.Чехов в воспоминаниях современников. М.,1986. С.604.
17. К.В.Рыжова. Е.В.Рыжов. Сто великих пророков и вероучителей. М., 2002.С. 297-302.
18. Зингерман Б. Театр Чехова и его мировое значение. М.,1988.С. 349-50.
19. Памятники русской литературы Х11-Х111 веков. СПб., 1872. С.ХХ111.
20. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. М., 1989. С.240.
            21. Там же. С. 230.