Повтор 24. 12. 2015. - Омен? - Без меня

Алла Тангейзер
24.12.2015.
      /14:07/ Вчера, в среду, в интернет не заходила вообще.
      Кстати, со вторника на среду в «ночлег» не ездила (как-никак, два раза ночью выставляли на улицу, и торчать там у скамейки очень скучно, — лучше уж, прогуляться по городу). Я решила прокатиться «на паровозе» и не выходить на конечной, — на нём же и вернуться.
      Присоседился тот же мальчик, сказал, что тоже не хочет ехать туда в «плохую смену», и поедет со мной. Я обрадовалась: всё же, не в одиночку. Улеглись спать на соседних сидениях, и конечной станции я даже не помню: уже в Москве, на начальной-конечной, разбудили менты, — мы обошли пути и отправились гулять. Накрапывал, кстати, изрядный дождь. Перед метро (по времени) мальчик исчез, а я заскочила, истратив поездку, и спала там до середины дня, до Китая. Вчера болталась по кормёжкам среды, — в большом количестве. Мелькнул «Персонаж», вполне «благообразный».
      Вчера вечером ожидалась, «по идее», «хорошая смена», и я решила попробовать, всё же, доехать до «ночлега». «Прессинг» начался практически сразу, от вокзала в Москве.
      Ещё раз мелькнул «Персонаж», но уже какой-то напряжный. Потом я курила у входа на платформы, ждала, не получится ли пройти через ворота, и мелькнул ещё мужик «из былого бомонда», которого я поминала на днях. И тоже ко мне не подошёл, не кивнул, я уже стала накручиваться, и уже хотела спросить: «Что вы все такие гружёные, — меня сегодня что, опять собираются выставить на улицу?» — но он сначала с кем-то разговаривал, а потом тоже быстро смылся.
      Кстати, ещё занятный момент, который — самое время упомянуть. Я видела его и позавчера, а накануне спрашивала, «как у меня дела», не очень понимая. Позавчера он сообщил мне, что «всё в порядке», а я ответила, что уже не знаю, вообще-то, что тут в порядке, а что — не в порядке, — жизнь-то уже прошла. Он: «Ну да, ты ещё родить можешь», — я ему: «Ты знаешь, да! Я-то думала, уже всё, и вдруг — здрась-сь-сьте!» — он… подтвердил.
      Я: «А ты откуда знаешь? Я никому не говорила…» — он мне ответил что-то невнятное про «канал», про который «я знаю». (А я не знаю НИЧЕГО, — только вижу, что постоянно «что-то происходит», что находишься под какой-то отвратительной, неприемлемой властью, и что ЖИЗНЬЮ всё это называть нельзя никак вообще, ни в каком приближении.)
      И сразу же, кстати, напомню, что новость эта (про возможность родов) — совершенно невесёлая. Заодно напомню, что летом 2007 года я писала по неожиданной предварительной договорённости огромное письмо (300 страниц от руки) телеведущему Владимиру Соловьёву, но он, скорее всего, и в глаза его не видел, а перехватила его сразу же ФСБ (куда я тогда ещё захаживала, будучи в очередной «ссоре» с ними). Это «перехватываение», видимо, и планировалось ими сразу, о чём его сразу и попросили, — почему он мне сразу на бесплатной встрече в Доме Книги (рядом с Лубянкой) и дал согласие прочитать через месяцок мой текст «с просьбой о помощи», и легко сообщил, куда потом отнести рукопись. Но, в общем, было такое письмо, включавшее 42 страницы ксерокопии первого моего заявления в ФСБ. Соловьёв мне тогда так и не ответил, ничего и никак, но в тот же день, часов через 5-6 после передачи рукописи, я «случайно» в одной очереди встретила «Полковника», которого я тогда не видела почти год, и который мне так ничего и не сказал, но весь сиял, — «рот до ушей».
      О чём я там только ни писала! В частности, как раз, о моих вероятных или невероятных родах. История-то была охренительная, — ещё в «монастырский период» лета и начала осени 2006-го. Ничего у меня тогда ни с кем не было, но мозги запарили крепко, — я сомневалась, не произошло ли что-нибудь, пока я «по каким-либо причинам» очень крепко спала, и на всякий случай я вытряхивала «эту дрянь» очень долго, почти месяц, пока не появились УБЕДИТЕЛЬНЫЕ доказательства того, что у меня «всё чисто», — я висела на руках, качала пресс до потери сознания, и пр…
      Чем меня только тогда ни конопатили!.. (Как раз, в Москве висели афиши фильма «Омен».) Вообще-то, я, наверное, напрасно старалась, и я понимала это даже уже тогда, — ничего и не было, и пролилось (во второй раз) хорошо, но у меня и всю жизнь лилось, «как надо», и чего только при этом ни бывало в самой что ни на есть реальности,  а беременности — ни одной: во время операции липового аппендицита в 18 лет (ближе к 19-ти) мне что-то сделали надёжно. Думаю, что и сейчас «они» напрасно постарались, — вернее, липовым был «климакс», а сейчас всё вернули на круги своя, но это так же бессмысленно, как и всю предыдущую жизнь. Но я уже тогда не верила вообще никому, и при малейшем подозрении на «что-то», лично я обязана была (перед самой собой) предпринять ВСЕ возможные меры, чтобы надёжно и стопроцентно избежать всего, что могло бы быть дальше.
      А я могла предполагать, что угодно (тем более, что мне и подыгрывали): можно было родить «просто» калеку, или клинически душевнобольного (тем более, что такая история перед глазами была), или телёнка с тремя головами (как я и писала Соловьёву), или негра (если в «глубоком сне» ничего не помнить), или экспериментальное существо, которое точно так же не оставят в покое любые хунвейбины всех мастей и «учёные», или… Гитлера-Сталина любого пола. Судя по всему, по тому, кого мне преимущественно пытались «подкидывать», отцом этого «демонического» существа должен был быть европеоид, но черноволосый и, вероятно, смуглый. Однозначно было только то, что МНОЙ ЗАНИМАЛИСЬ.
      Помню, я криво уставилась на афишу «Омена», и очень скоро проходящие мимо в разговоре спросили (кто-то у кого-то): «Но у тебя, надеюсь, нет мании величия?» С другой стороны, у меня не однажды спрашивали: «А вдруг твой ребёнок будет счастлив!» Мысленно я отвечала: «Существо, которое будет счастливо ВАШИМ поганым счастьем? — да не будет его!!!» А во время «прогулки с перекуром», когда я ВДРУГ начинала что-то себе сочинять про ребёнка (просто так), меня могли (вдруг, когда я искала, куда бы завернуть на секунду «за угол») «подвести» ко входу на кладбище, перед которым красовалась подчёркнуто-разукрашенная могилка ребёнка, не дожившего до года… Всё это было в середине 2006-го, в «период ФСБ и монастырей», а Соловьёву я писала через год.
      Одно только не случайно точно: когда меня по полной обрабатывали во время работы в компьютерном отделе петербургского государственного «Музея Музеев» в 2005 году, меня доводили до последнего предела (а сделать ничего было нельзя), и я начинала их проклинать и воображать их смерть (зная, что меня «слышат»), я долго не желала впутывать сюда каких-либо детей, их или чьих-либо ещё, — но прессинговали меня до тех пор, пока я, от полного бессилия, не перешла эту черту («Я всего лишь ГОВОРЮ то, что вы десятилетиями ДЕЛАЕТЕ!!!»). А делалось это, уж конечно, не случайно: тот период «обработки» будет забыт или никому и не будет известен, а «демонизация» «моей сущности», можно сказать, состоялась… И у них «появился повод» «мстить» (за то, что целенаправленно обусловили сами же). Так что, с этим МОИМ существом, если бы оно появилось на свет, могли бы делать, что угодно (и наверняка бы делали).
      Теперь, кстати, меня задалбывают «Молдаванином», «европеоидом, но черноволосым и, вероятно, смуглым». А что, для фабрикуемого нового «Омена», «российского», мамаша и папаша — самое оно: мамаша — чисто русская, творческая, полусумасшедшая (как меня упорно представляют), папаша — «европеоид, но черноволосый и, вероятно, смуглый», отсидевший за покушение на убийство и причинение тяжких телесных… Над «характером» психотехнологи поработают на славу…
      Так что, новость эта, «что я ещё могу родить», наверняка бессмысленная, — но задалбывать в этом нынешнем фашистском мире, разумеется, будут до конца. (Если выживу, то рано или поздно круг общения опять сменится, опять придут новые, которые ничего этого не читали и знать не знают, — и всё начнётся по новой, 1:1).
 
      Но — по порядку о вчерашнем и сегодняшнем. Итак, я остановилась на том, как я вчера вечером подошла ко входу на платформы, ожидая, не смогу ли пройти в ворота, а предварительно промелькнувшие напряжённый «Персонаж» и мужик из «былого бомонда» меня напрягли почти окончательно, — я уже чувствовала «что-то не то». Наконец, ворота открыли, я постояла, увидела, что беспрепятственно прошли парочка «наших» и тоже хотела пройти, — но ЛИЧНО МЕНЯ тормознул охранник: «Вы куда?» — я, мысленно: «Куда и все, ля!» — но сама развернулась и под дождём обошла по рельсам.
      Пока обходила, наговорила много чего. И прокляла ещё раз дочку «Позенковой», вместе с ней самой и со всем остальным её потомством, поскольку я обещала это делать всегда, как только со мной ещё заговорит «Молдаванин», — а перед тем он как раз заговорил. Причём, я как собиралась это делать В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, независимо ни от каких «Персонажей», так и буду теперь ТЕМ БОЛЕЕ!!! Путь оставит в покое СОВСЕМ! Независимо ни от кого и ни от чего.
      Конечно, прокляла ещё раз этот БЕЗРАДОСТНЫЙ фашистский мир, в котором целенаправленно не дадут делать ничего, что хочется, а заставлять будут — то, что неприемлемо, то есть — мучить, мучить и мучить до последнего. В этом ИХ мире «жизнь» — непреходящая пытка.
      Ну, сказала ещё, что я ЖЕЛАЮ, общаться с «Персонажем» и сама в этом разобраться. Но говорила я это недолго и не очень азартно, уже в тот момент понимая, что — ща, они мне это устроят. Ща, они мне его «покажут». Тем более что он — «артист» (вообще-то, действительно, конечно, психотехнолог), и всё, «что надо», отыграет хорошо.
      В вагоне он, действительно, появился очень быстро. Сначала стал снимать, переодевать носки. (Только я за это время психотехнлогических атак и смертей — можно сказать, уже как доктор, и в операционной побывавший, и в анатомичке, — носками меня не прошибёшь никак. Даже грязными. Тем более, что этот-то, «немец» — чистюля.) Ну, и т.д., но не хуже. Ну, поговорил опять, что у него был пакет мяса всякого, но он — шизофреник, и опять где-то забыл. В общем, «стандартный набор». «Чтобы не понравиться». Не-а. Глухо. Я, как всегда, в зрительном зале.
      По дороге к автобусу опять прицепился к шубе (как будто, не он меня тогда направил туда, где мне её дали!..), стал нудить, что я просто не хочу одеваться и выглядеть. Как будто бы я, оказавшись на улице, не обошла все эти склады первым же делом!.. — я знаю, что они ломятся, но для меня — сценарий свой: я ни с одного такого склада ни разу не унесла НИЧЕГО, — когда прихожу лично я, то там НИЧЕГО НЕТ. (Сам-то старательно изображает чмошника, — а то, сам же не показывал мне, КАК он может выглядеть!..) Я сто раз ему сказала: «МНЕ шмоток НЕ ДАЮТ!»
       А мальчику, который тоже там был, я сказала про «Персонажа»: «Ты знаешь, чего он от меня добивается на самом деле? — чтобы я чего-нибудь ЗАХОТЕЛА. Я давно уже НИЧЕГО не хочу, и меня не на чем обламывать, доводить до истерик, сводить с ума. Это — одинаково, как с работой, как с «личным», так и с внешностью. Я наизусть знаю, что мне устроят дальше, если я ЗАХОЧУ хорошо выглядеть: я вдруг буду падать в грязь, у меня будут умудряться что-нибудь воровать, что-нибудь вдруг будет рваться и портиться, заливаться невесть чем, в новеньком я вдруг буду сраться (и НИЧЕГО не сделаешь), и так далее. И виновата У НИХ буду «я сама». Можно и с ума сойти, — надо только, чтобы я чего-нибудь ЗАХОТЕЛА. Вот он, понимая это, или нет (иногда люди действуют «под диктовку», сами того не понимая), на самом деле, добивается, чтобы я ЗАХОТЕЛА ЧЕГО-НИБУДЬ. А на внешности, на «хороших вещах» — легче всего «опустить». Я это наизусть знаю».
      Потом сели в автобус, 4 человека. Под конец водила вдруг взъелся, что, кто мы такие, куда едем, что несёт перегаром (а выхлопа не было ни от одного, — сам «Персонаж» изображал из себя очень пьяного, но я уже не первый раз замечала, что когда он рисуется пьяным, бывает, на самом деле, трезвым, как стекло). Он подошёл, было, разобраться к водиле, показал, что трезвый, тот заорал, что, значит, это — я, а разбираться со мной не захотел, — сказал только, что меня возить больше не будет. «Персонаж» в ярости куда-то ушёл, и, как я и предполагала, вскоре вокруг меня всё утихомирилось полностью. Переночевала спокойно.
      Но это было ОЧЕНЬ показательно. Ещё днём ко мне не один раз цеплялись некоторые бомжи, и у одного я спросила, не противно ли ему не думать своей головой вообще, а повторять то, что «продиктовано», даже если он не понимает, что ему «диктуют», как слова, так и эмоции, и поступки!.. То, что он сказал, до него сказали 50 человек. Он ответил, что он — 51-й. Я сказала: «Вот именно». Потом утихомирились и эти.
 
      Но вот что здесь показательно главным образом. Наверняка никто ни с кем не договаривался, не репетировал. Они НЕ ЗНАЮТ, почему они это делают, чувствуют и говорят. ПОЧЕМУ-ТО. Не исключено, ЧТО ВОДИЛА в автобусе ДЕЙСТВИТЕЛЬНО «ПОЧУВСТВОВАЛ» перегар, которого не было. (Ни от одного не было.)
      ВОТ ТАК У ВАС и падают самолёты с Качиньским или с директором ФСБ Татарстана, вертолёты, в которых бьётся один Лебедь, ВОТ ТАК У ВАС горят «Хромые лошади» (в которые кто-то предварительно ещё «неизвестно почему» подложил побольше сена), ВОТ ТАК У ВАС стреляют Евсюковы, ВОТ ТАК бы родился «новый Омен» (и никто бы не выяснил никогда, как в действительности и откуда он ТАКОЙ образовался, помимо всяких «мамаши с папашей»), «новый Гитлер-Сталин», мужик или баба… ВОТ ТАК У ВАС СЕЙЧАС — ВСЁ.
      С этим можно было бы бороться ТОЛЬКО в случае огласки. Широкой, настоящей, компетентной. Но, наверняка, сами все замазаны. НАШИ ТОЖЕ ЭТО ПРИМЕНЯЮТ. А потому и НЕ МОГУТ об этом сказать: им сразу надо будет задать много вопросов… А значит, не будет ничего вообще. (Как во «Вспышке», героиня будет настаивать на этом перед не замазанным ещё Андроповым, не зная, то же ли ему передали в её шифровках: «ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС!!!»)
 
      Ну, а назавтра (сегодня, то бишь) «Персонаж» ещё и встретил меня в Москве и закатил истерику по поводу шмоток.
      Сам-то он должен понимать всё, кого бы из себя ни изображал. Для кого он собрался меня «приодеть»? — в аккурат перед морозами, и не предлагая тёплого ночлега… Опять для «Молдаванина»? Но того-то и волчья шуба устроит: у его дамы в прошлом году как раз и была такая, только короткая…
      Или они собрались в очередной раз «опустить», — например, меня «оденут в тётин лапсердак», но «по моде», я окажусь чувырлой («хотя старалась», — если просто на складе нах не пошлют, КАК ОБЫЧНО), а вот тут-то он и женится, поелику собирался, но не на мне, а на «настоящей бабе»… Вольному — воля, спасённому — рай. Как я сегодня опять заявила, вслух, но одна, по дороге, — у меня тут СВОИ дела. «Молдаванина» не будет в любом случае, но не будет и никого: меня — СВОИ задачи, — мне надо ещё тут под забором сдохнуть, как и собиралась, — мне не до х-в.
      В «ночлег» сегодня не поеду, — буду в нигде. На всё наплевать. Завтра и послезавтра, «в плохую смену» — тоже. (И кататься не поеду.) И «Молдаванина» никакого близко не будет.
      Кстати, родится ли (и вырастет ли) тут новый злодей (или, там, «спаситель»), мне глубоко безразлично: эта страна, этот мир — мне вообще посторонние, и мне нет ВООБЩЕ никакого дела, что здесь и как будет. Я не собираюсь ни спасать тут никого, ни гробить, — это ИХ дела, — я просто НИЧЕГО ОБЩЕГО с этим миром иметь не хочу совсем. Что тут будет — вообще не моя забота. Я уже всё сказала./19:04/
 
(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов — 2 423,
знаков без пробелов — 12 611,
знаков с пробелами — 15 271.)






...