17
9 июля
«Наделение оценивающим качеством пребывает на стороне слова и всего языка. Разделенность оцениваемого количества находится на стороне вида и всей визуальной наличности. Соотношение сфер умозрительного качества и зримого количества локализуется в кресте пересечения вертикали определяющего качество высказывания и горизонтали определяющего количество взгляда. Стремясь обосновать друг друга, вертикаль высказывания и горизонталь взгляда пребывают в системности смещенного равновесия, парабаланса. Взгляд, идущий вперед и прямо, центробежно смещается от смотрящего субъекта к показывающему себя объекту. Высказывание, речь, двигаясь обратно, центростремительно сгущается от послушного объекта к говорящему субъекту. Таким образом, система их спора предстает как конус спирали с центростремительно скручивающейся вертикалью единицы оценки и центробежно расширяющейся горизонталью единства оцениваемых объектов. Для обоих модусов центральной чертой оказывается субъект-объектная расщепленность. Производимый каждой из осей – вертикалью высказывания и горизонталью взгляда – по отношению к другой эффект характеризуется разделением другой оси на полюс субъекта и полюс объекта. Мотивом этого разделения выступает достижение выгодного отличия, принципиального преимущества, в котором субъект (= 1) прибыльно доминирует над объектом (= 0). Вертикаль высказывания, разделяя горизонталь взгляда, поляризует её на субъектную сторону смотра и объектную сторону показа. В свою очередь горизонталь взгляда поляризует вертикаль высказывания на субъектную сторону говора и объектную сторону слуха.
Прибыльность субъектности по отношению к объектности полагается в том, что смотр превосходит показ, а говор преимуществен по отношению к слуху. Всякий смотр содержит больше, чем способен выразить собой любой показ. Но всякий говор в своей выразительности доминирует над содержательностью слуха. Парадоксально то, что если выгодный смотр и невыгодный слух отличает пассивная статичность, неподвижность, то, напротив, выгодный говор и невыгодный показ характеризует активность динамики. То есть, в преодоление этой внешней оппозиции динамичной активности и статичной пассивности более существенна внутренняя полярность качества и количества. В свете этой полярности пассивный смотр прибыльно превосходит активный показ по количеству, и, напротив, активный говор выгодно отличается от пассивного слуха по качеству. В отношении этого различия мы имеем два ключевых типа прибыльного преимущества – достигаемое в говоре качественное превосходство центральной формы над периферийным содержанием и случающееся во взгляде количественное преимущество периферийной множественности зрительного содержания над центральной единичностью являющего себя вида. В последнем случае важно то, что, кто показывает себя, оказывается, что называется, в центре внимания, но на деле объект показа пребывает всего лишь на периферии взгляда того, кто действительно находится в центре, которым единственно является источник взгляда, пресловутая точка зрения. Как и вертикаль высказывания, так и горизонталь взгляда разрезают друг друга на две никогда неравные друг другу стороны, разрезают с тем, чтобы добиться превосходства друг над другом. Условием преимущества одной части над другой оказывается произвольное отнесение воображаемого центра символического равновесия к одной из уравновешиваемых крайностей. За счет того, что одна из уравновешиваемых крайностей приобретает преимущество перед другой, она получает свойство избытка. То есть, таким образом, спор вымогающего качественное превосходство высказывания-говора и притязающего на количественное преимущество взгляда-смотра представляет собой спор двух избытков – качественного избытка спросовой оценки и количественного избытка предлагаемой товарности.
Четверица пребывающих в системной связи полюсов смотра, слуха, говора и показа замкнута в фигуру с четырьмя полюсами, которая опознается как квадрат. Ближайшим подобием этого квадрата является логический квадрат. Всякая логическая сущность очевидна в своей формальности, которая в полной мере характеризует и логический квадрат. В силу своей содержательности выведенная четверица выступает оригиналом по отношению к логическому квадрату. Будучи исполнением формы логического квадрата, указанная четверица является онтологическим квадратом. При этом и в отношении онтологического квадрата закономерной остается триада типов отношений между четырьмя полюсами квадрата логического. Как в геометрической ипостаси квадрата имеются три типа связей между его углами – вертикаль, горизонталь и диагональ, так в логическом квадрате эти связи преобразуются в три пары связей – две вертикали подчинения (доминирования), две диагонали контрадикторности, горизонтали контрарности и субконтрарности. Квадратность является структурным остовом, этаким скелетом спиральной фигуры Закона в виде восьмерки, свернутой из начального круга Благодати.
Ключевыми, структурообразующими осями онтологического квадрата являются диагональ высказывания с противоположными полюсами говора и слуха и диагональ взгляда с противоположностью смотра и показа. В экономическом смысле диагональ взгляда, полагая горизонт реального наличия, совпадает с осью Предложения – активного в Смотре и пассивного в Показе. Напротив, диагональ высказывания, отрицая реальность в идеальности определенности, совпадает с осью Спроса – пассивного в Слухе и активного в Говоре. То есть, на одной стороне предложение реального Смотра соотносится с пассивным спросом идеального Слуха, на другой стороне активный спрос идеального Говора соотносится с пассивным предложением реального Показа. При этом если отношение предлагающего Смотра и спрашивающего Слуха характеризует благодатный баланс, то отношение спрашивающего Говора и предлагающего Показа отличает дисбаланс законной тяжбы и торга. То есть, баланс предлагающего Смотра и спрашивающего Слуха составляют сферу самой трансцендентной Благодати. А принципиальный спор оценивающего Говора и оцениваемого Показа образуют сферу имманентного Закона. Здесь можно предположить, что причиной обращения Благодати в Закон является образование пары избытков на концах диагональных осей высказывания и взгляда. На диагонали высказывания имманентным избытком трансцендентного слуха оказывается говор-приговор избыточной оценки-цены. А на диагонали взгляда имманентным избытком трансцендентного смотра оказывается показная товарность. С учетом вертикальной оппозиции спроса и предложения спрашивающий говор предстает имманентным избытком цены, а предлагающий показ – имманентным избытком товара. Таким образом, пребывающие на трансцендентной стороне в благодатном балансе смотр и слух, оказываясь на имманентной стороне и оборачиваясь избытками говора и показа, входят в бесконечно-непримиримый контраст законного спора спрашивающей цены и предлагаемого товара. Как трансформация взгляда в предлагаемый избыток показывающей товарности, так и трансформация высказывания в спрашивающий избыток говорящей цены локализируется в одном и том же месте – точке пересечения взгляда и высказывания, где они, пересекаясь, разрезают друг друга на неравные части. В этом разрезании оказывается, что говор (= 1) больше слуха (= 0), показ (= 1) больше смотра (= 0).
Системная координация вершин онтологического квадрата выясняется с внутренней стороны его скелета как логического квадрата. Структура последнего связывает в систему отношений общее утверждение (A), частное утверждение (I), общее отрицание (E), частное отрицание (O). В полном соответствии с этим онтологический квадрат составлен координацией положительно-содержательной целостности Смотра, положительно-содержательной причастности Слуха, отрицательно-формальной целостности Говора и отрицательно-формальной причастности Показа. Для понимания онтологического квадрата важно и то, что логический квадрат это не только статичная структура. Это такая структура, которая в полной мере обладает динамикой. Его динамика задается системой трёхчастного перехода от одного суждения к другому. Трёхчастность этого перехода полностью выражает трёхчастность выведения умозаключения, который, как известно, составляют большая посылка, малая посылка и сам вывод. Эта абсолютная форма присуща и содержанию онтологического квадрата, чья динамика осуществляется в том же трёхэтапном генезисе трёх суждений.
В онтологическом квадрате эти суждения получают содержательное наполнение. Так, вертикаль доминирования положительной целостности над положительной причастностью приобретает характер онтологического суждения: наличное Лицо есть слышное Имя. В структуре умозаключения это суждение соответствует большой посылке. Диагональная связь контрадикторной пары положительной причастности и отрицательной целостности имеет характер феноменологического суждения: слышное Имя есть говорящее Понятие. Оно соответствует малой посылке. Наконец, вертикаль доминирования отрицательной целостности над отрицательной причастностью получает значение антропологического суждения: говорящее Понятие есть показывающийся Предмет. Это третье суждение есть конечное умозаключение. В историко-философской перспективе динамика этого трёхэтапного генезиса спроецировалась на три важнейших полярности: случившейся в Античности онтологической дифференциации платоновского трансцендентного Единого-Блага и аристотелевской имманентной Субстанции, возникшего в средневековой схоластике феноменологического спора между реалистическим Именем и номиналистическим Понятием и имевшего место в Новое время антропологического контраста между трансцендентальным Понятием и эмпирическим Предметом. Таким образом, вся квадратная фигура онтологического заключения включает онтологическую большую посылку: Лицо есть Имя, феноменологическую малую посылку: Имя есть Понятие и антропологическое заключение: Понятие есть Предмет.
То, что было названо онтологической посылкой, не является в чистом виде суждением. Участие двух онтологических сторон земного Лица и небесного Имени в единстве носит характер мистического благодатного равновесия. Языковым выражением этого равновесия выступает грамматическая форма предложения, а его наличным образом и фигурой является круг. В силу своего мистического происхождения благодатное единство является допущением, презумпцией, основанной на вере. Мы всегда в него только верим, но никогда не знаем. Знание начинается там, где основание равновесия небесного Имени и земного Лица насильственно и спекулятивно акцентируется на одной из сторон. Оно или фиксируется в зримости земного Лица, или в умозрительности небесного Имени. В Античности такая противоположная акцентуация выразилась в контрасте онтологий Платона и Аристотеля. Дело такой поляризации случается в разделении благой данности единства на полюса зримого наличия и высказываемого наличия, «есть», открывающегося во взгляде, и «есть», сказываемого в высказывании. Благодать кругового единства небесного Имени и земного Лица нарушается в пересечении человеческих высказывания и взгляда.
Горизонталь взгляда делит вертикаль высказывания на качественные полюса утверждения и отрицания. А вертикаль высказывания делит горизонталь взгляда на количественные полюса целого и части. В случаях обоих делений осуществляется один закон: одно больше другого, 1 > 0. По количественной горизонтали взгляда: Целое больше, чем Часть. А по качественной вертикали высказывания: Наличие больше, чем Отсутствие. Горизонталь взгляда поляризована на положительную целостность Лица и отрицательную причастность Предмета. Оба полюса относятся к внешней Периферии. В начале периферия обладает положительной целостностью, в конце она носит характер отрицательной частности. Вертикаль высказывания поляризована на положительную причастность Имени и отрицательную целостность Понятия. Здесь оба полюса относятся к внутреннему Центру. В начале центр причастен, в конце целостен. То есть, в отношении диагонально полярных осей положительности взгляда и отрицательности высказывания ключевой парой оказывается горизонт внешней Периферии и вертикаль внутреннего Центра. В перспективе трансцендентной Благодати периферия больше центра. В имманентной перспективе Закона центр больше периферии. Таким образом, исток противоречия (а с ним и способ его преодоления) между трансцендентной Благодатью и имманентным Законом пребывает на внутренней оси вертикали высказывания, разделяющего и связывающего полюс положительно-причастного Центра как трансцендентного Имени и полюс отрицательно-целостного Центра как имманентного Понятия».
18
7 июля
Профессор долго молчал. Мы шли по мосту над Сеной, по-видимому, деля наш маршрут пополам. Наконец, профессор быстро заговорил:
- Итак, теперь, когда выговорены некие основания, можно предельно развести суждение и предложение. Различие между ними в том, что в суждении в центре находится субъектное и имманентное Я, которое превращает мировой объект в своё нарциссическое зеркало, а в предложении уже не Я, но Душа как трансцендентное содержание человеческого существования само является зеркалом мира. То есть, в предложении человек, человеческая душа, смещаясь на периферию, обращается из субъекта в объект высказывания, а в суждении, напротив, субъект центростремительно сгущается к центру, замыкая на себя мир как объект… Это понятно?!
- Да, вроде.
- Отлично. Идем дальше. Вернее, вернемся к Моисею и его первосуждению о Боге. Итак, сказано «Я есмь Сущий». Моисеево суждение включает три элемента: горизонт существования, вертикаль сущности и их связь. Моисеево суждение есть не что иное, как синтетическое суждение априори в духе любимого тобой Канта…
- А библейский пророк Моисей – ни кто иной, как первый трансцендентальный философ?!
- Почему бы и нет?! Вспомним, что у Канта такому синтетическому суждению априори предшествует две ранние фазы – синтетическое суждение апостериори и аналитическое суждение априори. Далее. Задачей синтетического суждения апостериори является синтетическое ограничение горизонта объектного предикатного существования. А задачей аналитического суждения априори является, буквально, аналитическое выделение вертикали субъектной сущности…
- И тогда задачей синтетического суждения априори является связывание аналитической вертикали сущности и синтетического горизонтали существования…
- Совершенно верно. Молодец. Похоже, в Канте ты, действительно, хорошо разобралась. – Улыбаясь, с ревнивой иронией прокомментировал Берклитц. – Итак. Как мы можем еще определить эти два суждения? Учитывая трёхэтажную конструкцию кантовского субъекта, включающую три плана – чувственность, рассудок и разум, можно сказать, что синтетическое суждение апостериори – это чувственное суждение, а аналитическое суждение априори – это рассудочное суждение. Поскольку из всех чувств самым мощным является зрение, мы можем сказать, что синтетическое суждение апостериори – это суждение взгляда. Чувственное суждение обводит радиусом взгляда существование и заключает его к такому объекту, который не говорит, но показывает, что «вот это вот оно Всё», «это некое что-то есть Всё». То есть, чувственное суждение есть процедура центробежного включения мира в наличное Всё. Напротив, рассудочное суждение аналитически выделяет, исключает из всего нечто именное Одно, но что-то такое, что является самым главным, центральным, а именно сущность. Рассудочное суждение взмывая от земли к небесам и выхватывая из сонма небесных имён одно и центральное имя, проговаривает его: Я. В данном случае Моисей редуцирует божественную сущность к личному местоимению первого лица. Разумное суждение традиционно связывает чувственное, зрительное, визуальное Всё и рассудочное, умозрительное, вербальное Одно. Итак, что здесь уже можно констатировать? Некий специальный синтез чувственного объекта подготавливает анализ рассудочного субъекта. В итоге из синтетически включенного существования аналитически исключается сущность. Конечно, самым парадоксальным выступает вот этот априорный синтез чувственного, земного существования как предмета и умозрительной, небесной сущности как понятия, что завершает трёхэтапную траекторию движения сознания. Очевидно, что главным свойством такого синтеза становится идентификация самого субъекта в лице Моисея, которая оказывается своего рода его выгодой-прибылью. То есть, суждение мотивируется извлечением выгоды, сгущающейся в фиксации центра тяжести весов, на которых взвешивается небесная сущность и земное существование, Небо и Земля. Прибыль суждения возникает как разница от вычитания Неба из Земли, и одновременно Земли из Неба. В суждении они оба вычитаются друг и из друга, посредством крестообразного пересечения небесной вертикали сущности и земной горизонтали существования. Собственно, результатом равновесия разделенных суждением Неба и Земли становится учреждение Я, как всеобщего центра тяжести всего человеческого рода. Причём такое Я выступает общим знаменателем, рациональной универсальностью, что причащает каждого человека всему родовому коллективу, человеческому роду. То есть, этот рациональный, закономерный центр тяжести вменяет человека в только родовую универсальность. Причём гарантией такой рациональной универсальности выступает очевидное бессмертие самого человеческого рода. Но мы знаем, то есть, верим в то, что есть другое бессмертие, бессмертие Души как мистическая универсальность. То есть, в Моисеевом суждении «Аз есмь Сущий» происходит замещение мистической универсальности благодатного бессмертия Души рациональной универсальностью закономерного бессмертия Рода.
- А разве у этого замещения есть альтернатива? – Задала я вопрос, выразив им скепсис на предмет его положительного варианта.
- Есть! – Убеждено ответил профессор. – Да, Закон притязает на свою монополию. Но дело в том, что Закон принципиально расщеплен и не способен уравновеситься изнутри, имманентно. Имманентности Закона неведом баланс. Коль скоро, по словам самого же Канта, этого законодателя законодателей, имманентный нулевой центр недостижим. Баланс содержится только в трансцендентной Благодати, явленным воплощением которого стал Христос. И дается со стороны её периферии. Центра – нет, а Периферия – есть. Поэтому что Благодать – это и есть само Равновесие. Баланс имманентного Закона и трансцендентного Благодати пребывает только на стороне периферийной Благодати…
- А зачем тогда Закон, если всё есть Благодать. – Раздражено спросила я.
- Потому что установление Благодати пребывает в компетенции только Бога, но не человека. Человек же, живущий в долготе исторического времени, способен надеяться и притязать только на баланс Закона и Благодати. Полнота же Благодати установится со Вторым Пришествием. Да, Мэри, я понимаю, что, скорее всего, в твоём восприятии перебираю с мистикой, но без неё точно не обойтись. И в понимании и источника власти, и гарантированности её легитимности я исхожу из тезиса, что Закон возникает на месте упразднения Благодати. Закон как бы зачеркивает Благодать, ставит на её круге крест, образуя точку опоры для своей благовидной деятельности. И здесь следует спросить, как мы различаем Благодать и Закон.
- И как же? – С интересом, подыгрывающим игре профессора в диалог, спросила я.
- По факту отсутствия и присутствия выгоды. – Легко ответил Берклитц.
- Выгоды?
- Да. Вот, Моисей, назвав имя Бога – Яхве, немедленно самим собой же, своими собственными устами вменятся в национального лидера иудейского народа. Своим суждением Моисей чеканит монету, которую и обменивает на своё политическое лидерство…
- Но разве Моисей мотивировался только амбицией воли к власти?
- Конечно, нет. Прежде всего, он мотивировался благим желанием облегчить участь своего народа, жившего под игом другого народа. И, тем не менее, то, что осуществляется в суждении Моисея – это ищущий выгоды обмен. И чеканкой монеты в данном случае является синтез универсальной ценности, имеющий характер словесного знака всеобщего обращения. То есть, Моисей эмитирует нечто такое, что, воображаемо центрируя и идентифицируя каждого иудея, интегрирует всех иудеев в символический горизонт иудейского мира. Этот мир, обретая неземную гарантию национальной суверенности, становится способен выделить себя из египетского плена, что впоследствии и происходит. Преимущество политических последствий Моисеева жеста очевидно. Но этими выгодами не искупается то, что случается с Богом. Я верю в то, что тот, с кем разговаривал Моисей на горе Синай, был Богом. И Моисей реально услышал Имя Бога, но конвертировал его универсальное, но мистическое содержание в универсальную, но рациональную форму. Возможно, что Моисей, услышав Имя Бога, пережив высший смысл жизни, испытал приступ ложного стыда, мол, «иудеи, я услышал Имя Бога, но произнести Его не могу», и поэтому решил конвертировать это необъятное благодатное содержание в закономерную форму очевидного, точнее, ушеслышного высказывания…
Усмехнувшись словесному изобретению профессора, я спросила:
- Но как я понимаю, это – универсальная проблема! Собственно, вся человеческая коммуникация – это обмен. А обмен предполагает универсальный знаменатель. И если Моисей смог его синтезировать, то честь ему и хвала!
- Верно. Но проблема в том, что Моисей смешал небесную таинственную универсальность Имени Бога и земную рациональную универсальность всеобщий формы типа монеты, словом, смешал Небо и Землю.
- Как же это стало возможно?
- По способу трансцендентального произвола, который Кант называет «субъективным принципом воления»…
- То есть, захотел и сказал?!
- Моисей представил абсолютно личное, предельно собственное содержание своего великого сердца в качестве коллективной социальной ценности посредством необходимой и всеобщей формой суждения. Понимаешь, Мэри, предъявив Бога как ценность, он как бы оценил его, поскольку всякое суждение – это оценка. И этой оценкой он купил Бога, а потом как бы продал Его.
- Профессор, побойтесь иудейского бога. Разве Моисея можно рассматривать как торгаша?! – Серьезно возмутилась я.
Едва обращая внимание на мой, типа, праведный гнев, профессор заботливо объяснял:
- Не плакать, не смеяться, но понимать. Давай разбираться, Мэри. Всяк человек в принципе торгаш. Мы постоянно продаем себя и покупаем других. И как торгаш, всяк человек всегда дешево покупает, присваивает и всегда дорого продает, отчуждает. Прибыль – это разница между дешевизной присвоения и дороговизной отчуждения, между «дешево» и «дорого». Дело торгового обмена в образовании выгодного отличия-разницы между низкой ценой присвоения и высокой ценой отчуждения, между переоценкой себя и недооценкой чужого. Вот у Моисея есть Вещь, великая Вещь в качестве Бога, и ему Его надо предъявить, представить, выставить, практически, на продажу. Когда Моисей Его услышал, он услышал одно и услышал дешево, а когда он Его проговорил, он высказал нечто другое и высказал дорого.
- То есть, он продал не за то, за что купил?!
- Да. Другими словами, Моисей конвертировал потребительскую ценность Бога как личного в символическую стоимость Бога как коллективного. Такая конвертация образует прибыль, которой стало политическое лидерство Моисея…
- Вон, вы, где капитализм укореняете?! – Саркастично удивилась я.
- Не только. Вся цивилизация Запада там укоренена…
- Вау! Ладно, вы хотите сказать, профессор, что Моисей получил, присвоил и, тем самым, как бы купил Бога бесплатно, вместив Его в своё безграничное сердце, но вот уже преподнеся, предложив, как бы продав его соплеменникам, он остался с прибылью в виде политического лидерства. Так?
- Да. За счёт Бога Моисей отчеканил монету, на которую он купил власть.
- А если бы он не притязал на это лидерство, он бы остался чист?
- Не знаю, Мэри. – Сокрушено отреагировал профессор. – Ты меня пойми, Мэри, пожалуйста, правильно. Я вовсе не ставлю цели изобличить Моисея в неправедном торгашестве. Человек по имени Моисей – это судьба человечества. Как, собственно, и Богочеловек Христос. И всё, что с ними произошло, произошло неотвратимо. Но никто не запрещает нам делать, как сказано, прямыми стези Господа. Мы же не пытаемся переделать прошлое. Наша задача – выйти к будущему, которое окажется лучше, чем прошлое. А исходя из того прошлого, которое мы имеем, например, весь ХХ век, я лично не хотел бы, чтобы будущее стало его продолжением. Тем более, что всё плохое, кажется, уже исчерпано, гардероб идей изношен, и на дне котелка истории должно было остаться только хорошее…
- Ох, профессор, какой вы всё-таки прекраснодушный гуманист! – Довольно язвительно прокомментировала я.