При подготовке номера "Русского охотничьего журнала", посвящённого наставничеству в охоте, я уже точно знал, что увижу много рассказов про мудрых дядек, руководящих где молодыми пацанами, где малоопытными парнями, а где и про то, как искушенные деревенские охотники учат разуму городских.
Да, действительно – посвящение в охотники во многих стратах общества – это инициация мужчины, которая часто происходит задолго до первого познания женщины. Первая добытая пацаном дичина означает, что в самом крайнем случае он может прокормить себя и семью своими руками – ибо две утки – это уже обед для семьи из четырех человек; а человек, способный добыть кабана или лося обеспечивает приемлемое питание себе и своим близким на месяц-полтора.
В деревнях и таежных поселках мальчики до сих пор получают в руки оружие лет в 12-13, вне зависимости от каких-то там законов, установленных непонятными людьми. И до сих пор во многих семьях мальчику при выходе на охоту дают три – четыре патрона – и наказывают за каждый промах – то есть, за патрон, взамен которого подросток не принес дичи.
А перед тем, как получить оружие, эти мальчишки проходят жесткую школу, сопровождая взрослых на охоту и промысел, перенося тяжести, поддерживая быт на лагере, кашеваря и перенося тяжести. Перед тем, как получить ружье для самостоятельного выхода, ребята должны поучаствовать в снаряде патронов, выслушать массу замечаний о том, зачем осаливают пыжи, почему летние патроны нельзя запыжевывать газетой, почему дробь пересыпают крахмалом, для чего под капсюль «Центробой» сыплется несколько зерен черного пороха, чем лучше завальцовывать дульце гильзы, как брать упреждения при стрельбе, как заматывать проволку при постановке петель на зайцев и чем заячий силок отличается от пружка на куропатку, а петля от лося от петли на медведя…
Кроме того, эти парни растут среди постоянных рассказов о подвигах своих близких так или иначе избежавших встреч с охот- и рыбинспекцией, о ловких побегах от «ментов», о взятках и отмазах. В их молодых мозгах откладывается информация о скупщиках пушнины и мяса, прапорщиках из соседних гарнизонов, продающих краденые патроны, самогонщицах в деревнях, и незаконных «стволах», хранящихся по пасекам и в дуплах еще со времен Гражданской войны.
Таковы «охотничьи университеты», которые каждый год заканчивают многие тысячи подростков за пределами мегаполисов европейской России.
Но немногие знают, что в промысловых районах существовал (да кое где и сейчас существует) узаконенный институт наставничества.
На самом деле молодого охотника, пришедшего на работу в госпромхоз старались сперва определить напарником к более опытному товарищу. Более того, во многих госпромхозах такой период «ученичества» считался обязательным, даже если парень происходил из заслуженной охотничьей династии; и в тайге промышляли его отец и дед.
Одной из целей такой стажировки был, как бы сейчас сказали современные менеджеры, тест на психологическую совместимость. Два человека - очень разных человека – один, как правило, спокойный и уверенный, на большинстве навыков и привычек стоит штемпель «оплачено»; другой – молодой, стремящийся к новому, беспокойный, как правило. О совместной жизни таких пар на промысле очень много рассказано; а еще больше домыслено. Кое-кто и не вернулся с такого промысла (автор знает о четырех, по крайней мере, таких случаях; и ни в одном из них тела стажера – а пропадал всегда стажер – найдено не было).
Вообще, старые охотники стажеров откровенно недолюбливали и считали мороку, которую им создавали молодые, непропорционально большой платой за некоторое вспомоществование на промысле. То есть – «стажировку» рассматривали как нагрузку и признак плохого отношения к себе со стороны директора или охотоведа госпромхоза. Кроме того, в промысловой охоте всегда существовал один очень существенный и тщательно умалчиваемый момент – реальный объем добываемой пушнины. Именно эту цифру промысловики старались никогда не оглашать даже перед своими коллегами по промыслу, не то что – перед начальством. Недаром одной из главных поговорок охотников-промысловиков было «нашёл – молчи, потерял – молчи». А тут – на тебе – чужие глаза. Мне, к примеру, известен прецедент, когда охотник-стажер сделал на маршруте свой, параллельный, путик, и промышлял втайне от наставника. При этом надо помнить, что в таких парах изначально было заведено не делить добычу (и выручку с ее продажи) поровну – разница шла в пользу наставника.
Ну и – нагрузка она и есть нагрузка – многие старые охотники намеренно старались сделать так, чтобы молодой энтузиаст на будущее забыл дорогу в лес.
Однако, если молодой человек проходил такую «обкатку» - пусть с конфликтами, руганью, иногда – мордобоем, иногда – с письменным разбирательством по итогам стажировки, руководство промхоза относилось к нему с большим доверием и без особых колебаний выделяло самостоятельный участок. Выжил, вытерпел – значит – годен!
Были и исключения. Как правило, они касались близких родственников, которых брался «натаскивать» охотничьему ремеслу отец, дед или дядя. Я, кстати, не уверен, что в этих ситуациях конфликтов было заметно меньше (но то что меньше – это наверняка), просто они оставались «в кругу семьи».
И да, наиболее щадящим образом наставничество проходило у тех молодых охотников, которых отдавали в обучение представителям коренных малочисленных народов Севера – эвенам, эвенкам, якутам, юкагирам. В отличие от подавляющего большинства русских и украинских охотников-промысловиков они не были завязаны на непрерывное стяжательство, почему и относились к дополнительным глазам на промысле наиболее терпимо.