В огромной оконной раме – диптих, разделённый белой вертикалью металлопластика.
Справа – ствол, серый, морщинистый, слегка скособоченный от более злобных северо-восточных ветров. Отломанный сук выделяется нежной желтизной незатянувшейся раны.
И это вина не ветра.
Как же так? – растерянно поднимаешь глаза, заранее зная, что ответов там нет.
Пронзительно-синее, не характерное для декабря, небо напоминает яркую эмаль берлинской лазури, залитую между блестящими чёрными перегородками. Если смотреть на просвет, последние образованы влажными ветвями того же дерева.
Но открытого пространства нет. И ответа нет.
Слева акварельный простор! На всю ширину очерченной створки – небо.
Более бледное, чуть разбелённое облачками. Прозрачное. Не скованное перемычками, удерживающими богатый цвет непроницаемыми рамками строго очерченных ветвей-линий.
Как легко соглашается оно на блеклость!
Свободную, произвольно выплеснувшуюся акварель предпочитая застывшей глубине тона…
24.12.2015