Царь с царицею простился. В путь-дорогу снарядился. А царица... Черт, достала мошка. Приехала нежданно провожать на вокзал, нарядилась. Не просил. Я сказал: отвернись, не смотри, - когда с рюкзаком вставал на посадку в поезд. Шел, пошатываясь от непривычной тяжести. Стоп!
Это товарищ сказал. Вдруг увидели впереди слева заимку. Охотхозяйство. Блокпост. Он зашептал: «Здесь кордон, я читал: регистрируют, за деньги пропускают». Ну вот. Вот и все.
Какие блин деньги регистрация два месяца пожары никого сюда не пускают мы через горы через перевал там кто-то ходит никто там блин не ходит невозможно там ходить и вот пришли. Кордон.
Ну это же ну как двенадцать дней через Верхнеангарский через хребет и вот? А пожары вокруг а воды нет? А мошки как никогда еще не знаю? А реку эту Чаю больше жизни уже увидеть-то хотелось хочется и по ночам она сниться стала не видел хоть и ни разу.
Да мы и не прятались, нет, пошли от Байкала, да пошли. Чтобы по-настоящему пройти и дойти. Ну, я не знаю, как на там на машине, на Урале... И не в деньгах дело, хотя и в деньгах, но не это... Это, как вот однажды, один тип, как назвать его, предлагал восхождение на Эльбрус на вездеходе. Ну, не знаю, кому как, а нам пешком лучше.
Тяжело. Так тяжело, как не помню когда. По тропе, да без тропы, да по руслу, по Москиту, впрямь Москиту, загашнику гнуса, по ущелью, водопаду, «знал бы – не ходил бы», товарищ говорит. Да медведь еще из-за поворота, и не бежит, ракетниц не боится, пока не заорешь в сердцах: скотина пошел сволочь вон. Так и шел вместе с нами, забежит, наследит мокрыми следами, и выходит впереди, скотина. Да ладно, в тайге хозяин тот, спички у кого. Костер – спасенье наше.
А может... Может, удастся, может, пройдем? А? Зачем тогда нас было пускать сюда? Ну, Тому, Кто Смотрит. Там в ущелье. И потом, когда ползли в гору на перевал по камням, по воде. Дойти или не дойти – шансов примерно поровну. Но если уже, то может...
Тихо-тихо быстрым шагом. Как носилки - несем катамаран. Там его, на озере после перевала построили и поплыли, когда совсем устали. Тихо-тихо идем. Никого не слышно, даже собак. А! Ведь здесь нет никого. Только мгла от пожаров нависает, как ночь. И вообще тут людей нет. Ау! Только медвежьи следы на дороге, да лосиные.
Вечером дошли до Чаи. Чая! Хотели, и вот. Из Чаи воду пьем. В темноте, уставшие, располагаемся на песчаном берегу. Ведь что такое счастье? Оно, как сказать... Оно не то, к чему стремишься. А то, что само приходит, когда сбывается. То, к чему стремишься. А к чему стремишься? К Чае. Ну и вот.
Утром солнце не встает. Оно чуть светится сквозь мглу, как оранжевая лампочка вполнакала. Помолившись, поплыли. Нам до Великой реки.
Плыть бы нам до чужих понизовий... Эх, плыть – не идти. Вода несет, хоть еле движется. Не важно. Река обмелела – это видно. Не важно. А река не горная совсем, рассуждаем мы. Течет в песчаных берегах, как на равнине. Вот дальше – там, ага, пороги, там начнется.
Вот там... А скоро? Там скоро камни – переносить. А тут... Ой!
Это товарищ сказал. Оттолкнулся веслом от очередной мели – выдернул весло, обломанное у основания. Он изменился в лице, рванулся, выдернул из песка обломавшуюся лопасть. «Ну вот!» – он сказал.
Ну вот. И все. Приплыли.
Да нет, так не бывает. Оно не должно было сломаться! Это прочное весло оно б... не на такие нагрузки рассчитано мы же не в пороге да и в пороге х... его сломаешь а тут ну как не могло оно вот так.
И зачем это, а? Ну, Тому, Кто Смотрит?
На товарища смотреть... не знаю... Как это... как в музее на плачущего большевика. Нет, хуже... Давай-давай, говорю, придумаем сейчас что-нибудь, обязательно, сейчас... Сам не верю тому, что говорю.
До Великой реки – 350 километров. Два каскада порогов. Ну и... что?
Вышли на берег, осмотрели обе части весла, подумали, что можно скрепить деревянным стержнем. Сверху - деревянные планки, плотно обмотав черным скотчем.
Грести можно, но в пороге... Поломает, как щепку. Щепка и есть.
Впереди – непроходимые камни. Огромное русло, засеянное камнями. Это место называется «Каменный цветок». По высокой воде, говорят, можно пройти. Сейчас придется нести катамаран и рюкзаки. Сначала рюкзаки, потом катамаран, потом рюкзаки, потом...
Тут по карте – километра четыре. Ходка за ходкой. Заяц выскочил из кустов, поскакал в лес... Кострище туристов-водников нынешнего года... Обедали они здесь.
Ну все, плывем. Течение бурное. Чуть не слетел с катамарана на шивере. Ого, река уже настоящая.
Увидели слева берег для стоянки. Пристали. Настроение не радостное. Оно тревожное. Мы не знаем... Ничего не знаем.
Тут мало дров. Ивовые, они быстро прогорают. Похолодало, зябко у костра. Ох, не утро ли вечера мудренее.
«Царь с царицею простился...» Во сне опять. «Опечалился чему, говорит она ему...» Маловер! – говорит мне кто-то. «Не тужи, душа моя...»
Утро приходит хмурое. Плывет разорванный туман. Поплыли.
То плывем, то толкаем, где плыть нельзя, где мелко, выискиваем места прохода, так муторно, медленно. Опа!
Это товарищ сказал. «К берегу!» - крикнул он, как сумаcшедший. Там на берегу... Около лиственницы... Прислоненное к лиственнице... Этого не может быть! Весло.
А! – заорали мы. Он выскочил на берег, схватил весло и запрыгал.
Так не бывает. Ну не может его здесь быть! Ну не бросают весла вначале сплава. Это что же... Это чье же...
Осматриваем весло. Оно солидное, оно дюралевое, оно нашим веслам не чета. Оно надежное, оно тяжелое.
И я ощущаю счастье.
Однако, некогда, надо плыть.