Вечернее солнце опаляло террасу красным огнём. Сын спал тяжёлым, беспокойным сном. Ноги в стоптанных кирзовых сапогах, вымазанных глиной, лежали прямо на домодельном лоскутном одеяле. Рот был приоткрыт, по тёмной небритой щеке протекла дорожка слюны. Удушающая вонь перегара вызывала тошноту. Катерина присела на шаткий табурет, сбросив на пол засаленную фуфайку, и долго смотрела на спящего сына. В памяти, как кадры старой хроники, мелькала собственная жизнь…
Весёлая свадьба четверть века назад. Не упустила тогда Катерина своего счастья, обошла всех подруг, но приворожила Михаила, красивого крепкого парня, не обделённого девичьим вниманием. Да и работал он трактористом, а по тем временам в деревне – это первейшая профессия. Вспахать, картошку окучить, сено подвезти, дрова – да мало ли всяких забот у селянина, которые без техники не решить! Потому и уважали в деревне тракториста. Это не скотник на ферме. Как раз туда председатель и ссылал проштрафившихся на пьянке мужиков. Нет, тракторист - это так же почётно, как и пастух. Вроде бы нехитрое дело – коров гонять, а поди-ка! Да от пастуха и весь удой, и доход колхоза, и заработки зависят!
Трудился Михаил на совесть, да и Катерина дояркой на ферме от него не отставала. И сына они народили, и новый дом, неподалеку от родительского, был у них, по сельским меркам, полной чашей, и хозяйство крепкое – огород, корова, телёнок, хрюшка, куры... Немного тогда платил за труд колхоз, так на то и тракторист в доме, чтобы хороший левый прибыток иметь. С утра до ночи не вылезал из кабины трактора Михаил, а уж когда подходила пора картофельники пахать селянам, так и вовсе дома не ночевал. Не раз журила его Катерина:
- Ой, Миша, упаси бог, уснёшь в кабине! Плюнь ты на эти шабашки, отоспись!
- Погодь, Катерина, не сегодня-завтра эта страда отойдёт, тогда и отосплюсь, а пока пахать надо. Сейчас день год кормит! – и Михаил вываливал из кармана очередной комок сложенных и смятых сотенных, пятидесяток…
Правда, не все односельчане деньгами расплачивались. Нет-нет, да и приедет Михаил к дому чуть живой, еле на ногах стоит. Наутро расскажет – за сеном на дальние покосы подрядили или ульи с пасеки кому-то домой перевозил. Сердилась тогда Катерина, даже скандалы на селе устраивала, дескать, зачем мужика спаиваете. Только ничего она не смогла с этим поделать. Испокон веков так повелось в деревне – угостить от души за оказанную помощь. Всё меньше и меньше приносил домой денег Михаил, всё чаще и чаще приезжал пьяным. И всё зарекался, зарекался…
А десять лет назад (Андрейке уже четырнадцать минуло) прибежал вечером к дому перепуганный сосед, заколотил в раму:
- Катерина! Мишка твой в речке вместе с трактором утоп, с моста свалился!
Да разве б он свалился, если б трезвым был! Он же по этому мосту тысячи раз… Отплакала своё Катерина, но другого мужика в дом не искала, растила сына. Наверное, тогда и постарела, коли сельчане не Катериной, а Петровной звать стали. Да и жить нелегко стало. Продала она оставшийся от мужа мотоцикл «Урал» с коляской, хоть сын и просил сохранить. А на что сына в районе в СПТУ учить, где денег взять? А где взять денег на сено, дрова, словом на всё, за что ей прежде Михаил полными горстями нёс?
И решилась Катерина самогон гнать. Конечно, аппарат заказывать – упаси Бог, с самогоном тогда строго было! Разузнала она у опытных людей, купила скороварку побольше. Бражку затворить – дело совсем простое, благо и дрожжи, и сахар в доме не переводились. Когда дозрела брага, попробовала Катерина перегнать, как учили. Скороварку с брагой - на огонь, тонкий шланг-пароотвод – в таз с холодной водой, а оттуда – в бутыль. И получилось же! Даже загорался от спички сине-зелёным огнем её самогон, пока ещё был горячим. Толково посоветовали – ни вони в доме, ни самогонного аппарата. Ищи не ищи, не найдёшь ничего, кроме обычной кухонной утвари.
Конечно, всё село скоро проведало, чем Петровна с трактористами рассчитывается. Пошли к ней, даже ночью, мужики, у кого душа горела. Никому не отказывала Петровна, да и цену на свой товар установила божескую. Правда, бабы её сторониться стали, у магазина не с кем стало словом перемолвиться.
А лет пять назад явился участковый Борька – фуражка набекрень. Не иначе как нашептала ему кто-то из соседок. Да ещё и не один пришёл, с председателем и двумя конторскими фифами. Дескать, выдавай, Петровна, свой аппарат и самогон. Ну, аппарата у неё и в помине не было, самогон на тот день тоже весь разошёлся, но на печке, укрытая фуфайкой, молочная фляга с брагой была. И этому обрадовался Борька, давай протокол писать, налил в бутылку пол-литра браги для экспертизы, а остальное на землю, злодей, вылил. Доказывала ему Катерина, мол, не на продажу ставила, а только для собственного потребления, для лечения. Не поверил, на смех поднял, увёз образец на экспертизу и протокол, всеми подписанный, в том числе и фифами конторскими.
Через неделю, правда, снова приехал. Собирайся, говорит, Катерина Петровна, поедем в милицию. Перетрусила она тогда, думала – посадят. А Борька её к самому главному начальнику в кабинет привёл. Начальник ей и говорит:
- Отвечайте как на духу, Екатерина Петровна, что вы там в свою брагу добавили, почему она у вас чёрного цвета? Наши эксперты определить не смогли, попросили у вас узнать. Всё нашли в вашей браге – и сахар, и дрожжи, а почему чёрного цвета – не знают. Уж ты скажи, Петровна, а я тебя за это штрафовать по этому протоколу не буду!
- Так я ж говорила Борьке, то есть, извините, участковому вашему, что для собственного потребления, для лечения бражку ставила. На корне калгана настояна она, потому и цвет такой!
Подивился тогда начальник, но слово сдержал, не оштрафовал. С тех пор никто не беспокоил Петровну за самогон. Сама беспокоиться стала – сын подрастал. Скоро приметила она: то градус у самогона поменьше стал, покупатели жалуются, то в бутылках убывает. А Андрейка по вечерам глаза прятать стал, поскорее в свою террасу, где всегда летом спал, нырнуть норовит. Поймала его, хотела трепку устроить, а сын вдруг ощетинился. Поняла Катерина – поезд ушёл, поздно сына воспитывать. Муж-покойничек уже воспитал…
Срочную Андрейка отслужил танкистом в Кантемировской дивизии. После службы приехал домой, устроился, как и в своё время отец, трактористом. Как только сын из армии вернулся, Катерина бросила гнать самогон. Сына решила уберечь, а тут соблазн под боком. Только и это не помогло. Нашлись в селе добрые люди, переняли у Катерины её прежний промысел.
Работал Андрейка, как и положено, много, но трезвым домой приходил редко. За три года невесту себе так и не нашёл, кому же нужен пьяница. Вскоре с трактора его председатель за пьянку ссадил. С год проболтался Андрейка с вилами и лопатой по ферме скотником, но и там пить не бросил. За прогулы и оттуда его попросили. Вот и сегодня пришла Катерина с фермы, а со двора последние две несушки исчезли. Сынок унёс!
Запоздалые слёзы сами собой катились по её впалым щекам:
- За что, Господи?!
И почудился Катерине безмолвный ответ:
- А раньше почему не убоялась, за наживу горем людей оделяла? Разбогатела ли?
Её убогие всхлипы перекрывал рычащий пьяный храп…