3. Северный Урал. Краснотурьинск

На фотографии: ОБЕЛИСК погибшим немцам-трудармейцам Богословлага НКВД. Обелиск размещен на небольшом полуостровке, примыкающим к плотине. Открыт в мае 1995 г.
Есть свидетельства старых немцев-трудармейцев, что на дне этого пруда-водохранилища находятся захоронения трудармейцев. Когда только строили плотину, умерших трудармейцев хоронили на берегу узкой Турьи-реки. При заполнении котлована все захоронения оказались под водой.

Северный Урал. Краснотурьинск (сентябрь 1946 - август 1957). 

14-й ОТРЯД.

Одно из удивительных свойств памяти - извлекать из далекого прошлого воспоминания о давно забытых событиях. Вот и сейчас память неумолимо возвращает меня к тем далеким событиям нашего появления в суровом крае уральского Севера, и я снова и снова переживаю все радостные и не радостные события того далекого времени. 
И сейчас, вновь вспоминая события тех давних лет, я испытываю двойное чувство: вновь радуюсь тем светлым дням в нашей жизни и вновь испытываю чувство горечи о безмерно тяжелых и горьких днях прошлого. 
******

...И мчит нас поезд на Северный Урал, в край далекий и незнакомый. Как он встретит нас, как нас он примет-приютит? Из писем отца мы знали, что работали и жили немцы-трудармейцы на окраине старого поселка горняков. Ни о каких лишениях в письмах не писалось, за этим сторого следили цензоры из НКВД.

Вот в этот глухой поселок на Северном Урале, где с 1758 года велась добыча медной руды, 3 февраля 1942 года на 5-й железнодорожный разъезд и прибыл эшелон немцев-трудармейцев, в числе которых был и мой отец -  Федор Андреевич Меркер, которому 21 декабря 1941 года исполнился 41 год. Здесь немцы-трудармейцы содержались наравне с политическими и уголовными заключенными в одном Богословском лагере (Богословлаг) и вместе с  некоторыми вольнонаёмными использовались для строительства Богословского алюминиевого завода (БАЗ) по выпуску  „крылатого“ металла,  необходимого для постройки самолетов. В производственную деятельность Богословлага входило также обслуживание Североуральских бокситовых рудников, строительство временной электростанции (ВЭС),  ТЭЦ, ЛЭП, плотины, водохранилища, «соцгорода» - нового города и другие работы.

Подготовительные работы в возведении алюминиевого завода  начались еще в 1940-1941 годах и проводились политическими и уголовными заключенными. Недалеко от ОЛПов (ОЛП – отдельный лагерный пункт), в широкой долине, внизу протекала небольшая речушка Турья. А вокруг расстилался сосновый лес. С 1941 года этот  лес вырубали политзаключенные. Как потом оказалось, это была очистка дна будущего пруда.

Как вспоминает один из бывших политзаключенных Анатолий Павлович Анфалов:  «Труд был каторжный. Сотни погибших лежат на дне пруда, особенно много со стороны Заречного района. Знаете сколько схоронено на том месте, где сейчас пляж? Это было самое начало строительства завода. Молодцы немцы (трудармейцы), но мы, осужденные по 58-й статье, начали лес валить, место под пруд вычищать гораздо раньше. К их приезду нашими костями дно пруда уже усыпано было».

Завод строился на высоком левом берегу небольшой горной речушки Турья. Чтобы обеспечить завод достаточным количеством воды, пришлось строить длинную и высокую плотину. Автором проекта этой плотины был политический заключенный (по 58-й статье), инженер-гидростроитель еще дореволюционной выучки Пашков.   Эту плотину возводили тоже немцы-трудармейцы. Котлован в каменистом ложе реки для фундамента плотины приходилось долбить вручную кирками, ломами, кувалдами, так как техники почти не было.  Строительство плотины и закладка фундамента под строительство самого завода – это была самая тяжелая работа. Именно на этих работах погибло много людей. Много позднее оставшиеся в живых трудармейцы говорили: «Плотина-то на костях построена. Там столько людей полегло, сколько камней в плотине». 
               
В начале 1942 году на строительную площадку Богословского алюминиевого завода стало поступать эвакуированное оборудование Тихвинского глиноземного и Волховского алюминиевого заводов. С оборудованием приехали и специалисты. С этого момента темпы строительства заметно возросли.  Неподалёку от завода начал расти и „соцгородок“, в который позднее поселились строители.
Трудности были неимоверными. Работали по десять, двенадцать часов, выполняли и перевыполняли дневные нормы. Люди валились с ног от усталости, недоедания, холода, отсутствия надлежащего медицинского обслуживания и частого издевательства начальства и охранников.
 
Согласно приказам НКВД из трудармейцев были сформированы отряды по производственному принципу в составе 1500-2000 человек. Отряды делились на колонны по 300-500 человек. В свою очередь колонны были поделены на бригады по 35-100 человек. Во главе отрядов стояли работники НКВД. На должность бригадира мог быть назначен немец из числа трудармейцев.   Как видим, структурное формирование контингента  немцев-трудармейцев было такое же, как и у заключенных.

При строительстве завода и плотины от голода,  холода и тяжелейшей работы  и при  отсутствии  надлежащей  медицинской   помощи  погибло много тысяч человек.  Пик смертности среди трудармейцев пришелся на 1942 год – 2264 человека, что составило 10,9% от общей численности находящихся здесь немцев-трудармейцев. За 1943 год здесь погибло 1122 человека (5,4%).  Абсолютная смертность среди немцев-трудармейцев за 1941-1945 годы составила  3732 человека (это 18% от всей численности немцев-трудармейцем в Богословлаге НКВД). Для сравнения: смертность среди политических и уголовных заключенных составила 15,2% от всего контингента.

Лагерное кладбище при центральном лазарете Богословлага примыкало к старому  кладбищу Турьинских рудников и тянулось вниз, в сторону реки Турьи; здесь в 1941–1946 годах хоронили умерших в центральном лазарете Богословлага и в жилых зонах колонн трудармейцев. Общая численность немцев-трудармейцев, умерших в Богословлаге, неизвестна (картотека заключенных Богословлага сохранилась не полностью). В 1970-х годах кладбище было уничтожено, на его месте разбит бульвар Мира, часть территории лагерного кладбища оказалась под проезжей частью улицы Чкалова. От старого кладбища сохранился участок площадью не менее 60;50 м. На месте кладбища трудармейцев долгое время оставался пустырь, в 1996 году здесь установят «Мемориал погибшим  воинам срочной службы».
Памятное место расположено за пересечением Бульвар Мира и улицы Чкалова.

Все эти цифры стали доступными нам много десятилетий спустя, после развала Советского Союза, когда общественность получила доступ к тайникам архива некогда грозного НКВД – Народного Комиссариата внутренних дел.
В тяжелых военных условиях горняцкий поселок Турьинские рудники Свердловской области, благодаря появлению крупного промышленного предприятия по выплавке алюминия,  27 ноября 1944 года был вычленен из пригорода Богословска (Карпинска), получил название „город Краснотурьинск“ и стал городом областного  подчинения.   

***************************

Вот в этот-то город мы и приехали. В Краснотурьинске наш поезд остановился на станции Турьинские Рудники, на пятом железнодорожном разъезде. Это приблизительно там, где сейчас находится Богословская ТЭЦ. Сама же железнодорожная ветка к этому разъезду проходила по нынешней улице им.Фрунзе (где сейчас проходит трамвайная линия по маршруту  „Шестая серия – Больничный городок“).

До 14-го отряда, где жил отец, мы добрались на попутной машине. Дорога, помню, была очень плохой: машина с трудом пробиралась по глубокой колее, колеса покрывались толстым слоем  липкой глины.

Вот и лагерные ворота, столбы с остатками колючей проволоки (основная часть забора с колючей проволокой была снята в феврале 1946 года),  кое-где виднелись покосившиеся вышки – зрелище перед нами предстала довольно жутковатое.  Вот, наконец, и барак, номер которого указан на конверте вызова.
Аня отправилась в барак, мы же остались у двери снаружи. Через минуту появилась Аня и сказала, что отца дома нет, он пошел в столовую. 

Вскоре вы увидели шагающего по тротуару отца, мы сразу узнали его по сутулившейся походке.  Понурив голову, он нес котелок – повидимому, с порцией лагерного супа. Поравнявшись с нами, он поднял голову и увидел нас. В глазах - сначала отрешенность, затем изумление, сменившееся радостью. Он бросился к нам, обнял маму, Аню, потом нас - сыновей. Мы стояли на улице и плакали от счастья. Почти пять лет мы не видели друг друга и, вот, долгожданная встреча на уральской земле. Нас поразила худоба отца. Тут же, на улице, отца познакомили с Паной, с внучкой Лидой и внуком Толей.
Барак, где жил отец, был общежитием для мужчин-трудармейцев. Здесь нам на первое время и выделили угол.

Наша жизнь на новом месте  налаживалась, мы постепенно освоились с новым положением.  Уже 18 сентября 1946 года все мы были поставлены под комендатурский учет (кроме Паны, она русская). Еще через несколько дней Аня с Володей устроились на работу. Володе дали работу на Богословском алюминиевом заводе, а Аня получила направление в городскую больницу, но накануне ее выхода на работу планы неожиданно изменились.  В бараке с отцом жил молодой нормировщик Миллер Роберт, работавший на Временной электростанции (ВЭС), которая находилась в районе 14 отряда.  Он сообщил Ане и отцу, что на ВЭС требуется лаборантка, которой положена  денежная оплата и норма хлеба по карточкам гораздо больше, чем у медицинских работников. Еще он пообещал посодействовать в трудоустройстве. И точно, на другой день Аня уже была оформлена на работу лаборанткой, а документы из больницы отозваны. Так завершилась медицинская карьера моей сестры Ани – в здравоохранение она больше не вернулась.  Кстати, позднее Миллер Роберт стал мужем моей сестры.

Последние месяцы 1946 года и до августа 1947 года мы с Лидой (моя племянница, дочь Ани) ходили в детский сад. Это была очень большая поддержка нас по части питания, тем более что мне разрешили доедать то, что Лида не съедала.

На территории 14-м отряда с 1943 года находилась больница на 50 коек. Эта больница размещалась в засыпном бараке.  Здесь же в 1945 году открылось хирургическое отделение на 35 коек. По мере строительства в соцгороде каменных зданий, некоторые учреждения из 14 отряда переводились в соцгород. В 1949 году больница тоже переехала в переоборудованное здание в соцгород. Располагалась она почти напротив плотины, по улице Сталина (сейчас ул. К. Маркса).

В 14-м отряде были собраны строители. Именно этот отряд заложил все основные объекты завода. Именно этот отряд прославился своим трудом и стал первой школой строителей, которые возводили не только  заводские корпуса, но и построили большинство зданий города.  Города, ставшим со временем красавцем Северного Урала.  Отсюда комплектовались кадры образовавшегося впоследствии треста «БАЗстрой». Вот в этот образовавшийся строительный трест „БАЗстрой“ мой отец 15 апреля 1946 года был передан из расформированного Богословлага НКВД.

В начале 1947 года мы получили отдельную комнату в новом бараке для семейных. В бараке только что поштукатурили стены, раствор еще не высох, а в некоторых комнатах штукатурные работы еще продолжались, но мы уже перебрались в свою собственную комнату. Когда стены высохли, мама, Аня и Пана побелили их. Мы были на седьмом небе от счастья. И нас не смущало то, что площадь нашей комнаты была меньше двадцати квадратных метров и то, что на этой площади проживало девять человек (отец, мать, Рудольф, я, Аня с Лидой и Володя с Паной и Толиком). Спали и на полу.

К лету в бараке более-менее навелся порядок. Сам барак имел общий коридор с выходами на улицу по торцам и в центре одной боковой стороны. Здесь же была небольшая свободная площадка. Комнаты для семей располагались по обеим сторонам коридора. 

Школы в 14 отряде еще не было, но здание начальной школы уже строилось и зиму 1946-47 г. я сидел дома. Ребята-старшеклассники из 14 отряда посещали школу в соцгороде, проделывая дорогу туда и обратно пешком.  Учеников из немецких семей в основном направляли в среднюю школу № 2 по улице Сталина (сейчас ул. К.Маркса), двухэтажную новостройку, принявшая первых школьников в ноябре 1944 года. Среднюю школу № 1 (в старой части города, по улице Октябрьской) посещали ребята местных жителей. 

18 апреля 1950 года на углу улиц Металлургов и Ленина открылась новое четырехэтажное здание средней школы № 32, куда и перевели большинство немецких учеников. А в школе № 2 остались дети городской элиты:  заводского начальства, треста Базстрой, руководителей города, инженеров и  начальников различных служб.

1 сентября 1947 года я пошел в первый класс. И было мне к тому времени 10 лет и почти 8 месяцев. Нужно отметить, что после войны проблема школьников-переростков была всеобщей по всей стране. Много детей школьного возраста не посещали школу по той причине, что в сельской местности не было школ, или отсутствовала одежда и обувь, или болели из-за отсутствия еды.

1946–1947-1948 годы были очень голодными. Весной 1947 годы многие жители 14 отряда (в том числе и я с мамой) ходили на колхозное поле и выбирали из земли редкие перемерзшие картофелины, оставшиеся после уборки урожая прошлого года. Осенью на это поле, с которого урожай картофеля уже был собран, никого не пускали: объезчик на лошади гонял всех желающих перекопать участки в надежде найти какие-нибудь клубни, даже плёткой кое-кому доставалось. Так вот, эту собранную весной кашеобразную массу мы дома помещали в таз, заливали водой и давали отстояться. Затем эту перемерзшую массу мама отжимала и пекла драники. А воду из тазика мама осторожно сливала, собирала осевший там крахмал и хранила его до лучших времен.  Крапива и лебеда тоже повсеместно у нас собиралась и готовилась для еды. Тучные заросли этих растений обычно находились на «жирных» местах, куда сливали отходы.

Иногда на паёк мы получали куски жмыха. Это побочный продукт, который остается после выжимки масла из семян льна или подсолнечника. Обычно этот жмых служит кормом для животных или является одним из компонентов для приготовления комбикормов. Наряду с животными мы тоже с превеликим удовольствием употребляли этот питательный  жмых в пищу.

В старой части города было место, где хранился жмых, которым кормили скот. Но помещение, где он хранился, было огорожено колючей проволокой и всегда находилось под охраной. Сторожил его солдатик с винтовкой. Но ребятишки (из местных жителей - «бурундуков») проявляли смекалку: рассчитывали время, за которое он делал обход. Солдатик только свернет за угол, как ребятишки тут же пролазили под колючую проволоку, подбегали и утаскивали куски жмыха. Матери этих ребят потом из этого жмыха что-нибудь готовили.

А горбушку черного хлеба мы сильно натирали чесноком и круто солили. Кому горбушка не доставалась, натирали чесноком корочный ободок хлебного куска. Этот прочесноченный хлеб почему-то назывался «колбасой» и считался деликатесом. 

Или еще одно хлебное блюдо. Репчатый лук мелко крошили, ссыпали в блюдце, заливали подсолнечным маслом, немного солили и перемешивали.  Теперь хлеб макАли в эту смесь и кушали. Конечно, такое кушание могли позволить себе те семьи, где было подсолнечное масло.  Некоторым нравилось хлеб намазывать горчицей. Вот такое хлебное разнообразие было у нас в ходу.   
               
                *************************

До декабря 1947 года действовала карточная система обеспечения жизни. Отец ежемесячно получал на себя и на иждевенцев (это мама и я) карточки, среди которых были и карточки на питание. Их мы отоваривали ежедневно в столовой, которая находилась на возвышенном месте недалеко от нашего барака. По карточкам часто выдавали рыбу. Хорошо помню, что два-три раза в неделю  из раздаточного окна мы получали миску супа с красной рыбой (кета) или (второе блюдо) жареную камбалу. Интересно то, что десятилетие спустя красную рыбу через торговую сеть      можно было достать только  по блату, и то только с великим трудом. Из-под прилавка красная рыба стала доступна только номенклатурным работникам.

Где-то на краю 14-го отряда существовал небольшой базарчик. Здесь можно было купить поношенные домашние вещи, мелкие хозяйственные принадлежности и кое-какие продукты питания. Так как в соседнем Карпинске по какой-то причине обеспечение было лучше, то некоторые жители отряда, которым удавалось попасть в этот небольшой городишко, занимались спекуляцией: покупали там хлеб, масло, еще какие-то продукты и перепродавали всё это на нашем мини рынке. Помню, из хлебных булок нарезали десять частей и покупатель, не имея возможности приобрести булку целиком, мог купить один или несколько отдельных кусков. 
Некоторым семьям трудармейцев удавалось приобрести у местного населения небольшой участок земли под огород, где выращивали разную мелочь и картошку. Такие семьи считались зажиточными. В середине лета они приносили на базарчик пучки лука, редиску, укроп и бойко торговали этим добром. Приносили и свежую картошку. Ею торговали чашками разной ёмкости: маленькая, большая и средняя, чтобы подстроиться под денежные возможности разных покупателей.  Запомнился один бойкий мужик, который, не стесняясь своего сильного акцента, шустро рекламировал свой товар-картошку, громко оповещая посетителей базарчика:
                Мой картошк – хорош картошк!
                Мой картошка мелих:
                Цвай – на суп,
                Драй – на прапс.
                Мой картошка мелих.

В вольном переводе это означало: «Моя картошка хорощая, моя картошка рассыпчатая –  двух картофелин хватит на суп, а из трёх картофелин получится хорошая порция пюре.  Моя картошка рассыпчатая».
Торгашеская хватка этого мужика вознаграждалась сполна: к нему за чашечкой картошки выстраивалась очередь, а мешок с картошкой  быстро уменьшался в объеме.      
                **************************
         
Часто говорят, что во время войны и после нее всем было трудно, все страдали. Да, совершенно верно: и военное, и послевоенное времена были очень тяжелыми. Действительно, страдали все. Но одинаково ли?
Разве можно забыть тот черный шлейф, который тянулся за многими российскими немцами всё детство (и не только!): «фашист», «фриц», «немчура» и другие обидные прозвища?
Необходимо учитывать и следующий моральный фактор: русские вышли из этой страшной войны победителями. Гимнастерки и кителя почти всех воинов, вернувшихся с фронта, были украшены орденами и медалями. Дети этих воинов гордились своими отцами. И по праву гордились.  А кем вышли из этой проклятой войны российские немцы? Фашистами! Так,  по крайней мере многие,  называли советских немцев. 
Кем и чем могли гордиться дети немецких трудармейцев? Тем, что их родители в трудармии содержались в лагерях за колючей проволокой, с охранниками на вышках, шедшие на работу и с работы в окружении автоматчиков и своры свирепых собак-овчарок?  Согласитесь, гордиться немецким ребятишкам перед своими русскими сверстниками было нечем. Законопослушность, трудолюбие, аккуратность немецких родителей сверстниками российских немцев во внимание не брались. 

*************************************

В Краснотурьинске в послевоенные годы были неспокойные времена. В городе было много расконвоированных заключенных, которые в нелюдных местах нападали на горожан и грабили их. Грабежом и воровством грешила и некоторая вольная часть населения.
                *************************

Как ни тяжела была жизнь, но отдушина народу нужна была. Жильцов в нашем бараке было много, и многие прекрасно играли на различных музыкальных инструментах. Соберутся, бывало, в середине барака на свободной площадке, кто с цимбалом собственного производства, кто с трубой или с мандолиной, кто с барабаном – и пошли песни и танцы. 

Среди жителей 14 отряда было много творчески одаренных людей.  Объединившись, они организовали в местном клубе различные кружки художественной самодеятельности. В зале, битком заполненном зрителями,  ставились пьесы, клоунады, юмористические инсценировки, развито было хоровое, дуэтное и сольное пение, а также чтение стихов. В большом почете была игра духового оркестра. Одним из организаторов развития художественной самодеятельности в 14 отряде был трудармеец, талантливый музыкант Отто Гофман, основавший из жителей отряда небольшой самодеятельный оркестр, которому суждено будет стать большой знаменитостью Краснотурьинска. 

Огромным успехом у зрителей пользовались чтения отрывков из знаменитой поэмы Твардовского о приключениях бравого и не унывающего солдата Василия Тёркина. Исполнялись и стихи местных авторов. До сих пор помню несколько строк, услышанных со сцены клуба в исполнении самодеятельного чтеца:

Eins, zwei, drei.
Фриц, не атстафай!
Афтамат на пуза,
Кнопка нашимай!
 
Если учесть, с каким акцентом произносились русские слова, то можно представить себе, какой неимоверный хохот  стоял в зале клуба после таких выступлений. Шквал аплодисментов был заслуженной наградой всем участникам художественной самодеятельности. Здесь важно знать, что слово "Фриц" - это не оскорбление, которым часто награждались немцы-трудармейцы, а немецкое мужское имя, аналог русскому имени Фёдор.

В декабре 1949 года к радости городской творческой молодежи  на углу нынешних улиц К.Маркса  (Сталина) и Попова был торжественно открыт клуб Богословского алюминиевого завода со зрительным залом на 500 мест, малым залом для лекций, комнатами для занятий кружков и читальни.   
                ****************** 

Мой брат Володя отличался большим трудолюбием и изобретательностью. Он научился самостоятельно изготовлять пружинные матрацы. Этими матрацами он обеспечил не только свою семью, но и мама с отцом и Аня с Робертом получили по такому матрацу. Да и на продажу по заявкам от знакомых и незнакомых Володя стал изготавливать матрацы.

В 1947 г. Аня вышла замуж за Роберта Петровича Миллера. Володя с Паной тоже получили отдельное жилье. Мы остались вчетвером: папа, мама, Рудольф и я.  Комнаты в нашем бараке содержались в идеальном порядке. Никаких дорогих вещей, конечно, не было, но в комнате всегда было чисто и прибрано. Кровати всегда застилались хорошо выглаженным покрывалом. Мама всегда следила, чтобы угол покрывала, образованный плоской поверхностью и свешиваемой части покрывала, был прямым. Чтобы достичь этого совершенства, мама использовала шпагат, который сильно натягивался между ножками кровати, обращенными к проходу. На этот шпагат навешивалось покрывало, конец которого свешивался вниз.  Сверху на покрывало помещались две-три хорошо взбитые подушки, их располагали одну над другой. Острые углы подушек обязательно должны были не свисать, а торчать строго по сторонам. 

Кстати, покупных кроватей почти ни у кого в 14-м отряде не было. Кровати изготовлялись кустарным способом и продавались или обменивались на что-то. Головная и ножная стойки  сваривались из труб разного диаметра,  верхние отверстия труб закрывались заглушками, выточенными на токарных станках. Обе стойки соединялись  угольниками в рост человека. Между этими угольниками настилами доски или натягивалась металлическая сетка, всё это красилось(если удавалось краску раздобыть) – и кровать готова. Остается добавить, что трубные ножки кроватей  - это были наши копилки - мы, парни, использовали эти стойки для хранения монет: мы снимали заглушки, кидали в трубу монеты, а по мере необходимости - приподнимали ножку, и монеты высыпались на пол.

****************************************

В 1947 году Рудольф поступил в школу фабрично-заводского обучения  (ФЗО) № 22, где на шестимесячных курсах готовили кадры для электролизного производства Богословского алюминиевого завода. Кузницей рабочих кадров называли это ФЗО, а самих курсантов в народе называли „фабзайцами“.  После окончания обучения Рудольф работал в электролизном цехе. Брату приходилось очень трудно: тяжелая работа при наискуднейшем питании давала себя знать. Бывало так, что Рудольф вечером в один присест съедал свою вечернюю пайку хлеба и, не сдержавшись, оприходовал и утреннюю норму. Утром по заводскому гудку брат голодным бежал на работу, терпеть приходилось до скудного обеда. В 1946-1947 и частично в 1948  годах мы испытывали такой же голод, какой пережили в Сибири, живя в селе Седельниково.

Через Рудольфа мама нашла своего племянника Карла Римера, который, оказывается, тоже был все эти годы здесь в Богословлаге НКВД. Это был сын Доротеи, маминой сестры.

******************

В декабре 1947 года  в СССР была проведена денежная реформа.  Она  была проведена в форме деноминации с конфискацикй. Одновременно с денежной реформой была отменена карточная система снабжения продовольственными и промышленными товарами и были введены единые сниженные государственные розничные цены на продовольствие и промтовары. В ходе реформы обмен наличных денег проводился в течение одной недели.
Денежная реформа была проведена с целью изъятия из обращения избыточного количества денег и замены новыми полноценными деньгами старых, подвергшихся обесцениванию в период Великой Отечественной войны.

Крупные запасы денежных средств скопились в руках спекулянтов. Пытаясь спасти свою наличность, люди бросились скупать мебель, музыкальные инструменты, охотничьи ружья, мотоциклы, велосипеды, золото, драгоценности, часы, промтовары, продовольственные товары длительного срока хранения (шоколад, консервы, копченые колбасы и др.), водку и другие спиртные напитки. Увеличились обороты в ресторанах крупных городов.

В Постановлении был установлен порядок обмена старых денег на новые, а также определены условия переоценки денежных вкладов в сберкассах и Госбанке СССР. При перерасчете зарплаты деньги обменивались таким образом, что зарплата оставалась без изменения. По вкладам в Сбербанке суммы до 3 тысяч рублей обменивались также один к одному, по вкладам от 3 до 10 тысяч рублей было произведено сокращение накоплений на одну треть суммы, по вкладам в размере свыше 10 тысяч рублей изымалось две трети суммы. Те же, кто хранил деньги дома, при обмене получил один новый рубль за десять старых.

****************************************

1948, 26 ноября. Президиум Верховного Совета СССР издает указ «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного проживания лиц, выселенных в отдаленные районы Советского  Союза в период Отечественной войны». 
 
 В этом указе, в частности, говорилось: установить, что переселение в отдаленные районы Советского Союза указанных выше лиц (где указаны и немцы – прим. А.Меркера) проведено навечно, без права возврата их к прежним местам жительства.
 
За самовольный выезд (побег) из мест обязательного поселения этих выселенцев виновные подлежат привлечению к уголовной ответственности.  Определить меру наказания за это преступление в 20 лет каторжных работ.
За укрывательство беглецов предписывалось наказание в виде лишения свободы на срок 5 лет.

**********************************

14-й отряд трудармейцев располагался на территории между скалами «Камешок» (где сейчас находится кладбище)  и  современной автозаправочной станции. Через поле от 14 лагеря начиналась старая часть города, Ключики, где жило местное население, которых называли „бурундуками“, отмечая этим зажиточность местных жителей.

В 1947-48-49 годах в Краснотурьинск на воссоединение семей к своим мужьям, отцам и братьям  приехало довольно много немецкой молодежи. Статистика свидетельствует, что к концу 1949 года в Краснотурьинске проживало уже  3169  немецких семей с общей численностью 14907 человек (кстати, а всего в Свердловской области на этот период проживало 11625 немецких семей численностью 50525 человек).

В Краснотурьинске между местными парнями  (как правило, с улицы Ключики – пограничной с 14 отрядом) и парнями из 14-го отряда частенько возникали драки. В основном, эти массовые потасовки происходили из-за девушек: ни одна сторона не хотела, чтобы их красавицы дружили с парнями другой национальности, но сами были не прочь познакомиться!  Извечная проблема молодежи.

Эти потасовки между парнями из-за девушек происходили вопреки взглядам многих родителей обеих сторон. Многие русские и немецкие родители противились дружбе, тем более  свадьбе,  молодых людей разной национальности.  Особенно родители русских девушек были шокированы, признанием дочери о желании связать свою судьбу с немцем. Всё это осложнялось еще и тем, что комсомольские органы принимали сторону родителей. 

Бывали случаи, когда строптивых девушек, не желавших расставаться с любимым человеком немецкой национальности,  даже на комсомольские собрания вызывали, где комсомольские активисты часто эту русскую девушку прямо в лоб спрашивали: „Ты с кем? С нами или с врагом?“.  Конечно, такой прессинг со стороны общества не каждая девушка и не каждый парень выдерживали. Со слезами и страданиями рвались отношения влюбленных, рушилась их надежда на счастливую любовь и семейную жизнь.
 
Но попадались и крепкие орешки. Вопреки воле родителей и общественному мнению многие девушки, защищая свою любовь и независимость, бросали на стол свой комсомольский билет, уходили из родительского дома и устраивали свою семейную жизнь с любимым человеком немецкой национальности.
Всё это было. Как было и то, что многие комсомольцы только что голосовавщие за осуждение своей подруги, в душе завидовали такой смелости и такой большой любви этой своей подруги. Сколько человеческих судеб было исковеркано, растоптано этими ретивыми вожаками комсомола и партии!

Конечно, такие перекосы в головах людей – это были отголоски войны, следствием пропаганды. 
В этом плане показательна судьба семейной пары Лоретц, жителей Краснотурьинска.
 
6 ноября 2014 г. супруги Нина Петровна и Артур Робертович Лоретц отметили 60-летие своей семейной жизни.  В Краснотурьинске это был первый случай, когда отмечалась бриллиантовая свадьба.  Но ради счастья семьи им пришлось через многое пройти, ведь Нина Петровна – обычная русская женщина, а Артур Робертович – репрессированный немец. 

А предистория их семьи такова.
Нина Бородулина (девичья фамилия Нины Петровны до замужества) родилась в 1933 году, тогда еще в Турьинских рудниках. Сразу же после окончания школы устроилась на работу на Богословский алюминиевый завод, где трудилась более 45 лет.

Артур Лоретц, немец по национальности, с родителями прибыл в Турьинские рудники в 1941 г.,  ему тогда было всего десять лет. Семью Лоретц репрессировали и сослали на север Свердловской области с Поволжья. Артур Робертович после окончания школы трудоустроился на Богословский алюминиевый завод. Там молодые люди познакомились, между ними закрутился роман, вспыхнула любовь.

Осенью 1954 года, за четыре дня до рождения Нины Петровны, влюбленные решили сыграть свадьбу, хотя многие знакомые и родственники были категорически против  брака русской и репрессированного немца.  Но любовь оказалась сильнее, и свадьба состоялась. Во время праздничного застолья противники брака устроили драку c поножовщиной. Артуру Робертовичу во время потасовки порезали руку, а один из гостей скончался от полученных ножевых ран. Но трагедия на свадьбе не отвернула молодоженов друг от друга. Они во что бы то ни стало  хотели быть вместе.  У счастливой семьи народилось трое сыновей.
Супруги Лоретц, в счастливую жизнь которых первое время никто не верил, своим примером показали, что любовь может быть сильнее страхов, протестов и препятствий. Что, несмотря ни на что, можно жить достойно, не держать обид и зла на других, в любви и уважении воспитывать своих детей. Такие вот трагедии происходили в те годы в Краснотурьинске! 

Пример этой семейной пары – лучшее доказательство тому, что люди разных национальностей не являются врагами друг другу. Врагами людей делают ложные доктрины, дающие властям контроль над обществом! 
               
                ***************************

Через несколько лет эта проблема сама собой разрешилась миром, смешанные браки стали заключаться регулярно и в большом количестве. Особенно девушки немецкой национальности стремились выйти за русских парней, чтобы быстрей стать обладательницей  русской фамилии.

Забегая далеко вперед, должен отметить, что со временем в Краснотурьинске сложились бесконфликтные отношения между всеми национальностями, проживающими в этом компактном красивом городе Северного Урала. Русские, немцы, татары, украинцы, башкиры, белорусы и представители других национальностей жили одной дружной семьей, никаких конфликтов на межнациональной почве в городе не возникало.

Интересная ситуация сложилась в городе в конце 1980-х – начале 1990-х годов. Это было время массового выезда людей немецкой национальности в Германию. В этот период многие молодые люди русской национальности  стремились заключить брак с парнем или девущкой немецкой национальности, чтобы получить право переселения в Германию. Как меняются времена!   

Между прочим, такие дружественные отношения между людьми разной национальности, какие установились в Краснотурьинске, являются ярким доказательством того, что, если государство через средства массовой информации искусственно не нагнетает неприязнь к какой-либо национальности, то и конфликтов между народами не будет.  Только  нужно, чтобы все приезжие соблюдали все писанные и неписаные законы и традиции местного населения. Ни в коем случае нельзя лезть в чужой монастырь со своим уставом. Соблюдение этого мудрого давно известного народного правила – залог мирного сосуществования различных национальных диаспор как в пределах одного города, так и в пределах всего государства. 

****************************

Но я сильно отвлекся от 1940-х годов.
С учебой в школе проблем у меня не было, все шло своим чередом.  Здание начальной щколы (1-4 классы) хоть и было только что построено, но оказалось, что оно не было рассчитано на такое количество детей нашего отряда, какое накопилось в нём. В классе за партами сидело по 50 и более учеников. На переменах в коридоре была страшная толкучка.
 
Моей первой учительницей была Людмила Сергеевна Гаёва, молодая рослая красавица, видно недавно получившая педагогическое образование. Я представляю, с какими трудностями встречались учителя того времени: классы переполнены, ученики – переростки, в одном классе сидят разновозрастные ученики, нехватка учебных принадлежностей и учебников (один учебник на несколько учеников, после уроков эти учебники передавались по очереди, чтобы подготовить урок). Никаких тетрадей у нас и в помине не было. Выход родители учеников нашли довольно простой.

Для выплавки алюминия на наш завод поставляли соду в больших бумажных мешках,  состоявшие из нескольких слоев крепкой бумаги – крафт-бумага, как ее называли. Вот эти-то мешки правдой и неправдой доставали на заводе, разрезали и протирали от остатков соды. Потом эти большие листы разрезали под тетрадный размер, складывали пополам, сшивали посередине, разлиновывали карандашом в линейку – и тетрадь готова.

А чернильницы родители вытачивали на токарных станках на заводе или заказывали знакомым токарям за небольшую мзду. Наши чернильницы – это были настоящие произведения искусства: они имели самую разнообразную фигурную выточку с завинчивающейся крышечкой. Бывало так, придя в школу,  мы обнаруживали, что всё содержимое сумки было залито чернилами из-за неплотно завинченной крышки.  Чернила готовили из разных подручных  веществ, в том числе и из марганцовки, и из обычной печной сажи. Хранили чернила в обычных бутылках. 

С ученическими ручками тоже проблема была. Настоящих, фабричных ручек мало у кого из учеников были. Мы их делали из собственноручно  выструганных палочек, а перо вставляли в расщеп палочки и это место крепко перевязывали ниткой. Иногда перо просто прикладывали к палочке и в несколько витков перевязывали ниткой. Перья хранили в спичечных коробках. Между нами даже была распространена игра на перья: кто-то проигрывал их, кто-то обогащался.

Сам впоследствии проработавший в школе много десятилетий, я снимаю шляпу перед великим терпением и самоотверженным трудом учителей тех далеких времен. Честь им и слава!

**************************** 

Вспоминая сейчас (январь 2015 г.) свои дошкольные и школьные годы, не могу припомнить, чтобы у меня были трудности или проблемы с языками – русским или немецким. Хотя ситуация складывалась довольно-таки интересная.  Пока мы жили в Поволжье в семье, естественно, все говорили на немецком языке.  Но после нашего выселения в село Седельниково Омской области положение с разговорной речью стало немного изменяться. Так как нас, выселенцев, в Седельниково оказалось много и все мы перемешались с русскими ребятами, то
мы быстро нахватались русских слов и постепенно более или менее уверенно начали общаться с русскими ребятами на русском языке. Но дома продолжали разговаривать только на немецком языке.

Положение резко стало меняться, когда весной 1944 года из Седельниково мы перебрались деревню Кайбаба. Здесь жили только русские.  Мы с братом Рудольфом оказались единственными немцами в окружении русских сверстников. Процесс нашего приобщения к языку окружающих нас ребят пошел очень быстро. Живя среди русского населения,  даже мама начала довольно сносно говорить по-русски. 

Всплеск возврата к немецкой речи в семье был в 1946-1947 годах, когда немецкие семьи из Сибири стали приезжать к своим мужьям-отцам в Краснотурьинск на Северном Урале, где главы семейств находились в трудармии без права выезда с места поселения.  В основном всё немецкое население сосредоточилось в 14-м отряде, который у местного населения и получил своё название – «Берлин».   

Но постепенно немецкие ребята становились школьниками, а обучение велось на русском языке. С этого момента немецкий медленно, но уверенно «сметало», «выветривало» из общения. Родители дома упорно продолжали говорить с нами только на немецком. Им очень хотелось, чтобы мы не забывали свой родной язык,  не разучились говорить по-немецки.  Но нам-то уже было проще говорить по-русски.  Так и общались: они обращались к нам на немецком, мы всё понимали, но отвечали им уже по-русски.  Процесс потери нами навыков разговорной речи на немецком языке стимулировался еще и тем, что и власти, и окружение русского общества осуждающе реагировало, если мы начинали говорить на своем языке. Часто бывало и так, что это осужение перерастало в прямой запрет.  Печальным итогом всего этого стало то, что бывшая немецкая молодежь, дожив до 40-50-60 лет полностью потеряла связь со своим родным языком.

Сполна трагедию потери своего языка хлебнуло большинство потомков тех немцев, кто в сентябре 1941 года были выселены на Урал, в Сибирь и Казахстан со своих обжитых мест. Их дети, особенно внуки и правнуки, переселившиеся в 1980-1990-х годах в Германию, столкнулись со многими проблемами из-за незнания своего родного (немецкого) языка.
Переехав в Германию, это поколение, научившись безукоризненно говорить по-русски, но почти ничего не понимая речь на немецком языке, испытало настоящий шок: к чиновникам, врачу приходилось идти с переводчиком из своих, уже освоившихся к новому укладу быта-жизни. А впереди маячила еще одна проблема: как устроиться на работу, не владея немецким языком? Эта ситуация  зачастую граничила уже с катастрофой.      

Послесловие к данной теме. Не зря говорят, что всё повторяется. И теперь во многих переселенческих семьях здесь, в Германии, история повторяется с точностью до наоборот: родители и бабушки с дедушками говорят на русском, дети и внуки отвечают им по-немецки.   

*******************

В клубе 14 отряда тоже было тесно. Желающих посмотреть кинофильм было так много, что часто не хватало билетов на нужный сеанс, их приходилось штурмом брать в кассе. Чтобы хоть как-то удовлетворить страждущих посмотреть фильм, билетов продавали намного больше, чем было стульев в зале. Мы, мальчишки, сидели прямо на полу. Большим успехом тогда пользовались фильмы "Подвиг разведчика", "Повесть о насроящем человеке", «Падение Берлина»,  трофейная лента «Приключение Тарзана». А как мы, немецкая детвора, переживали за советских солдат! Во время их атаки громогласное «Ура!» сотен глоток сотрясали стены зала так, что голосов артистов и не слышно было. А к тому, что на самом интересном месте изношенные киноленты на каждом сеансе рвались и сеанс прерывался на время, пока киномеханик под возмущенное  улюлюкание и свист зрителей склеивал ленту, мы уже привыкли. Особо интересные фильмы мы смотрели по несколько раз. Бывало так, что выходя из зала в одни двери, мы тут же бежали туда, где запускали на следующий сеанс.

После просмотра кинофильма «Тимур и его команда» поголовно все мальчишки и девчонки 14-го отряда начали носить воду из колонок старым одиноким людям и тайно пилить по ночам заготовленные жителями дрова. И все это делалось без всяких вожатых и учителей, без команды «сверху» - по своей личной инициативе. 

Наша тимуровская эпопея, однако, вскоре было пресечена взрослыми. Произошло это после того, как мы в тимуровском порыве сделать что-то хорошее, полезное престарелым, перепилили ночью штабель горбыля, которая одна бабка приготовила для строительства сарая.

Где-то в пятистах метрах от 14-го отряда находился конный двор. Так как наш барак стоял на краю отряда, то мы быстро подружились с конюхами, и по вечерам в летнее время помогали им выгонять лошадей в ночное на ближайшие лесные поляны. О, это было чудесное удовольствие – верхом на лошадях гнать наперегонки!

Мы, детвора, умело пользовались удачным стратегическим расположением нашего барака на краю отряда.  Дружили мы не только с конюхами. Тесно сошлись мы и с солдатами небольшого гарнизона, охранявшие лагерь военнопленных, который располагался на левом берегу пруда реки Турьи. Эти солдаты в определенные дни недели проводили полевые учения, за которыми мы следили со стороны. А когда их командиры объявляли перерыв, тогда наступал наш черед. Под руководством солдат мы по-пластунски преодолевали проход под колючей проволокой, рыли окопы, разбирали и собирали автоматы. Но главным предметом нашего интереса был пулемет «Максим». Мы научились не только разбирать и собирать его, но иногда командир разрешал нам нажимать гашетку, и тогда звук глухой очереди прорезал лесную тишину. От этих счастливых часов мы были на седьмом небе.
И что интересно, ни один солдат ни разу не попрекнул нас нашей  немецкой национальностью! Хотя все они прекрасно, знали какой   мы национальности. 

Мастерить, пилить, колотить – это в крови у ребят. У многих из жильцов барака имелись небольшие сарайки для хранения дров, угля и другой мелочи. К этим своим сарайкам мы – парни - из подручного материала (где – что достанем) стали делать небольшие пристройки для себя. В них мы играли, прятались, хранили свои какие-то поделки. Я же решил свою пристройку использовать еще и для закаливания своего организма: здесь я с разрешения родителей с начала летнего периода стал спать. И спал без майки, только в одних трусах. Для укрепления здоровья это имело большое значение.
Для просмотра диафильмов мы конструировали и изготовляли проекторы. Первым моим фотоаппаратом был „Любитель“. Так как фотоувеличителей невозможно было купить, то мы и эти аппараты изготовляли сами. Главной проблемой было достать необходимые линзы. Мозг наш был в постоянном творческом  поиске, а руки постоянно совершенствовали свое мастерство.

Поодаль за нашим бараком стояла какая-то постройка – не то большой склад, не то амбар. Около этой постройки была большая ровная поляна, на которой мы целыми днями играли. Игра в лапту, чижик, ножик (чертился большой круг, который делился на части по числу играющих, а потом шло отвоевание-отрезание территории у соперников) – были нашими любимыми развлечениями.   Играли мы и в деньги: на кон ставились монеты, потом метанием выплавленными из свинца кругляшками-битами определялась очередность ударов по монетам: чтобы выиграть монету,  битой ее нужно было перевернуть на другую сторону. 

Одной из любимых наших забав была игра «Муха»: вбивали колышек в землю, ножичком выстругивали «муху» -  небольшую деревяшку с выступом-носиком, которую вешали на кол, отходили на 5-6 метров и палками сбивали ее. Человек, который водит игру, должен был поставить муху и поймать тех, кто кидал палки –сбивал «муху».

Поляна нашей была днем, а по вечерам на ней хозяйничала работающая  молодежь, среди которой много было и женатых парней. Они играли в лапту,  футбол, гоняя тряпичный шар, так как настоящих мячей не было.  Развлекались,  как могли, но никакой пьянки никогда я не видел.

Одно время увлеклись мы ловлей птиц. Недалеко от нашего барака была столовая, а за ней ежегодно устраивали ледник. С наступлением устойчивой минусовой температуры рабочие огораживали бортиком из снега небольшой участкок, потом внутреннюю площадку  с помощью пожарных рукавов заливали водой. За ночь вода замерзала, поверх льда снова шла поливка. Через полторы-две недели такой поливки образовывался куполообразный массив льда, который сверху покрывался толстым слоем соломы и снега.  В летнее время от этого ледника  кирками и ломами откалывали глыбы льды, которые использовались столовскими работниками для сохранения скоропортящихся продуктов, так как никаких холодильных установок тогда не было.
Место около этого ледника в зимнее время мы облюбовали для своих игр, а потом и для ловли птиц. Из дома мы приносили (втихушку от матерей) просо, пшено, семечки, хлебные крошки для приманки птиц. Птицы быстро распознали эти приманочные места, и вскоре мы имели возможность, стоя поодаль, любоваться  отдельными самостоятельными стайками воробьев, синиц, снегирей, овсянок, дроздов, которые вскоре сливались в общие довольно многочисленные стаи.

Стайки синиц представляли собой особенно интересную компанию. В начале осени синицы всех видов собирались в общие стаи. Позднее к ним присоединялись пищухи, корольки и поползни. И вот вся эта разношерстная ватага с шумом-гамом, с визгом-писком, а подчас и с драками передвигалась  по ближнему лесу, обшаривая буквально каждый кустик и каждую трещинку в коре деревьев, выбирая запрятавшихся туда всевозможных насекомых и их куколок и личинок.  Когда устанавливался снежный покров, синицы приближались к жилью человека, где держались до начала весны.
 
Вот в это-то время мы отлавливали их, а попутно и других. Для этого на утоптанную снежную площадку мы насыпали приманку и накрывали это место большими ситами, которыми наши мамы дома просеивали муку. Конечно, эти сита уволакивались из дома в тайне от матерей. Под один край сита мы подставляли небольшую палочку, к которой привязывалась длинная белая нитка. Держа конец нити в руках, мы прятались за ближние кусты или за снежные валы и наблюдали из своего укрытия. Птицы сначала робко, потом смелее и смелее подбирались к ситам, под которыми находилось лакомство, подбирали корм вне зоны сита, потом проникали и под сито. В этот момент мы дергали за нитку, палочка срывалась и птички  накрывались ситом.  Мы дружной ватагой подбегали к ловушке, через ячейки сита рассматривали пленницу, затем  хозяин сита осторожно подсовывал руку под сито и ловил трепещущуюся там пичугу. Теперь мы все вместе рассматривали птичку.

Первое время мы пытались оставлять пойманных птиц в своих комнатах, но эта затея не встретила восторга у родителей: птицы носились по комнате, бились в окно, гадили на пол, на кровать,  даже на стол. В бараке родители дружно восстали против нашей затеи. Пришлось наших пленниц на их радость отпустить на волю.

В весеннее время мы переключались на овсянок,  которые одни из первых возвращались с юга в родные места. Ещё полным полно снега, и по ночам возвращаются морозы, а первые самцы уже начинали распевать свои серебристые песенки. Самцы, обозначив занятось территории песней, ждали  прибытия своих подруг. Вскоре прибывали и они, начинались семейные хлопоты.   С наступлением тёплых дней, земля освобождалась от снега, предоставляя овсянкам разнообразие семян прошлогоднего урожая полевых и луговых растений. В это же время появлялись первые насекомые, которые вскоре будут составлять основу питания птиц.

Овсянок мы уже не ловили, только слушали их пение. Если кто-то и отлавливал, то тут же и отпускал птичку.

**********************

Отряд наш постепенно преображался: исчез не только забор, но и столбы с остатками колючей проволоки, исчезли и вышки для часовых, появились новые тротуары для пешеходов. Но символические ворота с шлагбаумом у въезда на территорию отряда оставались на месте. В отряде оставалась и комендатура, куда со строгой регулярностью вся взрослая часть населения  немецкой национальности с 16-летнего возраста должна была являться и отмечаться лично.
Паспортов на руки не выдавали. Помню, какой переполох устроили сотрудники милиции, когда одна только что поженившаяся пара из нашего барака не явилась отмечаться в нужный срок. Даже нас, мальчишек, вызывали в отдел милиции, который тогда находился около  плотины, и допрашивали, куда эта пара могла совершить побег.  Сколько тогда грубых слов от рьяных милиционеров нам пришлось выслушать в адрес «беглецов», а попутно и в свой адрес! Позже выяснилось, что молодожены беспечно гостили у своих родных в Карпинске, это всего-то несколько километров от Краснотурьинска.

******************************

Первого сентября 1948 года я пошел во второй класс. К празднику Великой Октябрьской социалистической революции нас, переростков, торжественно приняли в пионеры. Очень отчетливо помню, как мама тщательно выгладила красный пионерский галстук, как нес его в школу на согнутой в локте  руке, чтобы он не помялся. И вот на школьной линейке, в торжественной обстановке мы даем торжественную клятву в верности делу Ленина – Сталина и всегда быть готовыми защищать верные идеи партии большевиков. Потом нам повязали галстуки. Как мы гордились этими галстуками и гордым званием ПИОНЕР!

Шел 1949 год. Отец уже три года работает без отпуска. В один из дней августа он пришел к своему начальнику с очередным заявлением о предоставлении ему отпуска. Начальник этот, надо сказать, отличался редкой свирепостью и ненавистью к своим подчиненным. Отца он встретил тяжелым взглядом и пьяным перегаром.  «Что тебе надо?» - прорычал он.  Не выслушав до конца просьбу отца об отпуске, он вскочил со стула и закричал: «Никакого тебе отпуска! Фашисты должны работать!».  Домой отец пришел с мертвецки бледным лицом, рассказал маме о случившемся. Она всячески успокаивала отца. Отцу совсем стало плохо и он прилег на койку. А вечером его парализовало. Левая рука и левая нога перестали действовать.
 
Месяца два отец провел в больнице, общее состояние здоровья немного поправилось, но на левую ногу он теперь прихрамывает, а кисть левой руки так и не стала нормально работать.  Весь ноябрь отцу был прописан домашний режим. В декабре ему прописали легкий труд и направили сторожем в магазин. Весной 1950 года у отца случился сердечный приступ, опять на месяц пришлось ему лечь на больничную койку. Из больницы отца выписали в начале июня, он сильно сдал за последнее время.

В мае 1950 года я успешно закончил третий класс. Через профсоюзную организацию папы для меня достали путевку в открывшийся пионерский лагерь треста Базстрой.  Где-то в начале июня нас на машинах повезли на территорию лагеря. Этот Базстроевский лагерь располагался тогда за городом,  в том месте, где сейчас находится комплекс газокомпрессорных станций газовиков. А ехали к нему сначала по улице Октябрьской, у теперешнего рынка в старой части города (тогда его там не было) поворачивали налево, мимо магазинов (книжный магазин „Когиз“ и промтоварный), поворачивали на улицу Комарова, затем  вверх по улице Больничной, мимо бревенчатой одноэтажной больницы - и за город. Открытие смены прошло очень торжественно.  Сам лагерь располагался на возвышенном месте, в тихом, красивом и уютном уголке среди тайги.   Внизу, за воротами лагеря протекала мелководная, но бурная  речка Турья с прозрачнейшей водой. Плескались в холоднющих омутах среди камней. Кругом – красота неописуемая!

Вся смена пролетела быстро. Жизнь в лагере была насыщенной и интересной. Тем более  для меня, ведь я впервые был в такой обстановке.         
4 июля 1950 г. состоялась свадьба Рудольфа и его невесты Эльвиры Кромберг. Они сразу нашли себе съемную квартиру и зажили отдельной семьей. В своей барачной комнате в 14 отряде мы остались теперь втроем: папа, мама и я.
В начале января 1951 года с отцом вновь случился приступ: теперь левая сторона совсем парализовалась, потерял он и речь. Отца даже в больницу не поместили: теперь он без движения лежал дома, мама с ложечки кормила его, а папа с трудом глотал. 

24 января 1951 года мама разбудила меня раньше обычного. Она плакала. С дрожью в голосе она сказала: «Папа умер». Он лежал на кровати со сложенными на груди руками. Врачи констатировали смерть по причине «гипертонической болезни».

Похоронили отца на городском кладбище, немного ниже того места, где сейчас горит Вечный огонь и стоит часовня. Сейчас это место  называется Бульваром Мира.

*************************

Потеря отца была для нас большой трагедией. Ушел он от нас, можно сказать, молодым мужчиной: ему же за месяц до кончины исполнилось только 50 лет. Но если вспомнить, через какие жизненные испытания пришлось ему пройти, какие лишения он перенес за труднейшие годы лагерной трудармии, которая скосила тысячи   трудармейцев Богословлага во время строительства плотины и алюминиевого завода, то становится ясной причина столь раннего ухода из жизни и отца, и тысяч других трудармейцев.  Отец никогда не рассказывал  нам о тех лишениях, которым подвергались немцы-трудармейцы во время войны. Кроме физических лишений, на трудармейцев действовало и моральное угнетение: мало того, что все они по прибытию в Турьинские Рудники оказались  в лагере НКВД, за колючей проволокой, под круглосуточной вооруженной охраной, так они подвергались еще и  издевательствам  со стороны  начальственного состава лагеря и сотрудников НКВД.   
 
Много позднее мама незаметно обронила, что после нечеловеческих условий, в которых содержались российские немцы в трудармии Богословлага НКВД, характер отца сильно изменился: прежде общительного, уверенного в себе человека было не узнать – молчаливым стал, задумчивым.

Условия жизни немцем в трудармии, повторюсь, была закрытой темой не только в нашей семье, никто из трудармейцев в то время не распространялся на эту тему.  Свои  прошлые лишения они определяли кратко: «Здесь погибло столько людей, сколько камней в плотине» и больше ничего не говорили. Старшие говорили нам: „Всегда надо было думать, что говоришь“ и учили нас, молодых, держать язык за зубами, не говорить лишнего. И этим было сказано все.   Только потом, гораздо позднее, с конца 1980-х  годов  вся трагедия немцев-трудармейцев выплеснулась наружу и стала достоянием широкой общественности.

Местная журналистка Наталья Михайловна Паэгле проделала титанический труд: в конце 1990-х – начале 2000-х годов она встретилась с очень многими из оставшимися к тому времени в живых бывшими трудармейцами и записала их воспоминания о тех годах, о тех лишения, которым они подвергались.  Н. М. Паэгле обнажила нетронутый советскими историками и современными писателями пласт народного горя и унижения, которые выпали на долю раскулаченных тружеников деревни и немцев-трудармейцев. В своих книгах она показала всю преступную подоплеку режима партии большевиков-коммунистов в отношении части своего трудового народа. 

У немцев-трудармейцев не было ни статей преступлений, ни приговоров судов, но они жили в лагерях за колючей проволокой вместе с уголовниками и  политическими заключенными и подчинялись тому же режиму, что и заключенные. И на работу, и с работы колонны немцев-трудармейцев сопровождались вооруженными конвоирами и собаками-овчарками, готовые по первой команде ринуться на трудармейца и растерзать его в клочья.

Ниже из разных изданий я привожу несколько воспоминаний бывших трудармейцев. 

Из воспоминаний бывшего трудармейца
Александра Фридриховича Фрицлера
(Из книги «Мы – заводчане»

Давно пора рассказать правду о роли совет¬ских немцев в годы Великой Отечественной войны. Тысячи мужчин и женщин, сорванных с род¬ных мест и организованных в трудовые армии,  не щадя здоровья и жизни, ковали победу над врагом. И потом, в мирное время, крепили мощь Родины. Потомки должны помнить их имена и чтить их дела. 

19 ноября 1941 года Государственный комитет обороны обязал наркомат обороны создать в Сибирско-Уральских военных округах 25 рабочих колонн для строительства предприятий металлургической промышленности. Так началась для со¬тен тысяч советских немцев служба Родине в качестве трудармейцев, которая длилась все годы войны и первые послевоенные годы. Трудмобилизованные немцы, проживавшие в южных районах Украины, на Северном Кавказе и других районах страны, в одном эшелоне (около 3600 человек) были доставлены на «Базстрой НКВД» уже 21 сен¬тября 1941 года. Осень 41-го на Урале оказалась очень холодной. В сентябре, к прибытию трудармейцев, уже лежал снег. Люди, приехавшие с теплого юга, не зная, что им предстоит, оказались без теплой одежды и обуви. Вдобавок бараки 4 и 5 ОЛПа не были достроены (без окон и печей). Ничего не знали трудмобилизованные о положении своих семей, часть из которых была вывезена вглубь страны, а некоторые находились в оккупации.
Первыми объектами работы были: строительство плотины, прокладка железнодорожных путей к основным будущим цехам завода, каменный карьер, разгрузка железнодорожных вагонов с эвакуированным оборудованием. Основные орудия  труда - лом, кайло, кувалда, кирка, лопата и тачка. В обращении с людьми наблюдалась гру¬бость. В этих труднейших условиях при 12-часовом рабочем дне, при скудном питании, отсутствии теплой одежды и обуви, унизительном отношении со стороны начальства лагерей и произ¬водства, плохого медицинского обслуживания (возникла вшивость, не было воды в бане, отсутствовало стационарное лечение) люди слабли, многие становились нетрудоспособными. Находясь за колючей проволокой, под вооруженной охраной, на себе испытывали всю горечь унизительного положения человека в условиях лагеря… Трудные условия работы и жизни приводили к большой смертности.
2 и 13 февраля 1942 года прибыли на «Базстрой НКВД» еще три группы, 5 апреля - три группы трудмобилизованных немцев, которые ранее со своими семьями были переселены в Тюменскую и Омскую области, в Красноярский край; среди них был и я. Мы пополнили поредевшие ряды 15-го отряда - строителей плотины и других объек¬тов. После некоторых формальностей приступи¬ли к работе. Конечно, при виде трагедии голодных, больных людей,  нас охватывала тревога и боязнь за собственную жизнь.

4 февраля 1942 г. началась моя трудовая деятельность на строительстве Богословского алюминиевого завода (БАЗ) – землекопом на возведении плотины (одного из ключевых объектов стройки).

Как кроты, вгрызались землекопы в землю. Хотя слова «земля» и «землекопы» здесь применимы не совсем, так как плотина возводилась почти на сплошной скале.  Фундамент плотины (ее зуб) вонзался в скалу, как наши зубы в десны. Разобрать эту скалу вручную и углубиться до проектной отметки оказалось чрезвычайно тяжелой задачей.  Когда работа с киркой и ломом поставленной цели не достигала, мы пускали в ход клинья и кувалды. И так день за днем!  Рабочий день – 12 часов.  Выходные – по усмотрению начальства лагеря.

********************************

Н.М. Паэгле
Из воспоминанийи бывшего трудармейца Р.Е. Мелинга

ПЛОТИНА.

Отчего же так случается, что самые красивые места города, любимые жителями, возникают нередко на местах прямо кровавых, свидетельствующих о трагедии народной?  Может, потому, что остаются местами памятными, поклонными?  Не задумываемся мы, конечно, об этом, гуляя по набережной пруда летним вечером, да и у Креста трудармейцам не всегда останавливаемся. Жизнь берет свое. Трагедия уходит в историю. А между тем, плотина Богословского пруда – место в нашем городе, одно из самых значительных. И не только потому, что здесь сотни и тысячи людей жизнь свою положили, но еще и потому, что плотина стала воплощением мужества и стойкости людей, совершивших невозможное во имя великой идеи. Сколько угодно можно сегодня ставить под сомнение саму идею, но нельзя отказать в одном – в ее существовании.

Три тысячи людей круглосуточно трудились на плотине. День и ночь работали голодные, уставшие, больные, - вспоминает Рудольф Егорович. – Труд весь был ручным. Турья была отведена в сторону по искусственному руслу. Мы работали на самом дне котлована. Землю возили тачками. Был единственный теплопаровой экскаватор, который использовали при работах с бетоном.

Только к весне 1942 года из 53 человек нашей бригады умерло – 30. Совсем немощных определяли в ОПП (отдел профилактики), который мы называли отделом подготовки покойников

ОПП были во всех лагерях. Трудармейцы называли их по-разному. Но смысл был один: профилактика отождествлялась со смертью. И что могло быть более парадоксального в соседстве ОПП и стахановских бригад?  Сегодня ты стахановец, завтра – контингент ОПП.

**************************

Н.М. Паэгле
Из воспоминаний бывшего трудармейца И.Н.Кесслера

В поселке Турьинские Рудники, как раньше назывался город Краснотурьинск, строился Богословский алюминиевый завод. Богословлаг опутал своей колючей паутиной не только строительную площадку промзоны, но и соцгорода.
- Мы строили соцгород,- вспоминает Иосиф Николаевич. – В зоне трудармейцев было даже труднее, чем в зоне заключенных. У них хоть тюфяки на нарах, а у нас – вообше ничего. У меня была моя шинель. На ней спал, ею укрывался и ходил в ней на работу…  Холод. Голод. Люди умирали десятками каждый день.  Я был бригадиром. Чтобы сохранить людей, завел строгое правило: ни в коем случае не менять хлеб на табак. Кто лишался пусть даже нашей жалкой пайке хлеба, несомненно, погибал…  Помню, как рыли котлован под фундамент в районе старого клуба металлургов. Был в нашей бригаде мальчишка лет 17-ти по фамилии Браун, воспитанник детского дома, понятно, что с дисциплиной у него было плохо. А десятник был у нас чистый зверь.  Я, как бригадир, старался защитить парнишку. А он его жестоко наказывал.  Однажды за непослушание оставил его на ночь в котловане. Утром приходим – вокруг снег.  Я бросился в котлован, искать его.  А он – под снегом.  Живой еще. Растирали, отогревали. Отправили в центральную больницу. Там он умер от воспаления легких.

Иосиф Николаевич о зоне говорит с нежеланием. Боль, голод, холод, непомерно тяжелый труд и бесконечные унижения, выпавшие на долю трудармейцев, не многим оставляли шанс на жизнь.

**************************************

Н.М. Паэгле
Из воспоминанийт бывшего трудармейца И.Ф. Вайса

Зима на Урале наступает рано, и очень скоро заключенные почувствовали на себе ее жестокость. Холод и голод – самые живучие воспоминания тех лет.
Но страшнее страданий физических – нравственные. Унижения и всякое бесправие - вот что было самым страшным, - говорит Иван Филиппович.   Это медленное истязание души. Физическую смерть воспринимали как избавление от нечеловеческих мук.

************************************

А вот что вспоминает один из бывших политических заключенных Анатолий Павлович Анфалов, работавший тогда нормировщиком на сельхозучастке № 11 (ныне это поселок Прибрежный):  „Когда на сельхозе уже засеивались на полях десятки, а потом и сотни гектаров картофеля, капусты, моркови, брюквы, репы, редьки и других культур, летом резко возрастала потребность в рабочей силе. Надо было пропалывать, рыхлить, прореживать и тому подобное. И тогда на сельхоз приходили этапы с других ОЛПов лагеря. Но что это были за люди? На других ОЛПах устраивались медицинские "комиссовки" и отбирали самых ослабших, больных или, как называли их в лагере, "доходяг". Вот этих "доходяг" и присылали летом на сельхоз. Они не то что не могли выполнить норму, а иной раз просто еле ползали по грядкам“.  Здесь этим „доходягам“ всячески приписывали нормы выполненных работ. „А кто проверит? - продолжает А.П. Анфалов.  Вот так эти ползающие "доходяги" "выполняли" нормы здоровых людей. Они получали нормальные пайки хлеба. А на полях во время работы поедали прореженную морковь, листья капусты, репу, турнепс, брюкву. Многие ели даже морковную ботву. Для некоторых это заканчивалось печально - расстройство пищеварения и конец. Самое распространенное слово среди них тогда было "дистрофики".

************************************

Да, страшным и унизительным испытанием для человека был голод.  Как вспоминал один из трудармейцев: „Ничто человека так не унижает, как голод. Голодный человек готов опуститься на самую низшую ступень сознания, готов рыться в помойках в поисках чего-нибудь съестного. Я это видел, пережил, - это страшное зрелище“.

Жилищные условия для трудармейцев характеризовались теснотой, использованием для жилья мало приспособленных или вовсе негодных для проживания помещений. Рабочие колонны при лагерях НКВД размещались, как правило, в бывших лагерных пунктах, а зачастую на пустом месте в наспех вырытых бараках-землянках. Внутри бараков для сна оборудовались двух-, а зачатую и трёхъярусные  деревянные нары, которые не могли обеспечить нормальный отдых из-за большой скученности людей, проживавших в одном помещении.

Смертность в Богословлаге до полного окружения фашистской группировки под Сталинградом была равна 160-230 человек в месяц. В этот, самый смертный, период умирало до 20% от общей численности трудармейцев в год. То есть при продолжении политики 1942 года по отношению к трудармейцам, они до конца войны в Богословлаге были бы уничтожены полностью. К счастью, после победы под Сталинградом смертность среди трудармейцев в Богословлаге стала резко падать, и после Курской битвы снизилась в 10-20 раз по отношению к 1942 году.
*********************************

За  1942 год в Богословлаге погибло 2264 человека, что составляет 10, 9 % от числа всех трудармейцев.  В 1943 году погибло 1122 человека (5,4 %).  Всего в картотеке НКВД Богословлага  числится 20711 трудармейцев.   Абсолютная смертность среди трудармейцев за 1941 – 1945 годы составила 3732 человека, что составляет 18 % от числа всех трудармейцев Богословлага.

********************************* 

Из книги Герхарда Вольтера «Зона полного покоя».

Когда летом 1942 г. германские войска начали стремительно продвигаться к Сталинграду, то почти одновременно со знаменитым Приказом № 227 («Ни шагу назад!») появилась пресловутая статья И. Эренбурга «Убей немца!» Как и сталинский приказ, она была порождена суровой правдой трагического этапа Отечественной войны.

Правда - дело святое. Но не о ней в данном случае речь, а о содержании эренбурговской статейки, в которой маниакальным рефреном звучит призыв к убийству. 22 раза уместились на одной странице текста сакраментальные слова: «Не считай дней, не считай вёрст. Считай одно: убитых тобой немцев. Убей немца - это просит старуха-мать. Убей немца - это молит тебя дитя. Убей немца - это кричит родная земля. За детские гробы, за горе женщин, за горе Ленинграда - убей немца! Не промахнись. Не пропусти. Убей!» Убей не потому, что это вооружённый противник, враг. Убей как немца, по одному лишь национальному признаку. До такого человеконенавистнического вывода не додумались даже люди в окопах.

Вот что писал об этом известный актёр Юрий Никулин, бывший на фронте старшим сержантом: «Война страшна не только тем, что на ней убивают. Ужасней всего то, что она убивает человеческое в людях, превращает их порою в подобие зверя. Не может же нормальный человек, даже в бою, убивать без лютой ненависти к врагу. Я, как и все на этой войне, ненавидел немцев. Мы ненавидели их гортанную речь, даже звуки губной гармошки. И шли в бой, на смерть с этим чувством, которое было сильнее страха за свою жизнь.
Это была жестокая атмосфера войны. Но прошли годы, мне несколько раз пришлось побывать в Германии, встретиться с немцами - ветеранами Второй мировой войны. И не было никакой ненависти» («Динабург», Латвия, 30.03.1995г.).

Привожу этот рассказ с единственной целью - показать, что для советских фронтовиков ненавистными были, как правило, не немцы вообще, не «абстрактный» немец, а засевший в окопах напротив вооружённый враг, которого надо победить в смертельном бою. Вне войны убийство не только аморально, но и преступно.

С помощью садистского (иначе не скажешь) пера Эренбурга сталинская пропаганда стремилась распространить «образ врага» на весь германский народ и всё немецкое безо всякого разбора. Не удивительно поэтому, что клеймо врага, фашиста, презренного «фрица» пало и на головы репрессированных российских немцев, не имевших ни малейшего отношения к «коричневой чуме».
Совершенно невообразимую историю рассказал в этой связи Рейнгольд Дайнес (Дейнес). В обычное утро самого тяжкого 1942 года на арке ворот 14-го стройотряда Базстроя НКВД появился ошеломляющий лозунг «Убей немца!» Колонны тощих оборванных трудяг побригадно двигались к воротам. Маленький худой мужичок еле слышно играл на гармошке марш «Москва майская». Люди шли через
ворота и не хотели верить глазам своим. Пройдя под «убийственным» транспарантом, ещё раз оглядывались. Но и с фасадной стороны ворот на ткани цвета запекшейся крови красовались те же уничтожающие слова.

На работе только и разговоров было, что об этом лозунге. К вечеру о нём узнала вся стройка. Недоумевали, возмущались, строили различные предположения и догадки. Никто и понятия не имел о статье Эренбурга. Большинство «трудмобилизованных» пришло к выводу, что неспроста вывесили такой транспарант, видно, скоро всем конец придёт...

Но вечером, когда лагерники возвращались с работы, на воротах уже висел привычный лозунг «Всё для фронта, всё для победы!» Видно, смекнуло лагерное начальство, что явно «перегнуло палку», слишком далеко зашло в своей «воспитательной» работе с «немецким контингентом». Ведь в лагере всё должно быть по-советски «шито-крыто». 

Появиться на воротах кликушеский призыв Эренбурга мог только потому, что пришёлся по душе какому-то ретивому политработнику из энкаведешной своры. Конечно, не только из платонического почтения к звонкому писательскому слову. Действовал он в полном соответствии с духом садистской психологии большевизма, знал, чем можно доставить максимум моральных мук поднадзорным немецким лагерникам.

Об аналогичном случае упоминает в своих записках и Александр Мунтаниол (бывший учитель, трудармеец Соликамстроя): «Когда в «Известиях» была напечатана статья, где известный литератор призывал убить не фашиста, а немца, в нашей столовой появилось огромное красное полотнище с лозунгом: «Хочешь жить - убей немца!» Это была последняя капля, отнявшая у нас всякую надежду на выживание».

Представление о том, во что ставили энкаведешники нашего брата -«трудармейца», в каком бесправном положении мы пребывали в лагерных «зонах», даёт эпизод, который привёл в своём письме Виктор Ридем. Он родился в 1924 г.на Северном Кавказе, в 41 -м был депортирован в Сибирь. С 18 лет - в «трудармии», на строительстве Богословского алюминиевого завода.
«К началу 1943 г. я уже год находился в 5-м стройотряде, - пишет Виктор. -Наша бригада работала в каменном карьере: вручную - ломом, клиньями, кувалдой - мы крушили камень. В феврале-марте я окончательно ослаб. Однажды вечером возвращались в лагерь. Я отстал, шёл последним. В стороне от дороги прохаживался охранник-проводник, рядом бегала овчарка.
Было очень холодно. Я втянул голову в ворот бушлата и плёлся вслед за бригадой. Вдруг кто-то сильно потянул меня сзади за бушлат, я упал на снег. Показалось, будто охранник ударил прикладом по спине. Оглянулся - увидел огромную собаку. Хотел убежать, но она снова ухватилась за мою одежду, и я опять упал.

Так повторялось раза четыре-пять: я вновь и вновь пытался подняться, но собака была сильнее (её, конечно, кормили лучше нас) и опрокидывала меня на землю. Это её раззадорило, она пуще прежнего вцепилась мне в бушлат. Таскала до тех пор, пока я совсем не обессилел. Начал кричать и плакать, но никто не пришёл на помощь.

Когда охранник увидел, что я уже не пытаюсь встать и даже не шевелюсь, то, натешившись вдоволь, унял собаку. А я ещё немного полежал, отдышался и, оглядываясь на собаку, медленно стал подниматься. Вижу: охранник стоит со своей собакой, поглаживает её, улыбается и к тому же грозит мне пальцем - дескать, не отставай от бригады!

Я посмотрел на себя и ужаснулся: бушлат клочьями висит, стёганые брюки изорваны - целого места не найти. Обидно стало: за что он натравил на меня собаку? Ведь я ничего не нарушил, потихоньку, насколько позволяли силы, брёл по дороге. Не иначе, как поиздеваться захотел собаковод, лишний раз проверить свою собаку, разнообразия ради - не на специально одетом «маниле», а на настоящем «лагерном материале».

С его стороны это было явным проступком, но никакого разбирательства, конечно, не последовало. Самым сложным оказалось получить новую зимнюю одежду взамен той, что пришла в негодность, видите ли, по моей вине. Это чудовищное оскорбление я не забуду до конца своих дней». Такова была лагерная система палачества и травли, созданная для российских немцев по злой воле властей.

***********************

Только после победы на Курской дуге положение в трудармии резко изменилось. Бывших лагерных палачей, натасканных в конце тридцатых годов на ликвидации шпионов и диверсантов, заменили фронтовиками, ежедневно рисковавшими жизнью, защищая нашу Родину.

В Турьинских рудниках начальника, инженер-полковника Б.К. Кронова, заменили на инженер-полковника И.П. Бойкова. Заменили также охрану – тоже на бывших фронтовиков, уже не способных бежать в атаку. И эти фронтовики, вчера еще выполнявшие задачу уничтожения живой силы противника, то есть немцев, прибыв на новое место службы, быстро разобрались, с какими «преступниками» имеют дело. И положение в трудармии резко изменилось в лучшую сторону.

********************************* 

Много позднее я узнал, что в Богословлаге в городе Краснотурьинске Свердловской области на строительстве Богословского алюминиевого завода (БАЗстрой НКВД СССР) содержалось и главное руководство бывшей АССР Немцев Поволжья. В 1944 году, уже находясь в трудармии, против них было сфабриковано обвинение в заговоре против советской власти.   Главными фигурантами этого надуманного политического процесса были:

ГЕКМАН, Александр Иоганнесович, с 1938 и вплоть до депортации в сентябре 1941 г. занимавший пост Председателя Совета Народных Комиссаров (СНК) АССР Немцев Поволжья, депутат Верховного Совета СССР и РСФСР, заместитель Председателя ПВС Российской Федерации, на момент ареста работавший старшим диспетчером БАЗстроя;

КОРБМАХЕР, Генрих Генрихович, с 1938 и вплоть до депортации в сентябре 1941 г. 3-й секретарь областного комитета ВКП(б) Республики Немцев Поволжья, депутат Верховного Совета АССР НП, на момент ареста работавший счетоводом на строительстве;

ФРИЦЛЕР, Фридрих Фридрихович, с 1938 и вплоть до депортации в сентябре 1941 г. Нарком земледелия автономной республики, депутат Верховного Совета АССР НП, на момент ареста заведующий свинофермой сельхозучастка БАЗстроя;

МАЙЕР, Иоганнес Иоганнесович, с 1937 и вплоть до депортации в сентябре 1941 г. Народный Комиссар по финансам АССР НП, на момент ареста начальник коммунально-бытового отделения БАЗстроя.

ГРОШ, Роберт Карлович, в 1940-41 гг. председатель промышленного Совета Немреспублики; на момент ареста занимал должность секретаря партийной организации 11 отряда сельхозучастка строительства;

ВЕЙЛЕРТ, Яков Иоганнович, в 1938-41 гг. второй заместитель Председателя СНК Немреспублики; на момент ареста работал политруком колонны 11 отряда сельхозучастка строительства;

ГЕРГЕРТ, Владимир Эммануилович, 1940-1941 гг. управляющий делами Президиума Верховного Совета АССР НП; на момент ареста работал начальником 13 колонны мобилизованных немцев.

После длительных допросов на месте и в области их этапировали в Москву, где их допрашивали уже следователи центральных органов НКВД. Правда, московским следователям  обвинение в попытке заговора против власти подтвердить не удалось, но в тюремном карцере их продолжали держать еще долго.               
                *************************

И остались мы с мамой вдвоем. Остались без денег на жизнь. Чтобы иметь источник существования, мама устроилась на работу гардеробщицей в электролизный цех Богословского алюминиевого завода. За свою работу она получала не ахти какую зарплату, но концы с концами мама сводила.

А я в конце мая 1951 года закончил четвертый класс. По традиции в честь окончания учебного года всей школой мы отправились в однодневный поход к скалам «Большой Петропавловский Камешок», которые находились неподалеку от нашего 14 отряда.  Шли строем, под звуки горна, с барабанным боем, с дружинным знаменем впереди.   Территория скал „Камешок“ в то время была чистой.

Нынешнее кладбище появилось гораздо позднее. Тем более, никакой мусорной свалки там не было. Я до сих пор удивляюсь, какому  больному головой чиновнику пришла идея разрешить в таком красивом месте, у самого подножия этих скал  устройство грандиозной свалки? Что, для этой цели другого места нельзя было подыскать?   Вот уж действительно, что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Мы расположились на большой поляне у подножья скал. Были организованы соревнования по народной игре „лапта“, бывшей в то время в большой моде. Потом был обед из принесенных с собой в узелке  продуктов, затем был устроен большой костер, а мы, уютно  устроившись вокруг него,  замозабвенно пели:

 Взвейтесь кострами, синие ночи!
 Мы – пионеры, дети рабочих!
 Близится эра светлых годов,
 Клич пионеров – „Всегда будь готов!“

Домой мы вернулись только к вечеру,  усталые, но довольные проведенным днем.

**********************************

Недалеко от нашего 14 отряда располагались бассейны – углубления в земле, дно и пологие стенки которых были забетонированы. На дне располагались трубы, от которых вверх отходили трубы потоньше. По этим трубам от завода подавалась горячая вода для охлаждения. Горячая вода веером фонтанировала из вертикальных труб, охлаждалась в воздухе, а затем возвращалась на завод. Вот к этим-то бассейнам („брызгалки“ мы их называли) мы и повадились ходить. Лучшего места для купания нам и не надо было: недалеко от дома, дно хорошее, вода теплая. Сколько летних дней провели мы у этих бассейнов! Купались, играли, загорали, лёжа на горячем бетоне, рассказывали разные истории. Чудесно! 

Правда, играя, иногда теряли чувство меры. Однажды мы так увлеклись киданием камней друг в друга, что один камень попал мне в голову. Кровь залила мне лицо, запачкала рубашку. Игра, конечно, мгновенно прекратилась, ребята обступили меня, разные советы дают. Наконец, голову „перебинтовали“ разорванной майкой. Кровь остановилась. Мне не столько больно было, сколько маме в таком виде показываться, расстраивать ее. А шрам на голове и сейчас хорошо виден.

Никаких ванн дома, конечно, не было. Чтобы помыться, мы через,  известные только нам, дыры в заводском заборе пробирались на территорию завода и направлялись в душевые электролизного цеха. Гардеробщицы без всяких слов разрешали нам пользоваться душем, чему мы были несказанно рады. Вылазки такие мы делали регулярно, но только в часы, когда электролизники были на смене, работали. Об этом нас предупреждали гардеробщицы, чтобы мы не мешали рабочим мыться.

**********************************

На рубеже 1940-1950-х годов БАЗ и ТЭЦ продолжали   строиться, расширяться, вводились новые мощности.

Однажды днем мы из 14 отряда увидели густой черный дым, который валил с вершины еще одной строящейся  трубы на 6-й серии БАЗ, вознесшейся уже на несколько десятков метров ввысь.  Жители 14 отряда выбегали на улицу и с ужасом  устремляли свой взор на трубу. Все понимали, что там, наверху, случилась страшная беда. Какой женский и детский рёв стоял тогда в 14-м отряде! Там же их мужья-отцы горели. Позднее ситуация прояснилась. При возведении этой трубы, внутри нее на лесах хранили рулоны рубероида, а на вершине трубы велись сварочные работы: так как трубу строили из бетона, то с помощью сварки укреплялась металлическая арматура. От падающих вниз искр рубероид и вспыхнул. От этого пламени загорелись деревянные строительные леса. Бригада строителей-трудармейцев, возводившая на большой высоте трубу, оказалась в огненной ловушке. Никаких путей отхода не было, люди метались в огненном вихре, не зная, что делать. Люди, находившиеся внизу, на земле, тоже  беспомощно метались, не зная, как помочь терпящим бедствие наверху. А там, наверху, пожар бушевал уже вовсю. Кто-то  из строителей задохнулся от едкого дыма, кто-то уже сгорел. Некоторые строители, объятые пламенем, прыгали вниз и разбивались. Эта  страшная  трагедия, очевидцами которой стали все жители города, унесла тогда 15 жизней.

Выжил только один из строителей, который спасся необычным способом: он по наклонно висевшему тросу подъемной лебёдки  съехал на руках, предварительно обмотав руки фуфайкой. Но руки спасшийся строитель всё-таки сильно повредил себе. 

По следам этой трагедии потом велось следствии, кого-то посадили.
Можно понять горе, свалившееся на родственников погибших.  Каково было женам и матерям,  совсем недавно после многолетней разлуки приехавшие  на незнакомый Северный Урал к своим мужьям и сыновьям, которые пережили  страшные годы нахождения в Богословлаге,  а сейчас, когда условия жизни трудармейцев и их семей стали понемногу улучшаться,  узнать о трагической гибели  своих самым близких.  И всё из-за того, что строительное начальство пренебрегло элементарными правилами техники безопасности для своих подчиненных. Строителей не обеспечили даже элементарными средствами пожаротушения.

Если кто-то внимательно будет рассматривать заводские трубы, то может увидеть, что верхняя часть одной из  труб БАЗ выложена кирпичом, а не бетоном, как вся труба.
Это после страшного пожара строительное начальство запретило достраивать трубу до проектной высоты.   Возведение трубы завершили не бетоном, который требует сварки арматуры, а трехметровой кирпичной  кладкой.
                ****************************

1951 – 52 учебный год я пропустил, так как  мне делали операцию на ногах. Оперировал меня главный врач больницы, бывший военный хирург Зобнин Евгений Филиппович, прибывший в Краснотурьинск в 1949 году по приказу Свердловского областного отдела здравоохранения для усиления хирургической работы в городе.   Городская больница находилась по улице Сталина (сейчас К. Маркса) в районе городской плотины.

За год на суставах обеих ног мне сделали две операции. В больнице к каждой из них меня готовили недели две.

В назначенный день меня положили на узкий операционный стол, руки и ноги пристегнули широкими,  мягкими  толстыми ремнями,  лицо накрыли марлевой маской, оставив открытыми только глаза. Заметил только, что группа врачей окружила стол, на котором я лежал.

Чтобы я не чувствовал болей, операции проводили под  наркозом, под воздействием которого возникает сон и потеря сознания. От действия наркоза мне стало трудно дышать, я думал, что задыхаюсь и хотел предупредить об этом врачей, но речь моя была уже парализована, я ни звука не мог издать. Так как я был еще в сознании, то начал судорожно дергаться руками и ногами, чтобы привлечь к себе

внимание врачей. Потом наступило ощущение безразличия, веки стали тяжелыми, глаза сами собой закрылись, голова затуманилась, я почувствовал, что руки в бессилии обмякли, но всё еще был в сознании, так как слышал команды хирурга. Вот помощник врача открыл мне веки, и я устремил свои зрачки ему в лицо,  этим я хотел дать ему понять, что мне плохо, но как в тумане услышал только: „Уже засыпает“, после чего возникло ощущение, что я стремительно проваливаюсь в бездну. Я отключился.  Каждая операция, как мне потом говорили, длилась 3-4 часа.

Выход из наркоза (пробуждение) был у меня тяжелым. Он сопровождался тошнотой, рвотой и сильными головными болями. Я лежал уже в палате, тело от пояса до кончиков пальцев ноги было в гипсе.  И, главное – нога была выправлена, она стала  прямой. 

Через несколько часов после пробуждения возникли сильные боли, которые не прекращались несколько дней. Эти боли врачи снимали с помощью введения доз морфия, после чего я проваливался в глубокий сон. На несколько часов боль стихала, но потом вновь возникала – опять следовал укол морфия.  Через неделю такого мучения боли стали стихать.

После операции и наложения гипса мне надлежало по несколько месяцев лежать в кровати. Первые две недели после операции я проводил в больнице, а потом, когда состояние здоровья стабилизировалось, меня перевозили домой, где я должен был еще почти три месяца долеживать до полного сращивания костей ног. 

Я очень хорошо помню те свои переходные годы от детского возраста к  юношескому.    В 14-15-летнем возрасте я оказался прикованным к кроватному режиму из-за болезни ног, а  наша комнатка превратилась в своего рода штаб-квартиру для всей барачной ребятни. Вот тогда-то я и приобщился к чтению. Я не просто запоем читал имеющиеся у меня книги и книги, которые ребята приносили мне из школьной библиотеки и делал пространные выписки понравившегося текста, но и по просьбе библиотекарши писал небольшие отзывы на прочитанные книги. Всё это записывалось в толстую общую тетрадь, которая изготовлялась мной из пяти сшитых вмести обычных тетрадей.

Жили мы вдвоем с мамой на окраине Краснотурьинска, в бараке, где ребят было много. Спасибо маме и низкий ей поклон за всё, в том числе и за то, что из своего скудного семейного бюджета она ежемесячно выделяла мне энную сумму денег НА ПРИОБРЕТЕНИЕ КНИГ.  Друзья по моей просьбе с этими деньгами бегали в старую часть  города в книжный магазин „Когиз“ (магазин – это с преогромной натяжкой сказано, правдивее – книжная лавка), покупали там им понравившиеся книжки. Этот „Когиз“ находился через улицу Октябрьскую от нынешнего рынка-базара.

А с книжками потом начиналось самое главное – вечерами в нашу барачную комнатку (3 на 5 м) набивалось полтора – два десятка мальчишек и девчонок, рассаживались на табуретки, на кровать, а большинство – на полу, и я, лежа в кровати, читал им принесенные книжки. И тишина стояла, и ребята с открытыми ртами сидели, слушали и бурно реагировали на содержание книг.
Как давно это было! Разве сейчас увидишь такое?  Времена другие  и нравы другие. 

А как в свое время мы гонялись за томиками только что разрешенного Есенина! Сейчас, в начале второго десятилетия 21-го века, меня  беспокоит то, что с появлением  массового телевидения, а теперь еще и компъютера с интернетом число нечитающих людей катастрофически растет. Родилось, считай, уже два поколения нечитающих. Это беда, это страшно, потому что знания можно получить из учебника, от учителя или из интернета, но книга-то воспитывает чувства. А их не читают.

Разве может нечитающий или малочитающий отличить макулатуру от настоящего литературного шедевра? Задача литературы (как и любого другого искусства) – побуждать добрые и благородные чувства, а разве те горы книжного мусора, что заполонили книжные прилавки, могут выполнить эту миссию?  Вот так и зарождается бездуховность и низменность мыслей у очень многих людей.
                ****************************** 
 

КРАСНОТУРЬИНСК: городской период (1952 – 1957 годы)

 1. ШКОЛЬНОЕ ВРЕМЯ
 2. ВРЕМЯ РАСЦВЕТА ШКОЛ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ
 3. ГОРДОСТЬ ГОРОДА - ТРАМВАЙ
 4. НАРОДНЫЕ ДРУЖИННИКИ
 5. КУЛЬТУРА ГОРОДА
 6. СПОРТИВНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ГОРОДЕ
 7. ГОРОДСКОЙ КАТОК
 8. О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ
 9. МОЙ ПЕРВЫЙ СПЛАВ ПО РЕКЕ
10. КРАСНОТУРЬИНСК В СЕРЕДИНЕ 1950-х
11. НАЧАЛО ТРУДОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
12. НАВЕЧНО, БЕЗ ПРАВА ВОЗВРАТА
13. КРАСНОТУРЬИНСКИЙ СТРОИТЕЛЬНЫЙ ТЕХНИКУМ


ШКОЛЬНОЕ  ВРЕМЯ

Летом 1952 г. мы с мамой переехали к Рудольфу с Эльвирой, которые к тому времени получили однокомнатную квартиру в двухэтажном доме на 56-м квартале Краснотурьинска. Оба этажа этого дома имели общие коридоры, по сторонам которых  располагались квартиры из одной или двух комнат. Сейчас - это часть города, ограниченная улицами Ленинского Комсомола и Карпинского, а также улицами Ленина и Микова). 
В сентябре я пошел в 5-й класс школы № 32 (здание школы тогда находилось на углу  улиц Металлургов и Ленина, позднее в том здании разместили школу-интернат).
6 октября 1952 года у Рудольфа с Эльвирой родился первенец – Валера, с которым несколько лет мне пришлось выполнять роль няньки.

В 32-й школе я проучился только один год, который  запомнился мне вот какими фактами.
Во-первых, страшная теснота в классах, в которых насчитывалось по 50 и более учеников,  и сидеть приходилось втроем за партой. Да и в три смены занимались.

Во-вторых, математику (арифметику) преподавала у нас предобрая старушка (помню только имя ее – Капитолина). Все мы были без ума от нее. Подкупала она нас не только своей добротой, но  еще и …  рассказами легенд о древних греках.  „Итак, - начинала она свой урок, - сегодня, если успеем, я расскажу вам легенду о Геракле“. О, это надо было видеть, как мы – ученики – работали! Примеры и задачи решались почти мгновенно, а стоило кому-то у доски замешкаться с решением,  как на этого ученика или ученицу весь класс сразу „шукал“.  Урочный план учительницы выполнялся, и оставалось обычно 5-10 минут свободного времени, которые посвящались истории древней Греции или древнему Риму. Иногда бывало так, что и часть перемены захватывали.        А рассказчицей старушка была отличной.  Вот такая оригинальная „метода“ была у нашей математички. О древностях мы на ее уроках больше узнавали, чем на уроках истории. А уж по арифметике на экзамене (да-да, в пятом классе тогда экзамены сдавали) редко кто „тройку“ получал, только „четыре“ и „пять“.
 
В-третьих,  так как от уроков физкультуры я был освобожден, то я их не посещал. Но я, глядя на тех ребят, которые так легко скользили на лыжах, во что бы то ни стало решил научиться кататься на лыжах. Где-то с середины ноября 1952 года физрук школы начал проводить уроки по лыжам. Я попросил его подобрать и мне лыжи. Он удивился, но мое желание научиться ходить на лыжах одобрил и подобрал мне лыжную пару.
 Пока ребята катались где-то в лесу, я медленно делал на лыжах круг за кругом на нашей спортплощадке за зданием школы. Первые лыжные дни давались мне с большим трудом, в класс я возвращался весь мокрый от пота, но довольный своим успехом. В конце декабря  физрук сам пронаблюдал мое хождение по кругам на лыжах, потом перед классом отметил мои успехи и похвалил за настойчивость. К концу зимнего сезона я уже довольно уверенно держался на лыжах. 

 И четвертое событие, которое врезалось в память – это сообщение о смерти И.В. Сталина. 6 марта 1953 года всю нашу смену завели в спортивный зал, построили и объявили, что вчера вечером - 5 марта -  „умер наш любимый вождь, лучший друг детей“. Рёв в зале стоял страшный. Плакали все: и учителя, и ученики. Я, например, думал, что теперь или конец света будет, или капиталисты завтра всех нас захватят. В этот же день на здании ДК БАЗа появился большой портрет вождя, обрамленный черными траурными лентами.
Похороны вождя состоялись 9 марта. Это был понедельник, а нам еще в субботу объявили, что в день похорон занятий не будет.  В воскресенье я на лыжах по городскому пруду отправился к сестре Ане, которая с семьей жила на Третьем комендантском поселке, где и переночевал.
В обед 9 марта этим же путем я отправился домой. Несколько раз скатившись с высокого берега у лодочной станции, я снял лыжи и пешком пошел домой на 56 квартал. Проходя мимо Дворца культуры завода, я услышал тревожную траурную музыку, которая транслировалась по громкоговорителю, установленному на здании ДК: в Москве в это время как раз проходил траурный митинг трудящихся с речами ближних соратников умершего вождя.

Без двух месяцев 59 лет прошло с тех пор, и я как-бы вновь вернулся в то далекое время: это на днях (конец декабря 2011 г.) по телевидению показывали похороны Ким Чен Ира - „Великого руководителя Северной Кореи“. Как там народ в истерике бился!  В том числе и военные.  Страшное это дело - зомбирование народа средствами массовой информации.
 
*********************************

27 октября 1953 г. открылись двери новой школы № 9 (по улице Ленина). Нас, живших в микрорайоне новой школы,  перевели сюда из школы № 32. Первый директор школы № 9 – Фадеева Галина Александровна. В этой школе я закончил 6, 7 классы.  Классным руководителем у нас была молодая учительница Диана Владимировна Новикова. Она только что закончила педагогический институт и преподавала нам русский язык и литературу.  Сам я очень увлекался литературой, географией, биологией, историей, черчением. Кроме учебных дисциплин я приобщился к шахматам, лыжам, плаванию и к походам. 
Наша школа в то время славилась спортивными достижениями и успешным выступлением художественной самодеятельности на городских смотрах.  Самыми знаменитыми спортсменами в школе были: Ваня Штоппель, Лева Кербель, Арнольд Кнаус, Вилли Вальтер, которые с одинаковым успехом выступали в соревнованиях по лыжам, легкой атлетике, волейболу и баскетболу, а Галя Киселева и Гена Гришин – по скоростному бегу на коньках. 
Сам я непосредственно в лыжных гонках и играх (кроме шахмат) участия не принимал, но зато принимал самое деятельное участие в организации спортивного движения в школе, за что и избирался в спортивный комитет школы. Мы организовывали частые встречи по волейболу и баскетболу с другими школами города, которые проводились в спортивном зале нашей школы (самый лучший в то время). Мы даже в поселок Волчанск выезжали, чтобы сразиться по баскетболу с местными школьниками.
Преподавателем физкультуры в школе был молодой здоровяк Георгий Васильевич Андрианов. Его лыжная база и кабинет-забегаловка находились под лестницей в подвале школы. Там мы часто пропадали: ремонтировали лыжи, обсуждали результаты соревнований, составляли планы новых спортивных встреч с другими школами и просто вели задушевные беседы. 

С сентября 1954 года в школе появился второй учитель физкультуры, выпускница пединститута Татьяна Жадаева. Молодая, спортивная, веселая, дружелюбная – она вскоре стала всеобщей любимицей школы.

В 7 классе (зима 1954-55 г.) во время лыжных занятий я, хоть и был освобожден от уроков физкультуры, помогал учителю физкультуры во время лыжных забегов: он по секундомеру фиксировал время, а я записывал результат в бланки. Пока ребята были на дистанции, я раскатывал около места старта-финиша.
В середине марта 1955 г. проводился зачетный урок по лыжам за третью четверть. Физрук предложил и мне поучаствовать вместе с мальчиками класса в гонке на три километра (у девочек зачет был на дистанции в два км).
Зачетная гонка проводилась на заснеженном городском пруду. Старт и финиш – у места бывшей заводской лодочной станции. Бежать надо было до железнодорожного моста (это считалось 1,5 км) и обратно. Итого получалось три км.

К финишу я пришел третьим, оставив позади около полутора десятка своих одноклассников. Таким результатом я несказанно удивил физрука, а сам я почувствовал силу и уверенность в своих возможностях.
Забегая на два года вперед скажу, что в конце зимы 1957 года (тогда я учился в строительном техникуме)  я сумел выполнить норматив третьего спортивного разряда в гонке на пятикилометровой дистанции.

Уже в те годы большим городским праздником была легкоатлетическая эстафета на приз городской газеты „Заря Урала“, которая проводилась ежегодно в начале мая и была приурочена ко Дню Печати.  (Тогда всё скромнее было, не прошлыми победами кичились, а гордились собственными успехами, успехами своего поколения. День Победы тогда не был освобожденным от работы праздником. Даже в юбилейном 1955 году 9 Мая (кстати, тоже был понедельник) был рабочим днем. Это сейчас внуки бывших воинов-победителей, не имея особых достижений в развитии народного хозяйства страны, вынуждены гордиться мирными и ратными победами своих дедов и прадедов.)

Команды всех городских коллективов задолго до этого дня начинали проводить интенсивные тренировки, чтобы достойно выступить на этих соревнованиях. В те давние годы городская эстафета была действительным всеобщим праздником города, было очень много празднично одетых людей, на пока еще полностью не сформировавщейся площади всё время играл большой духовой оркестр. Каждый коллектив стремился выставить как можно больше команд. Основными соперниками среди взрослых были команды Богословского алюминиевого завода (БАЗ) и Краснотурьинского индустриального техникума (КИТ), которые попеременно становились победителями и выигрывали главный приз – кубок и годовую подписку на газету „Заря Урала“.
Кто победит? – это была ежегодная интрига болельщиков, спорили до хрипоты, выставляя свою команду в лучшем свете.
 
Особенностью эстафеты  1955 году было то, что впервые в ней принимали участие школы города. 
Еще снег лежал повсюду, а потенциальные кандидаты в сборную команду школы уже вели ежедневные утренние тренировки. Чтобы набраться сил, отрегулировать дыхание на дистанции, правильно выбрать темп бега на определенных этапах дистанции, наши ребята под руководством двух учителей физкультуры сначала делали небольшую разминку на школьной спортплощадке, а затем совершали пробежку за пруд,  в сторону железнодорожного вокзала, который размещался тогда в небольшом ветхом бараке. Нынешнего Заречного района тогда и в помине не было. Бегать приходилось по дороге через два моста, так как в то время проход по плотине был запрещен.
 
И надо же было случиться так, что с первым участием в эстафете дела у нашей школы сложились  очень драматично.

Дело в том, что накануне дня соревнований, первого мая во время пьяной драки был арестован наш физрук Г.В. Андрианов.  2 мая вся школа была в шоке.  Переживали и за физрука,  и за исход эстафеты. Неужели двухмесячные тренировки ребят пойдут насмарку?

В эти дни вся школа, как никогда, сплотилась вокруг Татьяны, вокруг команды эстафетчиков. Все страшно переживали. Надо ли говорить, что в день эстафеты вся школа была на соревнованиях? Целыми классами мы распределялись на каждом этапе, подбадривали своего бегуна. Проводив его с эстафетной палочкой на дистанцию, болельщики стремглав бежали к месту финиша. В те годы репортаж с дистанции не проводился, нынешней передающей техники еще не было.  Зрителей-болельщиков на площади  более-менее в курсе разворачивающейся борьбы на дистанции держали любители-велосипедисты, которых в помощь себе привлекали судьи эстафеты. Там, где это можно было, эти велосипедисты, определив первых бегуном на подходе к очередному этапу, стремглав неслись к площади и передавали судьям, кто лидирует в борьбе, а уже они  информировали всех собравшихся на площади болельщиков.

Наконец, вдалеке на финишной прямой появляется бегун. Мы до боли в глазах всматривались в приближающиеся фигурки атлетов. Вот с нами поравнялась сопровождавшая бегунов машина, с которой нам крикнули: „32-я школа впереди!“. 
Мы, конечно, приуныли. Не пришлось нынче выиграть кубок, но дипломы школа получила. Тоже приятно вспомнить.   
А победителем среди взрослых коллективов города стала команда Краснотурьинского индустриального техникума.

Отступление.
За пьяный дебош наш физрук Г.В. Андрианов был осуждён на три года. Вернулся в 9-ю школу, преподавал военное дело. Организовал в школе прекрасный патриотический музей. Долгие годы был бессменным руководителем разных городских военных сборов школьников („Зарница“, „Орленок“,  сборы допризывников). Умер в начале 1990-х годов.

******************************

Зато наша школа равных себе не имела по части художественной самодеятельности.  В те годы регулярно проводились ежегодные смотры. Школьные коллективы задолго до его начала  начинали готовиться к этому мероприятию. Руководителем нашего хорового и танцевального коллектива был Иван Иванович (Вальтер?) – прекрасный баянист и организатор. Городской смотр вылился в большой праздник.
Свое выступление наша школа начала хоровым исполнением веселой пионерской песни с задорным припевом:
               
Ребята! Ребята!               
Скворцы прилетели!
Скворцы прилетели,
На крыльях весну принесли! 

Песня эта была очень к месту по времени года: смотр проводился во время весенних каникул, в городе на пригретых местах уже  появились первые проталины, на дорогам побежали первые ручейки, по которым ребятишки пускали свои лодочки в далекое плавание, в наши уральские края пришла ранняя весна. Эту пионерскую песенку, авторами которой являются  поэт Михаил Матусовский и композитор Исаак Дунаевский, я помню со времён своего школьного ученичества. Она заряжала нас хорошим настроением и оптимизмом.  Исполнял эту песню большой ученический хор нашей школы.   

Но изюминкой нашей школьной самодеятельности была, подготовленная Иваном Ивановичем,  танцевально-хоровая композиция по известной песне „Калинка“.  В глубине сцены стоял хор (человек сорок), а впереди танцевальная группа (человек двадцать пять) то медленно, то в стремительном вихре исполняла пляску. Ажиотаж в зале вызвал момент, когда через головы ряда танцоров к переднему  краю сцены был переброшен солист-танцор. Он, с широко раскинутыми ногами и руками, перелетев через головы, пускался выделывать такие чудеса, что зрители, повскакав с мест, разразились громом аплодисментов. Первое место по праву нашей школе было обеспечено. Ведущими активистами нашей группы художественной самодеятельности были Володя Кузякин, Лена Смольникова, Ваня Штоппель, Аля Маликова, Лёва Кербель. 

Все эти давние события всколыхнули в моей душе добрые воспоминания о далеком прошлом.  Краснотурьинск 1950-х годов – это было удивительное время! Это были годы трудового энтузиазма горожан, годы бурного строительства, расцвета культурной и спортивной жизни нашего города и его славных жителей. И всё это на фоне недавно окончившейся страшной войны.  Воспоминания о тех годах дорого стоят, они незабываемы.

*********************   

В начале седьмого класса я вступил в комсомол. Эта процедура была приурочена к очередной годовщине Октябрьской революции (1954г.). Готовились к этому событию основательно: заучивали важнейшие даты событий в СССР, фамилии, имена и отчества всех членов Политбюро ЦК КПСС, руководителей Коммунистический партий на всех континентах, конечно же, Устав Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи и многое другое.  Сначала прием шел на заседании школьного комитета комсомола, а затем на заседании бюро городского комитета комсомола.

Горком комсомола в те годы находился в старой части города, на углу  улиц Октябрьской и Чапаева, выше нынешнего рынка. Это было одноэтажное каменное здание, в котором был и горком партии (потом там разместится профилакторий БАЗа, еще позднее – Платежный Центр). Вот в этом здании нас и принимали в комсомол. Мы сидели в приемной комнате, ожидая вызова в кабинет, где проходило бюро горкома комсомола по приему молодой поросли советской молодежи в свои ряды.  Всё это сопровождалось торжественной обстановкой. Мы, ожидавшие, естественно, волновались. Вот открылась массивная двойная дверь, девушка назвала мою фамилию. Вхожу, девушка плотно закрыла за мной дверь. Смотрю, по обе стороны длинного массивного стола сидят молодые люди, это члены бюро горкома комсомола. Во главе стола под портретами Сталина и Ленина сидит Николай Тишкин, первый секретарь горкома ВЛКСМ. Он зачитал моё заявление с просьбой о приеме в ряды ленинского комсомола, потом огласил характеристику от школы и рекомендацию школьного комитета о приеме меня в комсомол. После этого Н.Тишкин предложил членам бюро задавать мне вопросы. И они посыпались: их интересовала моя учеба и общественная работа, мои знания Устава,  мировых событий и событий внутри страны, кто-то поинтересовался, знаю ли я руководителей коммунистических партий ряда стран социалистического и капиталистического лагерей. Наконец, Николай Тишкин, обращаясь к членам бюро, сказал: «Надеюсь, вы удовлетворены ответами Меркера Александра? Какие будут предложения?» «Принять», «Достоин быть в наших рядах» - посыпалось с обеих сторон массивного стола. «Ставлю на голосование, - произнес первый секретарь. «Кто ЗА прием? Кто против? Никто. Кто воздержался? Никто. Принят единогласно».   После этого Николай Тишкин встал и сказал, обращаясь ко мне; «Поздравляю тебя, Александр, со вступлением в ряды славного ленинского комсомола!».    

И вот, наконец, комсомольский билет в руках, а  комсомольский значок – на груди. В то время мы не мыслили себя вне рядов комсомола. Если по какой-либо причине кому-то в школе или в горкоме комсомола отказывали в приёме, то это было целой трагедией.

Здесь уместно отметить, что ростки заинтересованности к вопросам  истории и политики стали появляться у меня где-то с 1952 года. Правда, у меня не было возможности делать  подписки на газеты, но зато я регулярно посещал небольшой читальный зал городской библиотеки. Там я брал подшивку нужной мне газеты, усаживался за последний столик и углублялся в чтение. Так у меня выработалась привычка к работе с газетами, которая сохранилась на всю жизнь.

Я даже начал самостоятельное изучение „Краткого курса истории ВКП(б)“. Эту изрядно подержанную книгу с толстой светло-голубой обложкой я получил в подарок от одного старого коммуниста, который себе недавно купил новое издание этой настольной книги каждого члена партии.

Помню, меня шокировали страницы, где говорилось, что наш вождь и учитель И.В. Сталин, оказывается, был судим и отбывал наказание в тюрьме и был в ссылке. Сидел в тюрьме и был в ссылке – значит, преступник!  Но как преступник мог стать главным руководителем СССР? Этого по малолетству я никак в толк взять не мог. Пришлось после уроков обратиться к учительнице истории, которая очень удивилась моему вопросу, но суть дела объяснила. А то, что Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин были заклятыми врагами советского народа – это по книге разобрался я сам. Из этого „Краткого курса истории ВКП(б)“ я и узнал, что советские люди, оказывается, самые счастливые люди на земле, так как живут лучше всех.

В начале осени 1952 г. в Когизе (книжный  магазинчик в старой части города) в продаже появилась небольшая брошюрка с длинным названием: „Экономические проблемы социализма в СССР“. Это было незадолго до открытия 19-го съезда партии. Об этой книге слышали все жители страны, так как о ней ежедневно хвалебно говорили по радио.  Автором этой книжки был И.В. Сталин. Наверное, излишне говорить, что эту книжку я сразу же купил. Но с трудом одолев 5-10 страниц, я был вынужден поставить ее в дальний угол моей книжной полки. 

Зная о моем увлечении политикой, в восьмом классе мне даже поручили подготовить доклад к  38-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, в котором я использовал изречение Сталина: „Кому пироги и пышки, а кому синяки да шишки“, заимствованное им из устного народного творчества.  Эта поговорка потом долго была в ходу у ребят.

Отступление: 
Через много десятков лет (в феврале 2014 г.) я вновь вернулся к работе И.В. Сталина „Экономические проблемы социализма в СССР“ и вот какие удивительные для себя открытия я сделал.

1. После нового прочтения этого труда,  и вопреки расхожему мнению, что, мол, в ЦК партии и в самом Политбюро никаких дискуссий не проводилось, и что Сталин единолично принимал все решения, я пришел  к выводу, что эти дискуссии проводились. Ну, пусть не в широкой аудитории и не так масштабно, но обмен мнениями по различным вопросам дальнейшего развития внутренней и внешней политики всё-таки был. И эти мнения зачастую не совпадали с мнением Сталина. Вот с этими несогласными Сталин и спорит. Но конкретных фамилий не называет. В своем споре Сталин обходится только выражениями: „Некоторые товарищи“,  „Некоторые говорят“, „Неправы те товарищи, которые утверждают…“   или просто „Они“.   Что Сталин спорит с ними, знали только эти руководители ЦК. Ни народ, ни партия оппонентов вождя не знали, что порождало  непонимание. Это непонимание усугублялось еще и тем, что как раз те, против кого выступал Сталин, первыми объявляли „Экономические проблемы…“ гениальным  трудом Сталина. 
Все эти разногласия стали известны только после смерти Сталина, когда наследники вождя стали принимать новые документы.

2. А теперь сравним некоторые требования Сталина и установки новых руководителей партии после смерти вождя.

Сталин: пока существует империализм, новые войны неизбежны.
Оппоненты: фатальной неизбежности войны нет, возможно   мирное
           сосуществование.

Сталин: западная экономика и техника не способны дальше развиваться,
        капитализм теперь уже окончательно загнивает.   
Оппоненты:  это опаснейшая иллюзия.

Сталин:  цель капиталистического производства – извлечение прибылей… Цель
         социалистического производства не прибыль, а человек с его
         потребностями.
Оппоненты: улучшить использование таких важнейших экономических рычагов, как
           прибыль, цена, премия, кредит.

Сталин:  (некоторые товарищи), предлагая продажу МТС (машино-тракторные
         станции) в собственность колхозам…пытаются повернуть назад колесо
         истории.  Это привело бы не к приближению к коммунизму, а наоборот,
         к удалению от него.
Оппоненты: всю технику МТС надо передать колхозам. Послесталинское
           руководство ликвидировало все МТС и передало их технику колхозам.

Сталин:  „Некоторые товарищи думают, что необходимо национализировать
         колхозную собственность, объявив ее общенародной собственностью.
         Это предложение совершенно неправильно и, безусловно, неприемлемо“.

Оппоненты: Ровно через год после того, как Сталин это написал, и через шесть
           месяцев после его смерти пленум ЦК (сентябрь 1953 г.) заложил
           основу национализации колхозов, а на целинных землях, которые
           стали осваиваться с начала 1954 года, вообще сразу же стали
           создаваться только совхозы.
           Позднее руководство Брежнева превратило значительную часть
           колхозов страны  в совхозы, которые и считаются „общенародной“
           собственностью.  Позднее и колхозы были превращены в
           государственную собственность.

Это только несколько спорных вопросов между Сталиным и его соратниками по Политбюро, которые я выудил из „Экономических проблем социализма в СССР“.

ВЫВОД.  Как видим, по многим вопросам внутренней и внешней жизни страны многие члены партии из высшего эшелона власти имели мнение отличное от мнения Сталина. Но подавленные авторитетом генсека, не могли реализовать их в жизнь.  Только после смерти Сталина члены Политбюро приступили к внедрению своих идей в жизнь страны.   
                ************************   

В седьмом классе при изучении нового предмета химии я имел неосторожность легкомысленного отношения к этому предмету.  Час расплаты за невнимание к химии  не заставил себя долго ждать.  Когда  началось изучение темы солей, то, неожиданно для себя, я понял, что не могу написать ни одной формулы этих химических соединений. Для меня это было катастрофой. Не испытывая никаких затруднений по другим учебным предметам, я перестал понимать суть разговора на уроках химии. В домашней обстановке я спокойно проанализировал ситуацию и понял, запускать химию я начал уже при изучении предыдущих тем.

Правильно поставив диагноз своих неудач, я нашел и верный путь решения своих проблем: нужно было вернуться к темам валентности химических элементов и к теме кислот. 
В нашем классе учился Валерка Брецкий, с которым мы были в неплохих приятельских отношениях. Так как задания по химии он щёлкал, как орешки, то я попросил его несколько дней позаниматься вместе.  Его отец работал одним из крупных руководителей заводских подразделений, поэтому их семья жила в элитном месте Краснотурьинска – в одном из коттеджей по Садовой улице. Это на берегу пруда, недалеко от лодочной станции.

Для совместных занятий я приходил к нему домой. Начали с того, что я вызубрил формулы кислот, потом определял кислотные остатки и их валентность. Попутно запоминал и валентность элементов.  Усвоив всё это, я перешел к написанию и самих формул солей. Мне хватило двух-трех занятий, чтобы всё стало на своё место, и я больше никаких затруднений по химии не испытывал, проблем больше не было.
Хорошо, что я вовремя спохватился.   
                *******************************

В 8 классе у нас появились новые учителя.  Историю  стала преподавать Валентина Александровна Закорюкина, а русскмй язык и литературу -  Оксана Григорьевна Довбня, у которых мужья - инженеры получили направление на Богословский алюминиевый завод.  Наши молодые, но строгие учительницы с первых уроков прибрали нас к рукам. Но их строгости мы не боялись, Валентину Александровну и Оксану Григорьевну мы уважали. Уважали за чудесные уроки, за справедливость, за их уважительное отношение к нам. Жаль только, что мне долго в школе проучиться не пришлось.

В 8-ом классе я проучился только до декабря 1955 г.  Трудное материальное положение (за учебу в 8 классе тогда еще платить нужно было) вынудило меня оставить школу и поступить на работу. Но куда? Какую специальность выбрать?   

                ***************************


ВРЕМЯ РАСЦВЕТА ШКОЛ РАБОЧЕЙ МОЛОДЁЖИ

Некоторая часть населения и тогда крепко пила, но общий уровень культуры в те годы всё-таки выше был. Война только 10 лет назад кончилась, а духовные запросы на порядок выше нынешних времен были.

 Из-за прошедшей войны много работающей молодежи и людей постарше в свое время не имели возможности получить среднее образование. Даже семилетнего образования у многих не было.   Городские власти и руководство предприятий приложили много усилий, чтобы в корне изменить ситуацию в этом вопросе.

Школа рабочей молодежи в городе  существовала уже с 1943 года, но массовое обучение молодых рабочих стало возможным только после того, как в 1952 году эта школа получила новое просторное здание по улице Пушкина.
На предприятиях города развернулась мощная агитация среди молодежи с предложением продолжить образование. В первый год классы комплектовались с трудом, но после того, как обучающиеся девчата и парни получили ряд льгот (дополнительные выходные и отпуска, облегчение в сменности работы и др.), дело пошло на лад.  Наполняемость классов стала высокой, появилась потребность увеличения их количества. Молодежь вошла во вкус обучения, сама теперь агитировала своих товарищей по работе идти учиться.

Для контроля за учебой рабочих на предприятиях города были  организованы советы содействия, в которые вводились мастера, руководители и секретари партийных и комсомольских организаций. Теперь в  школу потянулись и тридцатилетние и даже сорокалетние труженики города.  Трудно приходилось.  Бывало, после смены и засыпали на уроках, но учителя с пониманием относились к этому. Некоторые из них даже практиковали 5-7-минутную дремоту, после чего продолжали урок. Бывало и так, что прямо с занятий бежали на работу последний урок в ШРМ заканчивался в 23часа 15минут, а смена на заводе начиналась через сорок пять минут).

Многие, получив семилетнее образование, продолжали обучение в школе, а потом поступали в техникумы или в институты.

В 1950-х годах по улице Ленина открылся книжный магазин № 27 "Книги"  (между 9-й школой и Сбербанком). Магазинчик малюсенький был, но я любил туда заходить. Тогда много читали, хорошие книги - большой дефицит. Поэтому и смотрели с завистью на книги "по подписке", была такая форма распределения, как правило, на собрания сочинений. 

По книгам тогда можно было грамоте учиться, если где-то и случится "опечатка" – в конце книги обязательно сноска была – „читать так то...“.  Следили в то время за этим строго.

И всё-таки я до сих пор не могу понять, почему тогда такой дефицит с книгами был? Был же колоссальный спрос на них - так и делай деньги на этом спросе! И люди были бы довольны, и государству прибыль-доход.
                **************************

ГОРДОСТЬ  ГОРОДА - ТРАМВАЙ

В послевоенное время город стремительно разрастается, на постоянное жительство приезжают люди из соседних населенных пунктов. Остро встала проблема доставки трудящихся к месту работы (в основном это был Богословский алюминиевый завод), ведь городского общественного транспорта в то время здесь почти не было. Тогда было решено проложить однопутную трамвайную ветку, по примеру уже существовавших в соседних Карпинске и Волчанске, от берега реки Турьи через жилые кварталы к трамвайному парку (стык улиц Попова и Базстроевской).

Весной 1951 г. началась прокладка трамвайной линии. Изначально трамвайный путь планировали прокладывать не по улице Попова, а по Октябрьской улице. Даже начали уже тянуть линию, но потом передумали, и работы резко перенеслись на улицу Попова. Этот перенос был осуществлен   по причине большой крутизны подъема улицы Октябрьской, который вначале недооценили. Работы велись методом народной стройки: в помощь основной бригады, ежедневно занятой на прокладке линии, регулярно устраивались субботники и воскресники  с привлечением огромной массы людей со всех предприятий и учреждений города. Каждый краснотурьинец считал долгом вложить свой труд в строительство трамвайной ветки. 

Уже живя на 56 квартале, мы ватагой друзей бегали к улице Попова, к месту прокладки пути и наблюдали за работой людей, как муравьи копошившимися по всей улице. Особое чувство гордости и восхищения мы испытывали, если удавалось увидеть пробное движение трамвайного вагона по уже готовому участку пути и слышать сигнальный трезвон, подаваемый вагоновожатым.
 
Можно представить, каково было ликование народа, когда 15 января 1954 г. в 6 часов утра по рельсам прошел первый вагон с пассажирами. Маршрут пролегал от Набережной Турьи в старой части города и до трамвайного парка. Трамвай у горожан становится очень популярным видом городского транспорта, вагоны всегда заполнены пассажирами. А город продолжал строиться вокруг трамвая. 

ОТСТУПЛЕНИЕ:   В 1957 году этот маршрут продлили до заводоуправления (до главной проходной завода, до „Фабрики кухни»). Весь маршрут был однопутный с тремя разъездами. В каждой сцепке было два вагона. Время пробега всего пути занимало 19 минут. Работа трамвая была привязана к сменам на БАЗе: курсировал трамвай с 6.00 часов утра и до 2.00 часов ночи. 
В этом же году проложили второй маршрут: от Больничного городка и до трампарка и далее по уже существующей ветке – до заводоуправления, который в 1959 г. продолжили до 6-й серии БАЗа. Два маршрута трамвайных линий общей протяженностью около 12 км  пересекли практически весь город.
                ******************************

НАРОДНЫЕ  ДРУЖИННИКИ

А драки  в 1950-х годах в Краснотурьинске довольно часто случались. Очень часто зачинщиками потасовок были курсанты ФЗО № 22. В городе их звали фабзайцами. Хулиганистыми парнями были они. Для драк  бляхи-пряжки своих форменных ремней они заливали свинцом. Это было грозное оружие. Фабзайцам подраться – хлебом не корми. Но честности у них довольно маловато было – нападали только ватагой, „кодлой“, как тогда говорили. Кучковались эти драчуны всегда вокруг одного громилы, который верховодил всеми, но при появлении милиции или дружинников улепетывать успевал первым. 

Чтобы утихомирить этих фабзайцев и других любителей подебоширить, оградить мирное население города от насилия,  на всех городских предприятиях и организациях  были сформированы отряды добровольной народной дружины (ДНД). Народные дружинники ежедневно патрулировали по улицам, нарушители порядка в городе боялись их, как огня, а народ к дружинникам относился уважительно.  Все дружинники имели специальные нарукавные повязки и по вечерам совершали рейды по городским улицам. Дебоширов и пьяных дружинники доставляли в милицию, где на них составлялись протоколы, которые направлялись в рабочие коллективы. Там с нарушителями проводили воспитательную работу: обсуждали на собраниях, объявляли выговоры, лишали премии и так далее.  Сами дружинники не без удовольствия появлялись с красной повязкой на рукаве в городе. В том числе и потому, что по итогам года им приплюсовывалось по три дня к отпуску.
Через год-полтора ситуация с драками в городе стала нормализовываться, хотя количество пьянчужек не убывало.
                *************************

КУЛЬТУРА  ГОРОДА 

К концу 1940-х годов население Краснотурьинска стремительно растет. Этот прирост шел за счет приезда в новый город Северного Урала тысяч немецких семей к своим мужьям и отцам, выезд которым из города был запрещен. 

Клуб Богословского алюминиевого завода, который открылся в городе в декабре 1949 года, уже давно стал тесен для растущего народного творчества.  Городу требовалось новое здание культуры. И в ноябре 1952 года  заводчане получили в эксплуатацию прекрасное здание Дворца культуры, в котором вскоре культурная  жизнь забила ключом.

Дворец в то время был притягательным местом для молодежи, да и стариков среди музыкантов было много, в основном это были немцы. Репетиции духового оркестра, танцевальных коллективов,  художественной самодеятельности проходили регулярно, занятия коллективов были строго расписаны. Уже в ноябре 1953 года в ДК БАЗа состоялась премьера спектакля по пьесе М.Горького "Дети солнца". Руководил драматическим коллективом Дворца культуты Д.А.Леви. 

В конце 1940-х и 1950-60-х годах своим искусством исполнения классической музыки прославился местный симфонический оркестр, организатором и руководителем которого был замечательный музыкант Отто Августович Гофман. 
Кстати, этому великому музыканту принадлежит заслуга создания в Краснотурьинске в тяжелейшее военное и послевоенное время большого симфонического оркестра (около 100 человек), получившего впоследствии название "Народного", состоящий из отличных музыкантов из политических заключенных  и немцев-трудармейцев. Под руководством О.А. Гофмана уже с конца войны  в Краснотурьинске состоятся  большие концерты  местного симфонического оркестра.   

Отто Августович  Гофман, как и все немцы-трудармейцы с семьми, жил в 14 отряде, где были собраны строители.  Отто Августович выжил не только благодаря своему природному здоровью, его спасла музыка. Даже в то трудное время стройке оказались нужны муыканты (а как же: ударный пролетарский труд да без оркестра? Да и на праздничных торжествах оркестр, конечно же, был необходим для поддержания всенародной радости). Организацию оркестра ему и поручили. Вначале музыкальный коллектив существовал на общественных началах. Но уже вскоре партийные вожаки стройки берут его «под свое крыло». Именно с этого небольшого самодеятельного оркестрика и берет свое начало симфонический оркестр Дворца культуры БАЗа.

Репертуар Народного симфонического оркестра  был разнообразным. Исполнялись не только произведения классиков, но и произведения советских композиторов, и арии из опер, и песни. Исполнялась и чисто инструментальная музыка и произведения для скрипки или фортепиано с оркестром и произведения для голоса с оркестром.
В качестве солистов выступали как участники оркестра, так и преподаватели Детской музыкальной школы. Все самодеятельные музыканты, очень любили музыку и любили, что называется, «делать музыку». Не было случая, чтобы кто-либо уходил из оркестра только потому, что там было не интересно. Люди уходили только в том случае, когда уезжали из города, но на смену им приходили другие. Оркестр жил бы еще долго, если бы не трагическая смерть О.А. Гофмана.
 
А дело было так. Гофман был заядлым охотником. И вот в начале зимы 1969 года он с группой таких же охотников поехал на охоту на собственном автомобиле. Переезжая мост через какую-то речку, он не справился с управлением (мост был обледенелым), машина, перевернувшись, упала в реку. Все, кто был в машине, погибли. Это было очень большой трагедией для всех, кто так или иначе знал Отто Августовича. Похоронили его с большими почестями.
Какое-то время оркестр еще просуществовал, но равноценной замены Гофману не нашлось, и все было кончено: оркестр распался.

Сегодня (2014 год) такой оркестр даже не каждый столичный город может собрать.

Насчёт оркестра - ни умиления, ни гордости у меня сей факт не вызывает. Наоборот, это ж сколько народу власти надо было в одно место согнать, чтобы из них первоклассный оркестр организовать?
Ещё прекрасный театр в городе был!
Горечь одна... А помнить надо !!!

Создавать артистические труппы, оркестры, танцевальные коллективы при лагерях было своего рода фишкой в НКВД. Лагеря устраивали своеобразные конкурсы, где руководство  лагерей бахвалялись друг перед другом.      
                **************************

При Дворце культуры завода в те годы был организован любительский цирк, которым руководил Артур Айрих, увлекавшимся художественной акробатикой и легкой атлетикой:  здорово прыгал в высоту, метал диск, бегал короткие дистанции. Я хорошо помню его, так  как он был другом моего брата Рудольфа и часто бывал у нас в гостях на 56 квартале. Запомнилась его крепкая тренированная фигура, носил он соломенную шляпу, на груди вельветовой куртки (очень модные в те времена) – значок разрядника-спортсмена.  Его друг Федор Иоган, тоже увлекавшимся акробатикой, был ближайщим помошником Айриха при организации цирка.   Артур Айрих здесь оказался ведущим во всех жанрах, даже в клоунаде. Пригласил в клоуны и Федора Иогана, и Тойво Ыунапа, тоже легендарного в Краснотурьинске человека, прославившегося тем, что был участником Олимпийских игр в 1936 году в Берлине. Эта троица тогда смешила публику до слез. Поговаривали, что директор Богословского алюминиевого завода М.К. Рюмин просил тогда, чтобы ни одного представления не проходило без них.   Позднее этим цирковым коллективом, любимцем горожан, руководили Ф. Иоган и А. Никитин.
                *********************** 

Художественная самодеятельность заводского Дворца культуры была многогранна и отличалась высоким мастерством ее участников. Вечера проходили при переполненных залах. Краснотурьинцы приходили в полюбившимся им Дворец культуры как на праздник, нарядными, семьями, дружными компаниями. Большой популярностью в городе и области пользуется песенный  дуэт сестер Лили и Алины Шмидт.   

Одно время мы с братом Рудольфом даже кружок баянистов в новом Дворце культуры завода посещали. Но эта затея оказалась нам не под силу. Отсутствие музыкального слуха свела на нет все наши усилия сделаться музыкантами.
В 1955 году в городе была открыта первая музыкальная школа, директором которой стала профессиональный музыкант Любовь Семеновна Безуглая, а среди преподавателей был и О.А. Гофман.
                **************************

СПОРТИВНОЕ  ДВИЖЕНИЕ  В  ГОРОДЕ

С середины 1950-х годов в городе началось повальное увлечение молодежи и населения среднего возраста игрой в волейбол. Почти во всех дворах  были оборудованы волейбольные площадки. Желающих играть было так много, что скомплектованные команды вынуждены были дожидаться своей очереди. Проигравшая команда выбывала, а с командой-победительницей играла новая команда.

У этих площадок я приобщился к судейству игр команд.   В первое время игры велись по правилам «кто во что горазд», поэтому между командами часто возникали споры. Я же приобрел «Правила игры в волейбол». Эта тоненькая брошюрка продавалась в книжном магазине около 9-й школы. В этой книжке были изложены все правила игры, которые я проштудировал от первого слова до последнего. На вечерних волейбольных играх эти «Правила» всегда были при мне. Как только какая-нибудь команда была не согласна с моим судейским решением, я раскрывал «Правила» на странице, где описывалась спорная ситуация и показывал ее споршикам. Игроки читали и вынуждены были признавать мою правоту. Игра продолжалась дальше. Вскоре даже сильнейшие городские любительские волейбольные команды просили меня быть судьей при их играх.
 
Мое увлечение судейством заметил Задорожный, один из энтузиастов  спорта в городе. Он не только давал мне различные советы, но и приобщил меня к официальным соревнованиям по волейболу.
Позднее, уже работая на заводе и учась в строительном техникуме, моими наставниками по судейству различных видов спорта (волейбол, лыжные гонки, легкая атлетика)  были известные в городе спортивные деятели Тойво Ыунап, Юрий Панченко, Алексей Шуваев.  Они охотно приглашали меня в свои судейские бригады (даже главным секретарем городских соревнований) во время моих студенческих каникул, когда я учился  в Красноуфимском сельскохозяйственном техникуме.

В большой моде в 1950-х годах был футбол. Когда  проводился матч с  командой другого города, казалось, весь город заранее стекался к стадиону в старой части города. Большой знаменитостью городской футбольной команды был вратарь Марат Литвинов. Бесшабашный был игрок -  с ноги мяч снимал запросто! Но и выпить любил.   И каким бы Марат не был, его уважали.  Даже милиция отвозила его домой в коляске мотоцикла. Да, уважали Марата.
Во время игры стадион в старой части города заполнялся до отказа, зрители неистовствовали: в острые моменты игры – атака или гол наших игроков – громогласный рёв трибун был настолько силён, что доносился даже до 9-й школы.
 
 В эти же годы в городе было и повальное увлечение  хоккеем с мячом. Инициатором этого вида спорта был бывший трудармеец, ставший после войны председателем коллектива физкультуры ДСО «Металлург» Богословского алюминиевого завода Эдуард Айрих, основавший городскую детскую спортивную школу и возглавивший ее. Он же был и первым тренером секции хоккея с мячом в этой школе. Позднее Э. Айрих возглавил сборную коман-ду Казахстана по хоккею с мячом и стал Заслуженным тренером СССР и Казахской ССР.

Успех сборной команды города по футболу, а потом и хоккея – это  во многом была заслуга директора БАЗ Михаила Константиновича Рюмина, который был заядлым болельщиком, казалось, он не пропускал ни одного футбольного и хоккейного матча.  Игроки  команды числились кто в глинозёмном, кто электролизном цехе - там самые высокие зарплаты были.   
                ***********************   

Увлекшись шахматами, бум которого в городе приходился на 1953-1954-1955 годы, я стал посещать шахматную секцию, которая была при доме пионеров, который в те годы находился в здании рядом с клубом треста БАЗстрой,  (Дворца культуры строителей тогда еще не было). Кстати, этот дом пионеров был только что открыт (в марте 1953 года). Научившись мало-мальски играть, мы погрузились в премудрости дебютов, эндшпилей, делали разбор-анализы партий известных шахматистов. Наш руководитель часто проводил с нами сеанс одновременной игры. Мы должны были делать записи всех партий, а потом руководитель секции проводил подробный анализ наших партий. Вскоре мы уже довольно сносно играли в эту древнюю игру.
В секции нас было полтора-два десятка человек. За год занятий наш руководитель провел для нас несколько турниров, в результате которых мы сначала получили низший – четвертый – разряд, а потом, играя с командами некоторых школ, мы выполнили даже норматив третьего спортивного разряда.
                А какие по красоте соревнования по гимнастике и по акробатике тогда во Дворце завода проводились! Эти девушки и парни – энтузиасты этих красивых и зрелищных видов спорта – чудеса творили на красных ковровых дорожках, раскатанных через всю длины вестибюля Дворца и заслуженно срывали гром зрительских аплодисментов. 
                **********************   

ГОРОДСКОЙ КАТОК.

В Краснотурьинске, чуть ниже того места, где сейчас находится  Бульвар Мира и Вечный огонь, когда-то было кладбище. Это были старинные захоронения умершего населения Турьинских рудников. Нам, парням, нравилось пробираться между холмиками могил и отыскивать кресты и камни с самыми старыми датами захоронения или самых старых умерших. Наши поиски были сродни историческим изысканиям. По этим кладбищенским захоронениям мы ясно ощущали весь трагизм родителей, похоронившим своих малолетних сыновей или дочерей. Могилы древних стариков и старух внушали трепетное уважение к их преклонному возрасту. Нам нравилось читать надписи на крестах и могильных камнях, мы с глубоким почтением относились к захоронениям, к памяти умерших.
Проходя по кладбищу, двигаясь от одной могилы к другой, перед нами открывалась история старого горняцкого посёлка, трагедия его населения, проводившего в последний земной путь своих родителей, детей, братьев и сестер.
На этом кладбище похоронен и мой отец, Федор Андреевич Меркер.
Где-то в середине 1950-х годов с кладбища убрали кресты и могильные камни, холмики разровняли и на месте старого захоронения, примыкавшее к площади,  сначала устроили летнюю спортивную площадку для спортсменов–легкоатлетов, а зимой на этом месте заливали каток, гремела музыка, и молодежь на коньках кружилась на льду и носилась по кругу.  Вернее, не только молодежь, но и пожилые люди, спортивно настроенные, были частыми посетителями катка. 
                ************************** 
     На катке по расписанию проводились тренировки и хоккеистов, и спортсменов конькобежного спорта. Регулярно проводились и соревнования по этим видам спорта. В средней школе № 9 больших успехов в беге на коньках добились Галя Киселева и Генка Гришин.   
     Зимой каток был любимым местом многих жителей города. Особенно много народу здесь было в теплые зимние вечера. Вся территория катка была огорожена высоким деревянным забором. Вход был со стороны нынешней плошади. Хорошее освещение катка мощными прожекторами, приятная музыка, льющаяся из репродукторов манили к катку многих краснотурьинцев. Они стекались к катку поодиночки и группами. Многие из них приходили со своими коньками, которые, связанные шнурками, висели на груди. Купив входной билет в кассе, окошко которой было обращено в сторону площади, мы предъявляли его билетерше и попадали в небольшое теплое помещение. Это была небольшая раздевалка для  верхней одежды и обуви, комната выдачи напрокат коньков на ботинках, в углу за деревянной стойкой сидел мастер-заточник коньков, а вдоль стен стояли скамейки, где можно было сменить обувь на ботинки с коньками.
        Мастер-заточник пользовался большим спросом, а значит и уважением. Иногда к нему выстраивалась целая очередь. За заточку коньков ему платили в руки и обязательно просили заточить коньки получше, острее.  Кто приходил со своими коньками – переобувались здесь же.  В основном пользовались коньками-дутышами, но некоторые приходили со своими коньками-ножами или брали их напрокат здесь же. Коньки-ножи – это были беговые коньки, их владельцы, выйдя на лед катка, наматывали круг за кругом по внешней кромке ледяного поля и не обращали никакого внимания на остальную толпу.

       А основная масса посетителей каталась в свое удовольствие по всему катку.    Катание на коньках, пожалуй, самый массовый и веселый способ провести время зимой. Это гораздо больше, чем вид спорта или полезное для здоровья занятие, - это настоящий праздник с улыбками, смехом, морозным воздухом и музыкой, звучащей из репродукторов. И не важно, что кто-то выписывает на льду фигуры «высшего пилотажа», а кто-то пока неуверенно стоит на коньках - хорошее настроение гарантировано всем.

      А сколько влюбленных пар было на катке! Здесь молодые люди знакомились, влюблялись, здесь назначали свидания.  Вот молодой человек нежно поддерживает свою возлюбленную, украдкой (в те далекие времена всё целомудреннее было) целует ее, потом они  несутся наперегонки и вместе дурачатся под веселую музыку. А вот в центре катка другая парочка – влюбленные, глядя друг другу в глаза, кружатся под музыку вальса, не замечая никого вокруг.
      Особенно красиво было на катке во время снегопада. Кружится народ,  пары, вальс-танцы, а с ночного неба в свете прожекторов и под звуки изумительной музыки  большими хлопьями медленно падает пушистый снег.  Падает на одежду, на подставленные ладони,  где изумительно красивые снежинки превращаются в капельки воды.  Падает на лед, где тут же коньками разрисовывается  в чудесные узоры.   Отличное настроение после такого вечера было обеспечено всем.
 
     А первые катки устраивались на льду городского пруда, где летом была лодочная станция. Но лед здесь был плохой: он постоянно трескался, образовавшиеся трещины представляли большую опасность для катающихся.  Это уж потом его перенесли в центр города, где разместили между старым кладбищем и образовавшейся площадью и сделали заливным.   

***************************


О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

Из одноклассников Левки Адлера, Юрки Свешникова, Вовки Дьякова,  Вовки Модина и меня у нас сложилась крепкая дружная компания. Всё свое свободное время мы проводили вместе: читали, ходили в кино, купались и загорали, строили планы на будущее. 

Чаще всего мы собирались дома у Юрки Свешникова, так как у него комната была просторнее наших, маленькая уютная кухонька имелась, и мама его только после пяти часов вечера с работы приходила. Иногда мы сидели в  подъезде у Вовки Дьякова. Пол подъезда и ступеньки были деревянными, а рядом со ступеньками на стене висела батарея. Даже в лютый мороз на улице здесь было тепло. Его двухэтажный с двумя подъездами дом располагался по улице Молодежной, чуть выше магазина Культтоваров, между оконными рамами которого стояла большая картина Перова – Рыболов.  Проходя мимо этого магазинного окна, я всегда останавливался, чтобы полюбоваться этой чудесной картиной со стариком в сдвинутой на затылок шляпе, который, замерев, не сводит глаз с поплавка, не замечая ничего вокруг.  Эта картина, помню, много лет не покидала окно магазина.

Одна интересная деталь: у четверых из этой неразлучной компании не было отцов, только у Лёвки Адлера  отец был жив.  И, несмотря на нашу безотцовщину, никаких проблем ни для родителей, ни обществу мы не создавали. Это я к тому говорю, что позднее и в обществе, и в педагогике стала укореняться практика, утверждавшая, что безотцовщина обязательно приводит к правонарушениям подростков и, наоборот, любые проступки молодежи, живущие без отца,  объясняют именно этой причиной.  Тут есть над чем задуматься. 

Кроме этих четырех друзей много времени в середине 1950-х годов я проводил в обществе Гены Шмидеко, Иры Бендер и Саши Хамидуллина, которые жили у нас же на 56 квартале, только в другом конце, по диагонали от нашего дома, ближе к берегу Турьи.  Жили они в доме, два ступенчатых подъезда которых выходили во двор. Ни у кого из них отцов тоже не было, и занимали комнатки в одной коммунальной квартире. Гена и Ира выделялись большой начитанностью, желанием и умением делиться своими знаниями с окружающими.
 
Особенно этой чертой характера отличалась Ирина Бендер. Их семья (отец, мать, старший брат Рудольф и она, Ира) с Волги была выселена в Туруханский район Красноярской области. Место жизни им определили в небольшом селе Чулково на берегу сибирской реки Енисей. Отца Иры в январе 1942 года мобилизовали в трудармию и отправили на Северный Урал, в Турьинские рудники, где началось строительство Богословского алюминиевого завода, то есть, туда же, куда был привезен и мой отец.  Мама Иры в ссылке работала в овощеводческой бригаде, а брат – на лесоповале.

В 1946 году отец получил разрешение на вызов семьи из Сибири, но сибирский  комендант проигнорировал этот вызов с Урала, не разрешил выезд семьи, мотивируя свой отказ тем, что и в Туруханском районе нужны рабочие руки. Семье Бендер только летом 1948 года удалось вырваться к отцу в Краснотурьинск (такое название получил Турьинский рудник осенью 1944 г.).  Учиться Иру определили по месту первоначального жительства – в школу № 2. Вскоре отец умер, мама Иры получила комнатку на 56 квартале, но Ира продолжала учиться в школе № 2. 

Ира хоть и моложе меня была, но училась классом старше, поэтому, пользуясь ее словоохотливостью, я многими знаниями школьной программы обогащался от нее. У меня, как это потом назовут в педагогике, шло опережающее обучение. С классическим произведением русской словесности «Словом о полку Игореве», с его главными героями, с трагедией пленения князя Игоря, любовью любимой дочери половецкого хана Кончака и сына Игоря и плачем Ярославны в Путивле я узнал из уст Ирины. Готовясь к обязательному сочинению по этому произведению, Ира на нас, ее внимательных слушателях, проводила, так сказать, обкатку того, что она потом на уроке изложит на бумаге. В выигрыше были обе стороны: мы – обогащались знаниями, а Ира, естественно, за сочинение получила заслуженную отличную отметку.    
  В те далекие годы в школе довольно серьезно велось преподавание черчения. Круглый стол посередине комнаты Иры всегда был завален различными чертежами. Глядя на эти чертежи, мне самому захотелось приобщиться к искусству выполнения таких работ. Уже оцененные чертежи Иры я брал себе домой и  садился за работу. Мне, конечно же, пришлось приобрести циркуль, транспортир, лекало, набор чертежных перьев, разноцветную тушь во  флакончиках, пакет чертежной бумаги формата А4. Сначала это были простые чертежи в карандаше, а потом пошли чертежи деталей в туши,  их различные проекции и сечения, где были не только прямые линии, но и овалы, и различные сопряжения.

Эти примеры я к тому привел, чтобы показать, что многие из числа послевоенной молодежи жадно впитывали знания не только на школьных уроках, но и самостоятельно добывала себе много дополнительной информации из самых различных источников. Мы учились учиться! Мы много занимались самообразованием! 
                ***************************** 

МОЙ  ПЕРВЫЙ  СПЛАВ  ПО  РЕКЕ

Идет май 1955 г.  Мы все усиленно готовимся к предстоящим выпускным экзаменам за седьмой класс.  Биологию, как мне помнится, мы должны были сдавать в начале июня. Мы с Левкой решили готовить ответы на билеты по этому предмету на природе.  Взяли с собой учебники, билеты, тетради по биологии, еду, питьё и фотоаппарат „Любитель“ (мой первый фотоаппарат) и отправились через речку Турью к ближайшей уютной лесной полянке. Обустроившись на месте, мы раскрыли билеты и учебники, но дальше этого дело не пошло. За разговорами, фотографированием, дурачеством, едой, снова фотографирование и дурачество, пролетело несколько часом. Да тут еще и солнце скрылось, и мы поспешили домой. Благо, что экзамен сдавать не на следующий день.
Вся наша дружная пятерка успешно сдала экзамены. Перед нами стоял вопрос: что дальше делать? Кстати, этот вопрос мы часто обсуждали еще в зимние вечера, сидя на ступеньках теплого подъезда или в доме Юрки Свешникова, или у Вовки Дъякова.  И вот школа окончена, документ в руках.  Левка Адлер сразу же на работу на завод устроился. Поступил учиться на газоэлектросварщика.  Юрка Свешников отправил документы в город Камышлов, там он будет учиться на механизатора широкого профиля в местном сельскохозяйственном училище. Мы же трое: Модин, Дъяков и я решили пойти в 8 класс.

******************   

Окончание  седьмого класса (лето 1955 г.) мы решили отметить  сплавом на плоту по реке Какве. Правда, без Левки, так как он уже готовился выходить на работу.  Насобирали скоб для скрепления плота, четверо друзей (Лева тоже не отказался нам помочь) на велосипедах заранее отвезли их на поселок Башенёвку и спрятали  там.

Через несколько дней на попутной машине сами добрались до реки.
В то время дорога из Карпинска на Башенёвку шла через недавно построенный для рабочих угольного разреза поселок Веселовку. Наша попутка была крытой машиной. Внутри будки было душно и мне стало плохо. Хорошо, что шофер остановился у поселковской столовой, чтобы пообедать. Столовая, построенная три года назад, была просторной, светлой, уютной. Хоть столовая и была построена для рабочих-угольщиков, но обслуживали здесь всех желающих пообедать, , а вечерами она превращалась в ресторан.  Говорили, в ресторанные вечера здесь местные немцы даже на скрипках играли.
   
На свежем воздухе мне полегчало, а после выпитого стакана горячего кофе тошнота совсем исчезла.  С этой же попуткой мы добрались и до Башенёвки, где жили заготовители и сплавщики леса - потомки спецпоселенцев-кулаков и несколько оставшихся в живых самих невинно сосланных в суровый край Северного Урала.

Перед мостом через Какву мы выгрузились, немного ниже моста нашли небольшую прибрежную полянку, где и остановились. Так как тогда по Какве сплавляли лес, то и проблем с заготовкой брёвен у нас не было. День у нас ушел на изготовления плота. Ранее привезенными скобами мы хорошо скрепили бревна.

И вот мы отчалили. День по-летнему был жарким.  Какую радость мы испытывали, проплывая мимо скал, мимо лугов, поросших высокой, еще не тронутой косарями, травой, мимо высоченных сосен, кедров, лиственниц и красавиц-берез,  стеной стоящих по берегам горной речки Каквы!

Раза два мы попадали в заторы бревен, которые рабочие-сплавщики из поселка Галка еще не успели разобрать. Приходилось нам самим это делать, и мы плыли дальше. 

Вот мы уже к поселку Галка приближаемся.  Справа Каква  приняла неширокий лесной ручей, после которого  по всему берегу высились  штабеля заготовленно леса. Древесина ждала своего часа сплава.  Почти в конце поселка мы еще  издалека заметили навесной мост, натянутый высоко над водой и соединяющий оба берега реки, на которых располагались небольшие домики лесозаготовителей и плотогонов. Удивило, что дома были побелены снаружи, что  придавало им особую домашность, уютность. На мосту, свесив ноги, сидели деревенские мальчишки, время от времени они дергали свои длинные удилища вверх, и тогда на солнце серебрились трепыхавшиеся рыбёшки.   
 
В первый день сплава мы так вымотались, что сразу после деревни мы причалили к одной из полян, выгрузились и тут же завалились спать, даже не покушали.  Часа через два мы проснулись, обустроили себе шалаш, развели костер, повесили кастрюлю с варевом (манная каша) и предались воспоминаниям прошедшего дня сплава.

Всё было чудесно! Особую романтичность придавало время белых ночей.
Вдруг мы услышали голоса, доносившиеся со стороны деревни. Прислушавшись, мы поняли, что это была песня. За ней последовала еще песня, потом еще, и еще. Временами казалось, что песни льются с двух берегов. Голосов прибавлялось, к звонким девичьим голосам примешивались басистые голоса парней. Песни, усиленные водной гладью и простором реки, доносились до нашей поляны, слышались теперь уже хорошо. Какие это были замечательные песни! А голоса-то какие! Грустные и протяжные песни сменялись задорными, веселыми, потом следовали разудалые частушки, где девичьи куплеты сменялись куплетами парней, за которыми следовали взрывы смеха. Смеха молодости и задора.   
Уж сколько десятилетий прошло с того времени, а тот «концерт» деревенской молодежи поселения на Какве, невольными слушателями которого мы стали, да еще  в прекрасный период белых ночей, так и не забывается.  Да, есть в жизни такие моменты, которые не зарубцовываются, сопутствуют человеку всю жизнь. 

****************************

Во второй день нашего водного путешествия мы миновали небольшую деревушку с таким же названием  как и река – деревня Каква. В деревне через речку был переброшен большой деревянный мост, по которому проходила машинная дорога на Верхотурье. Мы опасались, что не сумеем пройти между его опорами. Но ничего, пронесло нас под мостом благополучно.
Мы догадались в деревне купить трёхлитровую банку вкуснейшего молока. Его нам пришлось перелить в свой бидончик, так как стеклянная банка была нужна хозяйке.  У этой же хозяйки мы купили полведра картошки, которую мы потом использовали для печёнки.
        После  деревни пошли прибрежные скалы.  В первый день по правому берегу нам тоже они встречались, но это были маленькие скалки, они ни в какое сравнение не шли со скалами, которые мы увидели вскоре после деревни.  Высоченные, с почти отвесными стенками, они появились  справа после очередного поворота речки. Изумлённые таким величием скал, мы с открытыми ртами замерли на плоту, даже управлять им забыли, и любовались красотой природного творения.  Ни одному из нас таких скал видеть еще не приходилось.   
Потом были еще скалы, одна красивее другой. Вершины их были увенчаны стройными соснами с зелеными шапками ветвей и золотым отливом стволов. По каменистым склонам росли кустарники, а на небольших скальных уступах  ютились неизвестные нам растения с белоснежными, розоватыми, похожими на ромашку, и небесного цвета цветками.
Названия скал мы не знали, да и вообще, были ли у них эти названия? Не знали мы и названия этих красивых растений.  А спросить об этом у рабочих-сплавщиков, которых мы иногда встречали, просто не догадались. 
А мы, провожая взглядом удаляющиеся скалы, плыли дальше. По всей реке на отмелях под такт речных волн на длинных ножках стеблей покачивались огромные листья водных растений. На реке стояла прекрасная погода. Лёгкое дуновение мягкого, сыроватого от близости воды ветерка теребило листву прибрежных кустарников.
На ночь мы останавливались на небольших полянках, которые мы заблаговременно высматривали с реки. Обустроив себе простенький шалаш, мы у самой кромки воды оборудовали костровое место и варили ужин.  Поужинав, мы собирали сушняк для вечернего костра. Вечерами мы подолгу сидели вокруг него, любуясь колыхающимися языками пламени костра, походившими на неистовые пляски демонов. Чуть позднее любовались искрами костра, улетающими в ночное небо навстречу уже появившимся  звездам.  Угли костра, от которых вверх струились голубоватые язычки, завораживали наше воображение.  Теплый летний ветерок, играя ветвями, чуть-чуть тянул по верхушкам деревьев.   Тишину белой ночи тревожили только редкие всплески воды на прибрежных камнях, стуки отдельных бревен, проплывающих мимо нас, да неистовый стрёкот кузнечиков.   Уже в те далёкие годы я понял, что сидеть у вечернего костра, любоваться его огнём и слушать всплески рядом протекающей реки можно бесконечно долго. 
Я уже писал, что между посёлками Башенёвка и Галка мы два раза попадали в заторы, но они были небольшими,  они только начинали зарождаться, и мы сами справлялись с их разборкой.  А в большой затор мы попали только один раз, было это немного ниже устья небольшой речушки Тота.
Что такое затор? При самосплаве брёвна россыпью несутся течением реки – это называется «молевой» сплав. Здесь важно, чтобы плывущие брёвна располагались параллельно берегу. Но иногда бывает так, особенно на повороте реки, когда бревно одним концом упирается в берег, тогда другой его конец течение реки начинает разворачивать поперек реки. Сзади несушиеся брёвна напирают на это остановившееся бревно, упираются в противоположный берег и происходит перегораживание реки потоком брёвен. Если вовремя не растащить брёвна, то это скопление может растянуться на сотню-другую метров по реке. В таких заторах трудно освободить «виновное» бревно  из-за большого напора брёвен сверху. 

Вот в такой-то затор мы и попали, едва миновав устье Тоты. Наш плот уперся в «хвост» затора, вода начала заливать наш плот, хорошо, что за нами не было сплошного потока брёвен. Мы, отталкивая отдельно плывущие брёвна, сумели причалить к берегу. Надежно закрепив плот, мы по берегу пошли к «голове» затора. Затор на всем своем протяжении представлял собой хаотичное нагромождение бревен, здесь перемешалось и переплелось между собой несметное количество стволов разных размеров и пород. Одни бревна торчали из груды других  наподобие колючек гигантского дикобраза.
В голове этой мешанины из бревен уже суетились сплавщики, среди которых были и женщины. Сплавщики стояли на брёвнах начала затора и длинными баграми ловко растаскивали застрявшие брёвна. Освободившиеся из плена бревна подхватывались течением, уносилось прочь, а сплавщики уже по всей ширине реки освобождали другие, зорко следя за поведением всего затора.  Наконец, затор дрогнул, пришел в движение. Сплавщики, стремглав, бросились бежать по движущимся брёвнам к берегу. Успели. Затор с шумом проносился мимо нас.  Работа сплавщика  очень опасная.  Стоит кому-нибудь зазеваться, можно провалиться под брёвна – гибель неминуема.
Сплавщики объяснили нам, что причиной затора было то, что в поселке Тота, что расположено в нескольких километрах выше устья речки Тота, рано утром была открыта плотина, и весь накопившийся там запас брёвен стремительно ринулся по узкой речушке Тота к речке Каква. Выскочив из Тоты, поток брёвен встретился с другим потоком – каквинским. Узкое «горло» Каквы не сумело справиться с таким объёмным потоком брёвен – образовался затор, который с трудом только сейчас удалось растащить.
                ********************

Одну из ночевок мы провели на прибрежной поляне сразу после поселка Шихан, в сотне метров выше скал.
На следующий день наш плот ниже Полутовки, обходя остров по правой стороне,  наскочил на подводный камень. Плот развернуло поперек протока, на камень течение посадило наш плот так крепко, что снять его мы не могли. Мы переправили  на остров все свои вещи, оборудовали прекрасный шалаш и, так как стояла чудесная погода, а домой мы не спешили,  провели здесь пару дней.   
На третий день мы увидели человека, который по воде приближался к нашему острову. Самое интересное было то, что он  сплавлялся, стоя на одном бревне, держась за багор, который был зацеплен за передний конец бревна.   
Мы – пацаны – стояли с раскрытыми ртами и с восхищением наблюдали, как ловко этот сплавщик лавировал в бурном потоке Каквы. Около нашего застрявшего плота он причалил к острову, вышел на берег.
Дядька оказался разговорчивым и любопытным, он расспросил нас, кто мы да откуда. Посочувствовал нашему горю. Мы тоже поинтересовались, как это ему удается на одном бревне сплавляться. Оказывается, он из местных сплавщиков, а искусству сплава его еще отец научил в детстве.  Потом он вызвался помочь нам перебраться на левый берег Каквы, чему мы обрадовались. Переправив нас на берег, сплавщик указал нам тропинку, по которой мы можем выйти к деревне Гаревая, а оттуда и в Краснотурьинск дорогу укажут.
 
Распростившись с нами, он поплыл дальше, а мы направились в деревню, до которой было около полутора-двух километров.

Деревушка Гаревая возникла на месте бушевавшего здесь когда-то лесного пожара, поэтому и получила такое  свое название. Здесь было всего около двух десятков домов.  В Гаревой не было ни почты, ни клуба, ни школы. Детишкам приходилось ходить в школу в поселок Шихан, где мы несколько дней назад ночевали и до которого от Гаревой было два километра. В деревушке был  маленький магазинчик, где можно было купить муку, рыбные консервы, сгущенку, водку, конфеты, пряники.  Жили сельчане довольно зажиточно. У каждой семьи была корова, теленок, свиньи, овцы, куры. На огороде росла не только картошка, но и всякая овощная мелочь.

У крайнего домика пожилая хозяйка копошилась на огородной грядке.  Мы остановились, поздоровались, спросили, где здесь можно воду для питья найти. Хозяйка выпрямилась, внимательно посмотрела на нас, сказала, что недалеко хороший родник есть. Потом улыбнулась и спросила, не хотим ли мы холодного молочка.
Мы растеряно посмотрели друг на друга, не знали, что ответить: и хотелось, конечно, и неудобно было. Хозяйка поняла наше состояние и молча пошла в дом. 
Через пару минут она подошла к нам с трехлитровой банкой молока и двумя кружками. Мы по очереди наслаждались холодным молоком. Такого вкусного молока и в таком количестве нам еще не приходилось пить.
 
Узнав из расспросов, что нам  надо в Краснотурьинск, хозяйка сказала, что недалеко от Гаревой есть шахта, от которой ежедневно по узкоколейке идет состав с рудой и на нем можно доехать до железнодорожной станции  Воронцовка. „Сегодня, - сказала она, - состав уже ушел. Переночуете, а завтра с утра можете поехать“.  Переночевать хозяйка разрешила в своем доме.

Остаток дня мы потратили на ремонт калитки и забора, починили огородную изгородь (оказалось, хозяйка жила одна, помочь ей было некому). Вечером она сытно накормила нас горячей отварной картошкой со сметаной, холодным молоком и хлебом, который в Гаревой селяне выпекают для себя сами. Показала хозяйка нам и родник рядом с деревней, который является источником холоднющей и вкусной воды.

Утром хозяйка снова накормила нас, дала с собой в дорогу ковригу свежего хлеба и указала дорогу к узкоколейке. Тепло попрощавшись с гостеприимной хозяйкой, мы отправились к шахте, к узкоколейке.
Путь от станции Воронцовка до города проделали пешком. К двум часам дня мы были уже дома.

Это был мой первый сплав по реке. Я и представить  себе тогда не мог, что мой первый туристический опыт окажется таким заразительным, что позднее я много десятилетий не только сам буду совершать походы по Уралу, но и сотни своих учеников, будь то в Казахстане или на Северном Урале, приобщу к познаниям тайн природы своего края.    
                ********************************

КРАСНОТУРЬИНСК В СЕРЕДИНЕ 1950-х

Остаток лета после сплава по Какве мы провели в свое удовольствие. На площади, у ДК БАЗа, на пляже в  киосках, а то и просто на открытом воздухе из  алюминиевых  фляг продавали мороженое. 

Запомнилась одна женщин: в белом фартуке и у неё две железные мерки с поршеньком. Одна мерка – большая доза, вторая – наполовину меньшая. Продавщица кладет на донышко  поршенька  кусочек кругленькой вафли, ложкой набирает во фляге мороженое и "вмазывает" в формочку вровень с краями, сверху кладёт ещё вафельку и, держа её, выталкивает поршеньком, большим пальцем придерживает и отдаёт тебе.  Работала быстро, только деньги успевай подавать. Стоила такая порция мороженого 13 копеек.   Такие поршеньки и вафельки сейчас и не увидишь,  только старики и могут вспомнить.

В середине и в конце 1950-х годов в магазинах Краснотурьинска было много  разных сладостей: и конфет, и шоколада, и печенья, и тортов местного производства. Весь вопрос был в деньгах, вернее, в их отсутствии в нужном количестве.  Не будем забывать, что большинство населения города жило тогда совсем небогато, поэтому покупали все, что было сладко и недорого. Большим спросом пользовались кубики прессованного кофе или какао с молоком и сахаром, 7 копеек за штуку (все цены в деньгах 1961 года). Их не разжевывали, а облизывали, держали во рту до их полного растворения. Удовольствия хватало надолго. За 9 копеек можно было купить одну вкусную конфетку «Трюфели».  Большим лакомством для ребятишек были петушки на палочке, за каждый петушок приходилось платить по 10 копеек. Они были очень вкусными и хватало одного петушка во рту надолго.
Употребляли и дешевые брикеты фруктового чая по цене 10 копеек за брикет. Их прессовался из отходов фруктов, в них попадались и кусочки вишневых косточек. Если видели кого-то с черным ртом, значит, точно, чая наелся! 
Вкусный шоколадный батончик с начинкой стоил 33 копейки, но надолго удовольствие не растянешь. Покупались и карамели, и  "подушечки" с повидлом!
Банка сгущенного молока стоила 55 копеек. Заполучить 400-граммовую банку очень вкусного продукта было просто пределом мечтаний! Тогда оно в дефиците не было. В молочном отделе у задней стенки стояли целые пирамиды из сгущенного молока, сливок, какао и кофе со сгущенным молоком. Сгущенка выскребалась со стенок и дна банки до капельки.

Также на улицах можно было купить квас, морс или газированную воду с сиропом. Запомнились жаркие дни, когда люди с бидонами выстраивались в длинные очереди за квасом.  Квас продавали из больших привозных металлических бочек, выкрашенных в желтый цвет. Очень часто кваса всем не хватало и тогда продавщица громко оповещала: «Всё, квас кончился, пойду звонить на хлебзавод. Если там квас есть, скажу, чтобы привезли. Может привезут, если есть свободная машина» и уходила в ближайший магазин, где был телефон. А толпа, оставшаяся без кваса, ждала прихода продавщицы с результатом,  выходила из себя,  на чем свет ругала городское начальство, заодно и продавщице доставалось.  Успокаивалась толпа лишь тогда, когда подвозили новую бочку кваса.

А ещё помню - под Новый год завозили в город  мандарины, каждая завёрнута в мягонькую бумажку (подобие теперешних салфеток). Их продавали на улице и в магазинах, закладывали в новогодние подарочные пакеты,  стоили страшно дорого - 50 копеек за штуку. Эти мандарины завозили почему-то только к Новому году.  А про всякие там  бананы и ананасы мы не то что не мечтали, а мы даже и не знали о них.

****************************

В 1950-е годы город стремительно строился. Значительный вклад в это строительство вносила молодежь, которая пополняла город за счет переселенцев, а позднее за счет «новоселов».
С середины 50-х годов прошлого века это слово было на устах всего народа страны: помните песню – «Едут новоселы по земле целинной»? Наш город хоть и не был целинным районом, но молодежь сюда прибывала из многих областей страны. Особая слава пришлась на новоселов Краснотурьинска, прибывших из города Калинина (г.Тверь). Это были юноши и девушки – выпускники школ того города, решившим всем классом ехать в далекий городок на Северном Урале и стать его строителями.

Краснотурьинцы с цветами и оркестром встречали «эшелон с молодыми новоселами» на вокзале за городским прудом, который тогда размещался еще в бараке. В память о заслугах молодежи, комсомольцев в городе появились новые названия улиц: улица  Лучевая 1 была переименована  в «Базстроевскую», улица Лучевая 2 – в «Молодёжную», а улица Трудовая - в «Ленинского комсомола».
Молодые строители города жили в многочисленных общежитиях, принадлежавшим главным предприятиям города: Богословскому алюминиевому заводу и тресту Базстрой. Строили для себя – дома, Дворцы культуры, учебные заведения. И, как правило, днем работали, а вечером учились в школе рабочей молодежи или в техникуме. В выходные дни отдыхали семьями, бригадами, сменами.

Летними пригожими вечерами, когда по центральной улице нашего города начинался ежедневный променаж молодежи, я вливался в праздничную медленно движущуюся толпу и, разглядывая нарядных девушек в крепдешиновых платьях с накладными плечиками и парней в бесформенных широченных штанах и узкогрудых теннисках, двигался за ними по направлению к водной, где вечерами в теплую погоду вся набережная пруда за Дворцом культуры заводчан заполнялась нарядным людским потоком.
 
В середине 1950-х годов в городе появились первые капроновые чулки, они были большой редкостью и уделом только богатых модниц.  Женщины щеголяли ими, прогуливаясь по улицам города. Особое внимание привлекали те, кто был обладателем чулок со швом.   Даже некоторые старшеклассницы умудрялись приходить в капроновых чулках в школу, но это не приветствовалось учителями. Бывало так, что таких модниц даже отправляли домой снимать враждебные школьной морали прозрачные чулки.

Но у модниц тоже были свои проблемы: то затяжки и стрелки появлялись на чулках, то шов криво располагался. При появлении затяжек их штопали, замазывали дырочки бесцветным лаком, чтоб стрелка не ползла дальше. Если не удавалось достать чулки с фабричным швом, то красавицы рисовали на ногах сзади жирную линию химическим карандашом. 
 
Среди парней-старшеклассников тоже появились модники: в школу они приходили с зауженными брюками. Таких парней с узкими штанинами и девушек с капроновыми чулками называли «стилягами».  Кто-то с презрением относился к ним, а большинство с завистливым взглядом смотрело им вслед.   
                ******************

В те годы любимыми местами отдыха горожан были городской парк культуры и отдыха и набережная городского пруда. Свой парк культуры и отдыха появился у города в 1953 году.   Парк культуры располагался за рекой Турьей на трех лесных полянах. Дорога в парк вела прямо с улицы Сталина (К.Маркса). В конце улицы по лестничному спуску дорожка вела через деревянный мост, затем тропа вела через большую арку с надписью "Добро пожаловать" вверх через лесок, к полянам. В праздничные дни непрерывный людской поток по дорожке двигался  в парк. Почти у всех были сумки, в которых находились припасы жидкости и всевозможной закуски.  Молодые родители брали с собой детей. В первое время в парке никаких аттракционов не было, но зато была большая эстрадная площадка, где во время концерта стояли сотни зрителей. На полянах были спортивные площадки, буфеты, играла музыка. В последующие годы к эстраде, где планировался концерт, для зрителей подвозили сотни сидений. Многие зрители или стояли, или устраивались прямо на траве.  Любимым и массовым праздником был ежегодный "День металлурга".
 После концерта почти под каждой елью-сосной можно было видеть дружные компании, разместившиеся вокруг скатерти - самобранки с принесенными всевозможными напитками и закусками.

А наша набержная городского пруда, которая в народе называлась просто - "водная"! Какая же она была красивая: балюстрады белоснежных лестниц и спусков к воде, с фонтанами и гипсовыми скульптурами, с соснами и скамейками. Как мы любили свою набережную-водную и гордились ею!

Набережная городского пруда с работающим фонтаном, с танцевальными площадками особенно многолюдна была в воскресные и праздничные дни и вечера. В сквере за Дворцом культуры заводчан проводились различные игры, и всегда играл духовой оркестр. На лодочных станциях люди выстаивали длинные очереди, чтобы получить лодку. Весь пруд был заполнен ими, катались при свете костров, размещенных на плотиках, а многие  выезжали даже за железнодорожный мост – в сторону Карпинска. Оба берега пруда были усеяны многочисленными купающимися. Здесь же десятки компаний играли в волейбол.  На обоих берегах продавали квас, морс, мороженое. Действительно, было очень красиво! Особенно на закате... И с какой завистью на катающихся смотрели оставшиеся на набережной!

Катались не только на лодках, взятых напрокат,  но и на своих плоскодонках. В то время иметь свою лодку было то же, что сейчас  машину.
Бывало, на лодке отправлялись на рыбалку с ночевкой.  Это в сторону Карпинска, до «Дома рыбака", стоявшего на правом высоком скалистом берегу одного из заливчиков пруда. Сколько рассветов там было встречено! В то время там постоянно жил сторож, у него там домик  был небольшой,  где он гостей-рыбаков привечал. Там же у него был погребок и огородик, где он садил картошку. Мы - несколько парней - держались отдельной компанией и устраивались вдали от "Дома рыбака", где собиралась городская элита рыбацкого общества. В отличии от взрослых рыбаков никаких выпивок у нас не было. 

Старожилы, неоднократно бывавшие у Дома рыбака, рассказывали, какая дружественная или, как сейчас принято говорить, - демократичная атмосфера царила в рыбацком коллективе, собиравшейся там. Легендарный Михаил Константинович Рюмин, в то время - директор Богословского алюминиевого завода, был завсегдатаем Дома рыбака. Некоторые из его заместителей тоже были страстными рыбаками, и тоже не отказывались от возможности провести выходной день на природе. В те годы выходной день был только один - воскресенье, суббота была рабочим днем, хотя и короче на один час, и уехать уж очень далеко от города просто не хватило бы времени. А тут - и пруд с рыбалкой, и лес какой-никакой, и то, что называется "Вдали от жён!"

Великих трезвенников в рыбацкой компании никогда не водилось, так что вечернее застолье за общим столом, под уху из свежепойманной рыбы было делом обычным.  Правда, напиваться до неприличного состояния в присутствии директора никто всё-таки не решался.
                ********************
 
Шумным местом в те времена в городе была танцплощадка в сквере за Дворцом культуры завода.  Танцевали тогда много и весело. Сейчас помнят танцы под духовой оркестр только на площадке за ДК БАЗ. А многие ли знают, что танцы под духовой оркестр тогда были и на площади, между техникумом и общежитием заводчан? Тогда центрального здания (горсовета, горкома партии) еще не было.   Ностальгия по прошлому? Да! Пусть будет так. 

****************************

НАЧАЛО  ТРУДОВОЙ  ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В 8-ом классе я проучился только до декабря 1955 г.  Трудное материальное положение (за учебу в 8 классе тогда еще платить нужно было) вынудило меня оставить школу и поступить на работу. Но куда? Какую специальность выбрать?   

По совету своего друга Лёвки Адлера, который уже полгода работал на заводе и даже рабочий разряд электросварщика уже получил,  я обратился в отдел кадров Богословского алюминиевого завода. Там без лишней волокиты мне дали направление  в Ремблок к начальнику цеха. Из заводоуправления я сразу же отправился в цех. После детального опроса начальник цеха предложил мне стать учеником строгальщика по металлу.

17 декабря 1955 года я уже был зачислен в штат Ремблока и получил спецовку. Моим наставником назначили „дядю Яшу“ – Якова Чарушникова. Мастером своего дела он был отменным, но и был большим любителем выпить.  За эту его страсть к бутылке он и получил прозвище „Граф Чекушкин“.
Ко мне он относился хорошо, подробно и толково посвещал меня в премудрости устройства станка и строгального дела. А наш строгальный станок, кстати, был германского производства, о чем свидетельствовало клеймо на его станине. Это был один из тех станков, которые эшелонами вывозились с заводов и фирм поверженной Германии.

ОТСТУПЛЕНИЕ. Летом 1997 года, уже живя в Германии, я знакомился с соседним городком Breckerfeld. Там прямо в центре городка располагался своего рода музей под открытым небом. Это были станки и другое машинное оборудование, которое в предвоенное время и во время войны производилось на предприятиях этого городка.
И каково же было мое удивление, когда рядом с одним из станков я увидел строгальный станок точь в точь такой же, на котором я трудился 41 год назад.               
                *************************

Через четыре месяца ученичества я уже  получил производственный разряд и получил право самостоятельно изготавливать сначала простые, а потом и  довольно сложные детали. Особенно приятно мне было, когда однажды мои одноклассники вместе с классной руководительницей Дианой Владимировной Новиковой  пришли на экскурсию в наш цех по обработке металла и подолгу стояли около моего станка и наблюдали за моей работой. Я был горд, что отношусь к славному рабочему классу. 

Это был 1956 год. В феврале в Москве прошел XX съезде КПСС. Где-то в марте заводским комсомольцам чуть ли не шепотом на ушко сообщили, что в заводском Дворце культуры состоится закрытое собрание, что пропускать в малый зал (там намечено собрание) будут строго по комсомольским билетам, и чтобы по членским взносам никакой задолженности не было.
Мы, конечно же, все были заинтригованы: отчего такая секретность?

При входе в зал, действительно, нужно было предъявлять комсомольский билет, фотографию в билете сличали с личностью предъявителя и только тогда пропускали в зал. Собрание открыл первый секретарь горкома комсомола. Он объявил, что сейчас будет зачитан закрытый доклад Первого секретаря Президиума ЦК КПСС Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. Ведущий предупредил, чтобы мы никаких записей не проводили и предоставил слово для зачтения доклада секретарю комитета комсомола нашего завода Николаю Глушневу.

Доклад был посвящен осуждению культа личности И.В.Сталина, массовому террору и преступлениям второй половины 1930-х-начала 1950-х, вина за которые возлагалась на Сталина, а также проблеме реабилитации партийных и военных деятелей, репрессированных при Сталине.

В зале стояла гробовая тишина. Не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Такая обстановка в зале была то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения  и страха. Шок был невообразимо глубоким. Слушая доклад, приходишь к выводу, что великий и безгрешный Сталин объявлен чуть ли не «врагом народа».

Моя голова была готова взорваться от нахлынувших вдруг мыслей-вопросов, которые так и остались необъясненными. Ведь большая часть руководителей партии и государства, сидевших в зале, в том числе и в президиуме съезда, поднявшихся на эти вершины при Сталине, не могли не участвовать в репрессиях невинных людей, но этот факт ни один из них не признал и признавать не собирался. Уже позднее, когда некоторых вождей по разным причинам сдвинули с политического Олимпа, на них скороговоркой указывали, как на активных участников репрессий в стране. Хотя всем тоже было понятно, что те, кто указывал на них пальцем, тоже могли быть причастны к этим делам.

Никакого обсуждения прослушанного доклада на нашем комсомольском собрании не было и не планировалось. Нам зачитали — мы вышли. С пухлой головой.
Еще один нюанс: нам сообщалось, что на съезде этот общий доклад зачитывался  не одним Хрущевым, но еще и Булганиным (по очереди). Но в печати я никогда об этом не читал. 

Тот доклад, который нам зачитывали, был довольно жестким в адрес И.В. Сталина. А информация ЦК КПСС о докладе, которое потом появилось в «Правде»,  а потом и сам доклад — ни в какое сравнение не идет с  тем, что нам читали. Сильно, очень сильно последующие публикации были снивелированы, смягчены. Сравнивая то, что мы слушали с последующими публикациями и ЦК, и «Правды» (хотя, это одно и то же), я был сильно разочарован. Уже тогда я понял, что будет большой откат от резкого осуждения того кровавого времени.
Доклад того времени зачитывался только комсомольцам и членам партии (раздельно).

Для членов партии может что-то большее было сказано, не знаю. Некомсомольцам ничего о докладе не говорили. В то время они могли пользоваться только слухами. В первое время после доклада между собой об этом не распространялись. Разговоры о культе личности в народе пошли только после публикации о докладе в печати.

Уже гораздо позднее стало известно, что доклад произвел шокирующее впечатление даже на привычных ко всему старых коммунистов. Многие так и не смогли по команде нового лидера (Н. Хрущева) понять и принять правду о Сталине. «Вождь» был несущей конструкцией всей системы символов раннего советского коммунизма. Обращение с ним как с простым «врагом народа» не могло не смутить умы. Рушилась сама идея высшей правды и справедливости, воплощенной в «Нем». Рушился целый космос привычных мифов, образов и идей. Картина мира разваливалась на глазах.

Кстати, на Западе секретный текст доклада Хрущева узнали раньше, чем члены партии в СССР.
 
И еще: через некоторое время после появления сообщения в «Правде» о состоявшемся докладе о культе личности И.В. Сталина и его осуждении улица Сталина в Краснотурьинске была переименована в улицу имени Карла Маркса, а памятники Сталину стали сносить,  стараясь делать это в темное время суток. Так это делалось и по всей стране.
 
ОТСТУПЛЕНИЕ.
Молодому поколению конца 20 – начала 21 веков надо понять и помнить, что МИРОВОЗЗРЕНИЕ поколений, ставших взрослыми при СССР (я уж не говорю про сталинский период), всецело было сформировано тогдашними СМИ (газеты, радио, кино). Всё преподносилось нам ОДНОБОКО, в русле Постановлений ЦК. Нам не с чем было сравнить наш быт, наши права. Пропаганда, СМИ — это величайший формироватеь сознания человека. А эти СМИ находились только в одних руках — в руках власти, Политбюро ЦК КПСС. Вот она и манипулировала человеком: сегодня «русский с китайцем — братья навек!», а через некоторое время эти два народа были объявлены непримиримыми врагами. Это сейчас мы имеем возможность узнать и другое мнение о том или ином событие и сделать свой выбор в оценке события. У нас такой возможности не было.

Что же стало с советским человеком, когда он получил доступ к разным точкам зрения и право сделать свой выбор? Часть населения стала АНАЛИЗИРОВАТЬ и сбросила шоры, она сумела преодолеть прессинг государственной машины.
Другая часть населения так и не смогла это сделать. Ей постоянно нужна была УКАЗУЮЩАЯ рука, чтобы знать, какой точки зрения придерживаться.

Никто не задавался вопросом, почему это ПРОСТОМУ советскому человеку поездки в западные страны были заказаны? В ГДР — пожалуйста, в Болгарию — нет проблем. А вот в ФРГ, в Англию, США — ни-ни. Железный занавес нужен был, чтобы не дать возможность увидеть уровень жизни на Западе. Чтобы у советского человека не было повода для сравнения, который был бы не в пользу СССР.
Хочу оговориться: жизнь — это не есть «белое-черное». И у нас были счастливые дни. И мы гордились страной и своим городом. 

****************** 

Работа в нашем механическом цехе велась в три смены. Особенно трудной была смена с 12 часов ночи и до 8 утра. Самыми трудными были часы с 4 до 6. Спать в это время хотелось страшно. Старые рабочие спокойно переносили эту смену, а мы, молодежь, хоть и крепились, но иногда не удерживались, заваливались в укромном теплом углу и на 30 – 40 минут  предавались сладкому сну. 
                ***********************

НАВЕЧНО,  БЕЗ ПРАВА  ВОЗВРАТА

Четвертого января 1953 мне исполнилось 16 лет и с 31 марта 1953 года я был поставлен на учет как спецпоселенец. Такое пребывание людей под надзором     спецорганов автоматически сопровождалось ограничением ряда гражданских прав и свобод. Теперь мне время от времени приходилось отмечаться, свидетельствовать, что я не сбежал с Северного Урала, что я на месте, которое указало мне руководство СССР.  А ведь я был только учеником  пятого класса дневной школы. Вот оно, счастливое детство у детей  Советского союза. Такая вот  своеобразная „трогательная“  забота была у  Коммунистической партии СССР о некоторых детях своей страны.

13 декабря 1955 года Председателем Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошиловым был подписан "Указ о снятии ограничений в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении".
Снятие с учета спецкомендатуры состоялось у меня только 12 января 1956 года.  Документ, подтверждающий этот факт тоталитарного государства в отношении меня, находится в моем личном архиве. 

ОТСТУПЛЕНИЕ по этому поводу:

По Указу советского государства от января 1945 года для спецпоселенцев, достигших 16-летнего возраста,  создавались комендатуры, самих поселенцев ставили на учет, обязывали регулярно отмечаться, им запрещалось отлучаться от места проживания. Указ от ноября 1948 года подтверждал эти ограничения и за побег с места проживания вводилось жесткое наказание, вплоть до каторжных работ сроком на 20 лет.
 
Эти драконовские законы в отношении мирного населения немецкой национальности, не совершавшие никаких противоправных действий в отношении государства и власти, призваны были лишить их не только всякой надежды на возрождение уничтоженной  государственной автономии, но еще больше унизить народ этой национальности перед другими народами Советского союза, затоптать в грязь человеческое достоинство российских немцев.

Но жизнь страны и международная обстановка вносили существенные коррективы в эти принятые законы. Свой голос в защиту советских немцев стала подавать окрепшая Федеративная Республика Германии, которую всемерно поддерживали западные страны. Игнорировать крепнувшую защиту немецкого населения в СССР со стороны мирового сообщества  руководителям Советского Союза становилось всё труднее и труднее. Да и внутренняя обстановка в СССР после смерти Сталина сильно изменилась. Государству, взявшее курс на освоение громадных залежей целинных земель,  требовались свободные руки, которые бы претворяли эти решения партии в жизнь.

Чем дольше после войны сохранялось спецпоселение, тем всё яснее становилось его ненужность, абсурдность и даже вред, поскольку оно искусственно делило граждан СССР на два сорта и тем самым мешало стабилизации советского общества. В центральные партийные и государственные органы Советского Союза от спецпоселенцев шёл огромный поток писем, в которых люди пытались убедить власти в своей лояльности, просили снять спецпоселение или, по крайней мере, ликвидировать некоторые, наиболее унизительные ограничения.

Существовавшие законы запрета приходили в противоречие с реалиями текущей жизни. Эти причины вынуждали различные государственные органы (после смерти Сталина) сквозь пальцы смотреть на запретительные законы 1945 и 1948 годов в отношении немецких  спецпереселенцев.  Так, например, я в октябре 1954 года был принят в комсомол. Немецких парней стали уже в начале 1955 года призывать на воинскую службу. Немецким семьям (правда, пока еще только выборочно, по усмотрению местных органов) с весны 1955 года разрешалось переселяться на вновь осваиваемые целинные земли в Казахстан. Немецким парням и девушкам уже можно было поступать в ряд институтов (но еще долгие годы не во все).  И все эти послабления действовали  уже до принятия Закона от 13 декабря 1955 года, который констатировал, что существующие ограничения в правовом положении спецпоселенцев-немцев и членов их семей, выселенных в разные районы страны, в дальнейшем не вызываются необходимостью.

Далее следовало:
1. Снять с учета спецпоселения и освободить из-под административного надзора органов МВД немцев и членов их семей, выселенных на спецпоселение в период Великой Отечественной войны, а также немцев-граждан СССР, которые после репатриации из Германии были направлены на спецпоселение.
2. Установить, что снятие с немцев ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращение им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда они были выселены.

Вот так-то!  Чем это не грабёж государством части своего народа, который в своё время по приглашению российской императрицы освоил пустующие земли, обжил бывшую российскую окраину, сделал ее богатейшей житницей,  а потом, в одночасье, коммунистическое государство  ограбило всех своих сограждан немецкой национальности и сослало их на веки-вечные в далекие края.
Вместо благодарности – унижение, конфискация  всего имущества (считай, ограбление) и депортация. 

Вот что вспоминает о своем далеком детстве Виктор Циммер, бывший житель захолустной таежной деревни Сибири: 
 «У нас в деревне была школа-семилетка, которую я успешно окончил в 1950 году. В восьмой класс мы всей гурьбой пошли учиться в соседнее село, которое находилось в пяти-шести километрах от нас, но в другом районе. Из всей нашей ватаги я был единственным немцем. Через неделю после начала занятий за мной приехал комендант и увез меня домой. Оказалось, что я нелегально перешел границу административного района. Хорошо, что комендант оказался нормальным человеком и мы с отцом не поплатились за это. Но мне пришлось уехать в свой районный центр за 38 км от нашей деревни. В условиях Сибири это означало, что дома я бывал только в праздники да на каникулах. Даже на воскресенье я не мог добраться до дома, так как между нашей деревней и райцентром не было автобусного сообщения.  И опять я был единственным немцем в классе.
У многих моих сверстников отцы были на фронте, и они гордились этим. Чем мог гордиться  я? Тем, что мой отец был в трудармии, а точнее – в концлагере?».

Нюрнбергский суд над фашистскими преступниками в числе военных преступлений   назвал и насильственную депортацию народов, которую проводила фашистская  Германия. А разве депортация российских немцев, которая была проведена в СССР, не была насильственной? Значит, это тоже было военным преступлением! Но на этом советские правители не остановились, они создали трудармию. Самым циничным при этом было то, что советские немцы призывались местными военкоматами, а на деле оказывались в лагерях НКВД, за колючей проволокой, под охраной. Оказались в заключении,  без статей за нарушение Закона, без суда. Оказались без вины виноватыми.

Русские люди не жили с чувством вины за несовершенные преступления и этого никогда не поймут. Навесив на российских немцев ответственность за совершенные фашистами злодеяния, советские правители совершили главное преступление - оклеветали весь народ.

******************************* 

       На спецпоселении немцы подвергались не только национальной дискриминации, они были лишены многих общегражданских прав, что признавал даже министр внутренних дел СССР Сергей Круглов. Еще в 1953 г. он писал: «На местах зачастую ущемляется правовое положение спецпоселенцев: без надобности создаётся излишне жестокий режим, запрещается свободное передвижение по жизненно необходимой для спецпоселенцев территории, устанавливается частая регистрация в спецкомендатуре, создаются препятствия к выездам в командировки, на лечение и учёбу, что влечёт за собой подачу ими большого количества жалоб».
       Спецпоселенцы не имели паспортов, что, по сути, превратило их в изгоев, затрудняло устройство на работу, получение почтовых отправлений и т.п. Кроме того, их не призывали на военную службу, им не разрешалось работать в милиции и других силовых структурах. Они не могли занимать сколько-нибудь важные посты и должности в государственных органах и учреждениях, в сферах народного хозяйства, здравоохранения, образования, культуры. Дети спецпоселенцев состояли на «посемейном» учёте с момента рождения до достижения ими шестнадцатилетнего возраста. После этого их ставили на персональный учёт.
                *****************************   

Как я уже писал, в декабре 1955 года был отменен режим комендатуры, теперь людям немецкой национальности было разрешено покидать место жительства, определенного немецкому населению станы по Указам 1945 и 1948 годов.
Этим обстоятельством воспользовались многие немецкие семьи Краснотурьинска. Так как это были годы освоения целинных земель, то многие немецкие семьи направлялись в Казахстан, чьи степные просторы усиленно осваивались. В степях зарождались сотни новых совхозов. Первые целинники из Белоруссии и Украины высаживались прямо в открытой степи, колышками размечали еще не существующие улицы, ставили палатки и начинали возводить хозяйственные постройки, а позднее и финские домики для жилья первоцелинников.

Вот в один из таких целинных совхозов мой старший брат Володя и написал письмо. Ответ пришел сразу, его приглашали механизатором в совхоз Свободный, недавно организованное целинное хозяйство. 

В зимние месяцы начала 1957 года Володя со всей своей семьей (пятеро детей) прибыл  на железнодорожную станцию Есиль Акмолинской области Казахстана.  Степь встретила новых целинников свирепым бураном. За Володиной семьей пригнали трактор с санями, на которые погрузилась вся семья со своим небольшим скарбом и под завывание пурги через снежные заносы отправились в дорогу, в совхоз Свободный. В Свободном Пана родила еще троих детей. Все дети здесь выросли, выучились, а родители нашли свое последнее пристанище в степной земле.

Сестра Аня со своей семьей (трое детей) через два года (в марте 1959 года) тоже переедет из Краснотурьинска в Казахстан. Они с Робертом обоснуются в селе Георгиевка Джамбулской области, на самой границе с Киргизией. Здесь они построят свой дом, разведут большой приусадебный участок. Аня до пенсии будет работать на местном молокозаводе. Летом 1993 года Аня с Робертом прибудут в Германию на постоянное место жительство.

Только брат Рудольф до конца своих дней останется жить в Краснотурьинске.
                *****************************

КРАСНОТУРЬИНСКИЙ  СТРОИТЕЛЬНЫЙ  ТЕХНИКУМ

Летом 1956 года в газете появилось объявление, что в городе открывается строительный техникум. Краснотурьинский строительный техникум (КСТ) располагался в правом крыле управления треста Базстрой. Я подал документы в приемную комиссию, успешно сдал   вступительные экзамены и был зачислен на первый курс по специальности промышленно-гражданское строительство (ПГС). Мы активно включились не только в учебный процесс, но и дружно стали налаживать общественную работу. Члены комитета комсомола (куда был выбран и я) организовали различные кружки художественной самодеятельности, спортивные секции, проводили спортивные соревнования по многим видам спорта.  Душой студенческой молодежи был наш директор техникума Затуливетров Федор Иванович.

Мы с мамой продолжали жить вместе с Рудольфоми Эльвирой в их небольшой комнате.  Мне теперь приходилось делать большие чертежи – техникумовская программа была довольно сложной, а места дома для дополнительного стола не было, и так было тесно.  Часто эти чертежи я делал в общежитии, где жили мои иногородние однокурсники. Они и натолкнули меня на мысль перебраться к ним.

Директор техникума, к которому я обратился за помощью, дал свое согласие, и с нового (1957) года  я получил место в общежитии, в комнате, где жили мои товарищи по техникуму. Началась новая, непривычная, самостоятельная жизнь. Научился растягивать стипендию до новой ее получки. Жили дружной коммуной: еду в комнате готовили по очереди и по очереди проводили уборку в комнате.
 
В феврале 1957 года я впервые принимал участие в выборах депутатов. Накануне, после субботних лекций, мы вчетвером отправились в лыжный поход с ночевкой.  На пути между городом и рекой Каква нам была известна охотничья избушка. Вот туда-то мы и отправились.  День был теплый, и мы с удовольствием скользили по лыжне. К избушке мы добрались, когда солнце еще не успело скрыться за лесом. Наготовили дров, растопили печку, из снега вскипятили себе чай. В избушке стало тепло, мы сняли куртки, расположились на нарах и блаженствовали. 

Утром, чуть свет, я засобирался в обратный путь, так как нужно было принять участие в голосовании. Товарищи отговаривали меня идти в такую рань, успеешь, мол, и вечером проголосовать. Но я все-таки отправился в город, а товарищи остались в лесу. До права участия в выборах они еще не доросли.

На избирательный участок я явился прямо с лыжами в руках. Там гремела музыка, и работал буфет, где толпились мужики за пивом. Получив бюллетень для голосования, я сразу же подошел к урне и опустил в узкую щель на ней свой бюллетень. И сразу же получил замечание от одного из членов избирательной комиссии.

Оказывается, я должен был сначала войти в кабинку для тайного голосования. Это был мой первый урок с выборным фарсом. А кого я там мог выбрать? В листке же стояла только одна фамилия.
                *************************

В мае 1957 года, после сдачи основных зачетов, у нас началась производственная практика, которая проходила  на шестой серии Богословского алюминиевого завода. Там под руководством опытных мастеров мы были заняты на строительстве алюминиево – порошкового комбината (АПК) –  цеха завода  по производству новой продукции – алюминиевого порошка и пудры. Несколько дней мы были заняты на работах в школе № 28, расположенной на 42 квартале.

Во время практики я вдруг почувствовал какую-то смутную тревогу неудовлетворенности той профессией, по специальности которой учился. Я еще до конца не разобрался в себе, но тень сомнения, „а правильно ли я сделал, выбрав профессию строителя“, все чаще и чаще преследовала меня. От этой мысли на душе у меня было тревожно и неуютно. 

В конце мая 1957 года на городской спортплощадке (она находилась там, где сейчас расположен мемориал „Вечный огонь“, зимой на   этой площадке заливали каток), мы провели соревнование на первенство техникума по легкой атлетике. Мне, как главному судье соревнований, пришлось много потрудиться, но я с удовольствием выполнял эту миссию.

В первых числах июня, сразу после сдачи последнего экзамена и зачета,  группу студентов, в том числе и меня, пригласили в профком и комитет комсомола треста Базстрой. Там нам сказали, что через неделю открывается первая смена загородного пионерского лагеря треста Базстрой и просят нас поработать там вожатыми отрядов. Мы поинтересовались, согласован ли этот вопрос с дирекцией нашего техникума, на что получили положительный ответ и добавили, что оставшуюся недельную производственную практику нам зачтут по работе в лагере.  Поразмыслив, мы согласились.

Под руководством начальника пионерского лагеря Валентины Григорьевны  Шмаковой (учительница средней школы № 1) мы усиленно начали подготовку лагеря и всех корпусов к встрече ребят.

И вот, наша колонна автобусов с поющими пионерами въезжает через украшенные ворота на территорию лагеря. Того самого лагеря, где летом 1950 года я сам провел одну смену. Мы разводим ребят по своим корпусам, где они сами определяются по спальным местам. Потом веду свой отряд (№ 3) знакомиться с территорией лагеря. Следующий день – торжественная линейка, посвященная открытию лагерной смены, где было много выступающих с самыми, как в таких случаях полагается, благими пожеланиями. Последующие дни были заполнены многочисленными мероприятиями, ребятам скучать не пришлось. Веселая, с задорными пионерскими песнями лагерная жизнь била ключом. 

К пионерским сменам 1956 года шефы лагеря (строительный трест Базстрой) ниже лагеря сделали на реке Турье запруду и к услугам ребят оказался довольно большой водоем-пруд. Здесь для ребят были устроены не только купальные места, но было и несколько лодок, даже одна была с небольшим мотором, которым управлял физрук лагеря. Ребята с большим удовольствием проводили время на этом небольшом пруду.  Но весенним паводком 1957 года плотинку снесло, вода ушла, и лагерь остался без пруда, без лодок. Но мы, вожатые и воспитатели, скучать ребятам не давали. 

В те годы частыми гостями Краснотурьинска были граждане Китайской Народной республики, которые стажировались в цехах Богословского алюминиевого завода. Эти будущие специалисты были нарасхват по школам города, техникума, библиотекам и учреждениям города, где их просили рассказать об успехах строительства социализма в своей стране. Китайцев приглашали даже в пионерские лагеря. В лагере треста Базстрой они выступали перед ребятами у вечернего пионерского костра и фотографировались со всеми отрядами. Правда, после ХХ съезда КПСС, где Н.С.Хрущевым был развенчан культ личности Сталина, уже не пели «Сталин и Мао слушают нас», но что « русский с китайцем – братья навек», никто еще пока не отменял. Это потом китайцы в одночасье станут большими «врагами» СССР, когда идеологи Китая не захотят подчиниться новшествам Хрущева, из-за чего и возникнет пограничный конфликт между двумя странами.   

В середине лагерной смены мы решили совершить на несколько дней поход на реку Какву, полюбоваться ее красивыми прибрежными скалами. И вот колонна ребят (человек 50 – 60) с дружинным знаменем впереди, под звуки горна и барабанную дробь вышла из лагеря и по лесной дороге направилась в сторону Каквы. День был солнечный, шли весело, пели песни. На коротких привалах, поправляли заплечные  мешки (никаких рюкзаков тогда у нас не было), обувь, перекусывали и пили родниковую воду.  После обеда (ближе к вечеру), пройдя больше половины пути,  мы вышли к небольшому лесному озеру, где и решили переночевать. Понастроили себе шалашей, заготовили дрова, сварили ужин.  Потом развели большущий костер, вокруг которого сначала устроили игры, затем,  сидя вокруг костра,  ребята пели песни. Запевалой всех песен был вожатый первого отряда, наш однокурсник Рейнгольд Шлоттгауэр и пел он замечательно.  Несмотря на то, что стояли белые ночи, зрелище от нашего костра было потрясающим. 
 
А под утро пошел дождь, шалаши наши стали протекать. Мы, вожатые и воспитатели, а также парни из первого отряда, бросились заготавливать хвойный лапник и усиливать скаты шалашей. Вскоре протекание прекратилось, и младшие ребята безвылазно сидели в шалашах.   Дождь не только не прекращался, наоборот, он стал усиливаться. Ни о каком продолжении похода и речи быть не могло.  Хорошо, что накануне мы сделали большой запас сухих дров. Из куска захваченного с собой брезента мы сделали над костром навес и под его защитой и костер развели, и в больших котлах еду приготовили, которую разносили пионерам в шалаши. А пионеры наши и не очень-то  унывали: они то читали, то слушали рассказы вожатых и воспитателей, то соревновались с соседними шалашами, кто громче песню споет. 

Так мы просидели около этого озерка три дня, ожидая улучшения погоды, но дождь продолжал лить. Только на четвертый день дождь прекратился,  выглянуло солнце, стало веселее. Весь день ребята сушили свои вещи, вокруг четырех разведенных костров.
На следующий день мы начали собираться в обратный путь, в лагерь, так как истекал срок нашего похода, и продукты были на исходе. К вечеру мы были уже в лагере.
Начальник лагеря сначала выразила нам свое недовольство, что не дошли до Каквы, но, спокойно поразмыслив и оценив  реальность обстановки, в какую мы попали, выразила всем вожатым и воспитателям похода благодарность за умелую защиту детей от неблагоприятных погодных условий и отсутствия всяких чрезвычайных происшествий и несчастных случаев. А ребята данным походом были очень довольны, они взахлеб рассказывали своим товарищам о своих походных впечатлениях.    

Оставшиеся дни лагерной смены прошли быстро, насыщенные всевозможными мероприятиями. В город после торжественной линейки, посвященной закрытию лагерной смены, мы возвращались с песнями, с новыми друзьями.   

За время лагерной жизни я принял окончательное решение об уходе из строительного техникума и поступлении в Красноуфимский сельскохозяйственный техникум на агрономическое отделение (город Красноуфимск расположен на западе Свердловской области). К этому времени стало известно, что наш строительный техникум закрывается, и с первого сентября 1957 года он полным составом сливается с Краснотурьинским индустриальным техникумом. В первых числах июля 1957 года я отправил в Красноуфимск свои документы, и уже через две недели я получил ответ от приемной комиссии, что документы приняты, и что мне необходимо явиться на вступительные экзамены, которые начинаются с первого августа.  Мама сначала разволновалась  моему  предстоящему отъезду, но потом успокоилась. 
                ***********************

Самому мне тоже тяжело было решиться на выезд из города. Здесь оставались мои друзья, любимые места в городе, да и к самому городу я  привык, можно сказать, привязался к нему. Город, с момента нашего приезда сюда в 1946 году,  изменился до неузнаваемости. Он рос, как на дрожжах. Стараниями ленинградских архитекторов, Краснотурьинск вобрал в себя многие черты Северной Пальмиры, делали наш город похожим на Ленинград.  “Малый Ленинград“ – такое неофициальное название и закрепилось за Краснотурьинском, маленьким городом на Северном Урале.

Мне кажется, ни одно из последующих десятилетий по темпам строительства и развития Краснотурьинска не может сравниться с 1950-ми годами. Именно в это десятилетие появились прекрасные здания Краснотурьинского индустриального техникума, горисполкома и  заводского общежития, полукругом украсившие формировавшийся центр города, красивейшие здания на Набережной городского пруда.  Новые здания средних  школ № 9, 32 и ряд других школ, школа рабочей молодежи, дом пионеров, прекраснейшее здание городской больницы на 346 палат, возведенная на берегу Турьи,  Дворец культуры заводчан - истинные украшения города. 1950-е годы – это десятилетие, когда в городе открылись Детско-юношеская спортивная школа, краеведческий музей имени А.С. Попова, музыкальная школа, медицинское училище, появилось два маршрута трамвая. Для отдыха жителей города на пруду появились две лодочные станции. Это было десятилетие, когда большинство бараков было снесено и строилось столь нужное жильё для горожан. Да, этого нового жилья было катастрофически мало, но оно строилось. Это было десятилетие демографического взрыва населения Краснотурьинска: только за один 1954 год в городе родилось 2241 младенца – это была самая высокая рождаемость, зафиксированная по РСФСР.      
                ******************************
 


Следующая глава:

Красноуфимский
сельскохозяйственный техникум
(август 1957 –март 1961 годы)