Размышления Иван Иваныча

 
       Иван Иваныч сидел у занавешенного окна, непринуждённо рассматривая стоявшую на столе икону. У него сегодня было скверное настроение. Последнее время он всё чаще и чаще впадал в необъяснимое для себя уныние от своих неуёмных и долгих раздумий. Дети его давно выросли, жена, хоть и выхлопотала себе досрочную пенсию по вредности, всё же продолжала упорно работать, не находя достаточно дел по дому, для своего неугомонного и активного характера. Вот и сегодня она отправилась на очередные сутки в свой санаторий для нервнобольных, всё причитая, что ночные смены стали для неё особенно тяжкими.
       Можно сказать, эта старая, потемневшая от времени икона досталась Иван Иванычу как наследство. Уже много лет прошло, как умерла его бабушка, но он и теперь, с невероятной теплотой и добром её помнил. Помнил как в детстве с уважением, хотя и непониманием относился ко всем её странным ритуалам, проходящим в молитвах каждый день. Происходя из старых христиан старообрядцев, она была слишком религиозна с его теперешней точки зрения. Простаивание целыми часами на коленях в своём полутёмном углу с лампадкой, казалось, не приносило ей много радости. Последние годы жизни в свою церковь она ездила редко, и подобных церквей в Москве было крайне мало, да и то, она признавала из них только одну, находящуюся достаточно далеко от нашего старого дома. С возрастом добираться ей становилось всё труднее и труднее, и всё же, она продолжала активный образ жизни до самых своих последних дней. Когда же совсем ослабла и слегла, приглашённых родственниками врачей и всевозможные лекарства принимать не стала, а тихо приготовила себе одежды, и спокойно легла помирать.
       Иван Иваныч сидел сейчас в некой задумчивости и, не зная, чем заняться ему в этот вечер, размышлял – иконе, наверное, очень много лет, а глаза Христа на ней светятся таким ярким небесным светом, как будто их совсем не коснулись десятки, а может и сотни лет. Почему раньше он не обращал на это внимания? Интересно, какие в действительности были у Христа глаза?.. Он глубоко погрузился в свои раздумья, пытаясь сообразить, насколько икона может быть ценной если перевести, к примеру, в материальный эквивалент, как вдруг, совершенно отчётливо начал видеть, как Христос сидит на песке и рисует перстами какие-то непонятные знаки… Иван Иваныч отпрянул от неожиданности и, приподнявшись в кресле, неуверенно посмотрел по сторонам, будто ожидая ещё кого-то увидеть… но кроме него в комнате никого не было и его вопрошающий взгляд, так и повис в пустоте. Это произошло так неожиданно, что он услышал участившиеся постукивания своего сердца, постепенно охватываясь каким-то мистическим, слегка нарастающим волнением. Наверное, я слишком много размышляю, подумал он, заставляя себя успокоиться, пытаясь отбросить продолжающие лезть в голову мысли о странном, и непонятном. Спустя несколько минут ему это удалось, и он вновь настороженно посмотрел на икону. Иван Иванычу совсем не хотелось загружать свою голову перед сном какой-либо мистикой, но и расслабляющего релаксирующего отдыха в этот вечер почему-то не получалось. Он продолжал в немом ожидании поглядывать на старую икону, однако больше ничего не происходило, всё выглядело совершенно обычно и привычно. Присматриваясь и прислушиваясь ещё некоторое время, он вскоре совсем успокоился, и непринуждённо откинувшись на спинку кресла, занял своё привычное, удобное положение.
       Промелькнувший было образ выглядел как видение, и мало ли что может привидеться на сон грядущий, но тем не менее он отметил, что видение было довольно отчётливое и ясное. Продолжив подозрительно поглядывать в сторону странной иконы и уже совершенно расслабившись, он решил отвлечься от навязчивых религиозных мыслей и подумать о чём-нибудь более земном и приятном. Он надеялся, наконец, перейти в ожидаемое умиротворённое состояние отдыха, между явью и сном. Вскоре он прикрыл глаза, и начал неспешно представлять что-то тёплое и светлое из своего далёкого прошлого… но через некоторое время, он почему-то вновь стал видеть рисующего на песке Христа, и даже отчётливо рассмотреть эти похожие на древние руны знаки… Вдруг в окно что-то стукнуло и Иван Иваныч вздрогнув. испуганно посмотрел в окно. Он зачем-то обеими руками потрогал свою голову, как будто сомневаясь в её местоположении… но голова была на месте, и кажется, у него немного поднялась температура. Только этого ему ещё не хватало, подумал он, тем более буквально пять минут назад ничто не предвещало простуды или намечающейся болезни. Но что могло столь поздним вечером стукнуть в окно, думал он: Может, какая заблудшая птица полетела на слабый свет в окне и ударилась в стекло? Или может, ветка старой яблони покачнувшись? В любом случае ему снова стало не по себе, и вновь появилась неприятная и непонятная тревога, только теперь уже с каким-то холодком и ознобом. Было совсем утихшее волнение охватило его с новой силой, всё набирая и набирая обороты, как неуправляемый, вышедший из-под контроля шальной двигатель.
       Возвращаясь к своим ведениям, он уже стал сомневаться, что именно произошло с ним в этот момент по-настоящему, а что ему всего лишь привиделось. Иван Иваныч укоризненно посмотрел на икону, будто вопрошая, и у него по телу снова пробежал, неприятный холодок… ему определённо сейчас казалось, что он в комнате не один. Вот так, наверное, сходят с ума, подумал он… но и одновременно что-то подсказывало, что не надо бояться и ничто ему не угрожает. С другой стороны продолжало казаться, что он неминуемо движется в направлении сумасшествия, и разговаривает с иконой или в обще не пойми с кем… а может с самим дьяволом? – промелькнуло в его голове. После этих мыслей ему совсем стало не по себе. Окончательно разволновавшись, он схватил старую икону и на всякий случай спрятал её в шкаф. Но волнения его на этом не прекратились, где-то в глубине души всё продолжали нарастать противоречивые чувства тревоги и безопасности.
       К своим пятидесяти годам Иван Иваныч, казалось, прошёл достаточно жизнеутверждающий путь и давно выполнил, как он думал, тот необходимый жизненный минимум, который определяла восточная мудрость. Он  создал крепкую семью, построил дом, да и деревьев ещё в школе насадил целую аллею. Последние годы его устремления были обращены более к книгам, которые читал временами очень помногу и в разных жанрах. Даже сам на досуге пытался писать, но каждый раз перечитывая свои произведения, приходил к выводу, что ему ещё рано себя считать настоящим поэтом или писателем. Последнее время он обратился к религиозной тематике, но не потому что стал более религиозным или неожиданно полюбил церковь. Он никак не мог найти ответы на некоторые, волновавшие его по сей день вопросы веры, и в целом мироздания – он искал истины! Тема Христа в его поисках занимала не последнее место, он никак не мог определить место и роль Христа в современных религиях – с одной стороны явно просматривалась борьба Христа с фарисеями, как основоположниками иудаизма, но с другой, во всех христианских религиях его почитают за своего и одновременно представляют тот же иудаизм, как основу современного христианства – что-то не соединялось с его мыслящей точки зрения, в один стройный ряд. Вот и сегодня рассматривая старую икону, он подсознательно искал ответ на тот же волнующий вопрос, и так неожиданно вдруг испугался ответов.
       В этот странный вечер в его голове, что-то начало проясняться, но и одновременно разрушаться, что и стало причиной некомфортного состояния. Да где же чёрт возьми лукавый, прорычал он, разрушая тишину и охватывая голову руками. Неужто в мыслях моих, в познании, и в желании просто думать и находить ответы?.. Ему совсем стало нехорошо. Было ощущение, что истина где-то рядом, но и одновременно чувствовалось, что истины эти непомерно лягут тяжёлым грузом на его разум, который должен разделить казалось неразделимое, и продолжить жить, в непременно перевернувшемся для него мире! Он начал задумчиво ходить взад-вперёд по комнате, продолжая размышлять, не находя себе места. Потом скоро оделся, и вышел на улицу, не потому что вдруг захотел прогуляться, а скорее от желания охладить свою разгорячённую голову.
       На улице было уже совсем темно. В этот будний поздний вечер, лишь одинокие прохожие торопливо спешили по своим неумолимо гаснущим окнам и постепенно темнеющим домам. Ночная прохлада действительно немного успокоила его шальные мысли, и он долго бродил по пустым тротуарам, мирно засыпающего ночного города. Ему очень хотелось кого-нибудь встретить – кого-нибудь, кто бы просто обмолвился с ним парой слов, ну или хотя бы тихо и сонно спросил, который час. Но увы, улицы всё продолжали пустеть, как будто неизбежное завтра уже приказало всем жителям спать, напоминая, что скоро будет новый день, новые хлопоты, новые мысли – и перед всем этим непременно нужно выспаться, что бы проснуться во всеоружии и жить дальше. Даже неугомонные глазастые машины, пробегали всё реже и реже, постепенно переставая тревожить засыпающие дома, ставшим уже привычным рычанием мощных моторов и шипящим шелестом шин.
       Иван Иваныч обогнул очередной закоулок и направился, наконец, к своему такому же потемневшему, и уснувшему в поздний час дому. Он уже точно знал, что в эту сентябрьскую ночь никто не разделит с ним его неожиданно взбунтовавшихся мыслей, да и наверное, это было бы слишком просто для него! Похоже, только ему одному придётся разбираться во всей этой мысленной круговерти, и делать это – толи через некогда запретное древо познания – толи через слепую веру в слово пастыря, похоже, тоже, только ему решать… Он вновь подумал о Христе – какие же у него всё-таки были глаза?..
     Окончательно продрогнув и так никого не встретив, он зашёл домой и снова сел в своё любимое кресло. Под влиянием странных наваждений и неугомонных мыслей ему совсем сегодня не хотелось спать. Просидев так в полной тишине около часа, обречённо глядя в одну точку, его мысли вновь устремились к неведомым дальним берегам, как полёт заблудшей и спешащей на зимовку птицы… и вновь ему стало чудиться то, что теперь уже казалось ему очень близким, но только давным-давно произошедшим и совсем позабытым.

      «Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога».
                (Ев.Иоанна гл.8)

       Иван Иваныч вдруг с ужасом начал понимать страшную и одновременно простую для себя вещь… Неужели, понятия Бога и дьявола, для разных людей могут быть равнозначны? Неужели для одних дьявол может быть богом, а тьма светом, точно так же как для других, будет всё ровно наоборот? Неужели всё дело только в том, как тот или иной стяжатель веры, видит своего бога! – как тот ему представляется, и каким именем его называют?.. Ему вновь показалось, что у него поднимается или наоборот падает температура, потому что руки стали совсем холодными и снова стало сильно знобить… но уже окончательно погрузившись в свои размышления, он не мог прервать ход своих мыслей, и лишь закутавшись в тёплое одеяло, продолжил размышлять…
    …Неужели это значит, что для разных людей, духовные и душевные утверждения могут быть не только в разном, но и даже в совершенно противоположном? – и каждый из ищущих будет по-своему прав, пока в душе его не воззреют новые истины, новые правды, и новое осмысление той жизни, к которой он стремится и которую чувственно готов в данный момент воспринимать? Но где же тогда моя правда, и мои истины?.. Он достал из шкафа спрятанную икону, и поставил её на прежнее место. Какие же у него в самом деле были глаза? Опустившись в кресло и всматриваясь в необычную икону, он снова задумался…
       …Неожиданно его воображение сменило направление, и он вдруг попытался представить второе пришествие. Интересно, как бы это могло выглядеть в наше время? И раз уж его не оставляли сегодня мысли о Христе и религиях, он решил снова попытаться разобраться в не дававшем ему покоя, религиозном вопросе. Иван Иваныч сел поудобней, и уже без долгой подготовки сразу представил как Христос в небесном сиянии, сходит на Землю…
       …Почему-то в этот момент ему показалось, что Христос был не единственным мучеником на Земле. Но он решил пока оставить эти мысли без дальнейшего разбирательства и продолжил представлять картину второго пришествии. Его мысли хаотично искали продолжения, и первое что ему совершенно логично пришло в голову, это конечно была церковь…
       …Но современную церковь нельзя представить без прихожан, и поэтому сначала явилось столпотворение людей, которое он не единожды наблюдал на выставлении святынь, и которое уже некому было выстроить в одну огромную послушную очередь. Они теперь уже плача, молясь и причитая, просто бежали обгоняя друг друга, не обращая внимания на возрасты или звания… Подбегая ближе к «Спасителю» они заранее падали на колени, и напирая друг на друга пытались подобраться ближе, непрерывно крестясь и кланяясь. При этом стоял такой нестерпимый и пугающий шум, который по мере пребывания религиозных людей непрерывно всё нарастал и нарастал, и вместе с непрерывным боем колоколов, уже начинал превращаться, в настоящий поминальный вой…
     …Иван Иваныч снова вздрогнул, и неуютно поёжился в кресле… Ему показалось, что он незаметно для себя задремал, и увидел какой-то жуткий ночной кошмар. Однако, как не пытался он представить в данном событии что-то иное, у него никак не получалось. Он вновь посмотрел на икону и задумался… да, что-то с прихожанами не ладилось, и светлая картина пришествия никак не являлась. Не находя ответа в этом видении, он попробовал тогда представить священнослужителей… самых главных отцов церкви, казалось самых близких к богу и Христу людей… так сказать духовных наставников и посредников, между землёй и небом…
      …Вот важно выступая в расшитых золотом одеждах и золочёной митре, шествует патриарх всея Руси и его свита… с золотым распятьем…
      …И вновь, что-то совсем не складывалось. Видение никак не хотело стыковаться у Иван Иваныча с разумом. Почему-то в его бедной измученной думами голове, всё больше возникал образ великого прокуратора из романа Булгакова “Мастер и Маргарита” с избитой цитатой: «В белом плаще, с кровавым подбоем». Он ещё больше задумался, и наступающая было дремота, уже совсем исчезла – да кто-то же чёрт возьми должен встретить Христа, если он когда-нибудь всё же сойдет на Землю?! Ему непременно хотелось разобраться в этом именно сейчас. Вопрос казавшийся поначалу таким простым, снова молчаливо повис в его воображении и никак не находил в разуме ответа. Ему сейчас снова очень захотелось кого-нибудь спросить, может это только в его воображении данная картина не хотела складываться в стройный единый образ, и может кто-то совсем по-другому может видеть встречу Христа и почитающих его религий?.. Окончательно измучившись в эту ночь и так, не разобравшись со своими мыслями, Иван Иваныч засобирался спать. Он уже в который раз подумал, что не стоит до поздней ночи засиживаться, пытаясь осмыслить и прояснить все белые и чёрные пятна в его познаниях, и уже в который раз, ничего не мог с собой поделать.
      Под утро, будто в продолжение его мыслей ему приснился самый настоящий кошмар… Во сне с ещё большей ясностью и реальностью ему явился распятый на кресте Христос, и всё та же религиозная толпа прихожан, которая пела заупокойные псалмы, плакала и голосила так громко, что ему хотелось заткнуть уши. Вокруг креста в это время ходил священник, яростно размахивал дымящим кадилом и всем обещал непременного, и скорого причастия… Потом вдруг все куда-то исчезли и остался только лишь один мученик на кресте. Иван Иваныч, попытался сквозь белёсый тяжёлый туман рассмотреть того мученика, что был распят на кресте, и с удивлением обнаружил, что это совсем не Христос, а какой-то неприметный мужик, с худощавым измученным телом, в изорванной одежде и упокоенным бородатым лицом. Он скорее походил на какого-то бродягу или же нищего, нежели на Спасителя человечества. Иван Иваныч даже немного обрадовался этому обстоятельству, но тут же устыдился, своей так неожиданно нахлынувшей радости… Потом и это видение исчезло, а он только запомнил силуэт уходящего вдаль измученного бродяги, который почему-то вновь ему показался похожим на Христа…

     Иван Иваныч проснулся, когда солнце было уже высоко, и яркий свет струился сквозь задвинутые вчерашним вечером шторы. Он долго лежал с открытыми глазами, не имея возможности избавиться от реалистичности и правдоподобности ночного кошмара. Никогда ещё ему не доводилось видеть, такие яркие и живые сны. Он долго перебирал в памяти все детали этого сновидения, и пытался уловить хоть какой-нибудь утверждающий и согласующийся с его размышлениями смысл.
     Наконец с ночной смены вернулась жена. Он на какое-то время отвлёкся на обычные бытовые разговоры, где-то в глубине души по-прежнему продолжая думать о прошедшей ночи. Он сейчас думал, стоит ли с женой обсуждать его ночные терзания, для неё ведь было всё просто – есть те, которые лечат, и те, которых лечат – нет смысла углубляться в вопросы, кто из них больше болен в душевном или умственном смысле. Всё больше отмалчиваясь, он так и не нашёл подходящего момента, что бы перевести разговор на волнующую его тему.
      После позднего завтрака он решил, наконец, доделать свою кормушку для птиц, которую хотел превратить в настоящее творение искусства, торжественно водрузив её в Тимоховском парке. У него был сегодня выходной. После завтрака он долго расхаживал по комнате всё, подыскивая необходимые инструменты, но время от времени останавливался и задумывался, часто забывая, что он в данный момент искал и куда положил то, что уже нашёл – работа явно не ладилась… В конце концов он очередной раз остановился перед странной иконой, и в его памяти вновь неожиданно, с невероятной силой вспыхнули вчерашние размышления о втором пришествии. Иван Иваныч, вдруг совершенно отчётливо почувствовал, что ответ где-то совсем рядом… Его мысли вдруг закружились вокруг прошлых размышлений, вспоминая уходящего в белёсый туман бродягу, так неожиданно напомнившего ему Спасителя… Он вдруг совершенно отчётливо увидел стоящих на поле простых мужчин, с натруженными руками и спокойными добрыми лицами; женщин, в расшитых рукоделием платьях и светлым взглядом; неторопливо идущих по полю седовласых старцев, с посохом в руках, но твёрдо стоящих на ногах. Где-то вдалеке промелькнули воины, с порубленными душами, но не поломанным духом, и не потерянной в прошлых сражениях человечностью лиц… И глаза всех этих людей почему-то слезились от счастья, и были полны любви и надежды – а также осознания того, что они не твари божьи, не рабы! А дети Отца своего Небесного и Матери Земли своей… Вся картина происходящего и все вчерашние размышления вдруг ожили в сознании Иван Иваныча, и выстроились наконец в один единый, стройный образ… и этот образ сейчас смотрел на него, и сиял…
       Иван Иваныч, конечно, не стал праведнее, много умнее или святее, но оставленная бабушкой христианская икона старообрядческого скита, помогла увидеть ему каким-то невероятным и чудесным образом иного Христа. Христа не просто мученика, а воина Духа светлого, пусть принесённого когда-то под благовидными проповедями в жертву тёмной нечистью, но не сломленного и живого. И пусть ещё по сей день, те тёмные проявления нашего мира с которыми он боролся, продолжают направлять людей к тёмному, называясь при этом истинной верой и упиваться его распятием… минует и это. А человечество вновь как сквозь сито, будет пропущено через горнило подлости, предательства, соблазнов и слабоумия – и всё только для того, что бы жить и учиться дальше. Веками теряя и приобретая, плача и смеясь, погибая и возрождаясь снова – и всё для того что бы всего лишь вновь и вновь научиться любить и верить! Быть достойными того, кто в него также по-прежнему верит – достойными Вечности.