( Отрывок из повести "Перекрёстки судеб человеческих")
*****
Ирина окончила медицинский институт и хотя имела право на свободный диплом, пользоваться этим правом не стала, а по распределению приехала в Радужный. Ей было всё равно, куда ехать. Леспромхоз, так леспромхоз. Сельская местность женщину с маленьким ребёнком устраивала даже больше: здесь дали временное жильё, пообещав со временем отдельную квартиру, и выделили вне очереди место в детском саду для Кирюши. Кто бы в городе предоставил всё это простому интерну?
Посёлок Ирине понравился, устроилась она довольно сносно, только вот никак не складывались отношения с Любовью Яковлевной, к которой её, молодого специалиста, прикрепили набираться опыта.
Любовь Яковлевна слыла среди населения знающим терапевтом, женщиной нрава весьма сурового и, вдобавок ко всему, страшной грубиянкой. Но первое по списку настолько перевешивало два остальных, что те казались блёклыми и почти ничего не значили.
С Ириной Любовь Яковлевна обходилась без церемоний, и каждое неверное действие молодого врача вызывало в ней бурю эмоций. «И чему только вас нынче в институте обучают? Хотя дураков учи – не учи…» - это было самым деликатным комментарием на малейшую оплошность молодого специалиста. От своей наставницы Ирина узнала, что интерны не только в Африке водятся, но и в их больнице; что, сколько волка ни корми, он всё равно давление быстро мерить не научится; что, оказывается, поставить такой диагноз, какой поставила стажёрка (кстати, совершенно правильный), даже их санитарка Верка сможет, и пусть Ирина Павловна за это не ждёт аплодисментов. Когда же Ирина нечаянно уронила градусник, то Любовь Яковлевна не только сразу определила, откуда у той растут руки, но и своим криком оповестила об этом всю больницу, присовокупив к оповещению три этажа ненормативной лексики. Градусник, к счастью, остался цел, но если бы он разбился…!
Присутствие Любови Яковлевны, казалось, сковывало не только все движения молодого специалиста, но и мыслительную деятельность, она всё больше и больше робела перед своей наставницей, теряла уверенность в себе и в своих знаниях. А когда Ирина совсем уж собралась поставить крест на врачебной практике и уехать, куда глаза глядят, в кабинет вошёл главврач Иван Степанович и сообщил, что три дня Ирина Павловна будет самостоятельно вести приём, поскольку Любовь Яковлевна отлучилась по неотложным делам.
- А я справлюсь? – растерялась Ирина.
- Любовь Яковлевна сказала, да.
- Она так сказала? Не может быть!
- Что, доняла вас своими придирками? Вы не первая и не последняя, - улыбнулся Иван Степанович. – Вам фамилия Язовицкая о чём-нибудь говорит?
- Конечно, Надежда Олеговна читала нам курс «Внутренних заболеваний».
Ирина не могла взять в толк, какое отношение имеет Язовицкая к предмету разговора.
- Так вот, - объяснил Иван Степанович, - в своё время эта самая Надежда Олеговна каждый день горькими слезами умывалась в этом кабинете. Зато теперь к каждому празднику шлёт Любови Яковлевне поздравления. Лет двадцать шлёт. Так что если хотите стать настоящим врачом, то мой вам совет: терпите и учитесь.
Немного помолчал и завершил разговор:
После приёма загляните-ка ко мне на чашку чая, расскажете, как день прошёл, и меня, старика, послушаете.
***
За чашкой чая Ирина узнала, что Любовь Яковлевна, выпускница медицинского института сорок первого года, всю войну провела в прифронтовых госпиталях. Там они с Иваном Степановичем и встретились.
- Я ведь, Ирина Павловна, местный, - пододвигая тарелку с домашней выпечкой ближе к гостье, неторопливо вёл беседу старый врач. – Когда пришёл с фронта домой, здесь только полуразрушенный медпункт был, да и тот на замке. Сбил я старый замок, повесил новый, приступил к работе, но, чувствую, не справляюсь. Народу-то много: и местные, и эвакуированные, которым возвращаться некуда, и высланные из Прибалтики и с Украины «враги народа».
При этих словах горькая улыбка скривила губы Ивана Степановича, он тяжело вздохнул.
- А вокруг Радужного ещё четыре лесоучастка, там тоже люди живут. Народу много, да мало среди них здоровых, одному мне просто физически невозможно справиться. Разыскал Любу и Таню, Татьяну Марковну, нашего педиатра.
- И Татьяна Марковна тоже с вами на фронте была? – удивилась Ирина. - Вы тоже там познакомились?
- Нет, с ней мы ещё до войны друг друга знали, учились в одном институте, только на разных факультетах. Я с её сестрой Дашей дружил, к свадьбе дело шло, а тут - война. После войны разыскивал Дашу, а нашёл Таню. Даша погибла ещё в сорок втором, под Сталинградом.
Иван Степанович снял очки и долго протирал линзы.
- Простите, - прошептала Ирина.
Он кивнул головой, ничего, мол, и вернулся к прежней теме.
- Разыскал я их, значит, сюда сманил, и теперь мы уже втроём начали приём вести. Кого-то лечили амбулаторно, кого-то в район направляли. Тяжёлых сами везли на ГАЗике… правда, довезти не всех успевали - до него от нас восемьдесят километров. Стационар позарез был нужен! Начали мы обивать высокие пороги. Ох, и долгая же канитель тянулась, но всё-таки добились строительства больницы в Радужном. А всё она, Люба… Ураганом в любой кабинет могла ворваться и пообещать сидящему в высоком кресле кое-что с корнем вырвать, если он нужную ей бумагу не подпишет. Уж поверьте мне, старику, так и было.
А Ирина ничуть и не сомневалась в том, что так и было.
Иван Степанович светло улыбнулся своим воспоминаниям и продолжил:
- Вот с пятидесятого года и стоит наша больница. Вы обратили внимание, сколько пристроек прилеплено к основному зданию? Это мы так расширялись. Теперь и стационар свой имеем, и специалистов. Их мы тоже по крупицам собирали и продолжаем это делать. Сейчас нам стоматолог позарез нужен, но кто поедет, если нет оборудования? Вот Люба и пошла опять по кабинетам, опять будет грозить чиновникам ущербом невосполнимым в случае, если упрямиться станут. Но дня через три, думаю, вернётся.
Он посмотрел на часы и виновато произнёс:
- Совсем заболтал вас, простите. На Любу не обижайтесь, характер такой. А о вас она очень хорошо отзывается, у этой девчонки, говорит, наша, лекарская, жилка есть! Поверьте, Ирина Павловна, это высшая похвала, считайте, что она вам пять с плюсом поставила.
*******
- Ну, Иван, ставь магарыч! - войдя без стука в кабинет главврача и едва поздоровавшись, потребовала Любовь Яковлевна.
- Неужели тебе удалось пробить броню, и у нас появилась надежда иметь стоматолога? – боясь поверить в это, спросил он.
- А как ты думал? Не такие крепости брали! – явно гордясь собой, ответила она и устало опустилась на стул.
- Любонька, краса моя, да я тебе… да я для тебя…
- Чаю налей, - не дослушав его посулов, приказала Любовь Яковлевна. – Совсем, старый пень, разучился за женщинами ухаживать.
Услышав, что Любовь Яковлевна, оказывается, женщина, он остолбенел.
- Тебе что, сто раз про чай напоминать надо? – поинтересовалась Любовь Яковлевна.
- Сейчас, моя голубушка, сей минут, - пришёл в себя главврач и засуетился. – У меня и прянички есть, Тоня вчера стряпала. Тебе покрепче?
- А давай, как на фронте. Чифирнуть хочу и закурить.
- Ты с ума сошла? Тридцать лет ни чифирила, ни курила, а тут - на тебе! Разве так можно? - он удивлённо посмотрел на женщину, потом улыбнулся: - А, я понял, ты пошутила!
- Пошутила, Вань, конечно, пошутила. Наливай, как всегда. С молоком, - успокоила его фронтовая подруга и подумала: «Не знаешь ты, Ваня, что теперь мне всё можно». Она подошла к окну и задумчиво процитировала строчки из популярной песни.
Скоро осень, за окнами август,
От дождя потемнели кусты …
За окнами, действительно, был месяц август и шёл мелкий противный дождь.
Окончание следует http://www.proza.ru/2015/12/23/79