Сбывшаяся мечта

               

По огромным буферам Ирины Степановны ползал муравей. Она долго утюжа надувной матрац, не могла понять, что с ней происходит. Сквозь дыры в палатке ее взору представали облака, пролетающие птицы и новая, ни на что не похожая жизнь. Ира худела одна, вдали от холодильника и мутивших сознание запахов кулинарий. Ее старенький полковой шатер одиноко возвышался на опушке соснового бора.

 Дева провела пухлой ручкой по груди и поймала засранца. Поднеся шевелящееся насекомое к глазам, девушка улыбнулась:

— Букашка, букашка я тебе съем. Что молчишь, не веришь?

Букашка, извиваясь всем телом, еще раньше поняла, что ей хана.

Увидев перед собой огромный женский сосок, муравей Валера сделать с собой уже ничего не мог. Розовый пупырышек напоминал самцу большую каплю меда, выглядывающую из травы нежных волосиков.

Откусив непрошеному гостю ж…пку, барышня скривилась:

— Кисленький,— и, оглядев постройневшие за три часа диеты ножки, задумалась.— На одних ж…пках, я долго не протяну.

В это время в одной из нор муравейника мать муравьиха Лида отчитывала детей.
— Не будьте такими тупыми, как ваш отец. Я вам сказала притащить сахар, а вы что принесли?

Мать с укором смотрела на маленького прихрамывающего Митю, которому на вчерашней вылазке шмель откусил две ноги.

— Мама, мама вот,— муравей постарше катил впереди себя белый шарик.

— Вот. Крот тебе в рот. Что это? — Мамаша встала на дыбы. Задние лапки у ней подкосились, передними она стала махать, словно боксер на ринге.— Опять китайский карандаш притаранил?

— Нет,— Витя радостно глядел на маму. Усики на его голове дрожали от счастья,— если бы это был карандаш от тараканов, туристы бы его не нюхали.

— Ага! Если бы мы ели все, что нюхают эти бараны давно бы стали похожими на Исмаилку.

— Салам алейкум, Лида-джан! — из аккуратно вырытого тоннеля напротив, появился сосед.— Зачем меня звал, Лидочка? — За почерневшим стариком появилась гурьба маленьких муравьишек, похожих на паучков. Вместе с ними в помещение ворвалось базарное эхо.

«Хурма, свежий хурма. Памидор. Пакупай памидор. Не бойся не турецкий. Азербиджанский. Кальцоны, кальцоны. Люк, бери люк. Кто его раздевает, тот увидит, какой он толстый, красивый и купит».

Смотря на ватагу детей, Лида всплакнула. Она вспомнила старшенького сыночка погибшего в Чечне. Тогда они жили под холодильником у пенсионеров на Проспекте Мира.

Коля исчез, когда внука жильцов призвали в армию. На проводах все семейство изрядно выпило. Возможно, в это время сын лазил по карманам в прихожей или как всегда пошел в старые ботинки по грибки. «Сходил. Грибник хренов. Весь в отца»,— рубила в сердцах мать.

О смерти Коленьки Лидия Николаевна узнала из письма. Читать она не умела. В конверте, полученном пенсионерами из Грозного, она увидела засохший хитиновый скелет сына. С тех пор они переползли к метро Новослободская.
Зиму перезимовали в вафельном стаканчике. Когда он кончился, всю семью потянуло на природу…

— Лида, Лидочка, Лидуся,— на Ильвире не было лица.— Он, он, его съели…

— Гуси? — первое, что пришло на ум, спросила Лида.

— Нет. Бл…дь какая-то.

Исмаилка с супругой волокли остаток бездыханной тушки.

— Валера! — заломив лапки, не успела крикнуть вдова, как учуяла запах губной помады. Увидев окаймленный красной краской огрызок мужниного пищевода, она добавила:

— Так тебе и надо, кобель. Говорила я ему, бабы до хорошего не доведут. 

Поминали Валеру в семейном кругу. На вопрос «Почему не пьешь?» Исмаил выдал целую тираду:


— Кто видит в этом простом «не пью» огромную силу воли, ежедневный труд, возможность зажечь своим примером тех, кому дал жизнь, показывая им ценность каждой минуты жизни, тот молчит. Считая себя счастливым лишь от того, что жив,— старик перевел дыхание. Исмаиловские муравьишки замерли в сладострастном почитании отца. Лида молчала. Митяй смущенно разглядывал свои культи. Лишь только Виктор осмелился спросить:

— Дядь Исмаил, а что вы сейчас сказали?

Исмаилка загадочно улыбнулся, и, подняв стакан, продолжил:
 
— При всей своей беспомощности, мы храним в душе осознание того, что можем вырваться из плена Бахуса, когда захотим,— оратор оглядел хитрыми глазами присутствующих,— это меня на Кузнецком один алкаш научил. Ему пить было не с кем.

Из соседнего муравейника пришли три музыканта. Спели несколько раз «По полю с конем», пять раз «Валеру», исполнили специально для Лиды «Ах, какая женщина!», поели и ушли.

Прошло время. Зная Лидину тягу к путешествиям, кто-то из муравейника рассказывал, что видел вдову с детьми на Киевском вокзале у бомжа в сумке. Кто-то утверждал, что семья жила на Казанском с цыганами.

Проводники фирменного поезда Москва-Владивосток божились, что Лида с детьми ютилась у них четыре рейса под унитазом пятого вагона. На самом деле многодетная семья, в это время пересекала границу с Германией.

Сбылась давняя Лидина мечта. Теперь они проживали хоть и в куче слоновьего дерьма, но заграницей.