У меня вертелась мысль — а кто додумался проводить съезд молодых литераторов за Байкалом? Видимо, для госчиновников, олигархов и членов их семей. И всё-таки многие наскребли денег, в том числе и я. Взял билеты на поезд, хоть это и долго, и потом несколько дней земля под ногами будет качаться на стыках. Ну не люблю я проходить досмотр перед полётом. И ещё… но это так, личное.
Спустя неделю я покинул здание вокзала и погрузился в праворульный междугородный, в котором провёл ещё двенадцать часов. И вот — я в пункте назначения.
Старый советский ДК. Жарко и душно. А каково зимой — лучше и не думать. Обычные официальные речи, тихая дремота в кресле, потом авторы начинаю читать свои произведения. Моя очередь, выхожу к микрофону. Дежурные аплодисменты. Всё, завтра собираемся здесь же, и получаем подарки. Пока можно поискать ночлег. Около ДК один старый мужик сдаёт комнату в доме, на две кровати. И со мной остаётся на ночь одна из литераторов. Дверь в комнату низкая, надо пригибаться. Одно окошко выходит в кухню, над столом. Поэтому в комнате днём полумрак, а ночью — свет. Вполне достойное обиталище!
Вечером мы залезаем в кровати, и болтаем о жизни.
— Интересно! — говорит она. — В советское время, если парень остался ночевать у друга, или девушка у подруги, это было нормально. А вот когда парень шёл ночевать к подруге, то это жутко осуждалось. Сейчас наоборот — пошёл ночевать к девушке, хорошо, — с ориентацией всё в порядке. А вот когда парень с парнем — а не геи ли они?! -
— Угу, — бурчу я из под одеяла, подумав, что в первый раз о таком слышу. Впрочем, я нелюбопытен, я о многом слышу в первый раз.
— В первый раз перед всеми выступать так страшно! — говорит она.
— Ну, это как с парашютом прыгать. Кому-то самый страшный — первый раз. А кому-то второй. В первый-то ещё ничего не знаешь, а во второй — уже всё знаешь. С третьего привыкаешь потихоньку. -
— А ты прыгал с парашютом? -
— Угу. -
— А на самолёте летал? -
— Летал. Когда звезду на хвосте красил, а лётчик и позабыл. Ух, и страшно было! -
— А что сейчас не летаешь? -
— В небе над Антарктидой я обнаружил самолёт противника и таранил его! Трое суток я добирался к своим. По дороге меня поклевали злые пингвины, и поэтому меня списали с лётной работы. -
— А если серьёзно? -
— Хорошо. Белый медведь укусил. -
— Какой белый медведь в Антарктиде? -
— Вот и я удивился — чего он в Антарктиде делает? Я его спросить хотел, а он взял, да и укусил! -
— А если без шуток? -
— Хорошо. Злые бакланы напали. -
— А что было на самом деле? -
— А на самом деле — так это грустно и неинтересно, — высовываюсь из-под одеяла. — Авиация байками живёт. А в жизни? Один разбился, второй на базу не вернулся… И косточек не соберёшь. -
— Интересно ты спишь! Одеяло на голову наматываешь! — хихикает она.
— Уж кто б говорил! Ты вообще подушку на голову кладёшь. -
В свете с кухни, пробивающемся сквозь шторку, достаю блокнот. И начинаю чесать ручкой в затылке.
Это её заинтересовало.
— Что, мысли интересные в голову пришли? -
— Увы! Есть у меня одна проблема. Я никак не могу придумать оригинальный сюжет. Мне нужно, чтобы как Пушкин Гоголю, кто-нибудь да подсказал. Тогда я его распишу во всех красках. А самому — хоть убей, — идеи как-то не лезут. -
— Слушай, а у меня другая проблема! Идей много, а расписывать — не могу. -
— Ну, например? -
— Есть один гениальный художник, второй Айвазовский. Все его хвалят, а он считает себя абсолютно бездарным, и не может оценить своих полотен. -
— Хорошо, — отвечаю я. — Слушай! «Эта история началась в те годы, когда по улицам сновали жёлтые „Икарусы“-»гармошки", у остановок стояли автоматы с газировкой, билеты в трамвае и троллейбусе надо было пробивать компостером, а во дворах стояли жёлтые телефонные будки. Обладание любой машиной было верхом богатства и престижа..." -
— Ты — гений! — восхищённо отзывается она.
— Нет уж, это ты — гений! — восхищаюсь я. — Может, будем писать в соавторстве? -
— Да. Как день и ночь. -
— Как лампа и отражатель. -
— Фу, как приземлённо! -
И поженились мы, и жили долго и счастливо. И наши произведения в соавторстве и нынче издают.