Часть 4
Погружение в тайну
Тьма окутывала его непроницаемым пологом. Струилась почти осязаемым потоком. Облегая, как река омывает камешек на мелководье. Подводным течением увлекало его за собой словно деревянную щепку. Крутило, вертело. И погружало в свои бездонные глубины и лихие водовороты. Чтобы потом укутать паутиной, укрыть могильным саваном беспомощности и отупения. Поглощала его душу в себя без остатка. Не имея ни конца, ни края…
И до того долго он находился в этой круговерти, болтанке тьмы, что когда его глаза стали различать контуры предметов и окружения, мозг всё ещё отказывался их распознавать, анализировать. Мало-помалу он всё-таки осознал своё нынешнее положение. Вместо кромешной тьмы теперь его окружал полумрак. А может это глаза успели свыкнуться и начать различать детали. Феликс пока не определился с этим для себя.
Сейчас он не доверял глазам своим до конца. Лишь в одном он не сомневался - теперь он неподвижен. Он будто замер, застыл после затянувшейся чехарды, безумной карусели сумасшедшего луна-парка…
Феликс ясно осознавал – он оказался поднят, подвешен на чём-то. Жнец попытался перевернуться. И не смог. Руки и ноги отказывались ему повиноваться. Феликс повернул голову, попытался сфокусировать зрение. Рассмотреть всё в подробностях. Его руки охватывали стальные скобы. Они дугами прижимали его конечности к поверхности каких-то идеально гладких белых столбов. В цвете Феликс не сомневался – на фоне сумрака белый цвет заметно выделялся, резонировал.
Материал столбов был непонятен и неизвестен Феликсу. Ни на камень, ни на дерево он не походил. Не холодный, но и не тёплый. Нечто нейтральное…
Жнец завертел головой, и убедился, что справа, что слева – одно и тоже. Скосил насколько мог глаза вниз. Скоб разглядеть Феликс не сумел, однако понял – его распластали, обездвижили. И распяли на Х-образных высоких столбах из неизвестного материала для каких-то своих непонятных целей. Ноги тоже оказались прижаты к иксам белоснежно-белых столбов. Перво-наперво Феликс подумал о Катце, но старика поблизости нигде не было. А кто был?! – задался весьма актуальным вопросом Феликс. Напрягая зрение, он всмотрелся в сумрачную завесу полумрака…
Как тут же среди бархатной пелены загорелся один удалённый колеблющийся синеватый огонёк. Пламя свечи! – догадался Феликс. Вторя вторжению пусть и мизерного, но источника света – в другой стороне разгорелся ещё один. И ещё. И ёще! Внезапно, десятки, да что там десятки – сотни свечей зажглись в разных местах и на разном удалении от Жнеца.
Стало гораздо светлее. Пусть от этого мёртвенного, синего цвета заплясали по углам и далеким стенам какие-то потусторонние, ирреальные блики. Затрепетали в пространстве обширного зала расширяющиеся крыльями расходящиеся тени. Будто тысячи летучих мышей разом взлетели к невероятно высокому потолку. Вспорхнули к сводам в общем движении однородной стаи. И вот тогда Феликс и увидел…
Он находился на неком каменном возвышении. И от этого постамента во все стороны расходились, разбегались широкими рядами ступени. Ступени не пустовали. Они были до отказа заполнены. Сотни, если не тысячи тёмных фигур покрывали плотным ковром эти ярусы. Каждая фигура из этой малоразличимой пока людской массы, стояла на коленях и сжимала в руке по горящей синевой свече. Неожиданно для себя Феликс узнал одного тех, кто занимал первые ряды окружавшей его молчаливой аудитории.
Корчмарь Мироха, покойный, слезливый трус. А что он-то тут забыл, как он здесь оказался?! Феликс не мог найти ни единого вразумительного объяснения. И ещё одни знакомые черты лица Феликс высмотрел в гуще собравшихся возле него людей. Дед Афанасий! Точно – он, хитрющий староста и руководитель сельчан на уборке осеннего урожая. А рядом задира Митрофан в своём сдвинутом набекрень пижонском кепи.
Узнаваемые лица начали проступать среди молчаливой толпы, как пятна чернил на бумаге. То там, то тут Феликс обнаруживал очередного знакомого по его странствиям человека. Татуированный главарь бандитов Хмелик. Приметный среди прочих плосколицый гварх, хранитель капищ. Толстопузый колбасник Ясень. Много знакомых лиц. Слишком много!
Бородатый меняла из поселения, где Феликс извёл Чумную Срамину. Держатель постоялого двора, заказавший истребить колонию сколопендроморфов. Вдовы, убитых пятнистых шершнями, лесорубов. Сын погибшего от нападения крокозубра купца. Много кто…
Сотни, если не тысячи персон, с которыми столкнула его судьба за десять лет, пролетевшие с окончания Академии Жнецов. Синеватое освещение превращало, преображало всех этих людей в мертвецов, зомби, утопленников. На вид - не живых и не добрых…
И все они открывали рты, то ли что-то кричали, скандировали, то ли отрывисто - в унисон пели. Ни единого звука не долетало до поражённого Жнеца. Как он не вслушивался, как бы он не пытался понять, что же произносили беззвучные многочисленные рты. Что же шептали эти губы?!
И от этого безмолвного крика, неслышимого пения – становилось жутко, до ужаса неуютно. Мурашки бежали по коже. И особенно неприятно впились в руки и ноги стальные захваты скоб, будто из злорадства, напоминавшие о беспомощности Феликса.
Как-то не вязалась между собой эта сцена с немыми, но непрестанно бесшумно вопящими толпами.
-Ооо, господин изволил снизойти и посетить нас, своих коленопреклонённых рабов?! Даровал нам, чёрвям ничтожным и суетным, удовольствие лично лицезреть его всемогущую персону?! – раздалось откуда-то совсем рядом. И хотя голос говорившего был негромок, почти тих, но он разрезал сгустившаяся тишину, будто мясницкий нож. Резко и неожиданно…
Феликс будто очнулся от оцепления. И переключил внимание на задавшего ему вопрос. Тон вопрошавшего явно был издевательским, ехидным и насмешливым.
Зыбкая будто туман, фигура держала в правой руке двойной канделябр. Знакомые синие свечи нещадно чадили. От них шёл одурманивающий приторно-сладкий аромат. Язычки пламени трепетали, дрожали, будто на ветру, хотя стояло полное, мёртвое затишье…
В левой же длани тускло поблескивало что-то металлическое, небольшого размера и круглой формы. Вопрошающий прятал этот предмет за туманной своею спиной, и рассмотреть его Феликс не мог, как бы он не пытался…
Говоривший являл собой оживший кошмар, призрачную тень с рванными, постоянно изменяющими очертаниями. Он, а может и оно, было мало связано с реальностью, какой привык её воспринимать Феликс.
Через его мутное, сродни киселю, сине-фиолетовое тело просматривались всё те же лица, обступивших возвышение людских толп. Фантом был полупрозрачен. Зыбкие его контуры непрестанно меняли, искажали, преломляли очертания его тела. На них наслаивались вращающееся по собственным орбитам кольца тумана, смога, сизого дыма. Они словно бы таяли в колеблющемся пламени канделябра. Исчезали, чтобы через мгновение ока проявиться, выплыть с другого угла обзора, неожиданного ракурса. Фантом был живым олицетворением непрестанного движения, неопределенности, хауса.
-Живым ли?! – засомневался вдруг Жнец в природе дымчатого силуэта, вырисовавшегося от него в метрах трёх-четырёх.
И только маска черепа, застывшая на этом подобии лица оставалась неизменной в этом хитросплетении миража и синей, клубившейся над полом, дымки...
продолжение следует...