Под крышей неба

Анна Куликова-Адонкина
               

        Не ручаюсь, что подобную картину  можно  увидеть сегодня, но в середине 90-х, к которым прочно приклеилось прилагательное «лихие», было это в порядке  вещей.

    …Лето. Когда  солнце  только - только показывает ярко - желтую  краюшку, а  в  ответ  слышит  приветственный  щебет просыпающихся пташек, из  придорожной  полосы, уже не  юной, но слегка  просвечивающейся, выходят  четверо в ветхой  одежонке. Трое  со  следами тяжелого похмелья  на  лице. В руке  каждого -  железная  палка  с загнутым  концом. Но это не  то, о чем  вы подумали: они  идут не на преступление, а на привычную  для  них  работу .

        Мы с подругой, совершая  утренний  моцион по дороге, вьющейся  вдоль  посадки, с  любопытством  останавливаемся  и  следим  за четверкой. Все  становится понятным, когда видим, что они  идут  на  свалку, которая  от  зеленых  кулис находится буквально в трех  шагах.

        - Зайдем?

        -Давай!

        Несколько  шагов- и  мы  обозреваем  поляну, на  которой  валяются  матрацы, какие -  то тряпки, одеяла, полиэтиленовая пленка;  на  ветках  сушатся  рубашки, штаны, майки (ночью  шел  дождь). Вокруг половины спиленного дерева  привязана пластиковая  полторашка  вверх  дном. Это, явно, умывальник. Над  ним -  большой осколок зеркала  неправильной  формы.

        Все ясно: это пристанище бомжей, которые сейчас старательно  перепахивают свалку.

        Мусорный  Клондайк  всегда  привлекал  бездомных, но чтобы  копаться  и  жить рядом, спать, вдыхая "фимиамы" отбросов человеческой жизнедеятельности - это  яркая примета 90-х.

       Кто эти  люди, откуда? Этот  вопрос  мы  задали  друг другу 
и, не  найдя  ответа,  решили  нагрянуть к  хозяевам в гости, когда они  придут  с  работы. Лето, темнеет  чуть  ли  не  в полночь, не  страшно. Да и женщина  среди  них.

        Пока  мы  думали -  гадали, эта  самая  женщина средних  лет, плохо  одетая, с засаленными  волосами,  и  темными  от  не смывающейся  грязи  загрубевшими  руками вышла  из  лесополосы.  Оглядев  нас, спросила  не  то чтобы грозно, но недовольно:

       - Вы кто, и что вам надо?

       - Простите,-заторопилась  моя  спутница, - мы с  подругой  каждое  утро  пробежку тут  делаем. Вот сегодня  увидели  вас, заинтересовались.

        Женщина  подозрительно  пробуравила  нас  глазами - рентгенами.

       - Вы  не  из  милиции? - И  тут же   бесшабашно  махнула  рукой,- хотя,  нужны мы им?!

       - Нет,  нет, -  поспешили  успокоить нашу  собеседницу. Просто интересно.

        Женщина  задумалась, в  глазах  мелькнула  грусть, но  тут  же  улыбка  тронула  потрескавшиеся губы:

       - А что? Приятно, когда  кто - то  интересуется тобой. Меня зовут  Клава. Приходите  ближе  к  вечеру  в гости, поговорим, коль  так  интересно.

        ...Мы  волновались, словно  шли  на  королевский  бал. Купили  заварное,  конфеты, мармелад. Нас  встретила  Клава в более - менее приличном  платье, и  трое мужчин. Женщина  представила  их:

      - Семен - мой  муж. А это Слава и Игорь, братья. Парни  ушли  из  дома,  не  ужившись с родственникам,а  к  нам  вот  прибились. Куда  их  девать? Люди  же!

        Семен, мужчина с  бычьей  шеей, небритый  и угрюмый, возился  с  импровизированной печкой  из  кирпичей, на  которой  начинал  булькать    закопченный  чайник.
 
        Чуть поодаль  стояло что - то  наподобие  стола. На  нем  лежала  буханка  серого хлеба, банка  кильки,  пара  головок  лука и две бутылки  водки. Посуда  состояла, в основном, из  разнокалиберных  кружек  и  погнутых  алюминиевых  ложек.  Мы  с  Милой  положили  рядом свои гостинцы. Парни  одобрительно  посмотрели на нас, но промолчали, и  только  ближе  придвинулись  к столу.

       
       Клавдия  задумчиво  смотрела  на  огонь. Блики отражались  в  её  живых  глазах  и  на  редкость свежих  щеках.  Как   мы  узнали  позже, она  практически  не пила  и  имела статус бабушки.

       - И что  интересного  вы  хотите  увидеть в нашей  жизни? - наконец  заговорила  она.-Или  мы  сами вас  интересуем?

       - Да, выдавила  я  из  себя, почему -то смущаясь  и  этой  обстановки,  и  этих  незнакомых  людей, но  задала  вопрос:
 
       -Как  получилось, что  небо стало  вашей крышей?

       - Очень  просто.  Общежитие, в  котором  мы  жили,пустили на слом, и  мы  остались  без  жилья. А  работы  лишились, когда сама ПМК  развалилась.-Мы  и  в  прошлом  году  здесь  прожили  все теплое  время.-Продолжила  она.- Нам  нравится  так  жить. Прекрасно спится на свежем  воздухе. Мы  никого  не  боимся,потому  что  ничего худого не делаем.

       - А  деньги  у  нас есть,-грубым  голосом, с гордостью  продолжил  Семен. - Она  у нас  хозяйка, мать - командирша,  сильно  не  забалуешь. Умеет денежку  беречь. Но на  это  (он  махнул  головой в сторону  стола), всегда  выделяет. А то кто же  будет  работать  за так?

       - Однажды  нас  обокрали - унесли  мою  кофту, его  брюки. Наверное, кому -  то  эти  тряпки  нужнее  были.-Добавила   Клавдия.

        Мила  посмотрела  на  меня  и  шепнула: «Ишь ты, философия сродни  толстовской!» Я толкнула её  в  бок, а  хозяйка  пригласила  всех  к столу, при  этом  извинилась за  скудное  угощение.  Милка  тут  же  задала  глупый  вопрос:

       - А  чем  вы  питаетесь? Где  берёте продукты?

       Клавдия  усмехнулась:

       -В магазине, как  и  вы. За  деньги. Мы  работаем с раннего утра до  позднего вечера. Вот  сегодня я набрала сумку цветмета, и  нашла  довольно  крупный кусок черного лома. Несколько дней - и  набирается  машина  вторсырья.  А  это 500 - 700 тенге.

        Как  ни  удивительно, но  это  бизнес. В  переводе  с  английского  « дело, приносящее доход  хозяину». Если,  конечно, повезет, хозяин  становится  толстосумом. Да,к  бомжу  это  слово  явно  не  подходит. Тем  не  менее  факт  остается  фактом: заработанные таким  промыслом  деньги, ничем  не отличаются  от  заработанных,скажем, от  перепродажи  одежды  или  реализации испеченных   собственными руками  пирожков. Разница  только  в  том,  что  наши  новые  знакомые налоги  не  платят. И что зарабатывают, то,  в  основном,пропивают. Но и  тут у  Клавдии  особая  философия:

       - У каждого  на  душе  свое. И  если  пьет -значит  болит.  Я  к  ним  в  душу не  лезу, и  претензий не  имею:  работают  как  каторжные - имеют  право  расслабиться.

        Мы  общались, а мужчины  пили  водку, закусывали  луком и килькой, а  потом  припадали  к кружкам  с  горячим  чаем. И  было  видно,  что с  огромным  удовольствием  поглощали  наши  сладкие  гостинцы, а  потом  снова  наливали  горькую, пока  не стали  видны донышки  бутылок.

        Заметив  наши  взгляды, Клавдия строго  сказала:

        - А  вот  жалеть  нас  не  надо. Мы  живем  так, как  хотим.  И  счастливы. Станет  холодно - купим угол  или  квартиру. А  на  следующий  год -    опять сюда. Помойка, она никуда не  денется.

        Распрощались  мы, так  и  не  услышав от  молодых  парней  ни  слова.  Поужинав, они  начали  укладываться  спать:  завтра снова  рано  вставать,  конкуренты не  зевают.

        А  мы  шли  с  Милой  домой  и  рассуждали. Каждый  живет  и выживает  как   может. Одни  купаются  в  роскоши  и плачутся, и  всем  недовольны.  У  других есть на столе хлеб с  маслом, и они  считают, что  жизнь удалась и  все  нормально. Третьи  живут под  открытым небом  и  довольны: ночь их  сон  охраняют  звезды  и Луна, они   ни от  кого  не  зависят,  ни  у кого  милостыню  не  просят. И  гордятся  этим.

        И  когда  со  стороны  свалки  легкий  ветерок  вдруг  доносит  аромат  тонких  духов, мы  понимаем:  наперекор  невзгодам, Клавдия  остается  женщиной  и таким  образом  самоутверждается.