А я еду за туманом

Евгений Боуден
   Моросит, моросит.
   Конец весны, первой послеармейской весны. Мой родной Донецк-Сталино сияет чистотой. По Первой линии бегут голубые троллейбусы. Их «рога» искрят по проводам, а колеса оставляют за собой шершавые темные полосы на серебряном мокром афальте.
   В одном из таких я только что подъехал к библиотеке имени Крупской. Вру, никто и никогда эту остановку так не называл. Просто «Крупская», или, на худой конец, «библиотека Крупской». Это одна из красивейших площадей Донецка. Перекрестие бульвара Шевченко и Первой линии. Бульвар Шевченко в этом месте широко распахивается и в центре, в обрамлении голубых пушистых елей ,высится памятник Шевченко на круглом гранитном пьедестале, к которому ведут несколько широких ступеней. Слева строгое серое, но очень красивое, здание. Оно напоминает полуоткрытую книгу поставленную на торец и развернутую обложкой одновременно по пересекающимся улицам. Здание увенчано куполом. Вдоль верхнего ряда окон барельефы писателей. На углу широкое крыльцо с колоннами.
   На противоположном углу площади здание сталинских времен. Оно ярко-желтое, радостное, и стоит немного под углом к обеим улицам. В его первом этаже находится «Кулинария». Я ее просто обожаю. Там котлеты в тесте за 11 копеек, котлеты по-киевски, с растаявшим маслом внутри, по 22 копейки, бульон в стаканчике, за 3 копейки. А еще ситро «Яблоко» и «Буратино». Шикарные деликатесы! Ах, как я люблю этот специфичекий запах внутри, высокие столики, за которыми можно довольно сытно покушать в обстановке даже некоей романтики, наблюдая сквозь большие витрины торопящихся прохожих, переполненные троллейбусы и автобусы, студентов и студенток, взбегающих по ступеням библиотеки, плотный поток сияющих «волг», «побед», иногда «ЗИМов».
   Возле памятника уже толпятся стайки молодежи. Совсем безусой, и постарше. Впрочем, здесь немало и взрослых, солидных дядей и тетей. Некоторые с детьми. Это туристы выходного дня кучкуются, подыскивая себе компанию для похода. В Донецке немало таких «мест сбора». Кинотеатр им. Шевченко находится в полукилометре от его же памятника. Напротив него, в сквере, у танка собираются футбольные болельщики, в парке Щербакова – шахматисты, есть места для нумизматов и всяких прочих "зматов" и "истов" . Даже для коллекционеров спичечных этикеток.
   О, вот и Евгения Михайловна. Пардон, вообще-то это Женька Темкин. Небольшого роста, очень жизнерадостный парень, вместе с которым я недавно начал работать. А Евгенией Михайловной его прозвали за то, что в походах девчонки запросто доверяли ему настолько, что даже брали ночевать в свою палатку. Своей девчонки у Женьки не было, но он пользовался авторитетом и симпатией буквально каждой девушки, за свою жизнерадостность, искрометность, неуемную любовь к красоте и к жизни. Именно Женька всегда был инициатором всех наших походов и душой компании.

   Однажды мы с ним учудили. Была зима, холодно. Мы купили в магазине «У папы» несколько бутылок вина и залезли всей туристской компанией в мою подвальную фотолабораторию, которой я заведовал. Не хватало романтики. Тогда мы смотались на соседнюю стройку и притащили оттуда большой металлический лист. Включили на всю мощность вытяжку в лаборатории, потушили свет, включили желтые и зеленые лабораторные фонари, а на листе развели костер. Прямо на полу. Включили огромный стационарный киномагнитофон, на котором пленка была не на кассетах, а смотана на огромном одностороннем диске. Маг был подключен к КИНАПовским колонкам. По тем временам это было высшее качество звука. Однако, как только костер разгорелся, его выключили. Кто-то смотался за гитарой, ее сунули мне в руки и ...

Когда зимний вечер уснет тихим сном,
Сосульками ветер звенит за окном.
Луна потихоньку, край неба встает
И желтым цыпленком по небу плывет.

   Стены раздвинулись и вовсе исчезли, сверху свисали не пленки на просушке, а настоящие сосульки, желтый фонарь превратился в луну. Костер потрескивал, словно и вправду в лесу...
   Потом вино кончилось и было решено включить свет, чтобы поскрести по сусекам хотя бы еще на одну бутылку. Мама дорогая! Оказывается наши рожи закоптились от костра до негроидного состояния. Но не ровного и однотонного, а пятнистого, как у долматинцев. С минуту все изумленно разглядывали друг друга, а потом попадали и катались по полу, держась за животы. Кстати, большинство моих пленок тоже оказалось настолько закопченным, что отмыть их не удалось даже в спирте. За что я и схлопотал выговор от начальника. Правда ребята как-то уговорили его смягчиться, так что до увольнения дело не дошло. Однако, мы все могли там запросто угореть.

   Со стороны Первой линии подходят Юрка Узунов с братом Сашкой. У Юры нет рук до локтя. Когда-то он сорвался с подножки поезда и чуть не погиб. Врачи спасли его, но руки... Однако Юрка даже более жизнерадостный, чем его младший брат. И он умеет абсолютно все. Даже костер разжигает, и запросто куховарит. Одна беда – почистить печеную в костре картошку он, конечно, не может. Девчонки наперебой с удовольствием делают это для него. А он, как султан, жмурясь от удовольствия, открывает рот и они, стараясь опередить друг друга, угождают своему кумиру. Юрка замечательно поет, и знает уймищу анекдотов. А еще он классно играет в футбол.
   Ребята и девчонки все прибывают и прибывают. И хотя моросит дождик, никто даже не подумал притащить с собой зонт. Ну какой ты турист, если боишься весеннего дождика?
     Ну вот команда и сложилась. Обговорив, кто и что берет, выслушав с десяток новых анекдотов, мы, наконец, разошлись.

   Серое, раннее-прераннее утро. Туристы с огромными горбами рюкзаков за спиной уже на платформе нашего Донецкого вокзала. Билетов, естественно, нет. Женька разрабатывает стратегию погрузки. Разделяет нас на команды по три-пять человек и разводит по платформе так, чтобы когда поезд прибудет каждая группа могла бы в несколько секунд впрыгнуть в отправляющийся вагон. А дальше следовало договориться с проводницей и, считай, пол-дела сделано.
   Посадка прошла строго по плану и вот уже мы любуемся из окна вагона мелькающими терриконами, посадками, полями, озерцами... Поля медленно разворачиваются до самого горизонта, они еще влажные, черные. А на переднем плане проносятся столбы, деревья, вдруг прогрохочет железный мост. Вагон покачивается, и можно даже подремать, пока солнце еще не взошло.
   Проводница влетает в наше отделение:
- Исчезните, бригадир проверяет вагоны!
   Мы бросаем рюкзаки, сумки, котелки. Но бросить гитару – выше моих сил, потому прихватив ее, я выметаюсь вслед за двумя девушками и парнем в тамбур. В крайнем случае можно будет соврать, что мы здесь курим.
   В тамбуре грохот колес и железного мостика-перехода между вагонами, когда кто-то открывает дверь. Я рассматриваю своих попутчиков, особенно попутчиц-туристок. Одна ох как хороша! Копна рыжих волос, зеленовато-серые, веселые глаза, прямой, прямо таки римский нос. Стройная фигура, немного даже мальчишеская. Она в длинной матросской тельняшке и коротких шортах открывающих нескромному взору стройные ноги.
   Я довольно стеснительный. Жутко хочется заговорить с этой рыжей морячкой, но я даже темы не могу найти. Ну, коль разговаривать не получается, тогда споем, невзирая на грохот. Осторожно трогаю струны, беру один аккорд, второй. И вот:

Понимаешь, это странно, очень странно.
Но такой уж я законченный чудак.
Я гоняюсь за туманом, за туманом.
И с собою мне не справится никак.

Люди сосланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегают от обиды, от тоски...
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги.

   Она внимательно смотрит на меня. Прямо в глаза. И молчит.
А когда прозвучал последний аккорд, спрашивает:
- Ты живешь на такой-то улице?
- Да.
- Номер дома такой-то?
Странно, она назвала мой номер дома. Но откуда она его знает?
- Это твое окно над хлебным магазином?

   Мое удивление нарастает. Как? Откуда она знает? И я спрашиваю:
- Ты меня знаешь?
- Нет. Впервые вижу. Но вот голос твой мне знаком. Часто слышу его и твои песни из этого окна. А я живу в соседнем подъезде, и часто хожу за хлебом под твоими окнами.

   Здорово! Это–ж надо, уехать за много километров от дома, чтобы познакомиться там с девушкой, живущей в твоем собственном доме!

   Она стала моей женой. Моей первой женой. И неважно, что наша жизнь с ней не сложилась.
   Однажды мы с моей нынешней женой шли по улице и встретили ее. Мою первую. Мы только поздоровались и, не останавливаясь, пошли дальше. Зато моя Анечка вдруг остановилась, как вкопанная, и схватив меня за рукав и спросила: - Это она? И устроила мне сцену ревности.
   Сработали какие-то потусторонние силы. Ведь они никогда друг друга не видели.

Jul. 30th, 2008