Вторая жена

               

     Известие об окончании войны застало Михаила, когда он лежал в госпитале. Его, изрешечённого осколками, доставили сюда из медсанбата, прямо с передовой. Врачи долго бились за жизнь бойца, делая операцию за операцией. Возле него на тумбочке, лежала уже небольшая кучка осколков, извлечённых из разных частей тела. Вроде бы пора и на поправку пойти, но силы почему-то к нему не возвращались, да ещё из дома пришли плохие известия. Сестра писала, что Глаша, жена его, сильно болеет, давно не встаёт с постели. Ребятишек приходится кормить ей, а ведь у неё самой трое:
  -  Помрёт, наверное, твоя Глафира, не жилец она на этом свете.
     Читал эти письма Михаил, и на душе становилось так паршиво, хоть вешайся. Не помощник он сейчас семье, пусть даже и выпишут из госпиталя. Что он может, весь израненный, без сил, за ним самим уход нужен, пока очухается.
  -  О чём опять задумался, Миша? – подошла заступившая на смену дежурная сестра Настя.
  -  Да о своём всё, о семье. Не нужен я им сейчас, только в тягость буду. Скоро выписать должны, а ехать домой не могу, им самим есть нечего, а тут ещё я, нахлебник, лишний рот.
  -  А ты Миша, поживи пока у меня, всё равно я одна, муж погиб, детей завести не успели. Поставлю тебя на ноги, тогда и уедешь домой – предложила Настя.
  -  Да как-то неудобно это, что люди подумают – заупрямился Михаил.
  -  Люди поймут, война вон, сколько судеб перекалечила, да ты не думай об этом, я же не женить тебя на себе собираюсь, вот окрепнешь тогда и поезжай домой – настаивала Настя.
     Через неделю Михаила выписали. Ходил он ещё плохо, и Настя, наняв машину, перевезла его к себе. Она жила в небольшом домике недалеко от госпиталя. Настя поселила Михаила в спальне, а сама устроилась в другой комнатке на сундуке. Дни  потекли размеренно и спокойно. Потихоньку к Михаилу возвращались силы, он уже свободно ходил по двору, и пытался было колоть дрова, но Настя пресекла эти попытки:
  -  Слаб ещё, дровами заниматься, если не можешь сидеть без дела, найди работу полегче.
     Вскоре, как-то само собой случилось, они начали жить как муж с женой. Михаил понял, что полюбил Настю всей душой, за её спокойный, кроткий нрав, за доброту и терпение. Она не была красавицей, но исходящая от неё какая-то неведомая сила, словно магнитом притягивала Михаила. Он уже просто не мыслил жизни без этой женщины.
     Вскоре пришло очередное письмо от его сестры:
  -  Миша, дела совсем плохи, Глаша твоя вот-вот отдаст Богу душу, что я буду с ребятишками делать, сил моих больше нет. Приезжай, какой есть, может ещё успеешь жену похоронить.
     Михаил не стал скрывать от Насти содержание письма. Они просидели всю ночь без сна, думая как быть дальше. Настя, глядя как мучается Михаил, всё решила сама:
  -  Вижу, как ты мучаешься Миша, ехать тебе надо, дети ведь у тебя там, поднимать их надо. А обо мне не беспокойся, поболит душа и всё забудется, пройдёт со временем.
     Но Михаил сказал, как отрезал:
  -  Поедешь со мной, что бы там не случилось, без тебя не будет мне жизни, полюбил я тебя!
     Собирались они недолго, Настя продала свой домик. На вопрос Михаила, зачем она это сделала, коротко ответила:
  -  Нам же надо на что-то жить, пока ты сможешь работать.
     Посёлок, где жила семья Михаила, встретил их солнечным, тёплым днём, но на душе у них было какая-то тревога, ожидание чего-то непредсказуемого. Вот и родное крыльцо. Из дома вылетели четверо ребятишек и бросились к отцу, но увидев рядом с ним незнакомую женщину, остановились:
  -  Батя, а это кто?
  -  Я вам потом всё объясню – коротко ответил Михаил, обнимая и целуя сыновей, даже не замечая, что по щекам побежали ручьи – ну, идёмте в дом, подарки смотреть будем, а женщину эту, Настей зовут, знакомьтесь.
     Ребятня посмотрели на гостью, но ничего не сказали и молча подались в дом.
  -  Ничего Настя, всё уладится, ты только верь мне – глядя ей в лицо уверил Михаил.
  -  Да, Миша – только и смогла сказать оробевшая женщина.
     В доме царил беспорядок, пахло плесенью и нестиранным бельём. В соседней комнате, кутаясь в лоскутное одеяло, лежала бледная худая женщина. Она безразличным взглядом окинула мужа, скользнула по Насте и отвернулась к стене.
  -  Глаша, ты что, не узнала меня? – тихо спросил её Михаил.
  -  Да она давно не разговаривает и не узнаёт никого – объяснил отцу старший сын.
  -  А что врачи-то говорят? – Поинтересовалась Настя.
  -  Ничего они не говорят, уже и приходить перестали – в дверях стояла немолодая женщина – ну, здравствуй, что ли братишка, с приездом – и, обняв, чмокнула Михаила в щёку.
  -  Вижу, не один приехал, ну да что уж говорить, живой к живому тянется, как звать то?
  -  Анастасия – Михаил подвёл Настю к сестре – знакомься, это Лизавета, единственная родственница моя, сестрёнка.
  -  Очень приятно – еле слышно произнесла Настя – мне Миша много о вас рассказывал.
     Побыв ещё немного, Лизавета, убегая домой пригласила:
  -  Приходите вечером, посидим, погутарим о жизни.
     Следующий день начался с наведения порядка в доме. Всё мешавшее было вынесено на улицу, на просушку, и Настя чуть ли не до вечера скоблила полы, стирала и вешала бельё, готовила кушать. Ребятня поглядывали на неё враждебно, и даже не пытались помочь. Михаил ушёл в поисках работы, и появился ближе к вечеру, довольный:
  -  Мастером на завод берут, завтра уже надо выходить в смену.
     И потекли будни как вода в спокойной реке, однообразные и незаметные. Настя в первые дни сбегала в больницу, узнала у врачей, что за болезнь у Глаши, и взялась её лечить. Она твёрдо решила поставить её на ноги, и первое что сделала, это помыла её, переодела во всё чистое и сменила постельное бельё. Пришла Лизавета:
  -  И чего ты с ней маешься, не жилец она на этом свете, бесполезно её лечить, всё равно уже не очухается.
  -  Посмотрим – коротко ответила Настя – я же всё-таки имею какое-то отношение к медицине, вот и Мишу выходила, даст Бог, и Глашу на ноги поставлю.
  -  Ох, Божья душа – вздохнула Лизавета – а как поднимется Глашка, куда ты потом?
  -  Там видно будет – спокойно глянула ей в глаза Настя – окажусь лишней – уйду.
     А Глафира и правда, потихоньку начала поправляться. На щеках, пока ещё впалых, появился слабый румянец, глаза приобрели осмысленное выражение. А на днях, она попыталась даже что-то сказать. Ребятня тоже привыкли к Насте и уже не глядели на неё как на чужую, но пока никак не называли. Но это не беспокоило её, тяжело было смотреть, как мучается Михаил, глядя на выздоравливающую жену. Его видимо тоже терзал вопрос: что же будет дальше, как жить при двух жёнах? Так прошёл год. Глафира начала разговаривать и подниматься, теперь за столом собиралась вся большая семья. В один из воскресных дней, когда Михаил, раздевшись до пояса, колол дрова, к нему подошла Настя:
  -  Миша, нам надо с тобой поговорить, давай, куда-нибудь отойдём.
     Михаил отложил топор:
  -  О чём ты, Настя хочешь поговорить, я догадываюсь, ну пойдём, пройдёмся.
     Они пришли на берег реки и сели на обрывчике.
  -  Мне пора уходить, Миша – тихо промолвила Настя, отвернув от него лицо – Глаша поправилась, теперь я здесь лишняя, она ведь твоя законная жена, а я кто, приживалка?
  -  К тебе что, плохо здесь относятся? – Нахмурился Михаил – или гонят из дома?
  -  Пока нет, но не стоит этого дожидаться, лучше уйти по-хорошему – на глазах у Насти показались слёзы.
  -  А ты обо мне подумала, как я без тебя жить буду, ведь Глашка мне давно уже как бы и не жена вовсе. Да и не глупая она баба, поймёт, поди, что к чему.
     На том и закончился их разговор, оставивший какую-то недосказанность и чувство вины у обоих.
     Когда Глаша совсем поправилась и могла уже сама вести домашнее хозяйство, Настя твёрдо решила уйти из жизни этой семьи:
  -  Они меня поймут, а Миша, Миша как-нибудь переживёт это, и всё у них с Глашей будет хорошо.
     Утром, проводив Мишу на работу, Настя взяла приготовленный заранее небольшой узелок с бельишком и, незаметно выскользнув на улицу, чуть ли не бегом кинулась в сторону станции.
     Вечером с работы пришёл Михаил. Едва переступив порог, понял, что-то произошло – вся семья тихо сидела за столом, глядя на него виноватыми глазами.
  -  Что случилось? – Он оглядел всех – а где Настя?
  -  Пропала она, видно следом за тобой ушла – объяснила Глаша – мы её сегодня даже и не видели.
     Михаил молча разделся и ушёл в свою комнату. Там он упал на кровать и завыл в подушку:
  -  Настя, Настя, что же ты наделала, переломала жизнь и мне и себе.
     Он даже представить себе не мог, куда она ушла, ведь жилья у неё нет, денег нет, и родственников у неё тоже нет.
  -  Миша иди, покушай, всё уже на столе – тронула его за плечо Глаша.
  -  Уйди, тошно мне, жизни без неё нет, ведь она меня с того света вытащила, да и тебя тоже. Мы ей жизнью обязаны.
     Глаша молча вышла из комнаты. Она и сама полюбила как сестру, эту простую, трудолюбивую женщину, не думая даже о том, что та отняла у неё мужа. Главное, что Настя сохранила отца для её детей, которым он, ох, как нужен!
     Михаил стал замкнутым, злым, ни с кем не разговаривал. Приходя с работы, молча ел и уходил в своё комнату. Он оброс щетиной, похудел, под глазами появились синие круги. Глафира потихоньку, исподволь, вызнала у него, где работала Настя, в каком госпитале. Однажды, вернувшись с работы, он не обнаружил дома жены и младшего сына:
  -  Ребятишки, куда мать с Сенькой делись? – Спросил он у оставшихся дома.
  -  Мамка ничего не сказала, она собралась, взяла Сеньку и куда-то прямо с утра ушла – доложили испуганные пацаны.
  -  Час от часу не легче – сплюнул Михаил – теперь и эта в бега подалась, что мне одному теперь с вами делать?
     Ребятня только молча таращили на него глаза, полные слёз.
     Глафира недолго искала госпиталь, в котором когда-то лежал Михаил. Она подошла к дежурной медсестре и узнала, что Настя, вернувшись, устроилась сюда санитаркой, и живёт здесь же, в небольшой комнатке под лестницей.
     Она очень удивилась, увидев Глашу на пороге своего жилища:
  -  Что случилось, почему ты здесь?
     Вместо ответа Глафира упала перед ней на колени:
  -  Настенька, милая, прости ты меня, если чем-то обидела, почему ушла, не сказав ни слова? За тобой я приехала, по своей воле, Миша даже не знает, что я здесь, ведь ты для меня как сестра родная стала. А Миша, он ведь твой, нет у нас с ним уже ничего, только дети и связывают.
  -  Что ты Глашенька, вставай, садись-ка на топчан поговорим, чаем вас напою, с дороги поди, голодные?
     Ночевать Глаша осталась у Насти в каморке. Утром, получив увольнение, Настя собирала свои нехитрые пожитки – уговорила её всё-таки Глаша.
     Вечером, когда Михаил как обычно лежал у себя в комнате, во дворе послышались громкие возгласы. Кричал старший сын:
  -  Папка, папка, иди быстрей, смотри, кто идёт!
     Михаил как был полураздетый, выскочил во двор. По улице, в сторону его дома шли, взявшись за руки две женщины с ребёнком, а из соседних дворов выглядывали, выходили люди, обсуждая и с интересом рассматривая эту странную пару – две жены одного мужчины. Но тем, было глубоко безразлично чьё-то мнение – они были счастливы по-своему.  Каждая.