Без Коллизий 2. Часть 3. За бесплатно

   
               
 На холодной улице стоял подросток и просил милостыню. Непогода и снег заполнили все пространство и вытеснили людей. По мостовым тянуло сквозняками, гулял по веткам голых деревьев ветер, загружались сверху сумерки, и никто из редких прохожих не поло-жил в кепку ни доллара, ни цента.
    Вообще это была пустая затея стоять здесь и на что-то надеяться. Но людям все равно нужно было возвращаться с работы, а машину телепортации еще не придумали.
Парень ежился от холода, засовывал нос в просвет между верхними пуговицами рубашки, с головой ушел в нахлобученный на макушку пиджак. Видно, ему крайне нужны были деньги, ведь с едой в такую погоду можно перебиться.
Будто из другого измерения, вылез из подворотни негр, по худобе напоминающий удочку, снял с себя куртку, накинул ее ему на плечи и положил в коробку пару бумажек. Всякое отсутствие эмоций в глазах этого привидения никак не вязалось с тем, что маль-чишка услышал:
– У Джимми есть вторая, и Джимми не жадный, а денег у меня много.
Негр повернулся и таким же непонятным образом растворился в своем параллельном мире. Парень вынул деньги, отодвинул под стену коробку и пошел домой. Именно такая сумма ему была нужна.

   Извечный вопрос и классический случай: «Что легче – отдать пять долларов от последней десятки или поделить напополам миллион?».
Кто знает ответ? Тот, кто его знает, не произнесет ни слова.
Негр был настоящим миллиардером. И сделать его банкротом, вряд ли кто мог.

   Утром Славка позвонил папе и рассказал сон, тот ответил:
– Есть неограниченные кредиты в нерушимых мировых банках, по имени Джимми, Пол, и Марк, – и всегда находится Сюзи, владелица дорогого и вкусного ресторана, где никогда не кончаются горбушки.
– Откуда это тебе известно, папа?
Трубка помолчала, а потом продолжила.
– Всё просто. Это я был тем подростком на морозе. То, что ты увидел во сне, в своем Колорадо, случилось со мной в тридцать восьмом в нашем любимом Лемберге на  улице Шпитальной. Вместо негра был старый Яцек, а ресторан держала Ядвига Полянски. Обычно можно было получить небольшую подработку в пекарне у Шлойми и Залмана, но в тот вечер никого из них дома не было, а маме срочно нужно было лекарство. Твой сон - вещий, пророческий. Ты у кого-то должен искренне что-то попросить. Может, помощи, может, прощения. И не откладывай это.
– Я обязательно попрошу, - сказал Славка, – передай привет маме.
Удивительная экономика высветилась перед ним за минуту и так реально, что он дал себе обещание – никогда не проходить мимо тех, кто просит помощи и никогда не стес-няться самому – снять шапку и протянуть руку.

   Он появился на свет, когда его родители были уже очень-очень немолодыми людьми. Дети у них долго не получались. Они уже и к врачам перестали ходить, но старая бабка Савелиха сама как-то приковыляла к директорской жене, пани Софии, заставила налить кружку чая и сказала: «Будет мальчик, – помолчала немного и добавила, – тогда, когда вы уже и ждать перестанете». Откуда она это знала, одному Б-гу известно. Но на вопрос ответила: «Во сне ангел приходил».
   В шестидесятых уже появились хорошие врачи. За деньги, большие и в карман, можно было попробовать. Но время ушло, и София, сосредоточившись на муже, исправно каждый день носила в его кабинет горячий обед в баночках и судках. Он безропотно, не пользуясь директорскими привилегиями, соглашался на ее заботу.
   Когда случилась война, он был в Харькове – учился на экономиста. Приехал поступать в авиационный, но по здоровью не прошел, даже броню дали. Теперь в военкомате снова просился в авиацию или хотя бы в танкисты, хотелось геройствовать, но снова не повезло: вспомнили комиссию, и он попал в нестроевую часть.
  Всю войну прошагал во втором эшелоне, дослужился до начальника снабжения полка. Его солдаты всегда были накормлены, со снарядами и одеты. Как-то так у него получалось.
Демобилизовался, вернулся домой, поселился в пригороде у деда с бабой. Ему вспомнили экономическое образование и военные заслуги: вызвали, поручили руководить скобяным заводиком. Но дело пошло наперекосяк. Не клеилось с заказами, а с голым энтузиазмом у него дружбы не было. В лозунги и девизы он не верил и не вписывался в них. Маленький железячный заводик на директивах и лозунгах дряхлел и истощился.
Производство собирались закрыть, заказы, которые спускали сверху, давали только убыток. Тогда он предложил руководству делать то, что нужно в деревне. И пятьдесят семей получили уверенную работу и неплохую зарплату.
Прислали молодого зама. Он понял и попросился на должность инженера.
Завод снова потух. Директора повысили в область, а он опять стал делать гвозди и хомуты.
  Организовали «Сельхозтехнику». Снова его попросили, и он ее поднял. Годика через два опять прислали чьего-то сына, и он сам попросил место зама. Потом и вовсе ушел.
Больше десяти лет работал в заготконторе, пробовал что-то свое сделать, но законодательства нормального в стране не было, и он вовремя остановился, отдал наработки государству. Может, потому и не посадили, а через год, в который раз, его опять поставили директором. В шестьдесят девятом случилось то, что напророчила Савелиха: у пана Михайла и Софии после двадцати трех лет бездетности родился  Славка.

 К девяностым уже потеплело по-настоящему. Можно было что-то делать самому. Открыл цех мягкой мебели, маленький консервный заводик и кооператив домашних солений. Но времена снова поменялись: начало трещать и разваливаться даже то, что еще оставалось от Союза. Пропала нужда почти во всём, но, говорят, земля пропасть не даст. И не дала.
Народ хлынул в Венгрию, Польшу, Югославию. Повезли туда железо и мелочь, оттуда электронику и болонью. О производстве как-то забыли. Люди хотели жить хорошо и торговали.
 Отец предложил селянам одолжить ему денег, кто сколько может, и сделать что-то вроде акционерного общества под его ответственность. Поехал в Польшу, притащил фуру алюминия и собрал первую партию универсальных телевизионных антенн. Конструкция оказалась удачной и позволяла принимать сигнал за сотню километров. Первую партию раскупили «в два счета», дальше пошло еще быстрее. У сельчан появилась надежда и работа. Деревня поднялась. Уже потом, когда сын закончил аспирантуру и вернулся из Афгана, селяне снова принесли его отцу все сбережения и упросили  выкупить главное заводское производство.
Союза уже не было, но был рэкет. На удивление, «крутые» подъехали сами и сказали, что трогать Михайла не будут и другим не дадут. Может, кто из селян был их родственником? Не известно. Но справедливость на свете все-таки сеть. И Славкино наследственное геройство, и отказ от брони, не забрали его у родителей. Афган миловал.
Однажды вечером Славка услышал от папы: «Денег можно заработать сколько хочешь, но мне и маме это не интересно. Для меня удовольствие - строить и созидать реальные структуры, и этого никто у меня не отберет. Мне нужна светлая и чистая голова, а не фантазии и прожекты, и за это я отдам любые деньги».
   Славкина наука хирела, прокормить не могла. Начал помогать отцу, но в городе была квартира и другие интересы. Бизнесменом так и не стал, хоть формально был руководителем и владельцем папиного завода. Потихоньку подучивали двоюродного брата. Именно в это время Славка развелся и встретил Бергмана. Папа насторожился и сказал, что он взрослеет и становится философом.
  По большому счету Славка никогда не мог заработать приличные деньги. Отцовской основательности в нем не было. Завод, хоть и кормил, больших дивидендов не давал. А так командовать, как отец, и не повышать голоса, у Славки не получалось. Он вроде и не глупее отца был, но того все слушались, а его никто не слышал.
А вот в инструкторской работе коэффициент прибыли был радостным и ощутимым,  не требующим бухгалтерии. Это он попробовал с Бергманом, когда по инициативе того они создали маленькую эксклюзивную школу горнолыжного обучения на базе у друзей Арона. Клиенты платили с удовольствием и щедро. Теперь ему вдруг стало понятно, что он легко отдает приблизительно столько, сколько отдал тогда тот негр, и ничуточки не убывает.
Ему показалось, что всё повторяется здесь, в Штатах. Что Лёня и Бергман – одно лицо, так же, как он – подросток из сна и что его папа и с тридцать шестого – одно целое.
Ему здесь было хорошо и уютно, главное – достаточно, мыслям думалось спокойно и без тревог. Ему было настолько комфортабельно, что это даже встревожило его, и он вспомнил, как однажды в сердцах высказал отцу, что думает о бизнесе: «Главное – научиться обманывать людей так, чтобы они об этом не догадывались. Сделать так, чтоб им казалось, что они выиграли миллион. Пусть думают, что кого-то обошли; это похуже, но тоже - ничего. По большому счету ни там, ни тут не убыло и не прибыло, но удовольствие обоюдное. Только не нарушай этот баланс недосказанности. Весь секрет в том, что, как только ты сказал вслух о своих выгодах, ты уже не бизнесмен и вся пирамида успеха рушится, как карточный домик».
Славке так не надо: он хочет быть простым учителем и видеть благодарные глаза учеников. На горе это есть! И никто этого не отберет. Сейчас Славка отдает намного больше, чем надеются получить от него клиенты, и они платят с удовольствием, думая, что кого-то обыграли. Они ни капельки не догадываются, что за них это всё уже запланировано и заранее  предусмотрено самим отдающим.
  Всё вроде встало на рельсы. Успокаивало и удовлетворяло. И вдруг облом! Такого он не ожидал. Он пожадничал! Он разозлился! Ему не заплатили. И дело не в самом факте,  а в том, какие мысли заполонили и оккупировали его мозг. Он же отличный тренер и много не просит, но ему не заплатили! Не заплатили вообще! И он взбесился. Но почему? Ведь изначально согласен был работать лишь за удовольствие. Именно так он себе наметил. Так к чему нервничать? Всего-то – не заплатили… Мотивировали тем, что «не сумел научить ребенка кататься на лыжах. Вернее, научил, нет... ребенок сам научился». Заявили, что Славка с ребенком не ездил, под ручку не держал, так что платить не за что. И еще: он как тренер ничего не стоит, ничего не сделал, и что Штатные инструктора работают по-другому».
  Он заспорил, замахал руками. Стыдоба! Но что страшно: он понял, что спорил не за результат, а за то, что ему не заплатили! Ему нужны были деньги, и никто из близких не болел. О собственном альтруизме он врал!
Лен выслушал отца ребенка, отошел и тихо проговорил Славке на ухо: «Денег не брать! Ты прав, но не брать». Потом еще тише и еще ближе к уху: «Пусть подавится».
Славка замолчал, послушался. Лен стал убираться в доме и складывать на пол в центре холла инвентарь, который понадобится на Аляске. Славка ничего лучше не придумал, как спуститься в мастерскую и переточить все лыжи.
К обеду Миша с детьми уезжал. Проводили искренне и радостно:
– Навещайте еще!
– Рады встрече! Спасибо за гостеприимство.
– Ждем в следующем сезоне.
– Извините, если что-то не так.
Славка опять полез в подвал, Лёня вернулся в холл драить кухню.
Вечером они сидели у заветного камина, допивали «Уокер» и вспоминали сезон.
– До мая гостей не будет.
– Да, вряд ли, разве кто случайный или проездом. Специально может только Костик.
– Он отличный парень, хорошо бы опять встретиться.
И вдруг Славку прорвало:
– Лёня, я всё-таки не очень понимаю, что хотел  Миша?
– Может, он просто не хотел платить?
–- Пусть! Мне на заработок наплевать. – Отдал бы тебе деньги за билет, и мы были бы квиты. Почему ты тоже отказался?
– Знаешь, обо всём, что будет происходить на горе с малышом в три с половиной года, я Мишу предупредил. Не тебе говорить, как устроена психика детей этого возраста. Концентрации внимания хватает минут на двадцать максимум. Дальше – игра. Я ему сказал, что если он хочет результат, я ему его гарантирую, но только если он сам будет рядом с тобой и так же, как это будешь делать ты, поработает «клоуном» для собственного сына. Другого пути нет.
– Миша вроде согласился, он шел на любые условия. Но чёрт, что творится в этой Америке! Здесь родители продают своих детей учителям, как бы откупаясь от них. Он, наверное, сидел в «локере» с новой женой. Я это предвидел.
– Ты же помнишь, Лёня: перед уроком я возился с малышом весь вечер, располагал его к себе и вроде получилось. Я же не юлил, и мальчишка прекрасный. Утром сделали один спуск за два часа. Я убрал все огрехи, расслабил пацана и дал твердый навык. Дети всё хватают мгновенно, и особо важно - с самого начала не позволить сделать ни одного неправильного движения. «Польки-бабочки» – одна игра. Лёня, ребенок поехал, хорошо поехал! И без всякой помощи, без единой поддержки! Радости было под завязку. Но ведь до этого был блок! Папа, с одной стороны, его «задавил», с другой – позволил «залезть на голову». Может, это беда всех разведенных детей?
– Точно.
– Да Б-г с ним, с папой! Делал бы что-то одно: или помогал, или не мешал. Или, как ты говоришь, сидел бы себе в тепле или делал бы, что я ему предложил, – был «проводником» и «посредником» между мной и ребенком. Во втором случае авторитет родителя растет мгновенно. Отец беспрекословно слушает тренера, и, значит, ребенок в точности будет перенимать всё, что преподает учитель. И потом эта цепочка иерархии сохраняется на долгие годы. Но самое главное: и родитель, и тренер непререкаемые примеры для подражания. Только тренер – на день-два, а папа – навсегда!
– Миша не сделал ни так, ни этак. Обычный стандартный прокол.
– Потеря у ребенка внимания и ссылка на родителя. Я ведь ему озвучил: «К нам нос не совать». А Миша вышел на гору без лыж и не для того, чтобы у меня учиться, а поболтать. Мгновенно ребенок заартачился: «Буду кататься только с папой или вообще не буду кататься!» Я всё равно не остановил урок, просто поменял формат. Переодел Мишу в свои ботинки, а сам влез в его. Ужас, какие мокрые они были! Где он их только намочить успел? Может, с вечера не просушил? Дважды я поднялся по горе навстречу им. Раз за разом, параллельно с ними, спускался, давал указания и поправлял движения. Выше уровня тренерской работы нет! Так работают с чемпионами. За день трехлетний ребенок сам контролировал склон, уверенно поворачивался и останавливался. Если человек не понимает, что сделали с его ребенком и им самим, то Б-г им судья. Никто из тех, кого я учу, не жаловался. Еще других приводили и становились в очередь. Лёня, это я тебе рассказал, а не ему.
– Давай закроем эту тему, Слав. – Лен сделал большую паузу. – С такими людьми я общаться не хочу и не буду. Не суши себе голову. Ты сделал работу, уговаривая и убаюкивая его, но люди – разные. Это – моя школа, мы не умираем с голоду, и искреннее тебе спасибо за работу. А из-за билета я не обеднею.
Решение было найдено: «Конец!» Но Славка не мог успокоиться, и на душе оставался неприятный осадок. Он никак не мог понять, отчего именно. Что же это? Ах, вот! Он не отнесся к проблеме легко. Он разбирал ее, разбирал, анализировал. Значит, всё-таки деньги, и уже – как главное, как принцип. Он всё-таки жадничал, и никакой он не праведник. А Лёне это он сказал просто так, для собственного оправдания.
В трубе дымохода гудело, поленья полыхали от хорошей тяги. В доме ветра не чувствовалось. А за окнами, за поручнями большого балкона, как сумасшедшие, болтали ветками ели. Звуки леса не пробивались через двойные стекла. Сопел на своей подстилке Вилли, чуть потрескивали угли в топке, и в голове складывалась какая-то песенка. Славка лег на диван и закрыл глаза. Алкоголь забирал тело и потихоньку уносил в сон. Что-то мягко покрыло его сверху, защитило от бед и напастей. Он вспомнил, как неделю назад Наташа осторожно укрыла его пледом, забытым Ритой. Сейчас Лёня сделал то же самое.
«Неужели им всем известно, что у него больное сердце? Ну и пусть. Он его не прячет. Так себе – микроинсульт. Это не считается!»

Фото автора.