Возмездие

               
               
 
      Вот он, долгожданный первый день отпуска! Егор с другом Васькой с самого утра взялись копошиться возле старенькой Нивы. Осмотрели её всю, сверху донизу и, убедившись, что она их не подведёт в дороге, начали загружать приготовленные и заранее упакованные пакеты с продуктами и разным рыбацким скарбом. Наконец всё было упаковано и распихано по машине так, что места оставалось только для них двоих.
  -  Ну, что, с Богом? – Нетерпеливо заёрзал на сиденье Васька.
  -  Вперёд! – устроившись рядом, дал добро Егор.
     И Нива, пыхнув на прощанье сизым дымком, затарахтела в своё очередное испытание бездорожьем. Друзья давно уже собирались съездить порыбачить на истинно шорскую, таёжную реку Мрас-су выше Хомутовского порога. У Егора был один знакомый шорец, таёжник и заядлый рыбак Кирилл, который жил в небольшой деревушке Порушке, расположенной на живописном месте, в двадцати километрах выше порога. Вот к ней то и держали путь друзья.
     Добираясь до устья небольшой речушки Кизесс по расхлёстанной большими вездеходами дороге, которая начиналась сразу за брошенным лагерем, названным по имени реки, Васька, сидевший за рулём, проклял всё на свете:
  -  Черти бы не ездили здесь, как бы машину не угробить, а то придётся отсюда пешком идти!
     Наконец, вот она, красавица-река, мечта многих рыбаков – хариусятников! У одного знакомого наших друзей, стояла здесь деревянная лодка, пристёгнутая на цепь замком. Он разрешил им попользоваться ей, и рассказал, как найти ключ от замка, на который была закрыта на цепи лодка. Друзья быстро загрузились, навесили свой мотор и с ветерком понеслись вверх по течению, навестить своего старого знакомого шорца, а заодно хорошо порыбачить и отдохнуть от трудов праведных.
     Было начало августа, река обмелела без дождей, и Василий старался как можно аккуратней вести лодку по перекатам – боялся поломать винт, ведь в запас он взял всего один, да и то старенький. Ему было не до красот, которыми радует ранняя осень. Зато Егор упивался видами, открывавшимися перед его взором, он то и дело вскакивал,  махал руками и что-то кричал другу, но тому было не до него. А окрестности действительно были завораживающе красивы: по обе стороны от реки тянулись невысокие лесистые горы, разукрашенные хозяйкой-осенью, во все цвета, какие только можно представить. Черёмуха, нарядилась в пурпурное платье, калина же, только-только окрасила свои листья  нежно-розовым цветом, а красавица берёза лишь слегка позолотила своё одеянье. Слабый ветерок раскачивал её кудрявые косы и, Егору казалось, что она приветствует их в своём лесном царстве.
     Шёл третий час, как они отчалили от гостеприимного берега, и вот уже вдали показались крыши деревушки. Вскоре лодка свернула в небольшую лагуну и, ткнувшись носом в гравийный берег, встала. Волны с шумом отхлынули и, наступила такая тишина, что заломило в ушах.
  -  Ну, вот, добрались, слава Богу – Василий с кряхтением вылез из лодки, разминая затёкшие ноги и спину – пойдём Кирилла искать.
  -  А чего его искать, вон, бабка его идёт, сейчас чего ни будь, скажет.
     К ним и вправду спускалась с пригорка небольшого росточка старушка в заплатанном ватнике и галошах. Она поприветствовала их на шорском:
  -  Эйзенок! – потом перешла на русский – пойдёмте в избу, там старика дожидаться будем. Он тайга ушёл, петли проверять, может мяса принесёт. Давно вас поджидает, ещё на той неделе думал, приедете, всё выглядывал.
     Друзья зашли в дом, разделись, достали подарки: бабке – новую телогрейку – они видели в прошлый приезд, что её старая, совсем порвалась. Ещё достали и накинули на плечи небольшой полушалок. Сколько же радости было написано на лице старой шорки, когда она примеряла обновки! Особенно она рада была «куфайке»:
  -  Мне её теперь до самой смерти хватит!
     Ближе к вечеру притопал с охоты Кирилл. Он несказанно обрадовался гостям, а когда увидел патронташ, привезённый в подарок ему друзьями, то растрогался до слёз:
  -  Ай да молодца, как догадался, что мне такой нада? – несколько раз повторял он, разглядывая подарок.
     Тем временем хозяйка поставила жарить мясо – муж принёс косулю – «козу» - как здесь называют этих маленьких оленей.
  -  В петлю попалась – объяснил Кирилл – давно такую не ловил, а сегодня видишь, как кстати.
     Он посокрушался, что дичи совсем мало стало в тайге, мясо не всегда в доме есть:
  -  А ведь охотник мясо должен кушать, чтобы хорошо по тайге ходить, на одном талкане много не походишь, ноги можно протянуть.
     Но Егор, давно уже знавший  этого старого шорца, понимал, что хитрит Кирилл, ведь его талкан считался самым  лучшим  во всей округе. Сколько не просил  Егор, старик так и не рассказал секрет приготовления своего целебного порошка. А ведь каждый охотник готовит это истинно шорское блюдо по своему, у всех есть свой рецепт приготовления этого высококалорийного порошка, завариваемого крутым кипятком.
     Вскоре стол был накрыт, и хозяйка пригласила их кушать. Васька сбегал в лодку за бутылочкой, и все, под сто граммов принялись с аппетитом уплетать сочное жареное мясо. За едой потекли неспешные разговоры, бутылка была опорожнена, друзей потянуло где-нибудь прилечь. Но вот как-то незаметно речь зашла о хозяине тайги – медведе, и Кирилл оживился:
  -  Я вам такую историю расскажу – спать забудете!
     Он разжёг трубку, попыхтел ею немного и, поймав внимательные взгляды друзей, неторопливо начал свой рассказ:
  -  Давно это было, я тогда ещё ружья не держал в руках. Жил у нас в деревне охотник, Афанасием звали, был он самым удачливым во всей округе, всегда домой с добычей возвращался. Собак держал хороших – соболятниц. Ходил он и на хозяина. Много медведя добыл, но однажды произошёл с ним случай, изменивший всю его жизнь. Нашёл он по первому снегу берлогу, заметил место, чтобы потом прийти с мужиками и поднять зверя. А по следам было видно, что медведь залёг, громадных размеров – одному опасно брать, мало ли что может случиться. Через пару недель, когда выпало уже немало снега и начались хорошие морозы, Афанасий и  с ним ещё двое охотников, отправились поднимать зверя. Всё закончилось довольно быстро, медведь ещё не успел впасть в длительную спячку, и стоило его едва шевельнуть шестом, как он выскочил из берлоги, едва не задавив собой шестового. Один выстрел Афанасия, и зверь упал как подкошенный. Мужики привязали собак, повесили ружья на деревья, закурили. Потом начали разделывать убитое животное. И тут из берлоги, с диким воплем вылетел небольшой медвежонок, и с вяканьем начал улепётывать в сторону реки. Охотники, забыв о ружьях и собаках, которые с хрипом рвались на поводках, кинулись за ним. Потом Афанасий вернулся, схватил ружьё и бросился вслед за остальными. Медвежонка догнали у обрыва к реке, это был годовалый пестун, таких охотники называют «няньками». Они ложатся в берлогу вместе с матерью, а весной помогают ей с малышами, родившимися зимой.
     Медвежонок стоял на самом краю обрыва на задних лапах, поскуливая почти по-собачьи, и поглядывал то на приближающихся людей, то на реку под обрывом. Мужики подбежали, запыхавшись, и встали от него метрах в тридцати, не зная, что предпринять. Афанасий поднял ружьё:
  -  Пристрелим, всё равно он без матери пропадёт зимой, в берлогу уж точно не вернётся!
     Но выстрелить не успел, медвежонок из двух зол выбрал одно – он прыгнул вниз, под обрыв. Мужики ахнули:
 -  Вот бестия, не стал дожидаться, пока пристрелят, решил покончить жизнь самоубийством.
     Они подошли к краю обрыва, глянули вниз. Там, у самой кромки воды лежала маленькая жалкая кучка бурого цвета, бывшая ещё недавно живым существом. Мужики переглянулись, тяжело вздохнули и не спеша побрели разделывать ещё тёплую медвежью тушу. Всё время, пока занимались мясом, и потом уже, по дороге домой, никто из них не проронил ни слова, и только перед самой деревней, один охотник сказал Афанасию:
  -  Ты видел, какая у этого пестуна отметина была на левой стороне груди?
  -  Да, я обратил внимание, небольшое белое пятно, но почему-то подумал, что это снег был.
     С той поры прошло два с половиной года. Афанасий давно забыл об этом случае, но на медведя больше не ходил, видимо что-то у него в сознании перевернулось после той охоты. Но вот, как-то однажды возвращаясь, домой из тайги, почувствовал на себе, чей то пристальный взгляд. Он остановился и внимательно огляделся вокруг – ни одна веточка не шелохнулась но, тем не менее, присутствие кого-то живого ощущалось очень остро. Афанасий поёжился:
  -  Вот чёрт, покажется же такое – и побрёл дальше, постоянно оглядываясь.
     Несколько дней ему не давала покоя мысль: не могло ему померещиться, что кто-то глядел из леса на него, это был инстинкт прирождённого охотника, который каким-то особым образом чувствовал тайгу. Он слышал и различал в ней все звуки и шорохи, он был частью этого мира, мира природы, которую впитал в себя с молоком матери – шорской таёжницы.
  -  Стареть начал, однако – решил он, наконец - казаться начало что попало.   
  -  Хватит дома сидеть, пойду промышлять, может, на солонце чего добуду – доложился он жене и, прихватив ружьишко, шагнул за порог.
     До старого солонца было ходу чуть больше часа. Афанасий же, не торопился, он решил остаться ночевать на лабазе в скрадке, с надеждой, что рано утром к солонцу подойдут козы. Удобно расположившись на высоко устроенном помосте так, чтобы солонец хорошо просматривался, он прислонился к кедровому стволу, вполглаза поглядывая на выеденный до глины пятак земли, истоптанный лесным зверем. Он расслабил всё тело, отдыхая после долгой ходьбы. Проснулся Афанасий от крика филина. Было уже совсем темно:
  -  Посплю до утра – подумал Афанасий и, достав из рюкзака старенькую телогрейку, прилёг, положив руку под голову.
     Рассвет только-только начинал окрашивать горизонт тоненькой светлой полоской, из логов, крадучись начал выползать жиденький, полупрозрачный туман, ранние птицы стали перекликаться хриплыми после сна голосами. Потянул лёгкий ветерок, слегка шевеля, начинающие желтеть осенние листья.
Афанасий открыл глаза:
  -  Пора, хватит кемарить, смотреть надо – и приладил ружьишко на сучок, отполированный за годы до блеска.
Рассвет быстро набирал силу, уже было отчётливо видно все окрестности, но козы, как ожидал Афоня, так и не появились:
  -  Наверное, на другой солонец пошли -  решил он, и хотел было уже слезть на землю, как вдруг, краем глаза успел увидеть какое-то движение на краю леса. – Посижу ещё немного, авось и подойдут – подумал Афанасий, вглядываясь в то место, где как ему показалось, что-то шевельнулось.
     И тут он увидел то, чего никак не ожидал увидеть! На опушке леса, за пределами выстрела, стоял громадный медведь, с белой отметиной на левой стороне груди! У Афони выступил холодный пот:
  -  Не может быть! Ведь он не должен был выжить, как же так? – шептал он побелевшими губами.
      У него затряслись руки, тело стало каким-то ватным. Ружьё выпало и с грохотом полетело вниз, цепляясь за сучки. Медведь постоял, пристально вглядываясь в скрадок, на охотника, затем опустившись на все лапы, не спеша побрёл вглубь леса. Долго ещё сидел Афанасий, не в силах унять дрожь во всём теле. Наконец немного успокоившись, слез на землю, подобрал ружьё и медленно пошёл в сторону деревни. Пока шёл, вспоминал ту далёкую историю с медвежонком, он явственно вспомнил его взгляд, полный отчаяния и страха перед человеком, его смертельный прыжок в пропасть. И вот теперь, выживший каким-то чудом тот маленький беззащитный зверёк вырос и превратился в красивого громадного зверя, который нашёл охотника – убийцу его матери. Афанасий вспомнил тот взгляд из глубины леса, что ощутил на себе недавно. Он только теперь понял, чей это был взгляд. Да, это была охота, но охота уже на него, и от одной только этой мысли у Афанасия замирало сердце. Он знал, что зверь очень умён и не подпустит к себе на выстрел, оставалось надеяться только на случай. Старый охотник стал реже выходить из дома, от малейшего шума вздрагивал, стал раздражительным, злым. Старуха-жена не могла взять в толк, что же с ним случилось, почему старик так изменился, и всегда как будто чего-то ждёт. Долго так продолжаться не могло, Афанасий знал, что не зря объявился здесь этот зверь, но никому, даже друзьям об этом не говорил, боялся что засмеют. Ещё бы, лучший охотник в округе, медвежатник, и вдруг испугался зверя. Если бы это всё было так просто.
     Развязка произошла как-то сама собой. В один погожий осенний день, Афанасий с утра пораньше вышел из избы попилить дров. Вытащил из сарая старенькую, но исправно служившую ему много лет пилу «Дружба» и хотел было уже заводить её, но тут опять почувствовал на себе тот же пристальный взгляд. Обернувшись, увидел в двадцати шагах от себя громадного медведя, с белой отметиной, который стоял на задних лапах, и пристально, не мигая, горящим взглядом смотрел на старого шорца. Больше Афанасий ничего не помнил. Его, лежащего без движения с пилой, зажатой в руках, нашла жена. Лицо Афанасия перекосило, глаза были как стеклянные, говорить он не мог. Она заволокла деда в дом, позвала родных. Немного посовещавшись, решили отвезти его в город в больницу. Так и сделали. Афанасий пробыл в больнице неделю, потом впал в кому, и на девятый день, после очередного приступа инсульта, отдал Богу душу. Мать-медведица была отмщена своим сыном охотнику, не причинив ему физической боли, этим самым как бы давая понять, насколько же звери гуманнее человека. А медведя, с белой отметиной, в этих краях больше  никто, кроме погибшего старого охотника так и не увидел.