В апреле у нас начались частые выходы в море на отработку задач и маневров. В этот период море часто было спокойное, дни были ясные, тихие, солнечные. В такую погоду командир иногда по всплытии давал команду:
– Всем, кроме вахты, наверх.
Мы выползали на верхнюю палубу, как суслики из нор, и жадно дышали свежим морским воздухом. Иногда командир давал «добро» купаться.
На Каспии много тюленей. Как мы могли убедиться, они очень любопытны и любят мелодичную музыку. У нас был патефон, и мы его выносили на верхнюю палубу, ставили пластинку с мелодичной музыкой в стиле песни или вальса и крутили.
Смотрим, вот показалась на поверхности моря чёрная, блестящая головка, потом другая, потом ещё и ещё. Послушав немного, они ныряют и появляются уже совсем недалеко от лодки. Наконец они окружают лодку кольцом и слушают, почти не двигаясь.
К концу апреля, когда большая часть задач была отработана и экипаж уже, казалось, хорошо и слаженно действовал, мы чуть не залегли на дно Каспия навечно.
Была штилевая, ясная погода. Стояла жара. После нескольких часов интенсивных тренировок перед обедом мы всплыли, и командир дал команду всем, кроме вахты наверх. Мы с радостью выкарабкались из люков и вышли на палубу, ещё мокрую от только что скатившейся воды. Мы были потные и усталые. Форма одежды в этот раз была: «По пояс раздетыми и в пилотках». Так было приятно дышать свежим морским воздухом и ощущать его, и впитывать всеми порами тела, что трудно даже передать это блаженство. Подышали мы немного свежим воздухом, полюбовались любопытными тюленями, и они нас хорошенько рассмотрели.
– Ну, давайте последнюю тревогу сыграем и обедать,- сказал командир и, взойдя на мостик, скомандовал:
– Всем вниз. Срочное погружение.
Команда, как спелые яблоки с яблони, когда её трясут, посыпалась по трапам вниз. Последним, как положено, спустился командир. Ещё находясь на верхних ступенях трапа и задраивая люк рубки, отдал команду:
– Открыть клапана вентиляции. Оба полный вперёд. Боцман, ныряй на глубину десять метров.
Быстро задраив нижний люк и спустившись в отсек, он подошёл к перископу, чтобы поднять его, но, глянув на глубиномер, резко спросил:
– Боцман, в чём дело? Почему проскочили глубину десять метров? Выравнивай.
– Товарищ командир, рули стоят «на всплытие», но лодка не слушает рулей.
– Стоп машины.
Приказы и доклады начали сыпаться коротко и тревожно, без лишних слов.
– Боцман, глубина?
– Глубина пятьдесят, дифферент – двадцать.
– Штурман, под килём?
– Под килём семьдесят пять метров.
– Какой грунт?
– Грунт – гравий, песок.
– Докладывать глубину через пять метров, дифферент – через пять градусов. Рули на всплытие. Оба полный назад.
В центральном отсеке все застыли на своих местах, готовые мгновенно выполнить любую команду. Боцман на полуслове ловил команды и, почти вслед за командой слышался его доклад об исполнении. Это был, отлично знающий своё дело, моряк по последнему году службы.
Вода за бортом забурлила, отдаваясь шумом и рокотом в отсеках. Это винты мощными потоками погнали её вдоль корпуса к носу лодки, но она упорно увеличивала дифферент и уменьшала глубину под килём. Доклады боцмана и штурмана сыпались речитативом.
– Под килём – сорок.
– Дифферент – двадцать пять, глубина – восемьдесят пять.
– Под килём – тридцать пять, под килём – тридцать,…двадцать пять, двадцать, пятнадцать,- голос штурмана становился всё тревожнее.
Не менее тревожными становились доклады боцмана.
– Дифферент – тридцать, дифферент – тридцать пять…
На лице командира появилась растерянность.
Ведь, кажется, он сделал всё необходимое, что было можно при таком поведении лодки, а она всё равно не повинуется. Ему стало страшно и за себя, и за людей, вверенных ему. Так глупо без войны можно погибнуть. Ведь при дифференте сорок пять градусов начнёт втекать электролит из кислотных аккумуляторов. А его, этого электролита, в двух «ямах» не одна тонна.
А в носовом отсеке десять торпед. Мало того, что лодка массой более тысячи тонн под углом в пятьдесят градусов «врежется» носом в плотный грунт, от чего корпус может разломиться, ещё могут сдетонировать торпеды, хотя они и без взрывателей.
А при массовом разливе электролита может выделиться значительное количество водорода, который в смеси с воздухом тоже может взорваться. Всё это за секунды пронеслось в сознании командира. Понимая, что в этой ситуации он что-то не учёл, командир повёл взглядом по табло и приборам. Когда его взгляд упал на сигнальный щит клапанов вентиляции и кингстонов, он мгновенно всё понял и резко скомандовал:
– Закрыть клапана вентиляции! Аварийное продувание!
– Есть, закрыть клапана вентиляции,- отчеканил старшина команды трюмных машинистов и повернул рычаги гидравлического управления клапанами. Те глухо грохнули, прижатые давлением в двести атмосфер. И в этот миг старшина понял, что он при погружении открыл не те клапаны, повернул не тот, всего один рычаг.
Командир БЧ-5 метнулся к красному маховику аварийного продувания, крутанул его, и сжатый воздух под давлением в двести пятьдесят атмосфер с рёвом ворвался в балластные цистерны, вытесняя из них воду. В то мгновение, когда сжатый воздух взревел в цистернах, штурман доложил:
– Под килём пять метров.
– Дифферент – сорок пять, глубина – сто двадцать,- вслед за штурманом доложил боцман.
С этого момента падение лодки прекратилось. Стрелка глубиномера замерла, а затем, медленно начала движение к нулю, всё ускоряя свой бег. Стрелка дифферентометра также пошла к нулю.
Наконец, лодка, словно некое чудовище, вынырнула из пучины моря, подпрыгнув выше ватерлинии, плавно опустилась до нормальной осадки и закачалась на гладкой поверхности Каспия, поблескивая мокрым корпусом под яркими лучами южного полуденного солнца.
Лодка всплыла, но командир не спешил, как всегда, наверх. Все в отсеке смотрели на командира. А он, молча, с укором, жёстким взглядом смотрел на старшину, и краска медленно возвращалась на его лицо, побледневшее в минуты страшного напряжения.
Старшина стоял с опущенной головой, и лицо его пунцовело от стыда. Он отчётливо понимал, какой смертельной опасности подвергались только что все по его вине. Ведь буквально секунды оставались до верной гибели. А ведь он опытный специалист по последнему году службы. Стыдно!
Командир, подавив гнев, спокойно сказал:
– Идите, отдыхайте. Без моего разрешения на вахту не заступать.
Затем он поднялся на мостик, оглядел горизонт, Всё нормально, тихо и мирно. На море ни ветерка. Ярко светит солнце. Вдали маячат чёрные головки тюленей.
По переговорной трубе передал вниз:
– Вахтенный офицер, рулевой и сигнальщик на мостик. Отбой боевой тревоги. Команде обедать.