Закончилась зима. Пришла долгожданная весна, и потянуло нас – дачников на свои участки. С Белобородовым Юрием Сергеевичем я живу по - соседству. Соскучившись по дружеским беседам, мы поставили старинный самовар и за распитием ароматного чая, повели долгие разговоры. Я люблю слушать его истории, Сергеич всегда находит в кладовых памяти такие рассказы, от которых становилось жутковато. В семидесятых годах мой сосед служил в исправительной системе и работал начальником отряда в колонии, где содержали преступников. В 1977 году, ближе к Новому году, ему пришлось уволиться и найти себе более спокойную работу.
– Сергеич, а почему ушел с работы, я слышал, вам там неплохо платили?
– Не спорю, зарплата хорошая, доплата за опасность и прочие… Повод уволиться был в другом, в тот год, в августе, в нашей колонии заключенные страшный бунт подняли. После подавления волнений не один я уволился, несколько офицеров тоже бросили эту работу.
– А что случилось, почему зэки взбунтовались?
– Знаешь Семен, если бы все шло по закону, как положено, можно было бы договориться с костяком восстания…
– Восстания?!
– Да, именно так трактовало управление лагерей области, после бунта в нашей колонии другие зоны должны были поддержать восставших. Но бунт был подавлен и очень жестоко, из Москвы пришел приказ, чтобы ни один заключенный не вырвался на свободу.
– Так ты не сказал мне, какова причина бунта?
– Наше начальство не захотело слушать требования заключенных: о плохой еде, о повышенных нормах на производстве и о многом, чего не прописано в законе. Я помню один эпизод в тогдашнем бунте, меня глубоко затронул поступок парней - заключенных. Думаю, случись это на свободе, их бы к награде представили, – Сергеич прокашлялся от дыма сигареты и продолжил свой рассказ, – когда начался бунт, главный предводитель заключенных – Дронов не давал распоряжения захватывать вольнонаемных сотрудников, он сразу распорядился, отнесясь гуманно к работникам колонии: разрешил покинуть территорию зоны учителям школы, продавцам магазина и врачам.
К Дронову и его подручному Макарову подошли возбужденные зэки и попросили их подойти к вахте. Я имел тогда звание капитана и был начальником четвертого отряда и стоял на площадке на территории зоны, а за моей спиной, расположившись за закрытой решеткой, стояли солдаты с автоматами на изготовку.
К Дронову и Макарову подошли возбужденные зэки и попросили подойти к КПП. На площадке стоял капитан, начальник четвертого отряда, а за его спиной, расположившись за закрытой решеткой, стояли солдаты с автоматами.
– Дронов, ты не всех наших сотрудников отпустил, прикажи своим, пусть учительницу освободят.
– Ты что говоришь?! Всех до одного отпустили.
– Натальи Петровны, преподавателя русского языка нет среди освобожденных людей.
Дронов махнул рукой Воробьеву:
– Санек, бери пацанов и рвите когти в школу. Похоже, училка испугалась и прячется где-то в школе.
– Сейчас командир, отыщем ее, – успокаивал Макаров капитана.
– Дронов, прошу, не обижайте ее, – просил начальник отряда.
– Никто ее пальцем не тронет, – заверил положенец.
Александр, подойдя к двери школы, дернул за ручку, но она оказалась заперта изнутри. Зеля стал пинать ногами в дверь, а Глазун пошел смотреть в окна. Никто не отзывался. Минут через пять внутри послышался голос:
– Чего надо?
– Ты кто такой, и что там делаешь? – спросил Воробьев.
– А вам какая разница, – послышалось в ответ, – мы вас не трогаем, так что валите отсюда.
Вдруг изнутри раздался смех, и последовали выкрики:
– Сейчас мы одну сучку отстираем и выйдем.
Зельдман, ходивший одно время школу, сразу же понял в чем дело.
– Санек, эти твари хотят Петровну изнасиловать.
Воробьев с силой бил кулаками в дверь и кричал:
– Вы, крысы поганые, отпустите училку, а не то…
По двери изнутри кто-то сильно ударил, заглушив слова Александра.
Глазунов, махнув пацанам рукой, подбежал к оконной раме. Его подхватили под мышки. Двумя ногами он вынес окно. Стекла со звоном рассыпались по полу. Воробьев заметил, как внутри заметались люди, и двое подбежав к окну, угрожающе замахнулись палками.
– Не лезьте сюда, головы поразбиваем.
– Вы, уроды, отпустите женщину, – предупредил Александр.
– Ага, щас! Это наш трофей. Тебе что, суку ментовскую жалко стало?
– Гнида поганая, какая она тебе ментовка, – закричал Зеля, – она же учительница.
– Да пошли вы…, – в ответ посыпались матерки и угрозы.
– Пацаны, ломай двери, а мы попробуем в окно, – крикнул Воробей и, сбивая прутком арматуры остатки стекла, ринулся в проем.
Ворвавшись через двери и окно, Воробьевские пацаны обезоружили двоих зэков. Одному Александр врезал так, что ноги оторвались от пола.
– Где училка? – Глазун замахнулся на другого зэка арматурой.
– Там, в каптерке у дневального, – испугавшись, пролепетал заключенный.
Александр с пацанами ринулись по коридору. Зеля знал, где расположена комнатка и указал на дверь. Воробей, что есть силы, ударил ногой и выбил внутренний замок. Все, кто ворвался в комнату, замерли от неожиданности: в углу, на топчане лежала женщина с завязанным ртом, а на ней, подергивая телом, пыхтел дневальный школы. Второй зэк стоял в изголовье держал учительнице руки.
Увидев разъяренных пацанов, насильники замешкались и не успели прийти в себя, как им на головы, плечи обрушились удары железных прутков. Женщина, и так обезумевшая от страха, забилась в угол и пыталась сорвать со рта повязку. Когда ей это удалось, по всей школе разлетелся душераздирающий крик.
Александр снял с себя куртку и накрыл учительницу, а Зеля, выставив вперед руки, стал ее успокаивать:
– Наталья Петровна, вы меня помните? Это же я, Сергей Зельдман. Успокойтесь, мы пришли вам помочь.
Учительница, узнав своего ученика, молча, кивнула. Прикрыв рукою рот, изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Парни с понурым видом смотрели на ее распухшее, избитое до крови лицо. И тут Наталья Петровна не выдержала. Отвернувшись к стене, стыдясь своей наготы, разрыдалась в голос. Плача надрывно, она неестественно подвывала и сталась закрыть оголенные ноги курткой. Зельдман замахал руками, давая понять, чтобы все вышли в коридор. Выпроводив парней, он прикрыл дверь. Все прислушались, в комнатке звучал успокаивающий голос Сергея, и через некоторое время учительница перестала плакать.
Он вывел ее уже одетую и, поддерживая за плечи, повел к выходу. Пацаны, проводив их взглядом, схватили двух насильников и заволокли в класс. По всей школе разнеслись ужасные вопли, сменившиеся плаксивыми просьбами, не убивать, затем все затихло. Обоих, лежавших в собственной крови на полу, бросили, даже не убедившись: остались ли они живы после жестокого мордобоя.
Когда бедную учительницу вели до КПП, заключенные притихли, затем по толпе прошелся ропот и кто-то спросил:
– Кто ее так?
– Там, в школе, спросите у козлов, если они смогут еще чего-то сказать, – ответил Глазун.
Дронов, когда услышал рассказ Александра, приказал зэков, захваченных в школе, отвести в промзону.
– Поступайте с ними на свое усмотрение.
Когда женщина скрылась в глубине коридора КПП, один офицер выхватил у солдата автомат и, передернув затвор, направил ствол на толпу зэков:
– Твари, б…., всех положу.
У офицера успели вывернуть из рук оружие и увести с КПП.
– Александр подошел к крыльцу и в запале выкрикнул:
– Вам нужно время, чтобы судить этих тварей, а мы не стали ждать…
– Что вы с ними сделали? – спросил майор с повязкой «ДПНК» на рукаве
– Наказали. Может вам трупы их отдать?
– Так вы их убили?!
– Не знаю, они в школе валяются.
– Что стало с Воробьевым? – спросил я Сергеича.
– Он тоже получил срок за участие в бунте.
– А как же поступок, разве суд не взял это во внимание.
– Понимаешь, Семен, главарей, поднявших бунт, наказали сурово, а Воробьев был подручным Дронова. Конечно, суд учел их поступок, но для основного наказания он не стал смягчающим.
Фрагмент из 1 книги Путь Черной молнии (новая версия)