Самыми тяжёлыми для него стали первые часы после побега. Сердце колотилось, в глазах потемнело. Костя промок насквозь, окоченел. Осторожно пробираясь заросшими просеками и по дебрям кабаньими тропами, вышел к коматозной деревушке, отстоящей от большака на семь с лишним километров. Действовал по принципу - туда, где точно не будут искать, а в Ивановке у него - ни родственников, ни друзей, проехать сюда было проблематично даже в эту пору - без проливных дождей и снегопадов.
Дачники - всего-то пара человек - уже отбыли, а из местных здесь обитали три замшелых старухи да ослепший дед. Костя пролез сквозь гнилой забор и забрался в скотный двор крайней избы. В непогоду бабка Клавдия держала свою собачонку в доме - жалела и хотела, чтобы рядом находилась хоть какая живая душа. А собачонке той стукнуло едва ли не столько же, что и хозяйке.
Конечно, можно было предположить, что милиция начнёт рыскать по всем окрестным деревням, учитывая экстремизм, огнестрелы, национальную вражду и трупы, которые собирались на него повесить, но Костя хорошо знал жизнь района - где им найти столько сил и средств. Разве из областного центра пришлют спецподразделение. Однако в тишине, которой окутана Ивановка, Костя успеет их услышать, увидеть и незаметно ускользнуть в лес.
А пока он зарылся поглубже в старое жухлое сено и, напрягая мышцы, пытался согреться. Шелушил сорванные на огороде почерневшие стручки и разжёвывал твёрдые горошины. Неспешно. Воровать у старухи яйца из курятника не стал. Голод, думал Костя, не самое страшное, важнее - отоспаться, чтобы голова пришла в норму. Он знал, что ни родители, ни невеста его не оставят. Он знал, что они ни при каких обстоятельствах не поверят в его виновность. И он очень надеялся, что отец не позволит никому обидеть семью. В том числе и Лену.
*
Едва милиция уехала, Ленка засобиралась. Алексей Иванович всё пытался успокоить жену. Сборы будущей невестки их удивили - как же это? - с сыном беда, а она сразу за порог, когда надо бы вместе. Ленка поймала на себе настороженные взгляды и впервые в жизни, давая понять, что привязана к ним навсегда, назвала их папой и мамой:
- Папа, мама, - сказала она и, конечно, не могла не сбиться, - я поеду в лес. Я знаю, куда придёт Костя. Надо отвезти ему чистую одежду и еду.
Тронутые таким неожиданным обращением и решительностью Павловы тоже замялись. Потом отец энергично растёр ладонями лицо и сосредоточился - предстояло осмыслить происшедшее и не позволить никому из семьи ошибиться, ошибка грозила трагическими последствиями - не только сыну, но и всем остальным.
- Ты не можешь ехать сейчас, - сказал он Лене. - Они уверены, что Костя свяжется с нами в ближайшие часы. Или мы с ним.
Жена кивнула, но всё же отправилась на кухню собирать передачу.
- И что они сделают? - спросила Ленка.
Алексей Иванович чмокнул в макушку младшую дочь и отослал её в другую комнату - чтобы не слышала дальнейшего разговора.
- Они? Они могут за тобой следить. Они могут тебя взять для допроса.
- Пускай следят. Но мы же не в городе, где им легко спрятаться. Как они меня выследят в безлюдных деревнях? В пустом лесу? Разве только из космоса. А на небе - сплошные тучи. Дождик. Я же здесь всех знаю. Каждый чужой, который встретится на пути, заставит меня свернуть в сторону. Так что пускай они за мной побегают. Заведу, не выберутся.
- А если возьмут?
- И что они мне сделают? Отвезут в обезьянник, допросят, начнут пугать? Я не боюсь. Самое худшее, что может случиться в моей жизни, это долгое расставание с Костей. Лучше мы уйдём с ним в самую глушь и выкопаем землянку.
И родителям стало легче. Никогда прежде они не видели Лену такой многословной.
- Землянку не надо, - сказал отец. - Возьмёшь для Кости тёплое бельё, носки, еду. Засунешь под куртку. Садись на велосипед и поезжай в Жуковку. Осторожно оглядывайся, проверяй, нет ли за тобой кого. Посиди дома час-другой. Потом иди, если не будет ничего подозрительного. Но пешком.
- Хорошо, - согласилась Ленка.
Заглянула мать:
- Лёша, какую еду положить?
- Есть в доме шоколад?
- Сбегаю в магазин.
- Нет. Мы не можем никому доверять, донесут. Давай конфеты, сало, чёрный хлеб, маленькую банку мёда.
Мать снова поспешила на кухню, отец продолжил инструктировать невестку:
- Ещё возьмёшь для Кости нож, чайную ложку, зажигалку, мыло, фонарик, фляжку с настойкой. Я всё соберу. Кто спросит про дела, говори, что, похоже, свадьба отменилась и у Павловых тебе сейчас торчать ни к чему.
- Нет, - категорично отказалась Ленка. - Ни за что не стану так говорить.
- Это же ради пользы, - пояснил Алексей Иванович. - Ладно, тогда молчи, этим ты никого не удивишь.
*
После обеденного перерыва корреспондент Олег Семёнов заполучил-таки свежую информацию из пресс-службы областного управления. У него полезли из орбит глаза, и он восхищённо выдохнул: «Ух ты!» Такого в его жизни ещё не случалось. Сюжет про беглого убийцу скинхеда годился, чтобы засветиться в криминальной хронике на центральном канале, и даже больше - сюжет мог стать темой авторской передачи, журналистского расследования. Только надо поторопиться. Отказавшись от похода в кафе на пару с женой, Олег заглянул в кабинет к тестю и легко заручился полной поддержкой. Тесть тоже ухнул, заволновался - и за его плечами не отыскать ничего подобного, а ведь он в профессии тридцать лет. Сами собой напрашивались вопросы:
- А где служил беглец? Какая у него подготовка? Может, в Чечне? Может, в спецназе ГРУ? Может, боевой опыт? А то и правительственные награды? Послевоенный синдром? «Рембо - первая кровь»? Вот это бы да - всем резонансам резонанс!
Семёнов предупредил оператора и водителя, чтобы не расслаблялись, поскольку им предстоит поездка в Никольский район - допоздна, в тамошнее ОВД вышестоящее начальство вот-вот спустит указание о содействии съёмочной группе. Об этом обещал похлопотать визави Олега из пресс-службы.
*
Не обнаружив за собой никаких хвостов, Ленка не смогла просидеть в Жуковке и получаса. Она снова засунула под ремень всё, что должна была передать Косте, сверху натянула свитер, потом - объёмную прорезиненную ветровку бурого цвета и огородами ушла в лес. От общения с пьяными родителями уклонилась.
Укрывшись за кустами и деревьями, она выбрала место повыше и простояла здесь минут двадцать - внимательно глядела по сторонам и на небо. Даже если бы за нею следили из космоса, ничего бы не увидели - сквозь обложные чёрные тучи, которые сыпали и сыпали мелким дождём. «Давайте, - думала Ленка, - где там ваши спутники-шпионы? Попробуйте меня найти! Пойду через заросли и болотами...»
Конечно, оставалась вероятность того, что милиция устроила засаду прямо на их горке, но ведь никто про неё не знал. Только родители Кости, а они не распространялись о семейных делах за пределами двора. И Костя с Ленкой никогда ни с кем чужим не делились планами...
Мысли о доме отозвались болью. Какой теперь дом? Жизнь рухнула. Какие трое или пятеро деток? И получается, что рухнула она в тот момент, когда счастье казалось таким близким, осязаемым. «Эх, - сокрушалась Ленка, - если бы я не учуяла запах бензина! Мы бы выбрали из верши рыбу и ушли, а в следующий раз вернулись туда только через неделю. К тому времени кто-нибудь уже обнаружил бы машину с трупами. И всё бы прошло мимо нас». Становилось так обидно. Почему она не отговорила Костю звонить в милицию? Да разве могла она предположить, что его сделают крайним? А ведь кто-то убил. Ведь где-то ходит по земле этот настоящий убийца.
А что если настоящий убийца станет охотиться на её любимого? Ведь убийце выгодно, чтобы Костя погиб, пропал с концами. Тогда всё спишут на мёртвого. И уже ничего никому не докажешь. Ведь Костя сбежал от милиции. А что если не сбежал, а они только делают вид, будто сбежал, а сами избавились от него?
Силы покидали её, она спотыкалась, садилась на корточки посреди ржавой хвои, мокрой листвы, поганок, муравейников и плакала. Но потом утирала слёзы, снова вглядывалась в заросли, напряжённо вслушивалась и двигалась вперёд, петляла, пересекала топкие низины по тропам, которые не могут быть известны никому, кроме местных.
Тут наступил черёд для новой тревоги - она поняла, что убить тех людей мог именно местный, который хорошо знал, как угнать машину с трассы в глушь. А значит, он где-то рядом. И опасаться ей нужно не только чужих, но и тех, кто обитает в здешних деревнях.
Метров за триста до горки она сделала привал. Ей очень хотелось добраться поскорее и получить хоть какое-то подтверждение тому, что Костя жив, что после побега он побывал в их заветном уголке. Что бы это могло быть, размышляла Ленка, явный след, который она непременно заметит? Или записка, которую он оставит в дупле, чиркнув пару слов карандашом в тетрадке? И где прячется Костя? Он знает тут все леса и болота, каждую кочку. Он рыбачил, он с детства ходил по грибы-ягоды, он охотился...
«Нет уж, - обнадёжила себя Ленка, - не взять им Костю. Фиг два! А может, он сейчас там, на горке, затаился поблизости и ждёт меня? Только нельзя торопиться. Я должна быть очень осторожной».
*
Полведра клюквы Екатерина привезла обратно. Вышла из автобуса, и Заяц поднялся с лавочки ей навстречу - сгорбленный, скукоженный. Тетерина решила, что всё переиграет.
- Твоё ведро продала целиком. А тут - мои последки.
Она достала из кармана купюры, отслюнявила сумму, причитающуюся Зайцу, отдала. И сунула ему пустое ведро.
- Тебе не всё равно - какое?
- Всё равно.
Он глянул на Екатерину, понял, что пожалела, прикрыл рукой нос и верхнюю губу.
- Удивительно, что вообще берут, - продолжила она, - столько ягоды понавезли со всех районов, не протолкнуться - стоят рядами. Наверное, придётся менять место. На этом рынке все, кто рядом живёт, уж под завязку отоварились. Надо бы ещё куда попробовать. Говорят, у вокзала неплохо расходится. Да теперь не очень-то встанешь, где понравилось. Милиция вон гоняет, да всякие проверяющие...
Заяц кивал. Обыкновенно, после передачи денег он спешил уйти, а если недолго стоял и слушал Тетерину, так только для того, чтобы поддерживать с ней отношения. Никто другой не станет возить в город его клюкву. Приходилось терпеть болтовню. Но сегодня он сам горел желанием пообщаться. Утренние новости про скинхеда, который стрелял в чёрных и в мента, не отпускали, тревожили.
- Ещё-то будешь клюкву брать? - спросила Тетерина.
- Будешь продавать, буду брать, - коротко ответил Заяц.
- Да уж, - в который раз посетовала Екатерина, - не больно ты разговорчив. На зоне научили молчать?
Ей всё хотелось как-то растормошить мужика, чтобы открылся, а то и поплакал, чтобы от тех слёз ему полегчало. Любая баба знает, как слёзы лечат. Не всякие, конечно, слёзы, а вот такие, которые вымывают из тебя грязь, плохие мысли и чувства, что постоянно копятся в душе. Но от Зайца таких слёз вряд ли добьёшься.
- А то заходи, - добавила Тетерина, - чаем что ли напою. Если только приставать не будешь.
Она засмеялась, это был намёк на его последнюю судимость. В другой день и на кого иного он бы, пожалуй, обиделся - глянул бы презрительно, плюнул и отвалил. Но про Тетерину понимал, что она не со зла. И знал, что ей самой в этой жизни досталось немало. И ещё имелась между ними маленькая тайна, которую каждый хранил отдельно от всего прочего, - случалось, думали они друг о дружке, как о варианте скоротать остаток отпущенного им века. Однако вслух об этом никогда не говорили. Стеснялись что ли. Только мать Зайца порой подхватывалась и судорожно сватала сыну какую ни то из одиноких местных бабёнок, достаточно хлебнувших горя, чтобы не мечтать о принцах и принять вот такого неказистого мужичка - в обмен на его тихий покладистый нрав и готовность работать по хозяйству - не ахти как, не по-стахановски, но всё же. Боялась мамка, что после её смерти останется он в этом мире горькой сиротинкой. Не зря боялась.
- Спросить хотел, - начал Заяц. - Чего там? Утром говорила про пацана с Дольного...
- А! - всплеснула руками Екатерина. - Тут такое! Хватай-ка вёдра, пойдём, без литра чаю не разобраться.
И вот они сидят вдвоём в её уютной избе, где всё по полочкам и всюду чистота. Муж её десять лет как погиб по пьянке, в сумерках вышел со двора вот на эту самую дорогу, а лихач на грузовике и снёс его - аж на самый край деревни. Единственный сын служит в армии, написал, что домой не вернётся, подпишет контракт. Она вроде опечалилась, а потом поняла, что так-то вернее. Чего ему тут ловить? Спиваться с остальными? Мало кто удержался на плаву. Павловым было по силам, и то на них горе обрушилось. Короче, не знаешь, как оно лучше – может, пил бы их мальчишка и пил, глядишь – не попал бы в скинхеды, не убил людей, женился бы на своей Ленке из Жуковки и, прежде чем загнуться от палёной водки, успел бы нажить пару ребятишек - продолжение рода, чин чином. А теперь - беда бедой.
Заяц мелкими глотками хлебал горячий чай, косился на варенье, но не притрагивался - чего баловаться. И дивился рассказу хозяйки...
- Анька из Дольного нынче задержалась, приехала торговать только к полудню. Так вот, говорит, бежал Костя-то Павлов. Ты представляешь? Уж не знаю, как вышло. Может, ещё кого из ментов положил - в компанию к Сумину, но примчались они в деревню злые, как черти. Всё рыскали по домам, спрашивали. Теперь будто и живым его брать не станут. Мол, парень столько дел наворотил. Вроде как с террористами в Чечне - где увидят, там замочат.
Это было нечто невообразимое. Заяц произнёс почти беззвучно:
- Вот это да.
- Да уж, - подхватила Екатерина. - Это тебе не твои грабежи и разбои, мешок картошки, как говорится, да недотраханная Светка. Такого у нас ещё не приключалось.
От Тетериной Заяц возвращался потрясённым. Вся его бессмысленная, никчемная судьбина промелькнула перед глазами - хуже никакой грустный сказочник не придумает. А тут в соседней деревне! Надо же - во пацан! Завалил троих. Может, ещё кого. Бежал из-под стражи! Вроде бы считался полным лохом, пахал на тракторе, ухаживал за скотиной, ворочал навоз, гулял с девчонкой, собирался жениться...
Более всего Зайцу сейчас хотелось не в свою опустевшую унылую избу, а куда-нибудь на люди, чтобы обсудить происшедшее, узнать побольше, увидеть тех родителей, ту невесту, а то и фото пацана. Хотелось, но удерживал страх перед чужими, страх, который сидел в нём с раннего детства и от которого не помогли избавиться переполненные тюрьмы и зоны. Заяц брёл к себе, то озадаченно морщился, то улыбался, в руке качалось пустое ведро. Он почувствовал интерес к жизни. Ведь казалось, знает её, паскуду, и снаружи, и с изнанки, а тут - Костя Павлов...
Ещё до того как Заяц ступил на родное крыльцо, у него вызрело решение. Он понял, как может удовлетворить свой интерес, не общаясь с людьми, которые насмехались над ним и его матерью. Сегодня уже поздно, скоро стемнеет, ничего не увидишь, но завтра с утра он выйдет будто за клюквой, а сам отправится к трассе и к тому месту на берегу Мошки, где по словам Тетериной всё и стряслось.
*
Ленка осторожно обогнула горку - боялась чужого присутствия. Но не заметно, чтобы кто-то здесь топтался или устраивал засады. Не было видно и Кости. Горка вымокла от дождей, дуб и берёзки ещё плотнее усыпали её красно-жёлтым. В Ленкиных глазах этот милый уголок теперь выглядела сиротливо, будто он уже простился с мечтами о большом доме для крепкой семьи. О крепком доме для большой семьи. Не будет ничего, кроме тёмной и сырой тоски.
Иногда у Мошки тревожно вскрикивали птицы. Смеркалось. Ленка решилась и украдкой подошла к дубу, отодвинула камень, сунула руку в дупло, нащупала пластиковый пакет, открыла его с замиранием сердца, пролистала тетрадь, но записи, которую оставил бы для неё Костя, не обнаружила. Тогда, пряча тетрадь от мороси, она сама вывела на обложке аккуратным почерком:
«Любимый, пожалуйста, не сдавайся. Я тебя прошу. Я не смогу без тебя жить. Родители в порядке. За нас не переживай».
Эти предложения она придумала заранее и, пока добиралась сюда, всё повторяла их в уме, не хотела ни одного лишнего слова и надеялась, что каждое её слово обязательно поможет Косте. Она вернула тетрадь и карандаш в пакет, пакет - в дупло, придвинула назад камень, ещё раз огляделась - никого, осенний лес, непогода...
Потом она достала из-за пояса чёрный мешок со шнуром на горловине. Мешок выбрал Алексей Иванович - чтобы был неприметным. Ленка уложила в него всё, что принесла для Кости, и подвесила в ветвях на суку. Отступила на четыре шага, и мешок потерялся из виду. Приблизилась, задрала голову - и вот он. Так Ленка решила, что Костя непременно его обнаружит.
Напоследок глянула на поле, которое вчера перепахивал её жених. Как же давно это было. Постояла недолго...
*
После обеда Лодкин получил указание из областного управления. Это указание он тут же сбросил на Уварова - старлей всё затеял, пускай сам и отдувается. Егора указание не испугало. Он видел по местному каналу репортажи Олега Семёнова, хорошо представлял, с кем придётся иметь дело, и был не прочь познакомиться.
Уваров с усмешкой проводил Лодкина, поспешившего ретироваться по случаю прибытия съёмочной группы. В такие минуты Уварову очень хотелось устроить какой-нибудь резонансный кипиш, после которого майора вытурят на пенсию не лучшим образом. Но старлей понимал, что пока не время. Сам он до кресла начальника ОВД не дорос ни выслугой, ни званием, короче, пришлют стороннего, а тот может оказаться тёртым и его не сковырнёшь. А Лодкин будто прозрачный, Лодкиным Уваров умел управлять - «так что следует заботиться о его здоровье, пусть посидит здесь ещё лет шесть, пока не войду в нужную весовую категорию».
Перед камерой он держался уверенно, говорил просто:
- Да, так случилось. Проводится служебное расследование. По результатам будут приняты меры. Но должен сразу сказать, что никакого преступного сговора не было. Я и сам находился в тот момент на месте. … Да, мы сняли с подозреваемого наручники, передвигаться по лесу было сложно. … Признаю, что проявили мягкость. Молодой парень, год, как вернулся из армии, собирался жениться. Мы же его с детства знали. Трудно было поверить, что он способен на такое жестокое убийство. Трудно было поверить, что он способен на такой дерзкий побег. … В спину не стреляли. … Если после побега совершит новое преступление, оно будет на нашей совести. Готовы понести наказание. … Но если позволите, обращусь ко всем гражданам нашего района и области. И к самому Константину Павлову. Лучше, если он сдастся в руки правосудия. Помогите ему, помогите нам!
После интервью Уваров ещё полчасика пообщался с Семёновым, подсказал, где можно неплохо перекусить:
- К слову, это кафе принадлежит тому самому Эльнуру Сафарову.
Олег заглянул в блокнотик на пункты своего плана, расставил галочки и понял, что на данном этапе получил в Никольском ОВД всё необходимое. А если понадобится что ещё, они с Уваровым обменялись телефонами и выказали готовность связываться - при случае и при нужде.
При участии того же Уварова Олег Семёнов наметил список лиц, с которыми предстояло поговорить - в том числе на камеру. В начале списка значились родители беглеца, его невеста Елена Смирнова и её родители в Жуковке. А также соседи - тут и там. Далее - родные и друзья погибшего Сумина. И директриса школы, которую окончили как преступник, так и жертва. Именно к директрисе и направилась съёмочная группа в первую очередь - поскольку школа находилась поблизости от милиции.
Прежде чем указать телевизионщикам путь к директрисе, Уваров в присутствии Семёнова позвонил ей и попросил ответить на вопросы областного канала. Судя по всему, у старлея с Ольгой Леонидовной сложились вполне доверительные отношения. Олег эту тему уловил:
- Значит, работаете в контакте?
- А как ещё? - удивился Уваров. - Почти все, кем приходится заниматься, либо выпускники этой школы, либо учатся в ней.
- Либо в неё пойдут?
- Ну, - улыбнулся Егор. - Настолько мелких правонарушителей у нас пока нет. И дай бог, чтобы не было.
В общем, приятный человек, добросовестный служака, харизматичный мужик, - мысленно отметил Семёнов, - неплохо будет смотреться на экране.