Я был в Крыму, когда он был еще украинским. На Фиоленте - это там, где Херсонес и Балаклава, там, где апостол Андрей обращал первых черноморских христиан. Там еще есть Свято-Георгиевский монастырь, в котором останавливался Пушкин в 1820 году во время путешествия по Крыму с семьей генерала Раевского. Там в скалах кельи вырублены руками всё тех же первых христиан, да, много чего там хорошего есть! И я там был. Приехал туда весной, натурализовался, уехал осенью. Жизнь моя заключалась в том, что я расписывал одно прибрежное кафе, рисовал простые картины на камнях и других поверхностях, там же пил, ел и спал, иногда заменял своего друга - торговал мороженым и пивом. Счастливейшее время! Море, скалы, солнце, туристы, паломники; а где туристы и паломники, там и попрошайки. Попрошайки на Фиоленте удивительные. Двое из них были особенно мне интересны.
Первый - парень по имени Саша. Саша приезжал с первым автобусом из Севастополя; опрятный - рубашка, брючки, кроссовки; у меня в кафе он переодевался (мы с ним быстро сошлись), надевал черную рясу, черный клобук, крест на цепи и жестяной ларчик для пожертвований. Саша был, насколько я видел, шизофреником, но дело свое знал исправно. Не теряя ни минуты он отправлялся на лобное место у монастыря, куда начинал пребывать народ. Там он и промышлял по жаре и на солнцепеке; а солнцепек, на Фиоленте просто страшный, 40, может 50 градусов по Цельсию, а он стоял там часами, в черном! И повторял при этом весьма странную молитву, вот примерный текст: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистой Девы и всех святых, в цирк ходим – платим, в кино ходим – платим, в церковь ходим – тоже платим ! Помилуй нас Господи Иисусе. Аминь». Я когда, первый раз услышал – оторопел, думал мне послышалось – монотонно так, без изъянов. Прислушался – да, нет, так и есть, колдует подлец. А солнце жаркое, туристы с веерами и детьми, в пляжных шляпах, изнемогают и денежку Саше в ларчик кладут. Доход у Саши был стабильный. С первыми сумерками ( то есть рабочий день у него получался часов 12 ! ) Саша возвращался ко мне к кафе, там на рабочей зоне, он переодевался обратно в мирское; от него даже потом не пахло! только морда была чуть более разбухшей и глаза чуть более округлыми . Тут же он покупал два гамбургера, бутылку пепси-колы и два шоколадных батончика. Гамбургеры съедал на месте, шоколад забирал с собою. Мы с ним разговаривали, но не помню о чем, помню только, что у него есть мать в Севастополе, а монастырю он платит 500 гривен в день. Мы дружили так, как дружат собаки – без лишних разговоров.
В отличии от Саши, который был тружеником системы, Маргарита была фрилансером . Тоже в темных одеждах, неопределяемого возраста, с больными грязными ногами и лицом бомжихи. Она и была бомжиха. Маргарита, или как я ее называл Рита, была в прошлом воровкой на доверии. И вот когда минула третья-пятая отсидка, когда все, включая родного сына, безвозвратно отвернулись от нее, когда жизнь женщины рухнула и ударилась о самое дно, она и прибилась к церковной жизни. Справедливости ради, надо сказать, что Рита изо всех сил старалась быть полезной: мыла, словно бешенная, пол в храме или брусчатку на паперти, но местные тетки гоняли ее, она яростно защищалась, осыпая их красочными проклятьями. Еда и деньги для нее были не проблемой, 15 минут - и в руках охапка съестного, и бутылка пива, и бонус туристический еще; но парадокс заключался в том, что еда ей была не нужна – не доев пирожок, она уже начинала жаловаться на пресыщение; про алкоголь и вовсе нечего говорить - этот демон уже многие годы мучил ее, и все, что от него, тетерь было ей адом. А ада она боялась. В общем сложная личность. Совершенно нищая, с злосчастной судьбой, с темпераментом цыганки, она боролась за жизнь как могла. Людей она чуяла тоже как собака. В первую нашу встречу заявила, что художница (!) Я потребовал доказательств. Она попросила листок бумаги, ручку и удалилась. Через 15 минут Рита протянула мне листок в котором, к своему удивлению, я обнаружил стихотворный текст; это была баллада или гимн в честь автора; запомнилось «И я иду, а вокруг огонь, гной, кровь и ненависть людская!» С оговорками доказательства были приняты. Держал я ее на дистанции – у меня же дети бывают, и, вообще, я делом занят – но все же у нас была духовная связь. Особенно меня интересовала эзотерическая часть ее жизни, а именно преступное прошлое. Больно уж любопытно было, как все это происходит. Рита от меня ничего не скрывала, но внятно рассказывать не умела, возможно, в мозгу просто отсутствовала такая опция. И вот однажды на пороге своего кафе я увидел Риту с каким-то мужиком. Оба бухие. Ритка в бейсболке, в модной майке, дешевых джинсах и в кроссовках на размер больше, все новое. Мужик приличный, сумка дорогая, очки вот-вот сорвутся в пропасть, ширинка не застегнута, в руке бутылка хорошего коньяка. Оказалось Николай, военный, подполковник, приехал в отпуск с женой в Крым, разругался с ней прямо на вокзале и пошел в буфет стресс снимать. Вот тут-то Ритуля его и зацепила прожженным взглядом. Выпили, закусили, еще по одной – ну, и всё, поймала кошка птичку. И вот Николай пьяный-пьяный, счастливый-счастливый стоит на коленях перед бомжихой и повторяет, как умалишенный: «Марго, ты святая!» А Марго вроде как и не пьяная, сидит, цигарку ароматическую потягивает, куражится, на меня посматривает, мол, вот, братишка, тебе клоун обработанный. Терпеть эту бесовщину было невозможно, и я выгнал, едва ли не пинками, парочку вон.
Южной ночью, когда добрые друзья пьют молодое крымское вино и возжигают индийские благовонья, на границе моего чертога опять появилась Рита, обратно в черном, с пришпилиной к хламиде огромной бумажной иконой, обернутой в целлофан. Я погрозил ей кулаком. Она показала жестом, что рот ее на замке, а душа кается.
В последнюю нашу встречу нищенка Рита была совсем обессиленная, она словно скулила, просила меня, чтобы я посидел рядом, пока она будет спать: «Саша, посиди рядом, а то меня убьют», «Да, кто тебя тут на Фиоленте убьет? Иди и спи спокойно!», «Нет, меня убьют, я знаю!» Я отвел ее подальше от дороги, уложил на меловой камень под фисташковым деревом. «А ты останешься?» как ребенок спросила она. Я достал из-за пазухи камень размером с сердце раскрашенный красным с серебристым крестом посередине, положил рядом с ней: «Теперь с тобою ничего плохого не случится». Она посмотрела на красный камень с серебристым крестом посередине, молча согласилась и заснула. Больше я ее никогда не видел.