...Осушив бокал, Феликс взял с подноса бутерброд с икрой.
И тут в его мозгу появилась шальная, острая и зудящая мысль. А что если этот замшелый анахорет вовсе не так уж прост. Что если он совсем уже сошёл с ума на старости лет. Свихнулся. Что если он заманивает в свой дом гостей. Сначала поит и кормит, говорит и рассказывает, убаюкивает а потом - бац – нож в спину, пулю в лоб, удавку на шею!
Хотя этот бы скорее держал бы в заточении, вешал бы лапшу на уши увесистыми горстями. Окуривал бы персональной значимостью. Охмурял бы своими разносторонними познаниями. А потом - как надоест игрушка, приестся общение с ней, или вдруг разочарует его слушатель, устанет он от его нытья и просьб отпустить восвояси – отправлял на тот свет. Не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. С истинно старческой дотошностью. С научным интересом препарируя и изучая жертвы своих вивисекторских экспериментов. Описывая и смакуя, в деталях потом в уединении очередные безумные и никому не нужные, и неизвестные в этой глуши монографии по физиологии и прочим прикладным наукам. А потом – концы в заболоченную воду. Ищи их потом - пропавших искателей приключений по топям и омутам. Вот и Астаха он мог так разделать. И на него самого покуситься.
Ну, уж нет! Не дождешься – старая кляча! – разозлился Феликс. Не на того напал! Не по зубам – орешек! Ему надоел этот фарс. Стал, скучен и противен старый зануда-нарцисс. Отложил недоеденный бутерброд на тарелку, опёрся на подлокотники. И так и не покинул мягкого, кресла. Ноги словно отказали. Холодный пот прошиб Феликса. Страшная догадка пронзила, растревожила сердце. Старая образина, подлый плут специально опрокинул бутылку шампанского! Отправил Феликса мыть руки. А сам в это время подмешал ему что-то в бокал. Какое-то парализующее зелье. Яд. Снадобье без цвета, вкуса и запаха…
И в этот момент у охотника отказали и руки. Он утратил контроль и над ними. Его полностью парализовало. Он не мог не то, что пошевелиться, даже голову повернуть. Он мог только смотреть перед собой. Возможно - говорить. Он пока не попробовал…
-Гордыня страшный грех! Самомнение его ничем не лучше! – глумливо и торжествующе улыбнулся Георг Катц, глядя прямо в побелевшее лицо неподвижного Жнеца.
-Молодость – это как болезнь. Ей надо переболеть! Как корью, или ветряной оспой. Чтобы был иммунитет к заносчивости, и эгоцентризму. Все вы молодые – такие! Мните себе непобедимыми, умными, праведными! Думаете - все другие, и особенно те, кто старше, окостенели, выжили из ума, ни что больше не годны. Ошибаетесь! – почти выкрикнул Катц.
-Это вы, молодые, незрелые дальше носа своего не видите! Ни черта – слишком устремлены на себя любимых! Вот признайтесь честно, Феликс, вы-то тоже, небось, думали – обвели старого дурака вокруг пальца?! Ведь так всё и есть, не правда ли?!
-Да, всё именно так и никак иначе! – не дожидаясь ответа, прохрипел убеждённый в своей правоте старик.
-Решили – подсадили старика на крючок. Развязали ему язык, споили! Заставили рассказать все секреты. Раскрыть карты и бросить их на стол. Ну, уж нет. Этому не бывать!
Феликсу стоило огромных трудов заставить губы двигаться. Лицо онемело. Он всё же нашел в себе силы, чуть слышно но членораздельно говорить. Если уж он не мог ударить рукой, то поразить, ужалить словом мог точно. Отхлестать розгами призрения. Взбудоражить. Взбесить. Сделать больно. Вскрыть старые раны. Ткнуть обличительным перстом в замаскированные комплексы. Оправдать своё прозвище - «Терновый Шип».
-Если уж и кто и зациклен на себе – так это вы! В прошлом учёный, а в настоящем – самовлюблённая старорежимная мразь. Реакционер на колёсиках. Поборник прогрессивной низости. Адепт шовинизма на неустойчивой опоре хлипких, слабеньких как ваши ножки постулатов! Фальшивый, картонный гигант на глиняных ногах! Вы сами себе и солнце и луна. Сами греетесь в лучах канувшей в лету славы, сами наводите тень на плетень. И вероятно, судя по портретам – карьерист, склочник, ябеда и лизоблюд. Не растеряли ли вы с годами навыков метко целовать в зад властьпредержащих умело и уверенно, а, неуважаемый?! Со смаком и чистосердечным удовольствием! Да хоть бы и с закрытыми глазами, по старой памяти. С подобострастием на верноподданной роже и гнильцой в душе! Очень может быть, вы в молодости обожали закулисные интриги, подковёрную возню. Не преминули бы, я так думаю, при случае подставить подножку ближнему своему. Метко плюнуть - в спину дальнему! Это вы сами впустили меня в свой дом. В свою паучью нору – обставленную с показной помпезностью и шиком. Сами, напоминаю вам, принесли вино. Вы - грязный, жалкий, ничтожный паук. И это вы вознамерились отравить меня! А ведь я вам зла не желал. Сомневался в вас, но и только.
Старик отчего-то выслушал Феликса до конца. Не прерывал. Не вмешивался. Не спорил, ни отрицал, не ругался.
-Все вы так говорите! – проворчал старик, нарушив своё молчание, – зла не желали?! Так получилось! Я не хотел зла – оно само так вышло! Враньё, гнусная ложь – по-другому вы просто не можете. Вам бы лишь бы вытоптать, вырвать, испоганить и испортить всё и вся. Это в вашей натуре, в вашем естестве! Вы все как незрелое вино, дешёвая бражка. Бродите, и вызываете тошноту и кишечные спазмы. Громкие и гадостные - как метеоризм! – брезгливо поджал губы лысый надменный старик
-Значит, то, что вы сейчас творите добро, благо?! – едва смог вымолвить оцепеневший Феликс.
-Представьте себе – да! Только вы ещё слишком наивны и ничего не понимаете в этой жизни. Вам ещё надобно дозреть. Дорасти. Повзрослеть. Набраться ума и опыта.
-Ага, набраться опыта, постареть, ослабеть, обезумить и начать ненавидеть и боятся молодых. Заманивать их в ловушки подлым, бесчестным образом. И этим тешить свои сморщенные, поникшие, безвольные члены и непомерно раздутое эго?! – Феликс тоже уже не мог остановиться.
Он понимал – злить старика не лучшая идея. Так можно накликать на свою буйную голову много бед и страданий. И вместе с тем, он не мог сдержаться, промолчать. Вся его натура вопияла, протестуя против необоснованной несправедливости. Он не собирался молить о пощаде или нисхождении. Вместо этого он пытался разозлить, взбесить старого мерзавца и негодяя. Он хотел бы быстрой смерти или хотя бы уйти из жизни не в страхе, а отчаянно бросаясь ядом желчи. Уязвляя старого поддонка в самое его гнилое сердце.
Старик не ударил его. Он тихо засмеялся.
-Опять вы, Феликс пытаетесь опутать меня тенетами. Обидеть, оскорбить, лишить заслона холодного расчёта. Манипулировать чувствами старого прожжённого циника. Заставить вас убить. Придушить этими вот руками в этом самом кресле?! Это вы добиваетесь?! Но ничего у вас не выйдет. Этот примитивный трюк на меня не сработает. И не надейтесь!
Вы сами до конца не честны! И перед собой – в первую очередь! Вот поэтому я и говорил про слепоту молодости. Только не говорите, что и у вас нет камня за пазухой и ножа – за голенищем сапога. Ведь, есть, Феликс?! Есть! А вы сами, чем всю жизнь занимаетесь?! Вы Феликс заточены под одно – уничтожать! Бить, резать, крушить! Кромсать. Бить и убивать! Людей, чудовищ. Всё, что встанет у вас на пути. Ни к чему другому вы не приспособлены. Ничего иного делать не умеете, да и не желаете! Да, я в жизни много хитрил. Прогибался, подстраивался. Но я старался не только для себя, пусть и любил упиваться своими достижениями. Я открывал и изобретал – в те времена я сам был молод, глуп и самонадеян. Я думал – смогу изменить улучшить жизнь и быт людей. Сделать жизнь проще, а всеобщие, повторяю вам всеобщие – блага доступнее! Только с годами пришло понимание. Нельзя ничего изменить в этом мире, если сразу хвататься за что-то глобальное. И забывать - самому надобно изменяться! А вот вы! Как вы, Жнецы живёте?! Ни сеете, ни пашите! А приходите – и уничтожаете! Вы не детей учите! Не людей врачуете. Не новые источники энергии открываете! Нет – вы профессиональный убийца. Ликвидатор. Палач без суда и следствия. Ходячая смерть!
-Да, мы не сеем, и не жнём! – уже спокойнее ответил Феликс! – Зато мы даём другим эту возможность! Защищаем, избавляем от монстров и чудовищ, сулящих опасность многим. Учителям, врачам, учёным. Аристократам, сановникам, тем самым крестьянам, которых вы так недолюбливаете и благодаря которым на вашем столе оказался хлеб насущный, и запечённая птаха, выращенная на крестьянском подворье. Мы не только убиваем. Мы - оберегаем, храним покой. Жнецы спасают людей!
-И многих вы спасли, конкретно, а не гипотетически?! – Катц криво, иронично улыбнулся!
-Может число спасённых умещается в количестве пальцев на одной руке?! Не надо кривить душой, Феликс! Жнецы куда чаще никого не спасают, и не охраняют. Они не живут на одном месте. Они в вечном поиске новой охоты. О какой уж защите тут может идти речь, когда вы всю жизнь не сидите на месте, странствуете?! Куда чаще вы – месть! Да, месть! Озлобленная, односторонняя людская месть, которая не разбирает правых или виноватых. Люди сами лезут, куда не следует. Суются в места заповедные. Чужие, вовсе не им принадлежащие, хотя бы по праву лет и оседлости. Зачастую люди не желают меняться, мирно соседствовать. Они привыкли мерить всё своим аршином. Своим метром и под себя скроенным объемом. А в природе всё не так! Нельзя приходить и забирать всё себе. Не делясь, не идя на компромиссы. А люди решили – что они хозяева. Что им решать – кому жить, а кому умирать! И если сталкивается с чем-то непонятным, чуждым их жалким умам, так готовы тут же обозвать неведомое – злом.
-А вы сами, разве не судите. Разве вы сами ярлыки не пытаетесь навешивать?! – голос Жнеца слабел. Но дух противоречия в нём был крепок и силён...
продолжение следует...