Александру Невзорову, с безграничным уважением
Заметаемые стылой поземкой бульвары, скучные, серые, своей безысходностью сводящие с ума, спешно пересекаемые бодрячками с последним изданием Апокалипсиса во внутреннем кармане лапсердака, спешащих на поезд " Москва - Нью-Йорк", полуразрушенные многоэтажки, приютившие орды смуглокожих людей, пахнущих чесноком и рыбой, жгущих костры и срущих во все углы, как невоспитанные кошки, также увозимые бодрячками за океан, оставляющие по себе лишь омерзительную вонь и клочья шерсти, взлетающие вверх при каждом моем шаге, забивающие горло, мешающие дышать, вынуждающие орать матом, бездумно и бессмысленно. Ледяной ветер, шуршащий обрывками газет с ублюдочными рожами блондинистых звезд экрана, так вовремя сбежавших в Париж, ярко-красочных плакатов каких-то непонятных и уже не говорящих ничего новым насельникам этих мест кандидатов, депутатов и делегатов, тупо-оптимистичных или хмуро-озабоченных ростом несуществующей экономики, небывалым взлетом патриотизма вскоре разбежавшихся по крысиным углам полков и батальонов, вот только вчера клявшихся и целовавших разноцветные тряпки, именуемые святынями, до слез в стеклянистых глазах, до " бля буду" в охрипших глотках, выплевывающих сейчас остатки сожженных последней газовой атакой легких, всенародной поддержкой вороватых и самоуверенных властителей жизни, уставших ходить по запоганенной земле и пересевших на вертолеты, чадившие жирным черным дымом на пустырях, отпугивая треском и всполохами огня стаи облезлых псов с раздувшимися от мертвечины нечесаными брюхами, и не было защитников животных, готовых накормить своим телом эти размножившиеся стаи. Они сбежали еще раньше поголовного дезертирства многозвездных и не очень, твердо-ррррычащих, катающих желваки перед телекамерами, отцов-командиров, в надежде добраться до границы, не зная, что границ уже нет, и смерть, милосердная своей неожиданностью, лютая, неторопливой мукой высасывающая душу по капельке, ждет их везде; убегать не было смысла.
Бородатый мужик и заплаканная маленькая девочка грели руки возле крохотного огонька, доедающего остатки сиденья БМВ, когда я подошел к ним, волоча убитого пса за хвост. Бросил закостеневшую тушу им под ноги и жестом показал, ужин, мол. Бородатый, смутно знакомый по прошлой жизни, быстро освежевал собаку, но огонь погас, они, судя по всему, еще не дошли до моей готовности жрать мясо сырым, поэтому брезгливо отвернулись, а я, смеясь, срезал узбекским кривым кинжалом, снятым с трупа, полоски вонючего жира с тощих боков добычи, добираясь до волокнистых мышц - их можно было сосать долго, насыщаясь кровянистым соком, согревающим желудок и дарующим краткое забытье обманчивого удовольствия, не сравнимого ни с чем. Я откинулся на ржавый остов какой-то иномарки, благодушно поковырял спичкой в зубах и закурил последнюю сигарету.
- Девочку можно продать, - заметил я.
Мужик схватился за топор, но отложил его в сторону, увидев мою глупую ухмылку, пожал плечами на этот неуместный плоский юмор, но все же обнял ее сильнее, прижимая к груди и незаметно для нее грозя мне кулаком. Я захохотал.
- А что ? Я на той неделе продал подорвавшуюся на мине активистку. Киргизам.
- Мертвую ? - уточнил мужик.
- Зачем мертвую, живую. Ей ногу оторвало у меня на глазах, - докуривая до жжения пальцев, говорил я, вертя головой по сторонам, - ползла она куда-то. Перетянул ей жгутом ляжку, рожа, вроде, знакомая, нет, думаю, не могла та паскуда здесь остаться, на Лазурном берегу отдыхает, не иначе - ошибся. - Я вскочил, заметив движение на углу, но это были собаки, рвущие какого-то старика, тонко голосившего на всю улицу. Я заржал при виде его жалких попыток спрятать горло. - А потом вижу : точно она, ну, думаю, ее и без ноги пользовать можно. Присунул в жопу, взвалил на плечо, да киргизам и отволок. На неделю жратвы мне отвалили.
- А девка ? - присел рядом на корточки мужик.
- Не знаю. Наверное, до смерти ее за...ли, знаешь, эти нехристи злы до е...ли.
Он кивнул. Оглянулся на задремавшую девочку, спросил меня глазами. Я протянул нож. Он сморщился, будто от зубной боли. Не дозрел. Что ж, каждому - свое. Я оставил им тушу пса, встал и, насвистывая, пошел в глубь бульвара.