Не для того Эльнур Сафаров прожил в России тринадцать лет, не для того занимался бизнесом, не для того плотно мутил с местными властями, с правоохранительными органами и придатками, не для того отстёгивал криминальным авторитетам, чтобы на этот раз выступить дебилом, который поверит в бред про скинхедов. Какие на хрен скинхеды?! На пятьдесят втором километре глухой трассы?! Среди леса? Убили Вагифа, убили Юсифа, который прошёл огонь и воду, убили милиционера?!
- У них там что, партизанский отряд?! Они там что, как душманы засады устраивают?! Эти скинхеды!
Он ругался матом - тяжело и грязно, как делал очень редко. Но ведь и брат у него погиб впервые. А потом он замолкал и думал, почему это случилось, кто его подставил? Загодя о передаче денег знали только он, Лодкин и Стогов. Работы было на три часа. Отправил Вагифа, хотел, чтобы брат пообтёрся, научился разговаривать с большими людьми. Бизнес растёт, нельзя самому везде успевать.
Неужели Стогов? После стольких лет, в течение которых держались друг за друга? Неужели Лодкин? С ним познакомились, когда тот ещё был лейтенантом. Может, кому-то сболтнул раньше срока? Неужели они его предали? Но ради чего? Каких-то сорок тысяч бакинских? Да он им больше приносил. Зачем кусать руку, которая кормит, рубить сук, на котором сидишь?
Эти пословицы Эльнур усвоил давно и умел их вставлять в разговоре - в нужном месте в нужное время.
Значит, остаётся мент, который сидел за рулём? Мент, который сопровождал их на всякий случай - прикрыть, если вдруг на дороге произойдёт форс-мажор. Но он ничего не мог знать про деньги. Не станет же Лодкин докладывать сопливому сержанту про дела. Неужели, случайность? Вагиф и Юсиф умерли случайно? Как будто кирпич упал с крыши? Потому что дул ветер?
Эльнур хотел лично посмотреть на подозреваемого, пообщаться, о чём и заявил Лодкину. Тот обещал, но просил немного подождать.
- А где лавэ, которые вёз мой брат?
- Выясняем.
*
Лодкину нужно было торопиться - пока не давили жёстко Эльнур и Стогов, пока терпела пресса, пока шум не достиг самых верхов и оттуда не прислали подкрепление, которое непременно выведет всех на чистую воду, выведет, наденет на шею майора отягчающие обстоятельства и утопит. Поэтому 19-го сентября утром задержанного Константина Павлова повезли на следственный эксперимент - зафиксировать. Уваров ему всё рассказал и проэкзаменовал.
- Костя, ты и сам в курсе, как убивал. Но на всякий случай давай повторим ещё раз. Кого убил первым?
- Который на заднем сиденье. Ножом.
- Потом?
- Достал пистолет и застрелил двух других. Они сидели в машине спереди. Водителя перетащил в багажник, сам сел за руль, уехал с трассы и столкнул машину в речку.
- А с чего началось?
- У меня был пистолет.
- Пистолет? Значит, покажешь место, где искать стреляные гильзы?
- Нет, - сбился Костя.
- Может, револьвер? - подсказал Егор.
- Да, револьвер.
- Что за револьвер? Где взял?
- Какой-то самопальный. Купил в Питере вместе с патронами. Пошёл в лес - пострелять, потренироваться. Гляжу, остановилась машина, из неё вышли трое чёрных, стоят и это… мочатся.
- А в чём проблема?
- Пусть гадят на своей земле, а не на нашей, - неуверенно ответил Костя.
- Ну?
- Притворился, что заблудился. Спросил не подвезут ли они меня до деревни Полянка, это дальше по трассе. Они повели себя грубо, стали смеяться надо мной, унижать по национальному признаку.
- Это как? - поинтересовался Уваров.
- Сначала сказали: «О, смотри - русский медведь вышел из леса». А потом: «Какой медведь? Это русский хомяк».
- И ты не узнал Сумина?
- Нет. Пасмурно было, уже темнело. Потом узнал, когда убил.
- Так. А пока они были живы?
- Я подошёл ближе. Те двое уже сели в машину, а третий ещё стоял. Я ударил его ножом, потом, как уже говорил, начал стрелять. В каждого по два выстрела.
- Куда дел оружие?
- Когда всё закончилось, выкинул в болото. Могу показать.
Уваров оценил общий вид и настрой Кости, тот выглядел подавлено, но это нормально - кто будет веселиться, если светят двадцать лет на зоне. Примерно. Про вероятность пожизненного заключения Уваров молчал, чтобы Костя не передумал, не пошёл на попятную и не отказался от самооговора.
- Уверен, - спросил Уваров, - что из того болота, которое ты покажешь, ничего нельзя достать?
- Нет, - помотал головой Костя, - искать там можно, но найти ничего нельзя. Там трясина - водолазам ловить нечего.
- Ладно. А если родители будут утверждать, что у тебя алиби?
- Я делал стены в пристройке. Мама с сестрой находились в доме, ко мне не приходили, у сестры уроки, мама помогала. Отец возился со скотиной. Я тайком ушёл в лес, это полтора километра, а когда всё закончилось, бегом вернулся. Никто даже не заметил, что я отсутствовал.
- А как насчёт вещей из машины, денег из карманов и так далее?
- Ничего не брал. Я же не вор.
«Парень готов, - решил Уваров, - можно снимать на видео. И про деньги это я хорошо придумал. Мол, денег он не трогал, кто-то другой обнаружил «Фольксваген», порылся в нём, украл и свалил, не заявляя в милицию. А если и трогал, то спрятал, чтобы достать их после отсидки. Так или иначе...»
*
Когда Костя, прикованный наручниками к одному из сотрудников, в присутствии понятых показывал и рассказывал на камеру, как происходило убийство, Егор Уваров чувствовал себя сценаристом и режиссёром. У трассы, на грунтовке и у речки Мошки всё прошло, как нельзя лучше. Потом направились к болоту, в котором Костя якобы утопил нож и револьвер. Идти было трудно - пасмурное утро, морось, склизкие трава и листья, бурелом. Подозреваемый трясся от страха и холода, спотыкался, падал, шмыгал носом, до крови разодрал наручниками кожу - и себе, и сотруднику милиции. То есть производил впечатление вконец деморализованного человека, которого и ноги почти не держат.
- А поближе не мог выбросить? - спросил Уваров.
- Там надёжнее, настоящее болото, - ответил Костя. - Это почти по дороге к дому. Маленький крюк. Ещё немножко через заросли, а дальше вправо и нормально.
После того как подозреваемый в очередной раз поскользнулся, упал и при этом порвал о сучок штаны, Уваров решил, что парня можно отстегнуть.
Конечно, никто не ожидал от него такой прыти. Костя Павлов потёр запястья, неряшливо высморкался под ноги, огляделся, махнул рукой, как бы хотел чего-то показать, а едва все обернулись, бросился в другую сторону - между елей, пополз на карачках, по-пластунски и сразу исчез из виду. Дёрнулись за ним, но куда там - оказалось, что низкорослые ели вкупе с худосочными берёзами выросли здесь сплошной стеной, продраться невозможно, обойти или обежать тем более. Стояли, смотрели друг на дружку и не верили в то, что произошло.
- Павлов, вернись, дурак, что ты делаешь! - кричал Уваров. - Костя, подумай о родителях и невесте! Костя!
Но лес отвечал угрюмой тишиной.
Это - полбеды. Скоро выяснилось, что и выйти к трассе весьма проблематично. «Ещё чуть-чуть», «ещё немного», которыми их закармливал подозреваемый, в итоге вытянулись в неопределённо длинную дистанцию затейливой конфигурации. Она петляла, огибая непролазные топи. Вроде распутывали её в обратном направлении, двигались по своим следам, но выбраться никак не удавалось.
- Может, пальнуть? - предложили Уварову. - Вот сука, Иван Сусанин.
- Заткнись! - раздражённо отреагировал старлей и заставил всех прислушаться.
Потом подсадили самого мелкого, чтобы залез на сосну повыше. Вышли к реке и, держась берега, добрались до места преступления – задыхаясь от усталости, злые до остервенения, промокшие до нитки, ноги по колено в грязи. Теперь у каждого из них появился к Косте личный счёт. Особенно крупным он был у Егора Уварова, которого за годы службы ещё не разводили так дерзко.
Сразу отправились домой к беглецу. Сохранялась вероятность, что тот помчался к мамке с папкой - пожаловаться, будто он ни в чём не виноват. Уваров готовился преодолевать сопротивление родителей, убеждать их, чтобы добровольно выдали сына, но те искренне удивились визиту. Сначала они решили, что это привезли Костю, поскольку разобрались и убедились в его невиновности, а когда услышали о признании в убийстве и побеге, закипели. Мать кричала:
- Вы делаете из нашего сына преступника! Да что же это! Мы будем жаловаться и писать во все инстанции!
Отец молчал, сверкал глазами и, казалось, вот-вот схватится за что-нибудь опасное - за ружьё, за топор, за вилы, за нож. В принципе, думал Уваров, это был бы не худший вариант. Отвезли бы папашу в ОВД - будто взяли в заложники. Если не захочет Костя, чтобы предка нагнули, вернётся. Но старший Павлов повёл себя грамотно и жену успокоил. Конфисковали два охотничьих ствола и патроны к ним.
Невеста беглеца тоже топталась здесь. И тоже смотрела на Уварова с ненавистью. Старлей намеревался забрать Ленку, чтобы прокатиться к ней в деревню и там поискать жениха, но Павловы девушку не отпустили. Просто упёрлись и ни в какую - давайте ордер или чего там, а без документа она отсюда ни шагу - на каком основании хватаете невинных людей?! А мелкая девчонка, Костина сестра, заплакала и обозвала фашистами. Егор решил, что не стоит в горячке усугублять ситуацию, пусть устаканится. Был бы Костя реальным убийцей, другое дело, а так - мало ли, как и чем обернётся, надо блюсти формальные процедуры...
В Жуковку всё одно заглянули. Пьяные Ленкины родители не могли сообразить, о чём речь. Тем не менее, их тоже запугали, предупредив о суровом наказании, если решат помогать преступнику и скрывать его от правоохранительных органов.
Майор Лодкин был ошарашен. Происшедшее казалось ему настолько невозможным, что он стал подозревать, будто и этот побег входил в планы Уварова. Во всяком случае, старший лейтенант продолжал излучать самоуверенность - он сменил рубашку на толстый свитер, форменные штаны на джинсы, переобулся, отогрелся чаем с бутербродами и теперь, даже не покаявшись в халатности, рассуждал о сложившейся ситуации:
- Его показания - на плёнке. Побег - ещё одно доказательство. Да, нарушили инструкции, проявили гуманность, сняли наручники. Кто же мог предположить, что он играет с нами в Сусанина? День, два и возьмём. Зато ни у кого не будет сомнений в нашей версии.
- А если он доберётся до журналистов, независимых адвокатов, до депутатов в Москве? Там всякий пук звучит громче обычного и сильней воняет.
- Кто за него впишется? - покривился Уваров. - Семья такая, что в Дольном её не очень любят. Живут особняком, ни с кем не общаются, вырастили скинхеда, он убил людей, потому что у них не та внешность. А страна у нас какая? Правильно – много очень много-много национальная!
*
В тот самый хмурый час, когда Костю повезли к пятьдесят второму километру на следственный эксперимент, дальше по трассе на остановку в деревне Полянка вышел Заяц. От Топлого, где он жил, до Полянки - двадцать минут хода ухабистой грунтовкой, лесом-полем. Заяц принёс ведро клюквы, прикрытое пакетом, - чтобы не мокла. Екатерина Тетерина, сорокалетняя баба живущая в Полянке, удивилась его появлению:
- А я думала, после похорон неделю пить будешь, а то и месяц.
- Некогда пить, - буркнул Заяц. - Пока сезон, надо матери на оградку заработать.
И он опустил своё ведро рядом с двумя другими, которые стояли у ног Екатерины. Опустил и глянул на Тетерину словно загнанный.
- Да ладно, - сказала она, - справлюсь. Только поможешь мне в автобус загрузиться. И вот ещё - не обессудь, но сначала продам свою, потом - твою. А не продам, обратно привезу.
- Лучше отдай дешевле.
- Не стану! - воспротивилась Екатерина. - Как другие на это поглядят? Да и ничего - продастся не сегодня, завтра. Чего подарки-то делать? Поди, не для того на болотах корячимся, комаров кормим. Я вчера так наломалась, что вернулась без поясницы...
- Ладно, - согласился Заяц. - Приду встречать.
- Приди. Может, привезу тебе какую копейку. Четырёхчасовым назад поеду. Не хочешь на пару за ягодой ходить? Может, на твоих кочках её больше...
На дороге за пеленой мороси показался автобус.
Екатерина Тетерина жалела Зайца, брала его ягоду, возила в город, наваривая по червонцу с литра. Он бы ни за что не поехал торговать. Да и как было не жалеть такого убогого? Одно название - рецидивист. Одно название - грабежи, разбои, попытка изнасилования. Все знали, что нет за этим никаких ужасов, а так – сплошная маета. Не понимал Заяц, как ему жить на земле, вот и прятался в тюрьму, где за него всё решали. А эта попытка изнасилования - вообще чистая комедия. Потому и посадила его Светка, что дальше попытки дело не пошло. Сама себе красавица. В ту пору тридцать с хорошим гаком, в два раза шире Зайца. Никому не отказывала, лишь бы проявили охоту. Ещё и бутылку поставит. Мужики ей вслед так и кричали: «Светка, давай меняться - ты мне ставишь бутылочку, я тебе - палочку!»
- Ты слыхал? - спросила Тетерина у Зайца. - Мальчишка-то из Дольного троих укокошил?
- Где бы я слыхал? - удивился Заяц. - Из лесу не вылезаю.
- Троих. Двоих чёрных что ли. А третий - ментёнок Сумин из Никольского. На трассе. Прям из пистолета. Костя Павлов. Он вроде как этот - скинхед. В новостях передавали. Год, как из армии вернулся, всё чин чином, жениться собирался. На Ленке Смирновой из Жуковки.
Заяц только покачал головой - надо же, мол, что творится в мире. Автобус остановился, Екатерина загрузилась, махнула напоследок и отбыла. А Заяц ещё долго стоял на остановке, смотрел вслед автобусу, потом - по сторонам, думал о мальчишке из Дольного. Он и родителей-то его не очень знал, не то что самого. Торопиться было некуда. В родной деревне - тоска и дом, к пустоте которого никак не привыкнуть. Всё казалось, что вот сейчас мать зайдёт со двора - с огорода или от поленницы, попросит затопить печь, скажет:
- Уж больно холодно в эту неделю. А и слава Богу - чтобы мы тут не баловали на солнышке-то. На солнышке согреешься и двигаться неохота. А теперь вон - надо двигаться. Чтобы не замёрзнуть.
Голос матери прозвучал в ушах Зайца так, словно она и в самом деле стояла у него за спиной. И он с обречённостью осознал, что заканчивается его собственная жизнь на земле. Между ним и громадной тёмной неизвестностью, которая зовётся смертью, больше никого нет. Раньше прикрывала мать, а теперь - кто? Что? Куда?
Заяц себя жалел, но не сегодняшнего, больного и одинокого, а всё ещё того ребёнка-уродца, которого бросил отец и которого обижали, угнетали все, кому не лень. Того было жалко. До слёз и комка в горле. А ему сегодняшнему, пожалуй, и делать здесь больше нечего. Мир вокруг с каждым днём и часом становится враждебнее и непонятнее. Какой-то мальчишка стреляет из пистолета в каких-то чёрных. И не где-нибудь там, а здесь, по соседству. Куда всё катится? Лучше не дожидаться, когда сорвётся и упадёт, а свернуть пораньше. Вот только так и не понял, зачем родился, зачем тянул лямку?