Скажу вначале несколько слов, так как без них многое будет непонятно. Этот текст я написал в далёком 2008 году, и перечитывая его сейчас понимаю, что это написал не я, а кто-то другой, какой-то другой человек, совершенно не похожий на меня нынешнего.
На данный момент это единственный законченный и доведённый "до ума" мой "большой" текст. Это была моя первая попытка написать сюрреализм, ничего о нём не зная.
КРАСНЫЕ ЛИСТЬЯ
Песок. Песок. Кругом был песок. Казалось, что вся планета – это огромная пустыня, без начала и конца, без людей и оазисов. Возможно, пустыня тоже море: такое же большое и состоит из маленьких песчинок, только эта «вода» суха и никогда не даст жизни, а уж тем более не даст напиться.
С такими мыслями брёл по горячему песку Дима Андреев. После получасовых блужданий кругами, он начал понимать, что если так пойдёт и дальше, то он из туриста, незаметно для себя, превратится в жертву пустыни. Нет, не сразу (у него была полулитровая бутылка минералки), а медленно и мучительно.
«Не-е-е, он (гид) молодец! - возмущался про себя Дима. - «Если потеряетесь, то идите за солнцем, на закат. А как за ним идти, если оно всё время над головой!»
Он пересёк ещё один бархан, поднялся на другой и застыл не двигаясь с широко открытыми, от удивления, глазами. Впереди был город.
* * *
Улица города, по которой шёл Дима, была вымощена галькой и покрыта слоем чёрного песка.
«Хм… и откуда такой песок мог взяться? Да, ещё и в пустыне... Как сажа», - думал он.
Дома были «дикого» вида, с обветрившимися стенами и крошащимся кирпичом на углах.
Когда Дима достиг центра города, перед ним открылась площадь, посреди которой находилась детская игровая площадка, с качелями, лесенками, турником и песочницей, полной чёрного песка.
«Зачем песочница, когда вокруг тьма песка. К тому же чистого, а не этого «пепла», - подумал Дима. – И как-то странно, что на городской площади находится детская площадка».
Конечно, площадью это место назвать было сложно - не настолько оно было большим, чтобы быть площадью, но и двориком оно не могло быть тоже. Но это место было именно в центре.
Вокруг не было ни души. Не было ни кошек, ни собак. Все двери были закрыты: изнутри, на засовы, или снаружи, на висячие замки. То же самое и с окнами – все они были наглухо закрыты. От этого у Димы было ощущение, что город «мёртв». Брошен.
«Город-призрак, - решил он. – Поразительная тишина».
Но даже не это было самым удивительным. Удивляли падающие с неба красные листья. Откуда они могли взяться, ведь вокруг не было, ни одного дерева. А они были. Они летали подхватываемые ветром и парили, как снежинки или пух тополей, который летает и кружится в раскалённом воздухе. Они были одновременно похожи и на кленовые, и на дубовые листья. Но главное - они были истинно красные.
- Кроваво-красные листья, - прошептал он, присев на корточки над листочком, опустившимся на песок. - Что же здесь происходит?
В городе он находился уже полчаса. Незаметно для себя он успокоился. Пропала обида на человека, который вёл их группу, и на то, что его бросили.
Было жарко. Солнце «парило», как раскалённая печь.
Он встал и пошёл дальше по улице. За то время, что он здесь был, бутылка была наполовину пуста
«Если я не найду хоть кого-то «живого», то «запою», - подумал он и пошёл дальше.
И тут, он увидел открытую дверь.
* * *
Дверь была чёрно – ржавого цвета, с круглой, деревянной ручкой. Зайдя внутрь, Дима попытался её закрыть, но ничего не получилось - петли давно не смазывались, и потому дверь не сдвинулась, ни на миллиметр, а только противно заскрипела. Махнув рукой, Дима прошёл внутрь и осмотрелся вокруг. Молчавший всё это время ветер дунул ему в след красным листом и облачком чёрного песка.
Внутри дома было тихо. Тишина «звенела» и, в то же время, была абсолютно беззвучна.
«Как в могиле», - промелькнуло у него в голове.
Помещение выглядело как-то необычно: на полу был расстелен коврик, красного цвета и зелёной полоской по краям; в углу рядом с дверью стояла вешалка, на которой висели драное чёрное пальто и лёгкая светло-зелёная шляпа, а у ножек стояли полностью изношенные сандалии. Пройдя немного вперёд, он увидел невысокую обветренную тумбочку. На ней лежала лампочка, ржавая отвёртка, пружина, два шурупа и часы, стоящие на половине шестого.
«Интересно дня или ночи», - усмехнувшись, подумал Дима.
Повернувшись назад, он обратил внимание на письменный стол. Это был самый обычный стол с тумбочкой на колёсиках. На нём стояла лампа, рядом с ней лежали почти пустая шариковая ручка и тетрадь с надписью «УЧЁТ».
На первой странице было оглавление:
«список населения» (стр. 2-10);
«список умерших» (стр.11-20);
«количество заболевших (характер заболеваний)» (стр. 21-30);
«количество строительного материала (на заколачивание)» (стр.31-35);
«количество населённых домов» (стр.35-50);
«количество заколоченных домов» (стр.50-65);
«инструкция» (стр.66)
«Интересно», - проскочило у него в голове. Он пролистал тетрадь, но ничего для себя не нашёл – лишь списки и диаграммы. Но вот последняя страница - «инструкция» - заинтересовала своим содержанием:
«В случае ухудшения самочувствия или намёков на скорый летальный исход вам следует – переправить тетрадь вместе с остальными документами в вагонетке. Если таковое не возможно, вам следует уничтожить тетрадь вместе с другими документами.
Помните это ваш долг.
МЛП».
От последнего сочетания букв его передёрнуло, а по спине пробежал холодок. Он слышал о зверствах, которые чинило МЛП, но чтоб такое.
«По-моему у человека в первую очередь должен быть другой долг. Хотя сами добились этого», - подумал он, но тут, же, испугавшись, отогнал от себя мысли и быстро огляделся по сторонам, затем поднял голову и увидел напротив глаз картину «Утро стрелецкой казни». Дима отошёл от стола и с грустными мыслями продолжил изучение подъезда.
По своей «архитектуре» помещение было очень похоже на подъезд «хрущёвки»: такая же лестница, такая же окраска стен (зелёно-белая), вот только расположение квартир было иным – тех, которые смотрели дверями на лестницу, не было. Всё было привычно, однако контраст создавал лифт. Он всем своим видом «бросался» в глаза показывая, что он не нужен и вовсе не к месту, но, в то же время, требовал своего принятия и даже не собирался давать хоть какую-то возможность непринятия себя. Дима подошёл к лифту и открыл дверь – это был последний «этаж», вниз уходила тёмная «пропасть» (настолько глубока была шахта), полная тьмы и мрака. Темнота не несла ничего хорошего, но манила, требовала к себе шумом и рельсовым лязгом.
Вдруг Дима понял, что держится руками за порог лифта и на него из темноты несётся кабина. Нахлынул дикий ужас и холодный страх. Подтянувшись, Дима залез на пол и закрыл дверь шахты.
- Труба Ада,- сглотнув, сказал он, помахал головой и обнаружил себя сидящим на полу. Шум прекратился.
Во рту пересохло. Он отпил воды из бутылки. В голове пульсировала мысль: «Где я?» Поднявшись с пола и стараясь не смотреть в шахту, он пошел вверх по лестнице. Удивление застало его и здесь.
На первом этаже было две двери: дверь № 9 слева была закрыта, Дверь напротив была заложена кирпичом и забита перекрещенными досками. Её номер был 8.
Дима прислушался. № 8 молчал. Там жила тишина. Зато в № 9 , он услышал храп. Будто хозяин квартиры спал прямо в коридоре.
В сердце загорелся огонь надежды.
«Кто-то живой! - кричал он про себя. - Здесь есть кто-то живой! Может, помогут!»
Дима принялся колотить в дверь и звать на помощь, всё было тщетно. Он колотил около минуты. Однако из-за двери шёл всё тот же размеренный, не прекращающийся храп. Человек спал и как будто не слышал ни стуков, ни криков о помощи. Человек был глух, а может и просто равнодушен.
Дима продолжил стучать и бить ногами, крича:
- Помогите! Да отзовитесь же! Помогите!
После нескольких попыток достучаться, он отвернулся от двери и сполз на коврик под ней. Тишина тут же возместила нанесённый ей ущерб и накрыла собой всё как крышка гроба. Ему показалось, что этот храп не был звуком – он был частью этой тишины. Дима закрыл глаза, поднял голову к потолку. К горлу «подкатил» кислый комок, но проглотил его и посмотрел на противоположную дверь, заложенную кирпичом. Почему-то вспомнились слова из песни Pink Floyd^а: «We are brick in the wall…» Слов песни он не знал, но, скорее всего они там были. Ему хотелось, чтобы они там были.
Хлопнув себя по коленям, Дима произнес вслух:
- Всё! Хватит! Отдохнул? Тогда пошли…
Он пошёл на следующий этаж. Для себя заметил, что окно, выходившее на улицу, тоже заложено кирпичом.
- Всё отгорожено стеной, - пропел Дима и продолжил идти.
Этажом выше всё было так же. Правая дверь заколочена перекрещенными досками. Номер сбит. Левая дверь под номером 6 закрыта наглухо.
«Ничего не понимаю», - подумал он.
Приложив ухо к двери, он услышал шипение приёмника и голос спортивного комментатора. Транслировали то ли футбол, то ли хоккей.
Огонёк надежды хотел опять вспыхнуть, пробудив в нём желание «молотить» кулаками в дверь, бить ногами, сломать ее, в конце концов.…
Вздохнув, Дима пошёл прочь.
«Все спрятались… за стенами… Бей не бей – всё равно все глухи, а возможно и равнодушны», - решил для себя Дима, но пару раз всё-таки стукнул в дверь № 6.
Шум приёмника не прервался ни на секунду. Тишина, как страшное, хищное животное «съела» все посторонние звуки. Ничего. Дима поднял голову в сторону окна и пошёл на следующий этаж. Последний.
Стекло в окне третьего этажа отсутствовало. Дима подошёл к нему. На подоконнике лежал слой чёрного песка и пыли. Он выглянул на улицу – ничего не изменилось… Всё так же тихо… Всё так же мёртво и безлюдно.
Всё та же звенящая тишина.
«Интересно, а привидения хоть какой-то звук издают? А то что-то скучно», - усмехнулся он.
В окно влетел, вспушив пыль и песок, красный лист.
«Как лоскуток флага», - прошептал Дима и поднялся на последний этаж.
То же самое, что и на нижних этажах: побитая на полу плитка, на потолке разбитая лампочка, везде пыль и песок, правая дверь под номером два. Контрастировала левая сторона: рядом с перилами ржавая лестница на чердак, велосипед без шин, трансформатор без крышки, и, наконец, дверь квартиры под номером восемь. Нет, дверь была обычной и ничем не могла бы заинтересовать, если бы не нацарапанная на ней надпись
НАРКОМАН
КВ 8
На этаже лежала тенью тишина: беззвучная, умиротворённая, пустая, спокойная и довольная.
Тяжело вздохнув, Дима пошёл вниз. Надо было уходить отсюда. Его здесь ничего не держало. Навалилась грусть.
Он прошёл все этажи, на которых по-прежнему было тихо.
Ему показалось, что, даже закричав, он не нарушил бы тишины.
И тут…
В подъезде зазвучал поднимающийся лифт. Дима замер на секунду, а затем сбежал на первый этаж и, притаившись за решётками шахты, стал следить. Между тем, из лифта вышел человек, в драном, оранжевом комбинезоне. Лицо его было морщинистое, старческое. На левой щеке виднелся чёрный рубец.
«Что это с ним?!» - воскликнул Дима мысленно, и вышел из-за угла.
***
- Здравствуйте.
Человек посмотрел на Диму, ничего не ответил.
- Здравствуйте, - повторил он. – Где я?
- Эх – х – х… видимо для «большой земли» мы канули в историю или небытие. Хоть бы кто-то сказал, что пришёл нас забрать, что всё это закрыто, нас наконец-то вылечат, накормят человеческой едой, выдадут зарплату, ключи от заработанных нами квартир, пенсии… и путёвки в санатории… (он мечтательно «закатил глаза к небу») в Крыму, на море… А тут опять – «А где это я?!»… Ты, мил человек, попал в закрытый город – название - хрен кто его помнит… имени – хрен кого знает.
- Как закрытый?!
- Ну, так – нет на карте и все дела. Нет нас. Секретные мы. Добываем то, о чём поганые капиталисты знать не должны.
- Какие ещё капиталисты? – не понял Дима. Он плюхнулся на ступеньки, больно ударившись, и внимательно посмотрел на человека. Тот по-прежнему сохранял равнодушие и безразличие, только сел на стул, который под его весом скрипнул, и закинул ногу на ногу.
- Чего вы как дети малые? – сказал человек в комбинезоне, «ткнув» в него указательным пальцем. – Какие! Какие! Обычные, что на западе и нашей стране мешают строить коммунизм.
Дима посмотрел на говорившего, как на ненормального.
«Псих», - решил он про себя. – «Надо бы его разговорить».
- А кто вы…
- Послушай, парень. Не надо задавать эти «стандартные» вопросы. Я от них устал. Давай я буду говорить, и спрашивать, а всё остальное ты поймёшь сам.
- Почему? – опять не понял Дима.
- Хватит, - отрезал человек, подняв обе руки в воздух. – Во-первых, ты кто такой и откуда здесь взялся?
- Я Дима Андреев. Приехал туристом отдохнуть на море. В пустыню попал потому, что отбился от группы туристов. Тут должен находиться упавший метеорит.
- Ладно, метеорита здесь нет. Что там, на «большой земле»?
- Всё спокойно, но только не там, где творят мир.
- Похоже на эпоху крестовых походов. Зачем творить там, где и так есть «мир»? А как на Родине?
Этого вопроса Дима ожидал меньше всего.
- На какой? – спросил он.
- На нашей с тобой. В СССР. Где же ещё.
«Вот, что и называется не в бровь, а в глаз».
- А СССР больше нет…
Человек, сидевший на стуле, побледнел, даже морщин как будто стало больше. Он дико посмотрел на Диму и дрожащим голосом спросил:
- Значит, Родины больше нет?
- Нет… Больше нет. И при этом очень давно нет.
Человек устало посмотрел на Диму.
- Значит, нет… - проговорил он. – Зачем ты это сказал? У меня у других тогда нет больше никакого смысла.
- Какого смысла? – не понял Дима.
- Жизни! А сколько лет нет…
- Лет тридцать…
- О-о-о, - протянул человек, грустно покачав головой. – Значит, мы себя гробим уже тридцать лет и впустую.
- А чем же вы занимаетесь всё это время? – спросил Дима.
- Вот, а я ведь просил.
Сидящий на стуле засмеялся. Он смеялся громко. Стул под ним ходил ходуном. Даже слёзы выступили на глазах. Смеялся он долго.
«Псих», - подумал Дима.
Он был удивлён. Ему было плохо. В голове пульсировал страх за свою жизнь и был страх перед этим человеком.
- Думаешь, я сумасшедший? – спросил сухим голосом человек. Он уже успокоился и говорил опять тем же голосом, но ещё более усталым.
- Я был одним из строителей. Тех, кто строил этот город. Лет сорок тому назад, по-моему, ещё при Леониде Ильиче…
Имя генерального секретаря он произнёс с уважением и попытался встать на ноги, но от усталости не смог.
- В этих местах был открыт нашими геологами, уникальный материал… Новый элемент таблицы Менделеева… Говорили у нас тогда…
Человек хрипло вздохнул и продолжил:
- Снимали даже из космоса… глубоко ли… Потом поехали геологи и «накопали» тут такое-е-е, что было по радиоактивности сильней урана. Ну, а затем мы, строители. Я был добровольцем. 25 лет мне было.
Человек на стуле вздохнул.
- Было принято решение по строительству засекреченного города, по добыче этого материала. Проект получил название «Метро».
- Почему метро? – спросил Дима.
- У нас для связи была обширная система железных дорог, поезда и вагонетки. Очень похоже на метро. Всё по последнему слову техники и наивысшего качества. Отличные костюмы, продукты свежие, медикаменты лучшего качества… и всё такое. Люди были – великие учёные. Часто молодые приезжали, авантюрные. И заметь, парень, - лет тринадцать или пятнадцать никто не болел и не умирал. Ну, конечно, в курсе последних событий мы никогда не были, но всё-таки…
Он грустно улыбнулся, потянулся и продолжил.
- А вот где-то лет двадцать назад, со снабжением начались перебои. Но свою работу мы выполняли, хотя в этом было, что-то подозрительно нехорошее. Потом перестали присылать, вообще, что-либо. Когда стало совсем плохо, мы устроили собрание и написали коллективное письмо с требованием, чтобы о нас «вспомнили». Письмо отправили в вагонетке.
Говоривший замолчал. Он не был стар, но измученный и дряхлый вид превращали его в столетнего старика. Дима молчал в такое было сложно поверить, но обстановка и реальность происходящего, брали своё.
- А почему в вагонетке? – спросил он.
- Потому, что последняя рация и телефон сломались, за год до этого письма. В ответ мы получили рации и немного припасов. И письмо, с пояснением…. Посоветовали экономить. Через несколько лет стало постабильней, хотя и не совсем, как раньше. И так было лет восемь или десять, тут не посчитаешь… «Деланная стабильность»… Взамен нашей работы мы получили страшную скупость на чувства и недоверие друг к другу. Но это пустяки…
Говоривший человек в этот момент замолчал.
- Мы все здесь медленно, постепенно, превращались в машины. Стала пропадать надежда, любовь к работе… даже та романтика, с которой многие ехали пропала… Тогда многим стало жутко и страшно, за себя за рассудок, за жизнь. Некоторые держались друг за друга. Кто-то умирал от помутнения рассудка – кончали с собой: заходили в вагонетки или контейнеры с материалом и просто сгорали или гнили прямо у нас на глазах… Мы стали равнодушны… и просто на автомате выполняли свою работу. Продолжали добывать материал, борясь за выживание скудными запасами и спасали последних из наших.
А потом…
Человек, замолчал и опустил вниз голову. Тишина вступила в свои законные права на звук и ехидно заскрежетала своими старческими зубами. Она уселась на плечи, сидящего на стуле, и, закрыв ему глаза рукавами своей грязной, изношенной одежды, засмеялась над Димой, тыча в него своей клюкой, начала скрежетать гнилыми зубами, в своём старушечьем рту.
Диме стало страшно. В висках стучало, на лбу выступил холодный пот.
Неожиданно, старуха засмеялась, спрыгнула с плеч человека и засеменила к нему, приплясывая и тыча палкой в его сторону. Когда старуха подошла совсем близко к Диме, он понял, что она «мурлыкала» слово «Потом… Потом…». Страх «схватил» Диму за горло и, не выдержав, он зажмурился.
Когда открыл глаза, то старухи рядом не было, он закрыл лицо правой рукой от ужаса и страха. Голова болела дико.
«Потом…. Потом…» дребезжал голос.
Что было потом, Дима знал лучше всего, но говорить вслух не хотелось.
«Потом был хаос и деградация».
- А потом, - повторил человек, сидящий на стуле, не поднимая головы в его сторону. – А потом всё полетело в тартар. Всё окончательно пропало и погибло. Всё начало постепенно рушиться и ломаться. За последние пять лет из 290 человек, в городе осталось только 24. Из всех «старожил», в живых остался только я один. Мы к такому не были готовы, небольшие запасы мы отдавали только хилым и больным. Сами питались по минимуму. Но главное работу не прекратили. Работали, как могли и в меру своих возможностей.… Надо же чем-то заниматься.
Человек сидящий на стуле грустно вздохнул.
- Когда стало совсем худо, и испортился последний противорадиационный костюм, мы собрали последнее собрание и составили коллективное письмо с призывом о помощи. Написали о своём бедственном положении, о том, что мы все на грани жизни и смерти. Опять отправили в вагонетке. На некоторое время прекратили работу…. Неделю ждали…. А в ответ получили письмо: «Сидеть вам тут, пока не сдохните. Вы самое ненужное и бездарное наследие от выродков. Не домерли и не присягнули. Жили здесь и живите, пока не домрёте. Работать! И ни куда не уйдёте. Не вздумайте отлынивать, протестовать и бастовать. Взорвём!» И т-о-г-д-а-л-и-е. Под письмом была печать с какой-то уродливой птицей и пометка МЛП.
Человек замолчал, и опять воцарилась тишина.
Дима молчал. От рассказа ему стало жутко и страшно.
«Проклятое МЛП! – воскликнул он про себя. – Я слышал об их кощунствах и произволе, но это просто предел!»
- Перед тем, как накрылось последнее исследовательское оборудование, мы провели ряд опытов над образцами материалов, - проговорил человек. – Мы изучали воздействия материала. И оказалось, что кроме радиации, материал имеет ещё одно, не имеющее аналогов, воздействие.
- Какое воздействие? – «с жаром» поинтересовался Дима. – На что?
- На психику, но действует, как-то по-особому… Он как бы сканирует мозг, а затем выдаёт… «образы» твоей совести. Мы даже сделали классификацию образов.
- Хм, и что, например, видите вы? – поинтересовался Дима.
- У каждого свой, - равнодушно ответил человек, сидящий на стуле. – Я вижу вечный дождь.
- Вечный дождь? Странно.
- А чего в этом странного? Это просто означает, что мне удалось, всё что хотел. Я просто очень люблю дождь, и я по нему скучал все эти тридцать лет. «Компенсация» за свою жизнь, и я думаю, ради такой компенсации, и стоило терпеть. А ты, парень, что видишь?
Парень смутился.
«Надеюсь, его не разозлит…», - подумал он.
- Красные листья, - сказал тихим голосом Дима.
- Листья… - пробормотал человек. – Значит тебе пока ещё кто-то дорог… Пока… И очень боишься смерти.
Такое объяснение поразило Диму. Такого он ожидал меньше всего на свете. Тем более это объяснение было абсолютной и «безапелляционной» правдой. Смерти он боялся больше всего на свете. Боялся именно её и даже не столько её, сколько того, что будет потом. Тех, кто ему был дорог он, как ни пытался, но то ли от волнения, то ли от усталости, не смог вспомнить.
«А был ли кто когда мне дорог?» - подумал он.
Человек, сидящий на стуле, был безразличен. Ему было видно волнение Димы, но он и виду не подавал.
- Могу тебя «обрадовать» парень, - сказал человек после недолгой паузы. – У нас их видели обычно перед смертью.
- Кого их? – не понял Дима. На лице у него застыло удивление.
- Листья. Кого ещё.
***
Внутри у Димы похолодело.
- Нет… Нет… Нет! Я не умру! – закричал он и вскочил на ноги.
- Умрёшь, - спокойно сказал человек, сидящий на стуле. – Так было со всеми – так будет и с тобой. Смирись.
Ему стало страшно. Впервые в жизни он почувствовал настоящий страх за себя и за свою жизнь.
«Он сумасшедший! Псих! Ненормальный! Шизофреник!» - закричал мыслями Дима. Ему не хотелось умирать.
- Я вам не верю! – закричал он.
- Не верь, - спокойно сказал человек. – Это от тебя не зависит. Можешь не верить, но всё будет так, как я сказал. Для тебя мы тут все психи, но хочу тебя «огорчить» - мы просто смертники, с трагической судьбой и концом.
С этими словами он провёл вокруг себя руками и повторил:
- Все мы. Да и ты заодно.
От этих слов Дима рассвирепел! Злоба охватила его и стала пульсировать в висках, да с такой силой, что могло показаться, что злость хочет вырваться наружу.
- Смертники! Да вы просто идиоты! Потому, что торчите здесь, а ведь можете уйти и рассказать о том, какие зверства творит МЛП! Ушли бы, и никто вас не тронул!
Человек поднял в сторону говорившего голову и с грустной улыбкой на губах сказал:
- Не думай, что ты один, такой умный, а вокруг тебя одни дураки. Нас здесь закрыли, и уйти отсюда, так просто нельзя. Да и никто так и не смог выйти…
- Как это?! – перебил его Дима. – Как это?! Я же вошёл…
- А ты вышел? – спокойным тоном прервал его человек.
Этот вопрос «остудил» Диму.
- То есть?
- Город накрыт прозрачным колпаком, который любого «желающего» впускает и не выпускает. Да и снайперы на четвёртых этажах зданий расположенных вокруг города. В них уже много лет никто не живёт. Всё хорошо простреливается. Так, что уйти нельзя, а ехать в вагонетке – самоубийство. Всё тщетно и не изменится никогда. Мы скованы по рукам и ногам. Всё равно скоро умрём от голода. Да и ты, заодно с нами.
Теперь Димина ненависть отступила и сжалась, превратившись в напуганного котёнка.
- Нет! Нет! Нет! – закричал он не своим голосом. – Этого не будет…
Ему стало ещё страшнее, чем раньше. Ему казалось, что вокруг него собираются призраки. Прозрачные. Пустые. С равнодушными лицами. Они выходили из стен, из заколоченной двери, находившейся за его спиной. Призраки лезли и из шахты лифта, входили в подъезд через ржавую дверь. У всех на лицах было равнодушие, но глаза были злыми от ненависти. Призраки ненавидели всех свободных, всех кто был вне города, всех кто пользовался властью, всех кто пользовался их силой, всех кто пользовался их знаниями и открытиями. Они ненавидели тех, кто лишил их Родины и цели. Они глядели на него своими стеклянными глазами, тянули к нему свои костлявые ссохшиеся, от смерти и радиации, руки. Они обступили его плотными рядами и сомкнули над ним свои руки.
Дима побледнел. Глаза его остекленели. Он сжался, прикрывая лицо руками, чувствуя холод дыхания этих призраков. Их ледяную ненависть. Он вскочил и, расталкивая ряды «людей», бросился к приоткрытой двери. Он чувствовал взгляды мертвецов, и их холод. Вырвавшись на улицу, Дима навалился на дверь и, запер её.
Усталость свалила его, и Дима растянулся на чёрном песке. Дыхание было тяжелым, ноги «ватными». Он вспомнил о бутылке с водой. Страшно хотелось пить. Рука потянулась за спасительной бутылкой, но карман бриджей, оказался пуст. Воды не было.
***
Он бежал по песку. Тот был горячим как смола и таким же чёрным как смола. Дима был уже за пределами города.
Он бежал. Бежал.
Последние четырёхэтажные дома были уже за его спиной.
И вдруг…
Дима ударился о невидимую преграду. Удар был настолько сильным, что Диму отбросило на метр назад.
Недоумение и ужас охватили его. Вскочив на ноги, он снова бросился вперёд и опять отлетел назад. Потом он сделал ещё несколько попыток. Всё тщетно. Тогда он упал на колени, у края преграды, и принялся раскапывать песок. Песок резал как стекло. Он ободрал пальцы в кровь, но капли, падая на песок, не выделялись, а поглощались им. От лёгкой боли у него текли слёзы. Тёплые струи пота текли по его щекам и падали на песок, но так же, как и кровь, поглощались песком.
Если бы Дима не был так поглощён копанием песка, то, возможно, он бы услышал звук открывающегося окна на четвёрном этаже, дома находившегося за его спиной.
Мелькнул силуэт снайпера, прицелившегося и поймавшего свою цель…
Сухой грохот огласил пустырь и близлежащие дворы. Пуля попала в спину, прошла сквозь сердце и вышла из груди. Маленькая струя крови брызнула в воздух, разбрасывая алые капли, которые подхватил и смешал с песком и пылью ветер. Тело человека выгнулось и по инерции упало в вырытую яму. Из холодеющего рта потекли тоненькие струйки крови. Перед стекленеющими глазами падали красные листья. Жизнь Димы Андреева постепенно угасала в нём.
Ствол ружья исчез внутри квартиры четвёртого этажа и с равнодушным стуком окно закрылось.
Тишина села на свой законный трон, продолжая издавать свои звенящие указы.
Солнце палило всё сильнее и сильнее.
Тело в яме начало остывать.
***
Всё стихло. Всё улеглось, кроме ветра, который играл с песком, изображая из себя вьюгу. Его шуршанье не раздражало слуха хозяйки города.
Уже остывшее тело, валяющееся за городом на пустыре, медленно погружалось в песок.
В доме, где ещё полчаса назад был Дима Андреев, заработал лифт. Стул, на котором сидел человек в оранжевом костюме, был придвинут к столу.
Пустая бутылка минеральной воды, обронённая Димой у двери и кем-то допитая, стояла в углу лифта и тихо тряслась маленькими каплями, находившимися у горлышка и на дне.
Дверь в подъезд была закрыта.
Кругом было тихо.
Осень 2007 – зима 2008.