- Всё, сынок! – сказала мама и, решительно выключив телевизор, поставила перед ним тарелку с супом.
Сеня знал: когда мама говорит таким голосом – чётким и чуть замедленным, спорить с ней бесполезно.
А он и не спорил. Он сидел и страдал.
Мама сказала: "Без фокусов! Только попробуй не съесть!". И добавила про "не пустит гулять" и про качели в парке, которые при не съеденном супе "не видать ему, как собственных ушей".
Перспективы Сеню не радовали, но ещё больше не радовал суп. А в парк на качели, ну, очень хотелось.
Взял он ложку, взял хлеба. Мама весело подмигнула: "Вот молодец. Ты ешь, а я пока уборку закончу", - и ушла, и в зале загудел пылесос.
И Сеня остался с супом наедине. Неохотно съел он ложку – другую. И ещё раз ложку - другую. А суп никак не кончался, и морковка (противная!) плавала сверху, и толстые макаронины лежали на дне.
Сеня вздохнул и задумался. Посмотрел на тарелку, словно надеясь, что она вдруг исчезнет. Ну, как бы от супа спастись? Выльешь в раковину – макароны застрянут. Хорошо бы его за окно, но... Сеня помнил рассказ про манную кашу - как мальчик выбросил её из окна и сколько смешных неприятностей из этого получилось. И как дядька пришёл, перепачканный кашей, и какая была стыдоба. Нет, так от супа спасаться нельзя.
Сеня постукал ложкою по лбу, потом окунул эту ложку в тарелку. Погонял скользкую макаронину. Поймал, проглотил… отдохнул. Снова суп зачерпнул.
И тут появилась кошка.
Она медленно обошла вокруг стула, потёрлась о Сенину ногу, то ли ласкаясь,то ли чего-то выпрашивая. Сеня обрадовался: "Муська, ты хочешь суп?".
Он сунул под нос кошке ложку, но кошка сказала «фи» и запрыгнула на подоконник.
"Ещё друг называется, - сказал ей Сеня с упрёком. - Муська! Эй, Муска, иди сюда!".
Но кошка идти не хотела. Она повозилась, устраиваясь поудобнее, хвостом задела Сенин грузовичок, и тот, прокатившись до краешка, бухнулся на пол.
"Зачем машинку свалила?", - сказал ей сердитый Сеня и...
И тут его осенило! А если точнее, как потом мама говорила: "на ребёнка словно что-то нашло".
Он двинул тарелку на край стола, слегка наклонил, ещё наклонил немножко... и ещё, и ещё...
Быстрой струйкой суп заплескался на пол. А следом туда же скатились кубики морковки, картошки, и толстые палочки макарон. А потом и тарелка свалилась – выскользнула из мокрых Сениных рук.
От громкого "бац!" кошка нырнула под шкаф, а в дверях появилась мама. "Что случилось?" - спросила она.
Сеня обмер: "Всё! не видеть мне качели, как собственных ух; то есть ушей".
Мама опять спросила: "Сеня, что происходит?", - и голос у мамы был чёткий, замедленный. И Сеня её обманул.
Он рассказал, как сидел себе, ел этот суп макаронный, а Муська пришла, и стала выпрашивать, и ка-а-ак тарелку толкнёт, и суп ка-а-ак полился на пол, и тарелка за супом – бац!
"Но я, мам, - сказал в заключении Сеня, - суп ел, че-слово, там осталось,ну..ну…вот столечко". И он, соединив большой и указательный пальцы, стал показывать маме, как там оставалось чуть – чуть.
Мама посмотрела на Сеню внимательно. Так же внимательно посмотрела на шкаф, под которым сидела кошка, на пролитый суп. И снова на сына.
"Иди-ка за тряпкой, Сеня , - сказала она. - Вытрешь пол, соберёшь макароны".
Сеня обрадовался: "Ух, пронесло!"
- А Муську, - добавила мама задумчиво, - придётся сейчас наказать.
- Нельзя бить животных! – вступился за Муську Сеня.
- Конечно, нельзя, - подтвердила мама. Никто и не собирается. Я посажу её… посажу под домашний арест.
Пока Сеня тёр мокрый пол и собирал макароны, мама полезла на антресоли, вытащила переноску (корзинку - для ношения котов), подхватила Муську и – бац! - посадила. Туда.
Кошка сначала опешила: "Несправедливо! Не виноватая я! век колбасы не видать!!". Потом стала тыкаться носом в решётку. Потом – царапаться и подвывать.
Что было дальше? Арестантка сидела. Сеня смотрел и вздыхал.
Потом подошёл к ней. Присел. Посидел. Погладил её сквозь дырочки, за ушком пальчиком почесал.
Муська тыкалась, тыкалась в Сенины пальцы. И вдруг – замурчала. И было мурчанье такое ласкательное, как будто она говорила: "Ты, Сеня, мой друг, самый лучший, ты не бросил, ты рядом, ты любишь - жалеешь меня". И глаза свои щурила, щурила.
И Сеня стал думать про то, как ночью бывает грустно, и в детской нет никого, и плакать даже захочется. И тут появляется Муська; прыгнет к нему на кровать, повозится и прижмётся, и заведёт своё длинное "м-у-ууррррр".
Сеня гладил и гладил, а Муська ласкалась, ласкалась, а он вспоминал, вспоминал.
Тут появилась мама. Сказала:
- Ну что, собирайся, в луна-парк пойдём, на качели.
А Сеня почему-то не очень обрадовался. Сеня сказал:
- Мам, а Муська? Хватит домашний арест? Мам, а мам, давай выпустим Муську?
Мама вздохнула:
- Нельзя. Раз она виновата – должна отвечать. Суп пролила, пол испачкала, - пусть теперь посидит под домашним арестом, подумает…о своем поведении.
- А… а сколько будет сидеть? – просил осторожно Сена.
- Сколько? – мама внима-а-ательно посмотрела на сына. - Пока не сознается, пока не поймёт: так поступать нельзя.
Муська заплакала: "Мяуууууууу", - и опять зацарапалась по стенкам своей переноски.
И у Сени внутри что-то тоже царапалось и скреблось, и скреблось.
Встал он тогда, подошёл к своей маме и маме сказал: "Это не Муська. Это я суп пролил".
И стало внутри так приятно. Спокойно и хорошо.
Послесловие.
1. Имейте в виду, дорогие родители: не всякий ребёнок, пожалев своего четвероногого друга, решится сознаться (даже если будет испытывать чувство вины). Потому – этот рассказ не сочтите прямым руководством к действию.
2. О чём говорить:
- о правилах поведения
- о том, что чувствует человек, которого обманули
- о том, что чувствует сам обманщик – как неприятно, осадок в душе.
- о том, что каждый поступок оставляет свой след
- о том, какие бывают последствия, что сколько верёвочке не виться, а кончику быть.
© Заряна и Нина Некрасовы
из книги
"Ври да не завирайся. Зачем дети лгут и что с этим делать"