Описание: Лос-Анжелес, середина 90-х. Молодого пуэрториканца Луиса Вильяра снимает прямо на улице гетто некая богачка в дорогом лимузине.
Примечания автора:
Примечание: про Мадонну в своё время таблоиды писали, что она охотится в латиноамериканских кварталах за молодыми парнями, приказывая охране затаскивать их в свой лимузин.
Предупреждение: сексуальная сцена, ненормативная лексика.
* * *
Луис Вильяр по кличке Сардинка в тот вечер был достаточно обдолбан, чтобы принять плавно затормозивший возле него длинный чёрный лимузин за глюк.
Незадолго до этого Луису сильно прихорошело, и он выбрался из той берлоги, где резался с ребятами в карты — выбрался, чтобы прочухаться. Стоял себе у фонаря и лениво покуривал. И даже не косяк.
Как на их улочку вообще попал лимузин, почти проскользнувший мимо Луиса бесшумной чёрной тенью, но притормозивший рядом?
Со стороны водилы опустилось стекло, и оттуда высунулась хмурая чёрная морда в зеркальных очках. Морда уставилась на Луиса изучающим взглядом. Мягко чавкнула дверца, и в следующий миг Луис оказался вплотную прижатым к фонарному столбу, с которым вовсе не собирался быть в столь близких отношениях. Две пары чересчур крепких лап — человеческими руками их было сложно назвать — бесцеремонно его обшмонали.
— Какого ***? — выдохнул Луис, придя в себя, и попробовал было дёрнуться.
Он ничего не понимал. У фараонов таких тачек сроду не водилось. Да и у чуваков из любой банды в их квартале, даже самой крутой — тоже.
В ответ на столь резонный вопрос его чувствительно приложили лбом о чёртов фонарь и бесцеремонно развернули лицом к лимузину.
— Лишнего не болтай. И ублажи даму как следует, щенок, — процедил тот, кто держал его за шкирку — верзила-шофёр в тёмных очках. — Пошёл!
Второй мудак распахнул заднюю дверцу и сноровисто впихнул Луиса в салон.
— Даму? — тупо переспросил Луис.
И замер, совершенно охерев. За зеркальными стёклами и тонированной перегородкой этой шикарной тачки обнаружилась настоящая спальня. Спальня, мать её!
Здесь тонко и сладко разило духами. Здесь зеркала были даже на потолке. Здесь под задницей пружинил диван, заваленный подушками и подушечками, застеленный тонкими и скользкими шёлковыми простынями.
А на простынях — Луис заморгал — свернулась калачиком голая тётка. Ну или почти голая.
Из одёжек на ней была только чёрная блестящая штукенция с кружевами, вроде купальника. Оттуда вываливались сиськи: белые и крупные, с торчащими, как виноградины, сосками.
Луис разинул рот. И только услышав тихий довольный смешок, сердито взглянул тётке в лицо.
Она была старше него, наверное, раза в два. Под сорокульник, не меньше. Очень светлые кудрявые волосы ореолом окружали её лицо. Луис даже не понял, было ли это лицо красивым. Властным — да. Надменным. Вызывающим. И вместе с тем каким-то смущённым.
Из-под сильно накрашенных век тётка смерила Луиса странным взглядом — почти презрительным, но жадным — и хрипловатым полушёпотом осведомилась:
— Что, малыш? Нравлюсь?
Луис опять заморгал и сипло, но решительно выдавил:
— Нет!
Между прочим, не соврал. Он никогда не спал с девками, которые были старше него даже лет на пять, а тут — старуха какая-то, вся шитая-перешитая! Сцапала его, как воробья! «Ублажи даму как следует»!
Щас, ага!
Луис ждал, что эта богачка, свернувшаяся, как пантера, в углу, сейчас вцепится ему в рожу своими длиннющими кроваво-красными когтями, но она лишь тихо спросила:
— Правда?
Её хищно сощуренные глаза вдруг растерянно округлились. И Луис тоже растерялся и сказал совсем не то, что просилось на язык, не про старуху и всякое такое, а вот что:
— Я люблю, чтоб девчонка чёрненькая была, маленькая… и весёлая.
Богачка улыбнулась и сказала ещё тише:
— А я такая и была… когда-то.
Обхватила руками коленки и положила на них подбородок. И вправду как обиженная девчонка.
— Ну… — промямлил Луис, в полном замешательстве косясь на неё. — Наверное… мэм.
Заслышав это, богачка заметно приободрилась. Протянула руку и провела коготком по руке Луиса — от локтя к запястью. Посмотрела на него и сказала вроде как даже робко:
— Ты меня трахнешь?
Если бы она начала залупаться, ругаться, пытаться Луиса прогнуть или денег ему сунуть, Луис бы и сам поднял хай до небес, и пускай бы её уроды ему всю рожу раскровянили. А тут получилось так, что она будто бы его, Луиса, просит.
Он тяжело вздохнул, не зная, что и ответить.
А её рука, вся в браслетах и золотых кольцах, вдруг легла ему на ширинку. Сжала и понянчила его причиндалы прямо через штаны.
Луис опять выдохнул сквозь зубы. Он уже знал, что будет дальше — будет по-её.
Но глаза всё-таки закрыл, когда она, хихикнув, опрокинула его навзничь на пышные подушки. И продолжал жмуриться, пока она елозила по его животу своими крепкими бёдрами и щупала всяко, совсем содрав с него штаны.
Но он всё равно глянул ей в лицо снизу вверх, когда она, упершись ладонями в его плечи, начала медленно-медленно насаживаться на него, словно заглатывая. Она закусила пухлую нижнюю губу, разрумянилась и коротко втягивала в себя воздух, почти всхлипывая от удовольствия. Но, поймав взгляд Луиса своими затуманенными глазами, немедля опустила подбородок и отвела назад плечи, выпятив грудь — чтобы, значит, Луис не замечал складок на её шее, а за сиськи хватался.
Вот дурёха смешная.
Ну, Луис и решил: пить так пить, чего кишки марать? Насадил её на себя так резко, что она аж взвизгнула, и давай наяривать. Была она какая надо: тугая, жаркая, мокрая, аж хлюпало. Луис вертел её на себе по-всякому, дёргая и лапая от души, коль ей это так нравилось, а она только попискивала и визжала, когда кончала. И сам он кончил аж два раза. Он совсем забыл, что они всё это время в её лимузине едут, колеся по кварталу, пока он тут эту богачку жарит.
Вспомнил он всё, когда уже штаны застёгивал. А эта дурочка не прикрылась даже, так и лежала, в чём мама родила, коленки задрав, и жмурилась разнеженно. А потом подхватилась, сняла с руки золотой браслет и давай Луису на запястье прилаживать.
— На память, — говорит. И улыбается.
Тут дверца распахнулась, и двое чёрных уродов выволокли Луиса наружу. Аккуратно поставили его на тротуар, и лимузин тронулся с места, исчезая за углом, словно его тут и не было.
И вообще ничего не было.
Луис огляделся и увидел, что стоит всё под тем же фонарём.
— Твою мать… — пробормотал он, ошалело озираясь, но видел перед собой не облупившиеся стены многоэтажек, изгаженные похабными граффити, и не помойные баки у дороги. Видел глаза богачки в лимузине, какими они были сперва — лихими и надменными, а после — по-детски растерянными. И знакомыми... такими знакомыми!
«Like a virgin
Touched for the very first time
Like a virgin
When your heart beats
after first time, with your heartbeat
Next to mine...»
— О Мадонна! — прошептал Луис одними губами и сел прямо на грязный тротуар, машинально сжимая запястье с подаренным ему браслетом.
«На память».