Пески. Эпилог

      
Донецк. Бульвар Пушкина. На заднике нарисована: дом, дорога, задний фасад драмтеатра. Слева – детская площадка, справа – памятник Пушкину и торговая палатка с символикой ДНР. Вдоль переднего края сцены тянется бульвар, по которому прогуливается хорошо одетый, довольный собой и жизнью люд. Перед памятником  п о д р о с т к и  катаются на скейте и роликовых коньках.

З о р и н а  стоит возле детской площадки с  Я н о й.  Д а ш а  катает на подвесной качели  А н ж е л у.  П е т я  с мальчиками бегают вокруг памятника.
Я н а. А вы давно в Донецке?

З о р и н а. С прошлой осени.
Я н а. Так тогда стреляли?!
З о р и н а. Мы на Заперевальной живём.
Я н а. Всё равно опасно. Мы в мае прошлого года уехали, а неделю назад вернулись и будто в другой мир попали. Такого издевательства я нигде не встречала. Сутки продержали на блокпосту, без туалета, с минными полями вокруг.
З о р и н а. Чей блокпост?
Я н а. Смеяться будете, но украинский! На дэнээровском даже в багажник не заглянули. Паспорта взяли, прописку посмотрели, спросили: «Домой?» – и пожелали: «Счастливой дороги!» А на украинском только под юбку мне не заглянули! Разве не видно, что мы с детьми? Что у нас можно искать?
З о р и н а. Деньги вымогали.
Я н а. Я так и поняла.
З о р и н а (кричит). Даша, девочку сильно не качай.
Я н а. Не волнуйтесь. Я смотрю. (Кричит.) Анжела, крепче держись. (Пауза.) Донецк хуже стал, какой-то обшарпанный. Мы по мариупольской трассе въехали, рекламные щиты ободраны, непривычно как-то. Центр ещё ничего, а окраины…
З о р и н а. А вы где живёте?
Я н а. Здесь недалеко. Загородный дом в Песках разбили, разграбили, а квартира в Донецке цела. Интересно получается, террористы нашу квартиру не тронули, а дом в Песках…
З о р и н а (оживляясь). А вы где там жили?
Я н а. На Ленина.
З о р и н а. Знаю.
Я н а. Представьте, в Чехии, в холле гостиницы Стасик бежит и кричит: «Мама, мама, наш дом по телеку показывают». Подхожу и вижу военных, которые ходят по дому и дулами автоматов вещи моих детей поднимают. Анжела в рёв: «Почему дядя мою Ангелу на пол бросил?» Стасик себе. Я детей успокаиваю, а у самой слёзы на глазах.

                Подбегает  П е т я.

П е т я (глубоко дышит). Ма, можно мне марожку?
З о р и н а (проводит рукой по лбу). Ты мокрый весь.
П е т я. Ну, и что?
З о р и н а. Простудишься.
П е т я. Я тихонько.
З о р и н а. Хорошо. Только, чтоб Даша не видела.
П е т я. Хорошо. (Берёт деньги, убегает.)
Я н а. Хороший у вас мальчик. Сколько ему?
З о р и н а. Восемь.
Я н а. А моему – десять.

                Подходит  С н е ж а н а.
   
С н е ж а н а (весело). Привет.
Я н а (удивлённо). Привет. (Поворачивается лицом к  С н е ж а н е, боком к  З о р и н о й.) Тебя каким ветром занесло?
С н е ж а н а. Моему по делам надо, а я за ним по приколу увязалась.
Я н а. Заводы ваши работают?
С н е ж а н а. А куда они денутся? У Алика были проблемы, но он отстегнул кому надо – и отстали. Бизнес, говорит, должен быть над схваткой. Здесь он с Бузиной согласен.
Я н а. Бузина плохо закончил.
С н е ж а н а. Значит, не с Бузиной, а с кем-то другим на «бэ». Как его, чёрта?.. (Вспоминает, потирая пальцами.) Ну, ему ещё памятник поставили?..
Я н а. С Бубкой?
С н е ж а н а. Точно! Ты всех помнишь, а у меня на имена память плохая. Алик говорит, надо быть, как Бубка: он нигде не светится и везде зарабатывает. Чемпионский нюх, говорит, у него на бабки.
Я н а. Где вы сейчас?
С н е ж а н а. В Киеве. Туда все нормальные уехали, там море донецких.
Я н а. Кто-то ж и здесь остался.
С н е ж а н а. Ну, не знаю… Прошлась по бульвару и ни одного знакомого лица. Заглянула в Миллениум, Хинкали, а там – такие рожи! Это уже не Донецк, а притон бомжей и наркоманов, одетых (понижает голос) в военную форму. Чужой город! Мне его ни капельки не жаль! Даже наоборот. А тебя каким ветром?..
Я н а. Неделю назад приехали.
С н е ж а н а. А где были?
Я н а. В Крыму.
С н е ж а н а. Ну, и как там, на оккупированной территории?
Я н а. С деньгами везде хорошо.
С н е ж а н а. А когда их много, ещё лучше. Ха-ха! Ты как мой Алик. Он говорит, что деньги отсюда ушли. Теперь здесь ничего не будет. Пропал Донецк, город миллиона роз. Кстати, как твои розы?
Я н а. Ни роз у меня, ни загородного дома…
С н е ж а н а. Разбили?
Я н а. Не знаю. Нас туда не пускают.
С н е ж а н а. У моего брата в Карловке от дома одни стены остались. Даже батареи срезали.
Я н а. Кто?
С н е ж а н а. Ну, ясно кто? Гопники дэнээровские.
Я н а. В Карловке и в Песках – украинские войска.
С н е ж а н а. Они за всем не уследят. Босота дэнээровская по ночам шарится и тащит всё, что ни попадя. Алик говорит, даже если Украина сюда вернётся, деньги в Донецк уже никто вкладывать не будет. Я этим летом во Львове была. Какие там места! Всё чистенько, ухожено. А люди! Культурные, цивилизованные. Я уже украинский начала учить.
Я н а. Да ну!
С н е ж а н а. Вот те и ну. Алик меня на курсы записал. Говорит, раз мы живём на Украине, значит, украинский надо знать. Он древнее и мелодичнее русского. Если б рашисты не душили, то он бы лучшим в Европе был. Сейчас Украйина мае шанс.
Я н а. Какой?
С н е ж а н а. Ну, как какой? Вступим в Европу и заживём, как люди, без совдепии и ватников...
Я н а. …и без штанов.
С н е ж а н а. За такие речи тебя, Яночка, в Киеве по головке не погладят. Не пойму я, чем вам мозги промывают? Братец мой месяц в Крыму пожил, и разговаривать со мной перестал. Доказывает мне, что его дом в Карловке украинские войска разграбили. Я ему сказала: «Месяц не смотри российское телевидение, не ешь российские продукты и с головой наладится».
Я н а. А он?
С н е ж а н а. Дурой меня назвал. А я, между прочим, как поем московских конфет, так меня от украинского телевидения тошнит.
Я н а. Меня от него и без конфет тошнит.
С н е ж а н а. Ну, так ты в Крыму какую пищу ела?
Я н а. Ты думаешь это от пищи?
С н е ж а н а. Сто пудов они в продукты что-то подмешивают. «Вечерний Киев» об этом писал и Клячко просил отказаться от российских продуктов.
Я н а. Ну, разве Клячко… (Смотрит на катающихся детей.)

                Пауза.

С н е ж а н а. Пойдём, Яночка, шампусика за встречу. Алик говорит, от политики у красивых женщин морщины и геморрой с кулак.
Я н а (не оборачиваясь). Я с Анжелой.
С н е ж а н а. Она нам не помешает. Где она?
Я н а. На качели.
С н е ж а н а (смотрит в сторону качели). А вижу! Анжела! Иди к тёти Снежи. (Подбегает  А н ж е л а.) Помнишь меня?
А н ж е л а. Да. Ты мне Ангелу подарила.
С н е ж а н а. Правильно. Кормишь, поишь?
А н ж е л а. Она в Песках осталась. Её дядька на пол бросил.
С н е ж а н а. Не переживай. Купим другую.
А н ж е л а. А когда?
С н е ж а н а. Как только, так и сразу. Я в Берлине такую красивую куклу видела. Скоро и у нас будут.
А н ж е л а. А ты мне купишь?
С н е ж а н а. Конечно. Марожки хочешь? (Протягивает руку.)
А н ж е л а. Хочу. (Берёт за руку  С н е ж а н у.)
С н е ж а н а  и  А н ж е л а  медленно уходят.
С н е ж а н а. Маму с собой берём?
А н ж е л а. Берём. (Оглядываясь.) Мамочка, беги.
С н е ж а н а (оборачиваясь). Мама Яна, ты с нами?
Я н а  медленно идёт за ними. З о р и н а  смотрит вслед, по лицу её текут слёзы. Подбегает  Д а ш а.
Д а ш а (смотря снизу вверх). Мамочка, не плач. Петя говорит, что скоро лакаду снимут и дедушка Вася Настю мою привезёт. Она тебе сказку весёлую расскажет…

                Занавес