Конец патриарха тайги

Юрий Проскоков
               

     Как всё-таки красива была тайга в окрестностях Междуреченска, пока разрастающиеся угольные разрезы не заполнили собой всю округу, превратив её в лунный ландшафт. И что самое горькое, мне тоже пришлось принимать участие в угроблении этой красоты. А что поделать, ведь работа есть работа, открытые разработки подразумевают под собой уничтожение верхнего слоя почвы, чтобы добраться до угля.
     Правда, потом люди опомнились, начали рекультивировать отработанные земли, но того что было, той девственной таёжной красоты уже не вернуть. Вместо вековых кедров, елей теперь стоят ровненькими рядами сосёнки и лиственницы, которые в наших краях,  сроду  не росли. Облепиха затянула собой все горные отработанные отвалы - не пролезешь. Правда, на радость грибникам, в этих посадках появилось множество ранее невиданных в наших краях грибов: рыжики, маслята, грузди. Зато на многие километры от города теперь не найдёшь никакой ягоды: она просто исчезла. И лишь малина, неприхотливая к смене пейзажей, вольготно разрослась по отвалам.
     Мне пришлось принимать участие в строительстве горного участка за посёлком Распадный, что в девяти километрах вверх по реке Ольжерас, бывшей когда-то нерестилищем для тайменя. Мы, экскаваторами убирали верхний слой почвы - это в основном мягкие породы, а потом, уже  взрывая более крепкие слои, добирались до угля.
     Мне, как умеющему работать с мотопилой, давали задания подготавливать фронт работ для экскаваторов, то есть пилить все крупные деревья, которые при падении могли бы повредить технику. Спиленный лес увозили в отвал, ломая его и отгружая на машины. Но та часть, что подходила по размерам, использовалась в качестве опор для линий электропередач.
     Вот таким варварским способом и шла добыча «чёрного золота».Отступала тайга, уходили звери и птицы, исчезала ягода, которой было раньше здесь великое множество. Пришёл человек и погубил всё то, что давала нам природа-мать.
     Было у меня своё любимое место, неподалеку от участка. Там глухари устроили для себя токовище, и я весной часто ходил любоваться этими красивыми, грациозными птицами. Место это находилось в кедровом семеннике (сплошной  кедрач с большими деревьями).
     Здесь стоял особый какой-то запах, запах прелой хвои, смешанный с ароматом кедровой живицы, которой в изобилии были покрыты стволы этих гигантов. Я садился под самым громадным кедром-патриархом этого леса на мягкую подстилку из опавшей хвои и, закрыв глаза, вдыхал этот неповторимый аромат.
     Но вскоре у меня в душе поселилось тревожное чувство: наш участок шёл именно в этом направлении, экскаваторы приближались к семеннику всё ближе и ближе! Я спросил у начальника, будут ли они срабатывать кедрач, на что тот ответил, что и сам не знает, но если будет указание сверху, то никуда не денешься- придётся. Я возразил: нельзя, мол, семенник губить, может обойти как-то? Но все мои просьбы были оставлены без ответа.
    Через неделю после разговора с начальником я ушёл в очередной отпуск и уехал рыбачить на Абакан, забыв про работу хоть на какое-то время.
     По приезду с рыбалки отец сообщает, что меня хочет видеть начальник, и как только я появлюсь, чтобы обязательно приехал на работу. Я, весь в догадках заявляюсь утром на наряд. Начальник, пряча глаза, говорит, что есть деликатная
работа.
     -Что ещё за работа, ведь я в отпуске, больше некому, что ли?- возмущаюсь.    
     -Только тебе могу это поручить, ведь ты же один у нас лесоруб,-выдаёт он.
     Я похолодел:
     -Неужели?..
    -Ты, я смотрю, уже догадался, о чём речь. Надо валить семенник, через три-четыре дня начнём там делать вскрышу, - не глядя на меня, говорит начальник.
     У меня внутри словно всё окаменело:
     -Как же так, неужели ничего нельзя сделать, и почему именно мне выпало губить эту красоту, которой я столько времени любовался!-
    Иду переодеваться. Руки, ноги, как ватные. Начальник даёт двух помощников. Едем, вот и семенник. Исполин приветливо машет мне мохнатыми лапами, словно приветствует, а у меня на глазах слёзы. Подхожу, сажусь на своё место, чувствуя, что в последний раз делаю это. Горло сжимает комок, не давая дышать. Мужики торопят:
     -Чего сидишь, давай пили, время уже много, а мы ещё не начинали.-
    Я отправляю их назад:
    -Без вас справлюсь, идите к чёрту!- Они уходят в недоумении.
     Подхожу к великану, глажу его шершавую грудь:
      -Прости меня старина, не по своей воле это делаю, ведь мы с тобой за это время стали родными, не считай меня, пожалуйста, предателем. Прощай, батя!-
     Со стволом, диаметром два метра, не так- то просто справиться. Провозился минут тридцать: ведь дерево надо положить именно поперёк будущего борта забоя. Наконец последний надпил.
     Кедр, словно издав предсмертный стон, медленно-медленно, как бы нехотя, начал клониться. Зашумела хвоей густая богатырская крона. Исполин рухнул так, что загудела земля. А мне послышалось, что она стонет и плачет по своему сыну-кедру, которого она столько лет кормила своей грудью, холила и лелеяла его.
     Я опустился на мох рядом с поверженным сыном земли и заплакал, не стыдясь этого. В сердце что-то ныло, как будто из него вынули и выбросили какую-то его часть.
     Через несколько дней к этому месту подошёл экскаватор. Спиленного великана тросом стащили в забой, затем бульдозером перевезли на отвальную площадку.
     И тут произошёл такой случай: начальник даёт нам с напарником Лёхой наряд: нарастить линию шесть киловольт, до действующего экскаватора, как раз там, где я валил деревья. Нас на автобусе, прямо на отвал, привёз пожилой шорец-шофёр Борис. Видели бы вы, его реакцию на спиленный и брошенный без пользы ствол могучего кедра! Он бегал вокруг его, стонал, трогал руками, словно общался с ним на каком-то своём лесном языке. Потом присел на корточки и замолчал. Я подошёл к нему. Борис сидел, не замечая меня, и по его стареющему лицу ползла скупая капля-слеза.
     Потом, он не раз ещё приезжал сюда, ходил вокруг ствола, что-то бормоча. Через месяц, приехав на отвал, я не увидел там спиленного кедра: его просто столкнули в отвал и засыпали породой. Так бесславно закончил своё существование лесной патриарх!
     Вы, наверное, скажите:
     -Вот чудаки, дерево пожалели, вон их, сколько растёт, тайга большая!
     Но ведь у каждого свой взгляд на жизнь. Просто тот, кто не сроднился душой с природой, не понял её своеобразной красоты, кто не проводил ночей у кедровых стволов, на их мягкой постели, предназначенной как будто специально для лесных бродяг, кто не дышал этим чарующим смоляным ароматом - тот не поймёт меня, моих чувств. Значит им это просто чуждо. Это не их мир. Мир доброты и света, мир зелени и голубого неба понятен только тем, кто видит и любит окружающую его красоту нашей Сибирской тайги!
     Много лет прошло с тех пор, у меня родились и выросли дети, внуки, я всё также продолжаю бродяжничать по таёжным урманам. Ведь если ты тайгой живёшь и дышишь- то это навсегда, и этого не отнять, как не убить твоё чувство любви к родному краю, к родной природе, к Родине.
     А моего патриарха я вспоминаю по сей день, и чувство вины не ушло, не оставило меня, хотя что мог сделать для его спасения я, маленький лесной человечек?