Не закрывайте вашу дверь. оставьте дверь открытой

Людмила Хасхачих
   КНИГА:               
«История – газетной строкой. Черноморский судостроительный завод в 1977-1997 гг.»

                Глава 2. ТВОИ ЛЮДИ, ЗАВОД.


Слава освободителям города Николаева!
(шапка статьи)

                „НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ ВАШУ ДВЕРЬ. ОСТАВЬТЕ ДВЕРЬ ОТКРЫТОЙ..."
                (Б. ОКУДЖАВА)

Когда я была студенткой и каждый день ездила на метро, меня почему-то всегда волновало объявление на остановках: «Осторожно, двери закрываются!».

Отзвучит механический голос из репродуктора. Прошуршав, сойдутся створки дверей. И в грохоте и свисте поезд уносился в темноту. Непонятное чувство тревоги, ощущение потери и потерянности на мгновение смущают душу. Никогда уже не вернуться назад, на ту светлую чистую станцию, которая только что канула в темноту. Так казалось...

А вот движение времени, действительно, необратимо.

Старые люди — свидетели прошлого. Пока они живы, можно воспользоваться их памятью, как машиной времени, и заглянуть на несколько десятков лет назад. Но с годами и память подводит.

Чувство невозвратимой потери я испытала недавно, побывав в гостях у очень старого человека. В этом году в декабре Андрею Александровичу Андриевскому исполнится восемьдесят лет. В годы Отечественной войны он был минометчиком и освобождал родной город — Николаев. Здесь, на улицах, знакомых с детства, его ранило в голову,

Как это было? Какие были бои? По какой улице он вошел в город? Что увидел? Какая  была  погода?  Как   их встречали люди?

— Ах, если бы вы пришли хотя бы три года назад, до болезни, он еще все помнил и рассказывал интересно, да я слушала вполслуха,— печалится его жена Ольга Васильевна, — да и что слышала, позабыла.

Вот передо мною живой свидетель истории нашей страны, но дом его памяти пуст, и в окнах темно. Лишь иногда блуждающий огонёк осветит то один уголок, то другой — и всё снова пропадает, уносится от меня в темноту, как станция метро. Увы! Двери уже закрылись и поезд остановить нельзя.

Меня выручили огромные толстые альбомы, в которые хозяин заботливо и скрупулёзно вклеивал все подряд - письма, открытки, фотографии, газетные статьи, документы и телеграммы. Около десятка таких альбомов просмотрела я в тот день. Они, да ещё проблески воспоминаний самого Андрея Александровича позволили мне нанести на бумагу хотя бы контуры этой большой и трудной жизни - пусть на газетной по¬лосе останется его имя, а значит, долго будет жива память о нём. Это - малая часть нашей благодарности человеку, рисковавшему жизнью во имя освобождения нашего города и нашей страны от фашистского ига.

Андрей Александрович родился через четыре месяца после начала первой мировой войны. Впрочем, точной даты его рождения не знает никто. Младенцем попал он в николаевский Старый приют. Рассказывая об этом, Андрей Александрович каждый раз произносил слово «старый» с особым ударением, придавал ему какое-то определенное значение, и поэтому я предположила что это — название приюта, и написала его с большой буквы.

Четыре года спустя, 29 июня 1918 года, возле города Инза Симбирской губернии была сформирована стрелковая дивизия, которая впоследствии будет носить длинное, как и боевой путь самой дивизии, имя: «Инзенско-Сивашско-Штеттинская ордена Ленина, дважды Краснознаменная ордена Суворова и Трудового Красного Знамени стрелковая дивизия» (о ней - http://www.pobeda1945.su/division/4069).

Через многие, многие годы, целую жизнь спустя, Андрей Александрович с гордостью будет показывать мне значок ветерана Инзенско-Сивашской... и так далее, дивизии.

 А один из его толстых альбомов полностью посвящен истории этого войскового соединения: здесь наклеены газетные и журнальные статьи, фотографии однополчан, переписка с ветеранами.

Но до первой встречи приютского мальчишки с этой дивизией должно было пройти почти четверть века.

У него долго нe было ни отчества, ни фамилии. Кликали его Андрюшкой. Отчество взял себе сам по имени своего друга Сашки. Так же выбрал и фамилию.

— На горе и муки родила меня мать, но государство не дало мне погибнуть, оно меня выкормило  и вырастило, — говорит сегодня Андрей Александрович.

Можно только догадываться, какой была жизнь маленького Андрюши в николаевском приюте, пока шла первая мировая воина, потом свершилась революция, потом колотилась гражданская война, потом расцветал нэп. Вот последний период он помнит:

— Тогда многие имели свои лавочки. Торговали кто чем мог. А люди были не такие, как сейчас, а добрые. Помню, иду я по улице, а из одной лавки меня еврей зовет: «Мальчик, колбасы хочешь?»

— Я, конечно, головой мотаю: хочу, мол. И он мне вот столько — показывает двумя растопыренными ладонями — отвалил колбасных обрезков. Ох и наелся я тогда!..

Приютский ребенок — что может быть горше? Да и времечко было совсем не подходящее для счастливого детства: страна разлеталась вдребезги, и в муках рождалось что-то новое — неизвестно что.

Из приюта он вышел неграмотным, но сразу же пошёл работать на завод им. 61 Коммунара.

В 1939 году его призвали в армию. Он воевал в Западной Украине, а в 1940 году был направлен связистом на советско-финляндский фронт. Там он был тяжело ранен в руку, долго лечился и в конце концов был демобилизован с третьей группой инвалидности.

Накануне войны служил в пожарной части на  крекенг-заводе.

Вместе со своей частью он эвакуировался в Мариуполь, но немцы оказались там быстрее, и Андрей Александрович попал в плен. Уже никто не узнает, как ему удалось бежать из плена — из его отрывочных слов  восстановить хоть какую-то картину было трудно. Известно, что был он в партизанском отряде, но где это было, в каких местах, когда? Дверь памяти уже для нас закрыта.

"После партизанского отряда, — говорится в одном из юбилейных адресов, — Андрей Александрович вступает в 49-ю гвардейскую дивизию, участвует в форсировании Днепра, освобождает Украину, Беларусь, Восточную Пруссию, Польшу, Германию. Войну закончил в Чехословакии».

Ефрейтор Андриевский с минометом на плече пол-Европы "прошагал» был несколько раз ранен, а посла контузии в Кенигсберге, когда его засыпало землей, вообще был зачислен в погибшие: жене пришла похоронка.  После войны он вернулся в родной Николаев и долгие годы работал на нашем заводе в разных цехах, а потом ещё долгие годы - во втором судомонтажном цехе.

Благодаря его усилиям и активности была восстановлена и прочно держалась связь между ветеранами-однополчанами. Он был организатором и участником многих встреч, которые проходили и на Кавказе, и в Бресте, и в Одессе, и в Кремлевском Дворце съездов. В памятные альбомы наклеены письма с благодарностью за его деятельность от генерала П. Батова, легендарного лётчика А. Маресьева и от многих других.

На праздничном пиджаке Андрея Александровича — орден Отечественной войну I-ой степени, медали «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и, конечно же, — все юбилейные медали, ветеранские значки, но он больше всего гордится скромным значком, на котором написано: «Гвардия». Вот только надевать этот пиджак он стал очень редко. Праздников не стало, да и идти по улице «с этими игрушками», как он называет свои награды, стало опасно: изобьют и снимут!

Вдвоем с женой живет ветеран в очень скромной квартире. Этот дом когда-то строил Андрей Александрович вместе с другими очередниками-черноморцами. Он был на все руки мастер и даже сейчас, больной и старый, он ремонтирует электропроводку, что-то делает по дому. Квартира давно просит ремонта и побелки-покраски, но кто это будет делать? А самим - не под силу.

В комнатах очень чисто.
— Вам кто-то помогает убирать? — спрашиваю я Ольгу Васильевну.
— Да нет, — отвечает, — сама убираю, вместе половики трусим.
— А пылесоса нет?
— Был когда-то, но мы его дочке на свадьбу подарили. Сразу не купили, а теперь уж никогда не купим — дорого очень.

Таких людей, как Андрей Александрович, остается все меньше. Только три человека, которые освобождали Николаев, зарегистрированы в совете ветеранов ЧСЗ. Их на самом деле немного больше, но жизнь не оставляет нам надежд: они ещё рядом, но всё настойчивее звучит напоминание: «Осторожно, двери закрываются!» — можно не успеть.

Надо, чтобы воспоминания старых людей не пропадали вместе с их уходом. Раньше энтузиасты военно-патриотического воспитания записывали их рассказы, хранили в музеях боевой славы, но "ветер перемен" смёл всё: нет ни музеев, ни военно-патриотического воспитания, ни пионеров-тимуровцев, когда-то помогавших старикам.

Мчится наш поезд с грохотом и свистом в темноту неизвестности, оставляя за co6oй светлые станции, на перроне которых стоят старики с ясными детскими глазами и тихо смотрят нам вслед.

1994 г.
                Л. ХАСХАЧИХ.