Штурмовик запаса

Михаил Ливанов
Рассказ написан для конкурса СССР-2061

   Разбудило Никиту обычное для пяти дней в неделю бренчание «Славы».
    - Достал… зараза механическая… - он, не поднимая голову, нашарил прохладный металлический корпус стоявшего рядом с диваном будильника, нажал кнопку. «Зараза» прекратила звенеть и затикала дальше, очевидно вынашивая планы мести на следующее утро. А Никита, точно испугавшись, что верный его будильник действительно обидится – сел на кровати, взял часы в руки, посмотрел на циферблат и аккуратно переставил на столик. Встал и, обернувшись простынёй подобно римскому патрицию, шагнул к огромному окну. Светло. И пока пусто – пробежки и променады по опоясывающей квартал дорожке жители предпочитали совершать вечером. А прямо сейчас лишь пара котов на газоне собиралась выяснять отношения. Рискуют хозяева: предупреждали ведь, что по кварталу ночами снова лиса хозяйничает, а она ведь и припоздниться может, и кто-то любимца с прогулки не дождётся.
   Никита потянулся за одеждой. Заглянул в арку, за которой была кухня - царство порядка и педантичности: чайник уже разогревался, комбайн был готов сыпать овсянку в закипевшую воду, баночка со сливками стояла наготове. Понятно, что приготовленная своими руками каша куда вкуснее, но… время. Он закинул постель в диван, по ходу прихватив с пола «Янки при дворе короля Артура», которого читал на сон грядущий. Поставил в полку, где ещё оставалось немного свободного места. Поворачиваясь, задержал руку над катаной, что стояла на подставке. Подаренный отцом Никите клинок – уже давно украшал его новое жилище, а с синаем* он снова занимался вечерами, жаль только фехтовать пока не с кем. Непередаваемое ощущение оружия, которое он испытывал всякий раз, имея с ним дело. Может, надо было остаться в армии и попробовать податься в спецназ? Ведь получилось бы. Ну да ладно...
   Браслет – коммуникатор тренькнул сигналом аудиовызова. Не иначе, как Серёга. Никита взял браслет, глянув на строку определителя  - так и есть.
   - Привет, Серёж.
   - Привет. Давай чуть раньше.
   - Добро.
   - Тогда у тебя минуты три.
   - Успею добежать до канадской границы!
   На ходу надевая майку, он вихрем промчался с девятого этажа по лестнице и выбежал из подъезда. Показались Сергей и Димка – с ними он бегал по утрам. Парни жили в глубине квартала и пробегали ещё метров триста до места встречи, за что Никита всякий раз получал порцию колкостей в свой адрес. Минуту-другую над ним хохмили, он лениво отругивался, дескать, добирает лестницей, потом «втягивались» в бег, и становилось не до шуток. Они бежали по чуть пружинящему под ногами пластику тротуара. Справа – окружная дорога и обалденный, точно первозданная тайга - лес. Слева – стекло, сталь и пёстрый облицовочный камень, прерываемый уходящими вглубь квартала широкими аллеями, обсаженными липами. Весной, когда светало не так рано, и уличные фонари, работавшие в дежурном режиме, реагировали на их появление - из окон верхних этажей, наверное, было забавно смотреть, как по тротуару перемещается квадрат яркого света с бегущими в нём людьми. Слева пошли непохожие друг на дружку коттеджи и яркие малоэтажки. Что-то быстро они сегодня километры крутят. Никита глянул на часы. Хороший темп взяли. Здоровяк Серёга пёр вперёд точно бронепоезд полуторавековой давности. Никита ухмыльнулся – на допинге парень: чуткий его слух улавливал, как в наушнике Сергея наигрывает «Егерский марш». Интересно, «Совьет марш» есть у него? А то, как вдарит старший научный сотрудник под «наш Советский Союз покарает» - не угонимся. На короткой дистанции Никита его, конечно, сделает, а вот на длинной – правила другие. Тут выносливость, расчет и кураж. Никита вспомнил, как в институте низенький и коренастый пожилой профессор Бадарханов – играючи ушатывал на марафоне молодых лосей, которые - то рано подрывались, то поздно просыпались.
   Институт… вроде и не так давно, а кажется, что в прошлой жизни. После окончания школы Никита блестяще провалил поступление в лётное училище, пустив псу под хвост и три года занятий в аэроклубе, и мечту о карьере пилота. Над Никитой пошутил пребывавший в хорошем настроении подполковник, а Никита тут же пошутил в ответ, и вечером уже ехал домой. Позора-то было. Реабилитироваться удалось лишь когда в апреле этого года Никита Мальцев прибыл в родной аэроклуб на торжество по случаю столетия Первого Полёта человека в космос - с боевыми медалью и орденом на груди.
   Но это было потом, а тогда, пролетев, как фанера над Парижем (хоть и Париж давно не торт), Никита вернулся, и не особо думая, и не заключив заранее договор с каким-либо предприятием, успел сдать вступительные экзамены в местный институт – технолагу. По специальности «Эксплуатация транспортно-технологических машин и комплексов». Всё, что связано с эксплуатацией, ремонтом и обслуживанием транспортных, строительных и прочих, включая специальные, комплексов, а также их систем и агрегатов. Не краюху надкусить, одним словом.
   В итоге, прибывший на сборный призывной пункт «покупатель» - мимо такого сплава талантов и здоровья пройти просто не мог, и угодил мобилизованный по окончании учёбы в армию Никита Мальцев в 31-ю гвардейскую штурмовую бригаду. Без которой - не обходился ни один замес с участием мобильных сил быстрого реагирования. К концу года службы ему предложили контракт. Согласился - честно говоря, не хотелось после демобилизации отрабатывать три года по распределению там, куда пошлют. Вдобавок – здесь год шёл за полтора. А тут и предпосылки к беспорядкам кончились, и начались собственно беспорядки, прекращать которые привлекли миротворцев. «И понеслася»…
  Северная Африка, Аравия, медаль «За отвагу» с изображёнием пятибашенного Т-35, слава везунчика и сорви-головы. Косово, где под конец срока погибли сразу двое парней из их роты, а сам - «в рубашке родился». И уходить просто так на гражданку уже было нельзя - долги надо платить. Снова контракт на год и уже спокойная, рассудительная работа в Албании, и плата по счетам. Потом - снова Африка. Уже центральная, где, вроде уже и людей-то не осталось, а всё равно вдруг пошла стрельба то по китайским инженерам и рабочим, то по нашим. «Красная звезда» и нашивка о ранении. Хоть и что там – царапина. А, потом, не иначе кто-то кому-то что-то объяснил на высшем уровне то ли в Лондоне, то ли в Сиднее, и разом по всему глобусу всё утихло. И Никите предложили расторгнуть контракт раньше срока и с полагающейся неустойкой в виде премиальных.
   Вернулся Никита домой ранней весной и, встретившись с родными, потом несколько дней просто мотался по родному городу, привыкая к жизни, от которой даже отвык. Красивые и приветливые люди с весёлым недоумением смотрели на него – длиннополый кожаный плащ, купленный по случаю в лавке у какого- то грека в Константинополе, и отросшие под дембель чёрные кудри, за которые он в своё время получил погонялу и позывной Цыган, привычно схваченные повязкой с иероглифами «обязательно победить». А Никита смотрел на людей, живших своей, нормальной жизнью. Война? Ну, да. Она есть. О ней рассказывают. Там иногда погибают молодые парни и мужчины. Но, в конце концов, такие же молодые парни и мужчины по своей воле иногда погибают на мотоциклах и самолётах-репликах. Бьются, время от времени, на «уралах» и «хондах», «ишачках» и «фоккерах». Нет, он мог бы выйти при наградах, нашивке за ранение и получить положенное уважение окружающих, невзирая на возраст, но… зачем всё это? К тому же, он постоянно чувствовал внимание к себе со стороны родных, знакомых, да и, как за любым, принимавшим участие в боевых действиях, ненавязчиво присматривало государство.
    В военкомате, под видом беседы «за жизнь», его долго «прощупывал» немолодой майор. Закинул удочку на предмет второй попытки поступления в лётное училище или вообще карьеры офицера. Никита покачал головой. На вопрос «почему» - отшутился, мол «негоже одному джентльмену отдавать приказы другим джентльменам». Уже серьёзно добавил, что он хороший солдат, но офицерские погоны ему не по плечам. В лётное училище – он староват, чтоб из него потом выковали сурового профессионала. А как любитель – он и сейчас сможет. Он уже подлетнул с инструктором на учебном «яке» – вспомнил всё, чему учили, может уверенно и пилотаж крутить, и в стратосферу «выстрелить». А если месячишко потренироваться, так  и планирующий с орбиты утюг в ручном режиме на полосу притрёт. Загнул, конечно, ну да ладно… Словом - поговорили. Военком, прощаясь, хмыкнул – заходи, если что. Ну и Никита ответил, что браслет-коммуникатор и в бассейне не снимает, так, что… тоже будем рады.
   Потом о нём вспомнил родной институт - вопрос с отработкой был закрыт, и Мальцеву просто готовы помочь с трудоустройством. Выбор есть и неплохой. И для восстановления навыков и знаний Никита даже успел покрутиться при институте, и полмесяца по собственной инициативе отзаниматься на курсах повышения квалификации по специальности машиниста бульдозера, но тут…
   Обозначился майор из военкомата. Осведомился – не в бассейне ли он, и предложил встретиться. А едва Никита устроился на стуле в его кабинете – огорошил: есть предложение, над которым стоит подумать. Интересная работа с хорошей перспективой. Примерно в четырёхстах километрах от Новосибирска. «НИИЧАВО» там есть одно. Слышал? Никита неуверенно кивнул головой: слышать-то слышал. Есть там «городишко». Строился как академгородок, точнее - комплекс, объединяющий несколько научно-исследовательских институтов, тоже объединённых позже в один Центр с основным упором на физику высоких энергий. Впоследствии… чем там только не занимались. Ходили легенды, что чуть ли не порталами в иные миры, вызовом посредством магии демонов с последующим их укрощением, и закупоркой джиннов впрок. Да только зачем Мальцев там нужен? За порядком там милиция следит, а турникеты ВОХРа охраняет. Организовывать деятельность роботов-уборщиков? Впрочем, за десятилетие с лишним городок оброс инфраструктурой, парой заводиков и кто тут знает, чем ещё.
   Майор насладился растерянным видом Никиты, и пояснил - помимо собственной небольшой производственной базы и нескольких полигонов, есть там и подобие «механизированной колонны» со строительной техникой для собственных нужд. Чтоб «своими силами» так сказать. Не привлекая по мелочам постороннего внимания. И нужен туда толковый и проверенный малый с образованием, специальностью и расчетом «на вырост». На должность стажера машиниста тяжелой универсальной землеройной машины. Проще сказать – ученика бульдозериста. Так вот он тут и оказался…
   
   Огромная овчарка с палкой в зубах проводила их задумчивым взглядом, точно прикидывая – не размяться ли ей за компанию, но не стала развивать тему. Сегодня они отстрелялись куда раньше обычного. На перекрёстке, где обычно расставались – смотрели на секундомеры и крутили головами. Сергей напомнил Никите, что сегодня «день борьбы», Димка засмеялся, дескать, отборолась рысь с медведем - на поводок посадили. Дёрнут в театр – значит в театр. За плохое поведение – уши надерут и когти сточат. У Тани Берендеевой не забалуешь. Между ними начался обычный стёб, потом Никита вспомнил, что нужно забежать за хлебом. Хлеб в «кооперативном», где хозяйничали весёлые и острые на язык тётки, всегда был свежий и духовитый. И работал магазин с шести утра и полуночи. Буханку ржаного, тёплого и с хрустящей корочкой хлеба, Никита, не удержавшись, разломил, когда поднимался в квартиру. Сейчас на этот хлебушек маслица и ломоть сыра в палец толщиной. И четыре трака на «двоечке» он поменяет в ритме вальса – непринужденно и легко. Приняв душ и одевшись, коснулся клавиш старенького видеофона, одновременно глянув в зеркало. На всякий случай. На экране появилась девушка. Таня. Танюшка. Татьяна-свет-Сергеевна. Обычно они встречались и вместе шли по аллее до корпусов института, но сегодня у неё были дела в городе, так что увидеться они могли только после работы…
   На ходу доедая завтрак и убирая посуду, Никита, улыбнулся, вспомнив историю знакомства с Таней – историю пополам с мистикой. Ещё во время службы всё началось. Они тогда отдыхали после рейда. Мальцев и ещё несколько ребят из взвода чистили оружие, болтали о чём-то на тему известных городов прошлого и будущего, петербуржец Игорь Новиков, по кличке Эстет что-то вдохновенно рисовал, попутно отвечая на задаваемые парнями вопросы. Никита собирал недавно купленный на «контрактные» АКМ - новодел: «имперские штурмовики» считали, что русский воин без АК – что шотландец без килтА. Понты, конечно, но хороший понт дороже денег, а опытные волчары легенду иногда и бой брали. При должном навыке - аккуратно недруга утихомирить можно, а не с клочьями по ветру и стенами порушенными, как у первогодка, дорвавшегося до ручного штурмового комплекса  «смерч». Да и в качестве «последнего довода» - самое то. Безотказного и достаточно убойного. «Скелет» или даже хороший нагрудник может и не пробьёт, но чпокнет хорошо. А голова - вместе со шлёмом улетит… 
   Со стороны взлётки раздался привычный гул - в воздух поднялась транспортная платформа-автомат, выгрузившая боеприпасы и харчи. Никита поставил автомат на предохранитель и провёл ладонью по крышке ствольной коробки. После демобилизации оружие надлежало сдать на хранение в военкомат по месту жительства, а потом, приписавшись к стрелковому клубу ДОСААФ  – переправить автомат туда и решетить мишени на полигоне, поддерживая навыки.
   - Смотри, Гоша! – Василий Голиков выводил на экран армейского планшета фотографии развалин саудовских городов. Игорь согласно кивнул головой:
   - Сик транзит глория мунди. В смысле - так проходит слава земная.
   - Да уж. Может, всё-таки, хоть Париж в порядок приведут? Точнее, уберут свалку вокруг башни.
   - Может. Только пока среди возможных спонсоров нет единого мнения - отстраивать ли город в духе Генриха Четвёртого, или кого-то из Людовиков - Наполеонов. Да и вообще, стоит ли нынешний Париж мессы или намаза.
   - Питерец ты наш высокоученый, - вздохнул Тошка Иваньков: -  Словами всё какими-то бросается. Застывшая у вас, Гоша, красота. Холодный камень. У нас как-то ярче и живее.
   - Таки – ой! Живчик хабаровский. Суетно у вас там. И в Хабаровске, и во Владике. Всё, Никитос, смотри – для тебя старался.
   - Обалдеть! Кто это?
   - Ну… пусть это будет твоя девушка, которую ты ещё встретишь.
Никита даже растерялся, а парни с интересом потянулись к портрету.
   - Ну-ка, ну-ка… повезло Никите.
   - Снежная королева. Ну… лайт-версия.
   - Лёд и пламень! Держись, Цыган, борьба стихий тебе обеспечена!
   Игорь  дождался, пока все выскажутся, открепил лист и передал его Никите – тот развел руками, показывая, что они в масле и принять подарок он пока не может. Игорь положил портрет на стол и огляделся – чем бы его прижать, чтоб не унесло ветром. Тут их обоих отвлек зависший совсем рядом лёгкий ударный коптер-беспилотник. «Агрегат» направлялся к собратьям, что патрулировали прилегающую к базе территорию, но сделал крюк и завернул к пехотинцам. Санька Голиков презрительно глянул на гостя.
   - Юсуф, скажите, что вы думаете по поводу реванша, лелеемого повелителями хлама? – спросил он, намекая на предстоящий вечером футбольный матч с командой операторов  боевых и транспортных роботов. Раджабов, не говоря ни слова, отложил вычищенный пистолет, вышел из-за стола, и, встав перед коптером, серией жестов выразил своё мнение о результатах ожидаемой игры. Беспилотник «кивнул», дав таким образом понять, что очередная непочтительность зафиксирована, и, заложив вираж, с шелестом удалился по своим делам. А через несколько секунд воздух разорвал сигнал тревоги подаваемой при обстреле. Из-за стола всех как ветром сдул: похватав оружие, шмыгнули в узкие щели-укрытия, у которых и стоял стол. Над головами затрещали и зацокали выстрелы, несколько раз грохнуло поодаль, и уже не с шелестом, а воем турбин промчалась ещё пара беспилотников. Напоследок – чуть ли не над столом, метрах в трёх от земли, поднимая вихри пыли, прошла аэроБМП.
   - Все живы? – сержант Иваньков после сигнала отбоя первым выскочил наверх, - Голиков! Голиков, твою налево!
   - Я!
   - Хрен ли замер-то? В душу мать, кривая шея… я тут думать должен – то ли ты подвиг замышляешь, то ли Отца Алексея звать?!
   Убедившись, что все целы, Никита посмотрел в сторону, откуда доносилась трескотня выстрелов, и над деревьями поднялся клуб дыма. Он перевёл взгляд на стол и с ужасом увидел, что нарисованный Игорем рисунок исчез, не иначе как поднятый со стола вихрем и подхваченный порывом ветра. Сам Игорь уже громко тосковал, ругая себя, Никиту, раздолбая за штурвалом бэхи, мятежников и всех тех, что подбрасывали им деньги и боеприпасы.
   - Не расстраивайся, - подошёл к нему Юсуф.
   - Да ёлки-палки… Я ведь не смогу второй раз так нарисовать.
   - Сможешь. Цыган тебе в Питер оригинал привезёт, - он повернулся к Никите: - Так? Так. А первый гол в свои ворота я сам забить готов. Думаю, никто не будет возражать?
   - Нет. Я ещё и помогу, - к ним присоединился Иваньков, - Да, Никит? Отладить «периметр» так, чтоб перехватить на подлёте миномётную чугуняку – это вам не булку надкусить. Где эти паскудники оружие берут? Точнее – как им его таскают?
   - Вот уж ерундовый вопрос, - Никита, расстроенный, пожалуй, больше, чем Игорь, снова сел за стол, - чалят небольшими партиями. А в основном, ты видел из чего, они стреляют?
   - Видел. Понятно, что у них есть оборудование для трёхмерной печати, на котором они фигачат «одноразовые изделия», из которых потом палят по нам. Но у них есть и серьёзные самопалы из «железия».
   - Ну, хороший обрабатывающий центр и тот же миномётный ствол на раз сделает. Была бы подходящая заготовка. Есть, там конечно жучки-блокираторы в программном обеспечении, препятствующие подобным вольностям, а то и прямо сигнализирующие «куда следует», да только программу перешить…
   - Слышал про «перешить». Чего уж там, если милицейские базы данных подламывают и правят на «хороших» уровнях. У нас в Новгороде хохма была - «Цербер» в аэропорту тявкнул на туриста-австрияка как на разыскиваемого мошенника-рецидивиста. А морда самого аферюги неизвестно сколько времени была вне подозрений…
   Никита посмотрел на часы, закинул на плечо сумку, осмотрелся и шагнул из квартиры в прохладный подъезд, отметил щелчок замка за спиной и не торопясь стал спускаться по лестнице. Вопрос производства деталей и конструкций «на раз и под ключ» оставался открытым, несмотря на все успехи «трёхмерной печати» и экспериментов с выращиванием донорских органов и производством имплантантов. «Печать», как и прежде, срабатывала не везде и не всегда. Ещё когда Никита учился в институте, то в компании энтузиастов и фанатиков авиации подготовили документацию и программное обеспечение для изготовления оснастки и деталей двухрядной «звезды» Накадзима и длиннокрыло-длиннохвостого «урагана» - истребителя, на который этот мотор и ставился. Хорошо поработали. Списались с японцами, у которых было несколько новоделов (в Калифорнии когда-то был даже лётный оригинал, да только…где оно всё теперь), получили их уважительные отзывы, на этом всё тогда и кончилось. До железа не дотолкали. Детали с заданными свойствами не печатались. Выстругать деталь из «кубика» - тоже несложно, была бы цифровая или мастер-модель для копирования. И подходящие отливка-поковка-прокат, обеспечивающие в полной мере требуемые свойства конечного изделия, в которые всё и упёрлось. Это вопрос. Это мастерская, как минимум, а то и цикл производства. Полевой синтезатор «Мидас» из арсенала Руматы Эсторского пока оставался мечтой…
   
   В автобусе Никита устроился на задней площадке, и, прикрыв глаза, снова погрузился в воспоминания под мягкий гул электромоторов. Когда он прилетел сюда (Никита выбрал аэротакси, хотя можно было новенькой скоростной электричкой) – в небольшом аэропорту его встретил будущий шеф – Николай Воронин. Тоже – не на сухопутном электромобиле или гибриднике, а на бело-зелёном аэрокаре с логотипом института на бортах. Поговорили за кофе в аэропортовской кафешке, сели в аэрокар, Воронин круто набрал высоту и заложил вираж, описывая петлю вокруг города, по ходу дела показывая, поясняя и комментируя. Аэропорт - принимает местный маршрут и аэротакси. Но считается и как запасной аэродром. Бывают здесь и армейцы и грузоперевозчики (Никита уже и сам прикинул, что здешняя полоса может принять и тяжёлые транспортные атмосферники, и челноки, работающие на орбиту). Аэроклуба нет, но есть энтузиасты. И даже один реконструктор. И соответственно – один «лавочкин», помимо полудюжины современных «яков» и «сушек». Эта шоссейка – в Новосибирск. Та – к новому строящемуся комплексу. На ней оттягиваются любители старины и многолитровых двигателей внутреннего сгорания. Один уже чуть было не сложил голову на реплике старинного «доджа».
   Кварталы – сам видишь, всего понемногу:  есть и купольная система, и индивидуальная застройка и обычные многоэтажки, где и будешь квартировать. С той башни – отличный обзор. Чудесный лес на сколько глаз хватит. Два спорткомплекса и несколько зальчиков. Городская библиотека. Ну, и институтская база данных – к твоим услугам. До определённого уровня, конечно, в соответствии с допуском. Институтская библиотека – почти вся твоя, а она немаленькая. Ну и распечатка книг почти задаром. В понравившемся тебе издании из имеющихся возможных.
   - Отметка «новодела» будет? – усмехнулся Никита.
   - Естественно. Антиквариат мы не подделываем. Кстати, не вздумай играться с чем-то… ну, понял, да? Вылетишь, как пробка.
   - Понятно. С инициативами как? Приветствуется или наказуемо?
   - Всякая хорошая инициатива должна приветствоваться. И должна быть наказуема. Обязательностью её выполнения. Так и живем. Приехали, сейчас будешь показывать, что умеешь.
   Когда Никита поднялся в кабину «мамонта» и сел за штурвал – выяснилось, что по меркам окружающей реальности умел он - до смешного мало. Отработав послойное срезание, разравнивание и перемещение сыпучих материалов, выкопав траншею и срезав напоследок часть подходящего откоса, Никита получил от устроившегося за его спиной Воронина хлопок ладонью по плечу:
   - Достаточно.
   Не сказав боле ни слова, Воронин скользнул к двери кабины и, не касаясь ступеней трапа, скользнул вниз. Никита на ватных ногах спустился следом. Николай Васильевич сдвинул дверь аэрокара, открыл бардачок.
   - Минералочки?
   - Спасибо…
   - Нормально всё, не переживай. К самостоятельной работе тебя всё равно пока не допустят.
   - То есть…  я уже принят на работу?
   - С испытательным сроком. Ты не против?
   - Нет, не против. Или – да, не против, - брякнул Никита и осёкся, вспомнив, как ему уже один раз отлилось его шутовство.
   - Тогда погнали в контору. Оформляться будешь. И ещё! На будущее. Не вздумай здесь кого-нибудь назвать «учёным». Не отбрехаешься потом.
   - В курсе, - улыбнулся Никита: - Учёными бывают собаки. А у нас – научные работники.
   Пока возвращались к корпусам института, Воронин его проинструктировал, потом провёл за турникеты в прохладное фойе, попросил отзвониться по окончании бюрократических процедур и ободряюще махнул рукой. Никита отправился по первому адресу, и, войдя в кабинет и поздоровавшись, спросил Татьяну Сергеевну, и уже устремился было к столу, за которым сидела полноватая симпатичная женщина, но изменил траекторию, увидев табличку «Берендеева Татьяна Сергеевна» на соседнем столе с двумя развёрнутым рабочими голоэкранами. За столом, точнее, отодвинувшись от него и закинув ногу на ногу, сидела девушка, примерно ровесница Никиты. Ничего такая цаца. В бриджах и рубашке навыпуск. Играла с полосатым котёнком-голограммой, пытаясь схватить его - то за хвост, то за усы. Котёнок уворачивался, одновременно танцуя то ли самбу, то ли ламбаду и напевая на испанском что-то о «побресито корасон». Девушка беззаботно хихикала. И взгляд, которым удостоила Никиту – тоже смешливый.
  - К вам! – попробовал озадачить её Никита, положив на стол пачку документов и пластиковых карт.
   - Так прямо и ко мне? – цаца сделала наигранно удивлённые глаза.
   - О-о… - котёнок оценивающе покачал головой и сел на попу.
   Никита начал подозревать какой-то подвох, но тут дверь за его спиной распахнулась, вошла ещё одна девчонка. В строгой чёрной юбке и белой блузке.
   - К вам пришли, Татьяна Сергеевна, - со всей серьёзностью известили её «бриджи», глядя на Никиту.
   - Вижу! Кыш отсюда, Галина Викторовна, догуливай свой отпуск, - бросила девушка нахалке. Та, уже вставая, снова попробовала схватить полосатика:
   - Классный у тебя помогайка.
   Вошедшая девушка повернулась к Никите: 
   - Слушаю вас.
   А Никита, с того момента как девушка обернулась, стоял обомлевший. Девушка была та самая… с портрета Игорька… только ещё более, просто удивительно красивая.
   И начались у Мальцева «саратовские страдания», каких он до этого не ведал. Самым неприятным было то, что никак встретиться- то с ней не мог. То одно, то другое, то здесь, то там. Хорошо хоть, что имя-фамилию знал, хоть какой-то шанс. Но шанс выпал, как часто бывает, совсем не тот и вовсе не там. Недели через две с лишним, в огромном спорткомплексе, куда Никита начал захаживать вечерами, он вышел - «усталый, но довольный» из борцовского зала, где сначала Серёга вытирал им татами, потом он выколачивал Серёгой пыль, и увидел девушку, с которой так желал встретиться. Таня стояла возле сетки в пустом пока игровом зале и вертела в руках теннисную ракетку. Ждала кого-то, что ли?
   - Здравствуйте,– подошёл к ней Никита, - Скучаем?
   - Как сказать? – Татьяна осмотрела приставалу с головы до ног.
   - Как есть. Время идёт, скоро придут волейболисты. У вас есть ещё ракетка?
   - Нет, но знаю, у кого взять.
   Опыта игры в большой теннис у Никиты было не больше, чем у Остапа Ибрагимовича перед Васюкинским турниром. Первые геймы он, конечно, хорошо косячил. Потом пришлось помучиться Тане, а потом они просто ровно играли в удовольствие, время от времени давая друг другу возможность позлить противника и самому проявить ловкость. Даже подошедшие волейболисты не торопили их освобождать площадку. Всё опошлил долговязый пёс в костюме-двойке, суматошно прибежавший с галстуком на плече, и взявшийся махать руками и оправдываться.
   - Танечка прости, я не успел. Я не смог. Работа. Прости, переодевайся скорее – ребята уже ждут.
   И надел бы ему Никита ракетку на уши, да только сама Таня подошла, сказала «спасибо» и пообещала доиграть в следующий раз. Точно одурманила. Они ушли, волейболисты взялись поднимать сетку. Никита пришёл в себя, крутанул ракетку вокруг кисти, повернулся, чтобы тоже уйти и натолкнулся на Дмитрия Александровича Кораблева – заместитель «самого» по административно-хозяйственной части. Душевный дядька лет пятидесяти, казалось – не только знавший всех в лицо, но и помнивший, кто есть кто. Дмитрий Саныч стоял у стены в компании седовласого незнакомца – не иначе собирались играть в волейбол. Никита поздоровался с ними, а Кораблёв простецки представил его товарищу:
   - Вот орёл наш новенький. Ума хватает, здоровья и ловкости - немеряно, ему бы на орбиту челночить, или на марсианской трассе рулить, а он в бульдозер залез. В то время как наши корабли бороздят просторы Большого Театра.
   - Ну, околоземное пространство от старых спутников и хлама на буксире зачищать, чем бы он, в лучшем случае и занимался, угоди в лётное – дело чем-то сходное. А к девчонке вечером не сходишь. И потом, если все рванут космическими кораблями рулить, кто же будет бульдозерами управлять?
   - Умеешь ты утешить, Пётр Эдуардович. Ах, ёлки – минералку забыл!
   Кораблёв направился в сторону буфета, а Никита мрачно пронаблюдал, как в коридоре чёртов хмырь подхватил сумку у выпорхнувшей из раздевалки Тани, и закрутился вокруг неё, что-то рассказывая. Они скрылись  за ведущими на лестницу дверьми, а Никита заметил, что на него самого смотрит Пётр Эдуардович с хитринкой в глазах.
   - Дорогой мой, с таким настроением, вы слона не продадите.
   - Что?
   - В смысле – если вам нравится девушка, за неё нужно бороться, а не миндальничать. И пусть она сама «от ворот поворот» даст, а не тот, кто оказался рядом с ней раньше.
   - В окошко надо было выбросить?
   - В окошко – не в окошко, но с лестницы спустить стоило. За невоспитанность. Думаю, у вас это получилось бы, даже не соприкасаясь с УК СССР. И ещё, по поводу «бульдозериста». Если вы проявите себя у нас, то ваши шансы очутиться куда дальше орбиты – выше, чем у многих молодых пилотов. Удачи вам в ваших начинаниях.
   - Спасибо… - Никита собрался было идти домой, подобрав по ходу подходящую лестницу на будущее, но тут его перехватил Димка.
   - Чего стоим, кого ждём? Точнее – мы тебя на малом поле ждём, а ты – «стоим». В воротах иди стоять. Только давай сегодня  – тайм за одних, тайм за других. Иначе неинтересно, непробиваемый ты наш.
   - Неинтересно, говоришь? Давай-ка я сегодня так сыграю. Что-то есть желание вколотить банку-другую.
   Вколотил одну. Но пару раз ещё и удачно навесил на вратарскую площадку, где мяч хорошо разыграли. Настроение даже поднялось. Умотался так, что дождался автобуса и, стоя на просторной площадке, с наслаждением смотрел в окно и прислушивался к гулу электромоторов под полом. Когда шел от остановки  до дома - пискнул браслет-коммуникатор: курьерская служба «Почты» напомнила о себе и сообщила, что его уже ждут. Так и есть – у подъезда стоял синий фургончик, возле которого прогуливался вихрастый малый. Подниматься не стали, и Никита, удостоверив свою личность прикосновением ладони к панели идентификатора, стоявшего в кабине почтаря, получил увесистую коробку, украшенную голограммами санитарных служб и предупреждениями о хрупкости содержимого. Глянул адрес отправителя. Ну, конечно же! Тот самый привет от Иштвана Янчо, о котором он упомянул три дня назад. Машина, чуть слышно мурлыча и шелестя шинами, покатила к выезду со двора, а Никита поднялся к себе.
   С Иштваном Никите довелось пересечься в Чаде. Год назад колонна миротворцев угодила в засаду и старенький «пионирпанцер»** Янчо подбили из  противотанкового «лайтнинга». А Цыгану удалось вытащить раненого Иштвана из горящей машины, которую, едва они отползли, добили в хлам вторым выстрелом. Полыхнул «лео» так, что гусеницы узлом свернулись, и железо ручьями потекло. Но со вторым выстрелом стрелки, честно отработавшие полученные фунты, переборщили, и смыться уже не успели – перепахали там всё к чёртовой бабушке. Чтоб всем ясно было - не тех наехали.
   Аккуратно вскрыл коробку и обнаружил внутри ячейки с бутылками. Ну, да - Янчо старший, узнав, как дело было, сказал, что будет поить спасителя сына вином, пока сам жив. В одной из ячеек – свёрнутый в трубку бумажный лист, перевязанный тесьмой. Никита, рассмеявшись,  достал его, полюбовался и снял тесьму. Развернул. Настоящее письмо, написанное чернилами на роскошной бумаге. Они с Янчо взялись обучать друг друга родным языкам, и успехи Иштвана в изучении русского языка пока были куда выше, чем у Никиты – языка венгерского, на котором по правилам хорошего тона предстояло отвечать, не прибегая к услугам переводчиков. Никита прочитал письмо и усмехнулся. Сел за стол, запустил персональный комп и, развернув экран-голограмму, нашёл номер Иштвана и набрал вызов.
   - Привет, злодей. Письмо твоё получил.
   - А остальное? – за спиной Иштвана виднелись абрикосовые деревья и штабеля ящиков, - попробовал уже?
   - Ещё нет, - Никита достал бутылку: - Наверное, оно сладкое Иштван.
   - Да. И его надо пить с девушкой. Тогда губы её будут ещё слаще, а смех – звонче. У тебя уже есть девушка?
   - Пока ещё нет.
   - Приезжай к нам. Только учти, что увидев наших девушек и наш Балатон, ты уже не сможешь отсюда уехать.
   - Не сомневаюсь, - улыбнулся Никита, подумав, что уехать оттуда в случае чего действительно будет нелегко: мадьярские девчонки красивые и решительные, - а вино я пока заначу.
   - Как решишь, - засмеялся Иштван: - отцу скажу, и мы тебе палинки отправим. Абрикосовой. Пятый угол искать будешь.
   Они поболтали ещё на русском и венгерском, оттачивая навыки и указывая на ошибки. Напоследок Никита попросил две недели отсрочки, Иштван согласился и они попрощались. Никита задумчиво повертел бутылку и поставил назад, в коробку. Может, действительно, к Иштвану съездить? Хотя… куда спешить? Вот, если бы Янчо где-нибудь в британских доминионах или Северо-Американских Штатах жил – тогда да. Для начала визу оформлять. А после окончания стажировки Никите предстоит ещё разок побеседовать с Первым отделом, в лице флегматичного Степана Григорьевича Борейко и, кто его знает, возможно, подписать кое-какие документы, обязывающие согласовывать его перемещения по глобусу с соответствующими инстанциями. В том, что такое может случиться - Никита почти не сомневался, хоть пока не был допущен даже «до малых тайн». Уж больно серьёзной организацией ему теперь виделось «НИИЧАВО», в которое угодил.
   Что творилось в лабораториях и кабинетах, он не знал, но на полигонах уже устранял последствия экспериментов, внушающих однозначное уважение. Как-то невольно проникся, заравнивая свежие котлованы, убирая поваленный лес и высаживая сосны-скороспелки вперемешку с обычными  соснами и ёлками (первые быстро вымахивали и выпиливались, освобождая место подросшим вторым).
   Взлётные полосы и площадки местного аэропорта пылью не покрывались  - гости здесь бывали часто и самые разные. Помимо антоновских аэротакси и непривычных в таком количестве для такого «Урюпинска» ближнемагистральных «сушек» и «туполевых» - несколько раз Никита засекал садящиеся «гольфстримы» и «эмбраеры». А в самом аэропорту – выруливающий на взлёт, украшенный малопонятными иероглифами «харбин» - объясниться то Никита худо-бедно и на пальцах мог со школы, но вот с лёту прочитать…
   Как-то раз ему показалось, что он видел в компании Воронина и других институтских - самого Халита Зандарова, строившего первые лунные базы. А, может и не показалось. Кстати, лунный и марсианский «барсук», величаемый обычно «Громозека», при всей своей модульности, композитах и суперсплавах вместо чугуния - создавался как раз на базе агрегатов «мамонта». А ещё Никита с интересом приглядывался к «двоечке» - крыша МТО у неё была нестандартная, такая, что пространства под ней становилось куда больше, чем требовалось установленной там сейчас могучей, но компактной зверюге Ярославского Моторного и Николаевского «Турбомаша». И одними лишь дополнительными топливными баками, обеспечивающими запас синтанола для работы «на выезде» это вряд ли можно было объяснить. Вот компактный реактор, как и на «барсуке» - самое то.
   В общем, нравилось здесь Никите, и было бы всё просто замечательно, если бы не продолжающиеся препятствия в попытках подступиться к одной девушке, которая через пару недель вдруг вообще куда-то исчезла. По слухам – ушла в отпуск и куда-то уехала. Ладно, хоть не с этим… его Никита как-то видел. В компании и далеко от лестниц.
   Пребывая в меланхолии, Никита вдруг обнаружил, что прямо из городка снова появился прямой рейс до родного города. естественно, не туполевский красавец с гиперзвуковой прямоточкой, шурующий едва ли не в космосе из Москвы в Токио за два часа, и не трудяга «ил», берущий на борт три с лишним сотни пассажиров из Ярославля в Киев. Маленькая «аннушка» на два десятка пассажиров. Хотя билет стоил! Ну, да куда ещё пока деньги девать. Решил нагрянуть домой без предупреждения, примчался воскресным утром и застал врасплох всех: родители ещё вчера уехали на дачу к друзьям, а растерянная сестрёнка Ирка собиралась в гости. Победа же, ёлки - пафосно превозмог все обстоятельства. Аж весь народ разбежался. Сестрёнка смилостивилась над победителем, и согласилась взять его с собой. Заодно познакомить со своим парнем – Максимом, у которого сегодня было дежурство в больнице. И не хухры-мухры, а городской больнице №3, при которой был ещё и супер-супер диагностический центр. Пока Иришка красилась, приводила в порядок причу (напрасно матушка переживала, что дочери после сына роскошных кудрей не достанется) и одевалась - Никита с удовольствием поигрался отцовской саблей, копией кавалерийской образца 1817года, и тяжёлой шпагой-валлонкой. Заглянул в ящики несгораемого секретера - помимо семейных альбомов там хранились его медаль и орден, и награды предков, воевавших в Великую отечественную. В том числе и ещё две «Красных звезды». Там же хранился и кортик сталинских времён с гербом первого СССР на рукояти - одного из них, кавторанга Северного флота.
   Потом они шли по воскресному летнему городу, пронизанному лучами полуденного солнца. Наслаждались его прозрачным воздухом и чистыми улицами, заполненными счастливыми беззаботными людьми.
    - Братка! – Иринка смотрела на Никиту восхитительными карими глазами, - Ты сильный и красивый. И у тебя снова взгляд стал как прежде – добрый и чуть лукавый.
   - А, что? Другой был?
   - Ну, да. Когда вернулся. Точно у Воланда в варьете. Оценивающий, такой. Циничный. Мол, вокруг люди как люди, напоминают прежних…  Дело только в том, насколько квартирный вопрос испортил их, как часто милосердие стучится в их сердца, и где Аннушка разольёт масло…
   - Брось, Ириш.
   - Никит, это было что-то запредельное. Не отсюда. Не из этого мира. Там, где ты был - было страшно?
   - Как сказать? Не в этом дело. Страшно? Да. Только дуракам ничего не страшно. Самое тяжёлое… это когда погибли парни в нашей роте, и мне выпало сопровождать одного их них домой. Понимаешь?
   - Да. Прости, Никит. Не будем больше. Да?
    Парень Иринки оказался добрым малым. Болтая, они втроем погуляли по аллеям парка вокруг больницы с играющими на лавочках в нарды и шашки пациентами, и уселись пить чай в какой-то подсобке. Максим невзначай поинтересовался, где и чем Никита сейчас занимается. Получив ответ – рассмеялся: три дня назад к ним именно оттуда привезли девушку, и он готов поспорить, что они с ней знакомы. Таня Берендеева. Никита поперхнулся печеньем.
   - Ничего не понимаю… она ведь в отпуске. Серьёзно что-то?
   - Вроде нет. Можешь сам с ней поговорить. Уверен, ей тут скучновато.
  Наверное, у Никиты отразились на лице все немалые его чувства, потому, что Ирка сделала хитренькую мордочку, а Макс, добавив «погоди», набрал по видео какой-то Софье Павловне, испросив у неё разрешения немного проредить её любимый розовый куст. Розы были великолепные, тем более, что выбирать лучшие помогала сестрёнка. Когда Никита постучал в нужную дверь и вошёл в палату - Таня, азартно игравшая у открытого окна с девчонками в «девятку» смогла только растерянно воскликнуть «ой». 
   На лавочке под окнами корпуса Татьяна уже насиделась, и Максиму пришлось пойти должностное преступление – выпустить её с Никитой в город. Никита не мог объяснить случившегося: точно ещё вчера была какая-то стена между ним и девушкой, которая ему так нравилась (да чего уж там – в которую влюбился). А теперь вот рухнула разом и вдребезги.
   Когда они пили кофе на веранде любимого кафе Никиты (жаль, что никого знакомых не было), Никита решился, наконец, спросить, а что случилось, и как Таня оказалась в больнице.
   - Тань, извини, а…
   - Ничего я тут ни делаю, –  опередила его Таня и рассмеялась, - отдыхаю от вас от всех.
   Потом вдруг отвела взгляд на проплывавший в небе треугольник тяжёлого транспортника, и задумчиво накрутила локон на палец. И снова обернулась к Никите, с хитрой улыбкой.
   - Ежегодное обследование, обязательное всем детям «марсиан».
   - Ёлки-палки! Что, правда? - Никита попробовал было усомниться, но Татьянины губы начали складываться в презрительную усмешку, и он схватился за голову: - Берендеев! Долины Маринер.
   - Ну… да… - Таня снова кокетливо устремила взгляд в небо.
   - Тихоня…
   - Хм… не ходить же по улицам с плакатом, что я дочь «одного из тех самых». А потом… ну, так получилось…
   - Не побоялись ведь родичи отпустить тебя такую, а?
   - Взрослая уже. А, вообще, только дураки ничего не бояться, - Таня лукаво хихикнула: - Думаю, что папанька больше всего испугался уже по возвращению из второй своей экспедиции. Когда подросшая доча порадовала его мастерством во фристайле. Славно мне тогда влетело. Ещё и за то, что так старательно скрывала от мамы, каким именно лыжным спортом я занимаюсь. Сюрприз не удался, одним словом.
   - Шальная… я бы тоже испугался и осерчал.
   - О-хо-хонюшки! Серчало осерчало.
   - Слушай, любительница острых ощущений, а ты была на стеклянном мосту?
   - Нет. Даже и не слышала про такой.
   - Темнота. Это пешеходный переход, пристроенный к обычному мосту через реку. Полностью прозрачный. Студенты-дипломники из строительного так «развлеклись». Высота, правда, небольшая – всего метров тридцать.
   На месте они были минут через полчаса. Никита подтвердил на турникете свой совершеннолетний возраст, и ступил на прозрачное полотно, под которым пока виднелась аккуратно подстриженная трава. Таня шагнула следом. Никита протянул ей руку, но девушка сказала «я сама». Дошла до первого перехода, между «стекляшкой» и капитальным мостом, и перешла по нему на прочные бетон и сталь.   
   - Не, Никит. Страшно… вниз смотреть…
   - Не смотри вниз, смотри вдаль. Представь, что ты летишь. (Таня виновато качнула головой) Хорошо. Я иду здесь, а ты там.
   У следующего перехода между мостами, когда вода под ногами была где-то далеко внизу, Таня остановилась:
   - Дай руку.
   Она перешла к нему, а Никита осторожно, точно Таня сама была из хрусталя – обнял. Нет – не из хрусталя: живая и сильная. И губы её были совсем рядом.
   - Противный… заманил девушку и запугал…
   - Пойдём назад.
   - Нет, дойдём до того берега.
   Они долго стояли на середине моста, потом – на берегу. Потом гуляли по набережной и старой части города, где сохранился самый настоящий трамвай с вагонами почти столетней давности, и ещё много где, так, что день пролетел незаметно, и они едва успели  больницу к условленным восьми часам вечера.
   Возвращался в новый свой дом тогда Никита в состоянии скорее не триумфа, а небывалого умиротворения и душевного покоя. На дальнюю стоянку, где стоял его борт, пассажиров везли небольшим автобусом. В салон вошло ещё с десяток человек – странно, что ни одного знакомого. Сюда он летел хоть с парой знакомых лиц. То ли городок их не такой уж и маленький, то ли Никита замкнулся, чуть ли не в четырёх стенах. Негромко загудели электродвигатели, и они плавно покатили на стоянку ожидавшего их борта. Никита с интересом вгляделся в окно – за белоснежной спиной громадного «ила», мимо которого они проехали, виднелись верхушки широких килей «нортроп – суперсоника». Автобус повернул, и Никита успел не только разглядеть вживую заокеанского гостя, но и прочесть надпись «Texas International»над крошечными окошками иллюминаторов… 
   Через несколько дней вернулась Таня. И всё у них стало хорошо, а с лестницей некрасиво могло получиться – тот парень оказался вообще «ни при делах». Но, как говорил Кристобаль Хунта – «общение с девушками доставляет удовольствие лишь в тех случаях, когда достигается через преодоление препятствий». В случае Никиты миссию Кристобаля Хозевича заодно с устроением препятствий принял на себя «начальник транспортного цеха» Владимир Павлович Игнатьев, спустя три недели отрядивший Мальцева на строительство нового корпуса и полигона ещё на полтысячи вёрст - в глухомань. Очевидно, грядущие эксперименты становились небезопасными и в четырёхстах километрах от крупного города. Про эту вялотекущую стройку Никита слышал неоднократно. Сейчас она находилась в каком-то «полуразмороженном» состоянии: проложены шоссейка и ЛЭП, и почти завершен главный корпус, на несколько этажей которого - даже завезли оборудование и одного Робинзона-добровольца для присмотра за ним: Виктора Свирина, который сам искал уединения для размышлений и написания кандидатской диссертации. Но, у руководства института, похоже, появились серьёзные намерения и Никите, переведённому «высочайшим указом» из стажеров в полноценные машинисты - предстояло выполнить расчистку и планировку площадей на участке будущих полигонных сооружений и довести до ума всё вокруг основного корпуса. Институтские признанные «мастера отвала» заняты здесь и был хороший шанс самому стать мастером и снискать признание. Как сказал, усмехнувшись в усы, его наставник Алексей Петрович – «это твой первый подвиг Геракла, ну и сильно накосячить тебе там негде». И завтра «вечерней лошадью», а точнее – утренним дирижаблем (армейцы взялись закинуть выделенную для работы «двойку» и оборудование) Никита отправлялся к месту подвига…
   
   Он едва успел переодеться, как его вызвали для получения шокера и помповой гладкостволки, положенных для охраны вверенных ему машин и оборудования («Свирин то в здании сидит и по крыше гуляет, а на тебя вдруг медведь какой наедет»). Вернувшись – обнаружил, что Петрович тоже куда-то отошёл. Естественно, Никита первым делом полез в моторно-трансмиссионное отделение. Когда гидравлика подняла тяжелую крышку, и клацнули замки стопоров, осторожно свесился в ещё горячее, одуряющее пахнущее железом, маслом и топливом пространство. В свете переноски, помимо коллекторов, труб, кожухов и навесного оборудования  увидел то, что ожидал – нештатные заглушки, накладки на стенках и остатки усилений, на которых когда то стояло нечто более массивное и габаритное. Послышались шаги, Никита обернулся и увидел поднимающегося к нему наверх Алексея Петровича.
   - Что ты там высмотрел, следопыт?
   - Много интересного. «Сатурновский» стоял? Как у «Громозеки»?
   - Нет. «Уралтурбоатом». Ещё более продвинутый. Была история - обкатали маленько. Стволы получил?
   - Ага. Шокер и перданка. Жаль, свой АКМ взять уже не успею.
   - Дурилка ты картонная. В лесу охотничье ружьё завсегда полезнее будет. Теперь смотри - с тех пор, как тут с ядерным самоваром экспериментировали, остались замки на инструментальных ящиках и отсеках с «мозгами». Удобно, чтоб никто не лазил. Разобрался уже? Хорошо. Ящик, кстати, прочный. Как в сейфе. Запирай и ставь код… 120461.
   - Хорошая цифра.
   Часам к четырём они с Алексеем Петровичем закончили последние приготовления, «двойка» была готова к битве, и казалось, что поднятые в свои крепления на корме машины два малых вспомогательных робота, называемые обычно «собаками» - поскуливают от нетерпения.      
   - Всё, Никита, штыки в землю, - подвёл итог Петрович, - с Танюшкой вечером особо не загуливай. Завтра в пять – здесь, и ты мне нужен выспавшийся.
   - Принято, понято…
   Мальцев ждал Таню в начале их любимой аллеи. Показалась Галина:
   - Привет, Никитос. Велено передать, что задерживаются на пятнадцать минут. Можешь пока угостить  девушку мороженым. Мне тоже надо кое-кого подождать.
   Они с Галкой зашли в маленькое кафе-стекляшку. Устроились за столиком. Никита осторожно спросил у неё про Свирина – про саму Галку шутили, что назвать её следовало Сорокой: везде и всюду, и всё про всех.   
   - Как сказать? Если гениальность и сволочной характер непременно идут рука об руку – то это про него. Заносчивый. Скандальный. С трёх НИИ его попросили. И здесь уже ходила легенда, что как-то «сам» внушал ему в кабинете, так, что двери наружу выгибались, мол – мир круглый? Да хоть квадратный, умов не мути! В общем, сам он мутный какой-то  и тяжелый в общении.
   - В смысле? В чем тяжесть?
   - Не тупи, Никит. Я же сказала – заносчивый и скандальный. А ещё… знаешь, он из породы тех упёртых человеков, что никогда не признают свою неправоту. Никогда. Ни при каких условиях. Даже когда всем всё понятно, уже лупят смертным боем, и выбитые зубы горохом катаются по полу. Притом, что ещё сороковника нет,
   Никита расхохотался и едва не поперхнулся.
   - Сказочница ты, Галка. Ну и пёс с ним. Детей на пару не крестить.
   - Да. Только недели полторы-две в его компании посереди тайги тебе придётся проторчать. 
   - Слушай, а зачем вообще эти подергушки с полигоном и новым корпусом?
   - Салага. Ничего в политике не понимаешь, - она чуть понизила голос, - финансирование срезали – стройку заморозили. Потом, вроде, и деньги появились, и закончить бы неплохо, но у руководства нашего какие-то тёрки в вышестоящих инстанциях начались. И тут кто-то умный закинул идею – изобразить самоотверженную деятельность и обозначить свой героизм в ещё более вышестоящих инстанциях. Мол, пока там, в столицах плеши чешут, и козни строят, мы тут уже своими силами всё чуть ли не заканчиваем и даже оборудование завозим. Но силы наши на исходе, и сами мы до амбразуры не доползём.
   - М-да… «тайны мадридского двора»…
   - А ты, что думал? Два города на Марсе строят – так и суть человеческая изменилась до неузнаваемости? Ага… Дмитрий Саныч, кстати, просил Игнатьева тебя не отправлять. Нет, не в опыте дело – переживает, дескать, у вас тут с Берендеевой лямур наладилась, а тебя в изгнание. Ладно, Двигай в свою командировку. А я тут за Танькой присмотрю, чтоб не хулиганила. Шучу, Никит. Слушай, если у вас всё серьёзно, то… не вздумай её обидеть, дорогуша. Её, к тому же, весь институт знает, только виду не подают.
   - Ну, что ты, Гал, - Никита положил свою ладонь поверх ладони Галки, - спасибо…
   Порученная Никите работа оказалась не сложной, да и наставники-руководители первые дни держали его под ненавязчивым контролем, связываясь на дню не по разу. Дело шло – сначала он взялся за то, что было на удалении от корпуса, начиная рано и возвращаясь поздно, так что и со Свириным общался накоротке. Да и тот к нему особого интереса не проявлял – пообщались первые дни за ужином из армейско-туристических пайков, и, наверное, каждый для себя сделал определённые выводы. Что о нём подумал Свирин – Никита не знал. Сам он сделал вывод, что Виктор, вроде и неглупый человек, относится к тем, кого из обширнейшей экспозиции Ельцин-Центра интересует лишь та её малая вводная часть, что была посвящена «борьбе с режимом», первому президенту и победному шествию идей либерализма. А все основное, повествующее про весь тот ужас и развал, которым это всё сопровождалось, бесконечные попилы с примитивно-паскудным выворачиванием карманов и непреодолимой, почти кастовой пропастью между теми, кто пилит и теми, кому выворачивают, к которым это всё в итоге свелось – представлялось не иначе как бредом и пропагандой. Никита с таким подходом был знаком с детства: бабушка его тоже иногда грустила по поводу «раньшего времени», когда будний день её проходил между фитнесом, шопингом и загородным клубом, а деньги брались в тумбочке. Только вот дед тоже успел рассказать, и откуда брались деньги в тумбочку, и про времена шествия идей либерализма - в начале которых прадед ездил на стрелки с обломком бильярдного кия и обрезом двустволки. Чиновно-креативную «илиту», что поднялась на их разбойничьих костях, и общение с которой было бабушке в кайф -  искренне ненавидел, а потомков профессора Преображенского из «секты свидетелей либерализма» полагал межеумочными. Осталось впечатление, что бабушка ему «измены» и участия в очередной добровольно-принудительной ротации элит «не на той стороне» - не простила. И мысленно осталась на стороне «элиты», что готова была и дальше продолжать банкет, толкаясь за доступ к государственной казне и придумывая способы «законно» выворачивать карманы «быдла», хотя уже шла война, ништяки заканчивались, да и «Аврору» очень кстати отремонтировали. Хотя, какая это была элита? Элита – это когда перед первой шеренгой грудью под картечь при Бородино, когда на дно вместе с броненосцем при Цусиме, когда сутки напролёт в снегу и грязи вместе с работягами на стройке, и свой «элитный паёк» им отдаёшь. Когда идёшь первым на танк и заначиваешь последний патрон, чтобы не осрамить честь предков, и не дать оправдание осрамиться потомкам. А хапать в три горла, ни за что не отвечая - это не элита. Одни это поняли. Другие – нет. И ничего личного.
   Вечерами Никита подолгу болтал с Таней, а утром вторника рядом с его «мамонтом» притёрся аэрокар. Открылась пассажирская дверь и к удивлению и радости Мальцева на землю выпорхнула знакомая фигурка. Никита чуть с трапа не слетел. Выглянувший Кораблёв крикнул им, что вернётся часа через полтора и повёл машину в сторону корпуса.
   - Куда это он? – прошептал Никита, тихонько обнимая девушку.
   - Свирина навестить, - тоже прошептала Таня, и рассмеялась: - Он ему привёз целую сумку деликатесов.
   - Ябеда. Виктор рассказал, что связывался с доставкой, и с «Дилижансом», и с «Алладином», и всякий раз они смотрели на карту, принимали его за очумелого туриста и предлагали на выбор бригаду МЧС - если всё реально плохо, или наряд милиции - если перепили...
   Отпущенное им время  пролетел одной минутой. Вернулся Кораблёв. Таня помахала рукой, а Дмитрий Саныч повернул машину, и крикнул Никите, что у энергетиков проблемы, отключили подачу энергии через линию, и, чтобы Свирин не плакался - он просит на ночь ставить бульдозер как электростанцию. Никита пожал плечами – для нужд Свирина вполне должно было хватить и уже смонтированных солнечных батарей. А ещё была и готовая к работе генераторная станция. Ну, да начальству виднее.
   Проводив взглядом удаляющийся аэрокар, Никита закончил намеченное на сегодня, а потом загнал машину в специальный бокс гаража, и известил Свирина, что тот может не беспокоиться. Поздно вечером, уже сквозь сон ему почудилось, что запустилась генераторная установка на «минус первом». А утром он с удивлением обнаружил, что батареи его «мамонта», которых хватило бы для освещения городка – разряжены почти в ноль. Разговор отложил на вечер – Виктор работал за полночь, а потом спал до обеда. Вечером он поднялся на занимаемый Виктором полностью отделанный этаж и обнаружил двери лаборатории раскрытыми нараспашку. И самого Свирина, который, точно тетерев на току, никого и ничего вокруг не замечал – настолько он был увлечен своим делом. Причем дело – явно шло на лад: возбужденный и радостно что-то напевающий Виктор крутился между столов, стендов и установок, перекидывая рубильники и стуча по клавиатурам. Замер, оглядев сотворённый хаос, быстро пробежал пальцами по клавиатуре. Откуда-то раздался гул. Над массивной плитой, окруженной кожухами и какими-то «стволами» -  появился ослепительный синий столб. Никита отвернулся, прикрыв глаза – «вот зачем у него светофильтры на глазах». Гул перешёл в свист и резко оборвался, спустя полминуты.
   - Сидит хомяк, на нём хомяк. Тадак-тадак – ещё хомяк!
   Никита повернулся. Свирин, приплясывал с очками на лбу, и держа что-то в руках. Сделал ещё пару танцевальных разворотов и буквально уткнулся в Никиту.
   - А… ты… вы тут зачем?
   - Хотел поговорить с вами по поводу разряженных аккумуляторов.
   - Ах, да... – замялся Свирин. В руках его были фигурки из слоновой кости, изображавшие буддийского монаха. Совершенно одинаковые. Ещё одна, третья – стояла на ближайшем к ним загроможденном оборудованием столе.
   - Что это, если не секрет? – Никита улыбнулся, - тема вашей кандидатской?
   Свирин поставил статуэтки на стол, снял очки и сел на высокий стул, покусывая губы.
   -«Байкала»? Холодненького… - он взял со стола колбу-холодильник, встряхнул её, немного выждал, заодно нашарив среди свалки два стакана, и вытащил бутылку: - холодная зараза. Открывашку бы ещё найти. 
   Никита взял у него бутылку и сковырнул пробку ногтём.
   - Ну, ты и монстр. Настроение у меня сегодня замечательное. Может, мохито? Нет-нет, успокойся. Кораблёв мне спиртное сумками не таскает. Просто есть сахар, лайм, газировка и мята… ну и спиртяга найдется вместо рома.
   - Спасибо. «Ни капли вина в походе».
   - Да-да… - рассмеялся Виктор, протягивая стакан с «байкалом»: - «К тому же баронесса была бы недовольна». Отличная вещь, которую, к сожалению, сейчас принято осмысливать с иных позиций… «Умные нам не надобны, надобны верные». (Никита промолчал)Так вот, дорогой мой. По сути – это пресловутый  3D-принтер, работающий на атомарном уровне. Ну, или не менее пресловутый синтезатор. Или дубликатор. Хоть горшком обзови – эта штука способна создать или скопировать именно то, что тебе нужно. Это переворот в производстве. Да что там, это переворот всего существующего мироустройства. Хочешь, специально для тебя брусок золота сделаю.
   - Спасибо. Зачем? Лучше вы мне потом, в ходе экспериментов, деталей кое-каких наштампуете, - Никита усмехнулся, - вот куда энергия нужна была.
   - Ну, да. Это в первую очередь энергозатратно, - Свирин взял статуэтку и подбросил в руке: - Дешевле было дать китайцу нож и косточку. Игнатьев представил тебя как хорошего головореза, с которым можно ничего не бояться… будто есть тут кого бояться… а ты ещё и сообразительный парень... - Свирин замер, закусив губу и словно что-то обдумывая, - слушай, а тебе не приходило в голову получить шанс, что изменит твою жизнь и выведет в люди?
   - А я сейчас где?
   - Ну, да. Согласен. Так вот, скажем, я – гений, обладающий идеей, при помощи которой можно ухватить весь мир за жопу. А ты… технический директор и начальник службы безопасности. А?
   - Шутить изволите?
   - Так точно, пошутил, - Свирин улыбнулся, но улыбка его показалась Никите фальшивой, и добавил, заканчивая разговор: - мне нужно поработать. И ещё, любезный, то, что ты случайно видел – это… достаточно секретно. Понимаешь? Так, что никому ни слова. Потом приглашу тебя степень обмывать.
   На том и расстались. Никита, перекусив, поднялся на пока пустой верхний этаж, и устроился в раскрытом окне – отсюда можно было любоваться закатом, да и связь была лучше. Он поговорил с Таней, и собрался было набрать Иштвану или Игорьку Новикову, когда услышал торопливые шаги. Никита свернул экран, закрыл крышку браслета и осторожно выглянул в коридор. И увидел Виктора, колдующего у ящика пожарного гидранта. Никита отступил за угол, а когда шаги Свирина затихли внизу на лестнице – подошёл к ярко-красной коробке. Посмотрел на висящий за прозрачным стёклышком «аварийный» ключик, достал нож и кусок проволоки. Стараясь не смахнуть пыль, поколдовал над символическим замком, и осторожно открыл дверцу. И сразу увидел блестящую цепочку, на которой болтался заключенный в прочный термостойкий корпус накопитель информации. Озадаченно почесал затылок – интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Вспомнив мутные намёки Свирина  - потянул цепочку и переложил цацку в один из бесчисленных карманов на штанах.
    Спал вполглаза, настроение с утра было скверным от непонятных финтов Свирина и необходимости с ним по этому поводу объясниться. Ну не в Первый же отдел звонить, в конце концов. Из-за каких-то его высокоумных интрижек. Двери на этот раз были прикрыты, но магнитные замки спокойно сработали на браслет Никиты. Виктор при звуке открывающихся дверей нервно обернулся к незваному гостю.
   - Снова ты? Я занят.
   - Полминуты Виктор Сергеевич. Один вопрос – что вы вообще тут крутите и что вчера прятали наверху?
   Никита обратил внимание, что аппаратура была в сравнении со вчерашним вечером – переставлена, и часть её была размонтирована. А Свирин вдруг совершенно неожиданно «расчехлился».
   - Что? – он поднялся из кресла, лицо его осенилось моментальной догадкой, что спрятанное им уже перекочевало в другое место, и началась натуральная истерика: - Ах, ты сволочь! Ты зачем в дела чужие лезешь, мразь? Что тебе надо?  Может ты стукачок ментовский? Так тебе лучше заняться хотя бы Веркой Гориной, поварихой из столовки, что регулярно тырит вырезку. У бабы психология шкодливой кошки – вроде и своя миска полная, но со стола слямзить – святое дело.  А может… ты у нас из комитетовских? Первый отдел, а? Степан Григорьевич медаль повесит и даст фуражку поносить? А то и вместо самого дурака ленивого и старого посадят в кресло...
    - Перестаньте пороть чушь, Виктор Сергеевич. Нет ни малейшего желания в ваши дела лезть, да только вы же сами некрасиво шифруетесь. Впечатление, что занимаетесь серьёзной работой втайне от коллег, и что-то ещё по углам прячете…
   - Вон!!! Вон отсюда, подонок!
   - Кричать не надо, - Никита старался оставаться вежливым, - давайте так: либо сегодня, скажем, до трёх дня мне всё происходящее здесь разъясняет мой руководитель… всё равно как –  хоть по видеосвязи, хоть лично присутствуя, либо я звоню ему сам и рассказываю о наших непонятках. Идёт?
   - Идёт! Всё тебе разъяснят. А сейчас – вон!
   Вниз Никита спустился мрачнее тучи. Похоже, что Галинка права, и переубедить Виктора в его неправоте не смог бы ни легендарный адвокат Плевако, ни заплечных дел мастера Тайной Канцелярии. Никита подошёл к «двойке», поднялся в кабину и задумался: «на сладкое» он оставил себе работёнку с другой стороны корпусов – разровнять позабытый всеми отвал. Теперь он решил заняться им прямо сейчас – заодно побыть здесь, подавить на мозжечок Свирину и быть рядом, если вдруг кто-то лично объявится разгонять наметившийся туман. Ну, а в три, если никто не отзвонится и не примчится – надо самому набрать Воронину, и ввести его в курс всех сомнений. Надоевшую Свиринскую цепь с накопителем Никита хотел бросить в бардачок в кабине. Передумал -  не запирается. Сунулся было в инструментальный ящик – нет, будет, как гадюка между инструментом ползать. Поднял крышку отсека систем управления и спрятал туда. Покрутил головой («с ума ведь схожу»), перекодировал замок и принялся за работу. А часа через полтора – одновременно с облегчением и тревогой увидел снижающийся знакомый аэрокар. Машина, с лихого разворота опустилась в десятке метров от бульдозера Никиты. Он вышел из кабины, спустился вниз и пошёл к аэрокару. Водительская дверь скользнула назад - Кораблев был, как обычно бодр и позитивно настроен:
   - Привет-привет! А я тут вас снова проведать прилетел,  - он шагнул навстречу: - Как делищщи, ударники труда? 
   - Дела идут, контора пишет, - Никита, пытаясь сообразить – нагрянул Кораблёв по их со Свириным тёркам или по своим каким делам, поочерёдно кивнул на бульдозер и вверх, в сторону, где сейчас предположительно находился Виктор.
   - Не задавайся, умственный труд – дело не меньшее, - Кораблёв рассмеялся, и взмахнул рукой: - иди, работай, добрый молодец, мы с тобой потом побалакаем.
   Никита повернулся, собираясь шагнуть к своей машине и лихо взмыть в кабину, но тут в правое его плечо ткнули чем-то болезненным. Он удивлённо обернулся, перед глазами вдруг всё поплыло . ноги его подломились, борт «двойки» взметнулся куда-то высоко-высоко…
   Очнулся Никита от ударившей в нос запаха какой-то резкой химии. Он тряхнул головой, сбрасывая остатки забытья, закашлялся и, вроде, пришёл в себя. И обнаружил, что сидит, прислонившись к стволу дерева, со связанными за спиной руками. А перед ним стоит Кораблёв с дробовиком на шее. Дмитрий Саныч возился с маленьким шприц-пистолетом, не выпуская из пальцев тампона – надо полагать той самой вонючки, которой приводил Никиту в чувство. Ну, а пистолет… понятно, медик на полставки…
   - Очнулся, Никитушка? Побалакаем?
   - Что случилось?- Никита попытался оглядеться – метрах в пяти за спиной Кораблёва стоял его аэрокар с распахнутыми дверями.
   - Не вертись. Случилось дурное. Свирин погиб. Убит, точнее говоря. Похоже, что тобой.
   - Кто-то из нас с ума сошёл?
   - Нет, Никит. Никто не сошёл. Фишка так легла. (Мальцеву показалось, что Дмитрий Саныч говорил с искренним сожалением) Сунулся ты - куда не надо было. То, чем Витька тут занимался - не твоего ума дело. Не полез бы ты – он и метаться бы не начал, и истерики потом закатывать. А ты ещё и накопитель со всеми его записями украл.
   - Это он нажаловался? И почему именно вам?
   - Потому, что именно я обеспечил этой проститутке условия для спокойной работы, результат которой мы бы честно поделили. Не начни он вчера к тебе клинья подбивать. Я с интересом за вами смотрел – не ахти какой был труд систему наблюдения в его лабораторию воткнуть. Свирин – трусливая шлюха, но то, что он придумал… это деньги. Ты даже не представляешь – какие.
   - И кто же вам их отвалит? Частники сами государству наработки свои несут.
   - Ты действительно тупее, чем бульдозер или прикидываешься? - Кораблёв тихо рассмеялся:
- Уеду я от вас. За бугор. В тёплые страны. «Хороший дом, хорошая жена, что ещё нужно, чтобы встретить старость?»
   - Про жену не буду. У вас сейчас дом во сколько этажей? Думаете, в Австралии на большее дадут?
   - Два, Никитушка. Плюс подвал и мансарда. Не дадут, родной. Сам возьму. Уеду я в Мексику, или Северные штаты. Либерия опять же. Открою дело. Там вопросов на предмет «где взял и куда девать собрался» ко мне не будет. Им на это наплевать. Лишь бы в долю кого-то из местных взял. А дальше…  Про «хороший дом» я уж так, к слову сказал. Мне нужно положение в обществе, статус. Заслуженное, так сказать, место в стае. Нет, здесь я этого на своём веку не получу.
   - Чего «этого»?
   - Ты не поймёшь. Молод, и местами глуп. Вдобавок ещё и мозг себе засрал по этой части, - лицо Кораблёва перекосилось в гримасе, - Ты ведь не будешь возражать, что организатор и управленец я, мягко говоря, толковый? То-то. Каких-то лет пятьдесят назад я был бы «топ-менеджер» со всеми полагающимися благами и общественным пиететом. Особняк, ВИП-кортеж с мигалками, челядь, всякое такое… а сейчас ты вот сидишь передо мной, и на морде твоей бесстыжей нет ни капли уважения.
   -  В школах проходят, чем тогдашнее топ-менеджерство кончилось. Уважения, говорите, нет?
Ещё вчера вы для меня чуть ли не образцом для подражания были. А уж как переживали, что с Берендеевой у меня не сложится…
   - Галька настучала? Может, и к лучшему, что не сложится. Вот что ты можешь ей дать? Красивой девке, что станет роскошной бабой. Капельку больше отпущенного всем и каждому минимума? Бедность вместо нищебродства? Из автомата дашь ей пострелять? И тут ты не самый лучший – там у какого-то махновца «льюис» есть с трубой от самовара. Круто, ё… Балбесы… какие вы балбесы. Перед такой бабой дорожку расстилать должны и двери открывать, почтительно согнувшись и глаза поднять не смея.
   - Не видели вы бедности, тем более – нищебродства. В Африку бы вас или в Аравию. Да и там, куда так рвётесь…
   - Знаю. Трущобы и миллионные  резервации. Что поделать - всех всё ещё много, а всего по-прежнему мало. Только мне плевать на всех. Меня интересует моё «я». И я своё возьму… где накопитель, Никитушка? В твоих вещах и кабине бульдозера я уже посмотрел. В запертой инструменталке – тоже. Пунктуальный человек наш дядя Лёша – всё отмечает и фиксирует. Даже коды на замках.
   - Дмитрий Александрович, может, ещё не поздно назад отыграть?
   - Мне, конечно, не поздно. Я тут вообще не при делах. Тебя только прикопать  в тайге. Дескать… в бега ушёл парень. Повздорил с Витькой Свириным по пьяной лавочке… ну, захромала у вас дисциплина в дальнем гарнизоне. Развели спиртяшки, у Витьки, кстати, алкоголь в крови, у тебя полпачки «опохмелятора» в кабине. Будет. Повздорили вы с ним на почве идеологии, стукнул ты Витюню, силушки не рассчитав. Он виском об угол приложился, а ты перепугался и в бега ударился. Ты же у нас по пустыням-джунглям шастал. Вот и шарахнулся тайгу, оружие прихватив. Ах да… побесновался ещё в лаборатории, на жизнь обидевшись. Там теперь такой бардак, что и не разобрать, что там Витька нахалтурил.
   - Стало быть, Свирина вы уже…
   - Нет, это ты его уже. Истеричку сраную. Пса предательского. А потом побежал-побежал, да и утонул в болоте где-нибудь, или волки съели. Я все хвосты свои зачистил. Спросят с меня по моей административной части ответственности, выговор влепят, и концы в воду. Но я хочу довести своё дело до конца. И я его доведу. И украденное ты мне отдашь. Впрочем, готов поменять его на твою жизнь и участие в деле. Это заманчивее и конкретнее, чем вчерашняя «неопределённость Свирина». Потом подумаем, как всё дело обыграть.
   - Дмитрий Александрович, вы же понимаете, что нас будут гонять на всевозможных детекторах, и пичкать «сыворотками правды», пока не выведут на чистую воду. Обещаниям этим – грош цена.
   - Умный. Тогда давай начистоту – поменять на твою лёгкую смерть. Уснёшь. Спокойно и без боли. И прямо к Богу на застолье. Ты ведь в Бога веришь, комсомолец?
   - Верю. А вы?
   - Уже нет. Разуверился. Если он и есть – то помогает существовать щирым и убогим. А я не щирый и убогий, и хочу не существовать, а жить и получать полной мерой заслуженное вознаграждение. Повторяю, на убогую скотину мне плевать. Тебе, кстати, по этой жизни тоже ничего не светит. Но, ты у нас типа рыцарь… точнее – самурай, преданный своему сюзерену. В смысле – государству. Снимаю перед ним шляпу – качественно вас штамповать начали. Действительно – пора валить. Так что скажешь?
   - Тушку то мою найдут ведь…
   - Не найдут. Не один день я готовился.
   - Понятно. Так понимаю, что и Виктора по использованию всё равно бы прикончили аккуратно, не вписывался он в задумку.
   - Тебе его жаль? – Кораблёв ещё раз осмотрел шприц-пистолет, снял болтавшееся на шее ружьё и осторожно прислонил его к соседнему дереву. -  Ага, вижу – насколько. Мне в чуть большей степени. Дурак он был самовлюблённый. Умный, а дурак. Ещё и швырнуть меня удумал. Вдобавок, знаешь, за что его предыдущие коллеги изгоняли? Уши он грел, где только мог, и идеи тырить не гнушался. Воедино, правда, собирал натыренное – гениально. Но… дурак. Из тех, что жизнь готовы положить не ради богатства, власти или личного блага, а чисто для самоутверждения в глазах исключительно себе подобных. Определённо – идиот. Во всяком случае, такие, как он - всегда и везде играли роль «полезных идиотов».
   - Для таких, как вы?
   - Для таких, как я, Никитушка…  Вот тебя мне жаль. Честно. Но это ты уж Игнатьеву, который тебя сюда сунул, на том свете спасибо скажешь. Время, ученик бульдозериста. Будешь говорить?
   Никита отрицательно помотал головой. Кораблёв скрипнул зубами и глянул на дисплей браслета.
   - Ладно. Часа три у меня есть, и терять мне нечего. И если проблема на данном уровне не решается – вынесем её на другой уровень. Раз не хочешь ты спокойно помереть – придется «мучительно больно» жить. В хозяйстве у меня найдётся и паяльник, и сварочный пистолет. Только общение с ними достанется не тебе - парень ты упёртый и здоровья у тебя с избытком. Я тебя просто свяжу уже как следует, чтоб не уполз, потом мотнусь туда-сюда и Таньку привезу. Понял, да? Она на тебя посмотрит, а ты на неё. Это на Витьку тебе плевать, но вот… ух, как у тебя глазки то полыхнули. Сломаешься.
   - Вот тут ты, дяденька, уже точно крест на себе ставишь.
   - Ставлю. Крест.  Дубовый. Сгорел забор – гори и хата. Я так девку изуродую, что ты сам потом повесишься. А я смыться попробую, не покатит…  - Кораблёв подкинул свой пистолетик, - там и посмотрим. Я усну, а ты останешься. Надо тебе такое счастье?
   - Умеешь уродовать? Сможешь?
   - Невелик талант. Тоже хочешь поэкспериментировать, да? Витёк уже доэкспериментировался.
   - Хорошо. Давай добром…
   - Давай. Где?
   - В «мозгах». Открываешь – между блоком и левой стенкой нычка хорошая.
   - Принято. Код?
   - Да. Всё тот же.
   - Логично. Сейчас посмотрим и будем думать, как жить дальше. Чего возишься?
   - В туалет хочу, - Никита поднялся на ноги, одновременно чуть скользнув в сторону, - По малой нужде. Руки развяжи…
   - Дуй в штаны, теплее будет. Не буду я тебя развязывать. Рано ещё…
   Кораблёв шагнул к нему и примерился толкнуть Никиту обратно, а тот – неожиданно ударил противника ногой и в броске, в который вложил все силы, злость и понимание, что другого шанса не будет, схлестнул ноги вокруг шеи скорчившегося Дмитрия Саныча, роняя его, выкручивая и круша позвонки своим немалым весом. Судя по хрусту, раздавшемуся, когда они брякнулись оземь - всё тогда же и было кончено, но Никита, яростно давил шею самоуверенного «организатора и управленца» ещё несколько минут, потом оттолкнул обмякшее тело ногами. Криво усмехнулся – не было ни ощущения победы, ни радости от осознания того, что чудом остался жив. На душе было погано и мерзко. Оттого, что человек, с которым рядом жил, вместе работал и ел из одного котла – оказался лишь прикрытием для терпеливо ждущей своего часа жадной и злобной твари. Мальцев снова глянул на лежавшее тело,скривился и сплюнул в роскошный мох: «получать полной мерой заслуженное вознаграждение» - получите, распишитесь. Никита вдруг «поплыл» – впрыснутая дрянь, видать, так и не отпускала до конца. Он ещё раз огляделся – ну, да… «пиеса» разыгралась совсем неподалёку от стройки. Вдруг почудилось даже не чьё-то движение, а молчаливое присутствие. Повернулся… показалось, что мелькнуло что-то за кустами. Волк? Может быть. Ерунда. Волк - он не страшен. Если он, конечно, не в шкуре человечьей. Собравшись, Никита встал, подёргался в попытках развязать руки, плюнул и пошёл к машине Кораблёва. Изловчившись, вдавил ногой кнопку «аварийки» посередине консоли и свалился в пассажирское кресло. Сквозь накатившее полузабытье он слышал заполошные вызовы диспетчера, потом где-то над головой загудели турбины, и, наконец, совершенно неожиданно Никита обнаружил себя в ложементе медицинского модуля…
   Сутки с лишним его продержали опутанным проводами-датчиками-капельницами комплекса интенсивной терапии, а потом перевели в одиночную палату и отдали на растерзание всевозможным следователям. Вечером третьего дня, он попеременно дремал, и наблюдал за воробьями –  сестра поставила в распахнутое окно москитную сетку и пернатые, приученные предыдущим обитателем палаты к халяве, устроили скандал в связи с прекращением доступа к подоконнику с остатками подаваемого на полдник печенья. Открылась дверь, и вошёл Алексей Петрович в накинутом на плечи белоснежном халате, и с неизбежным бумажным пакетом в котором угадывались апельсины. Примостил ношу на тумбочку, и присел на кровать, усмехаясь в усы.
   - Ну, что, имперский штурмовик? Как ты Кораблёва уделал, а?
   - С перепугу. Напугал на свою же шею. Мог бы жить.
   - Не мог. Он на карту слишком много поставил. Да только вот спутали ему дело жизни. Бог не Прошка, видит немножко. Ну, и наш Степан Григорьевич не зря хлебушек свой кушает. Одни пыжатся, тужатся, чтобы всё знать и всех предвидеть, а этот хитрован просто растыкивает по местам потенциальных волкодавов, что сами думать умеют, по мелочам не дёргаются, зря не гавкнут, мимо глотки не промахнутся. В Верховном Совете таких бы парочку держать, на случай Хрущёва там, или Михал Сергеича. Так глядишь СССР-2 и обойдётся, а то афрофранцузы уже с восьмой республикой долбаются. Вставай-ка, друже. Нечего тут киснуть. Пойдём, прогуляемся.
    Алексей Петрович встал со стула и потянулся к вешалке. Никита тоже встал и поймал брошенный ему халат.
   - Скажи мне, Алексей Петрович, откуда такие люди берутся, что ради себя любимого готовы убивать и жить не по закону.
   - Причём тут закон? Как говорила Екатерина Великая – помимо закона должна быть ещё и справедливость. Закон, что дышло – куда свернул, туда и вышло. Совесть должна быть, которой не повертишь. А от неё – справедливость и мораль. Закон – кнут. Кнутом скотину лупят. Человека в узде держать должны - собственные совесть и стыд. И честь. Персональный твой заградотряд. Нет их – человек становится животным и себя во всей красе рано или поздно проявит. А тут уже и убийство за грех не считается.
   - Мерзко.
   - Если узду отпускаешь, и твари, что в тебе сидит, а она в каждом из нас сидит, волю даёшь – мерзко. А так – хорошо. Хорошо всё будет, Никита. Лет тебе всего ничего. Здоровья за последнюю пару суток – даже прибавилось. Работы – невпроворот. Кстати, сам Зандаров на тебя глаз положил. С тобой как-нибудь пообщается. Так, что… как говориться - карты в руки…
   Они спустились вниз, дошли до аллеи, в конце которой была окруженная скамеечками альпийская горка с родником. Алексей Петрович остановился, хитро улыбнулся, хлопнул по плечу:
   - Дальше – сам. Тебе там устроят сцену у фонтана.
   Но никаких сцен ему устраивать не собирались. Когда он сел рядом - Таня просто прижалась к нему, положив голову на плечо, и они долго сидели молча. Потом вдруг спросила, что они будут делать дальше. Славная девчонка. Никита рассмеялся, поцеловал её и обнял ещё крепче.
   - Всё, что захотим. Дурного мы не захотим, так, что… «весь мир в кармане». Книга есть такая в отцовской библиотеке. Там ребята считали, что если хапнуть много денег, то будет и весь мир в кармане, и счастья полные штаны. У них ничего не получилось. У Кораблёва – тоже. Ни у кого с таким подходом, в конце концов, не получается. Мы другие, у нас – получится.
   - Прямо так уж и весь?
   - Весь – не весь, но шестая часть этого глобуса и пять поселений на Луне и Марсе – безоговорочно. Ещё треть остального  – с оговорками. Неплохо? Но сначала я отвезу тебя в Петербург…


* - синай, такэмицу - «бамбуковый меч», который используется для тренировок в кэндо.
**- «пионирпанцер» - германский саперный танк на базе основного танка.