В сборник вошли три небольших истории о женщинах.
Три судьбы…три женских лика
Труп и апельсины
Глава1
Была пятница 13-е число. Матильда проснулась от сильной головной боли. Боль то накатывала мучительными приступами, то отпускала, создавая иллюзию облегчения.
Впервые в жизни ей снились кошмары, обычно сон ее был глубоким и без сновидений. Матильда лежала, закинув руки за голову. Она пыталась вспомнить свой сон, но в памяти, скорее даже в памяти тела, остался жуткий холод, нереальный, необъяснимый, потому что духота сгустилась в комнате тяжелым облаком, летний зной проникал во все щели, и не было от него спасения. Солнечные лучики, проникающие сквозь закрытые жалюзи, играли легкими бликами в зеркале и на вазах. Комната была похожа на аквариум с горячей, прозрачной водой.
Матильда приняла горячий душ, чтобы хоть немного унять озноб. Под струями горячей воды она согрелась, а вместе с холодом покинула ее и головная боль. С чашкой кофе в руке подошла к окну и открыла жалюзи, листья деревьев и кустов, густо покрытые пылью, казались мертвыми, ни малейшего дуновения ветерка. На одной из веток, возле самого окна, в центре почти невидимой паутины, неподвижно сидел паук в ожидании добычи.
- Видимо, надо меньше пить, двадцать пять это уже не шутка, - решила Матильда, накладывая на лицо тональный крем, в искусстве макияжа она была мастером. Последний раз, взглянув на свое отражение, Матильда взяла сумочку, кинула в ее широкие недра пудреницу, помаду и прочие мелочи. Часы на маленьком столике показывали четыре часа дня.
В автомобиле ей удалось вспомнить часть своего сна. Или, точнее, из разных обрывков сложить нечто целое.
Ей казалось, что проснулась, очень четко вспомнилась зима за окном, она куталась в одеяло, вставать не хотелось. Потом началась игра с окном. Заключалась эта игра в том, что Матильда, то закрывала глаза, то открывала, а окно все равно было, и с закрытыми глазами – те же ветки в снегу, и с открытыми.
Потом дверь, выходящая на кухню, начала медленно открываться. В душу Матильды заполз страх, она впилась пальцами в одеяло и не могла оторвать глаз от открывающейся двери. Едва слышный скрип играл на нервах, как на скрипке, заставляя вибрировать не только барабанные перепонки, но и воздух вокруг. В открытую дверь вошла женщина. Она была очень красива, и кроме этого память не удержала больше ничего, кроме еще какой-то черной одежды.
И так она вошла, а потом улыбнулась, и перед этой улыбкой Матильда оказалась беззащитной, обнаженной, это был сам ужас, который невозможно понять и забыть. Как будто слетели все покровы с души, парализованной и задыхающейся от безвыходности и отчаяния.
Поежившись, Матильда вошла в ресторан, вечерняя жизнь еще не началась, зал пустовал. Официанты собрались возле сцены тесной кучкой. Народ начал прибывать минут через двадцать.
Матильда закурила, полюбовалась безупречной линией ног, подкрасила губы. Из маленького зеркальца на нее взглянул большой серый глаз, одетый в броню накладных ресниц.
Вечер проходил как обычно. На сцене заблеяла певичка. Кое-где уже появились танцующие пары.
Договариваясь с очередным клиентом о цене, Матильда уже в который раз подумала о том, как ей все это надоело и если бы, можно было это все бросить. Но, к сожалению, или радости, это было невозможно, а может, просто очень сложно, требовало усилий, на которые она была не способна.
Окинув взглядом мужчину, сидевшего перед ней, Матильда дала ему ключи от номера. Подхватив ключи длинными толстыми пальцами, клиент кивнул ей головой и удалился. Он шел между столиками танцующей походкой, совсем не вязавшейся с его расплывшимся телом. Мужчина показался Матильде неприятным, несимпатичным.
- Жирная старая крыса, - думала женщина, поднимаясь в лифте на свой этаж. Когда дверь захлопнулась за ее спиной, было 10 часов вечера, пятница заканчивалась.
Глава 2
Матильда сидела в углу кровати, прижимая к груди одеяло и подпирая коленями подбородок. Губы ее дрожали. Рыжие волосы спадали на спину беспорядочными прядями. Клиент висел в петле, возле окна, сквозь неплотно задернутую штору просвечивала неоновая реклама ресторана напротив.
Он не просто висел, он двигался всем телом, как будто танцевал ужасный танец. Взгляд Матильды был прикован к его голым ногам с огромными безобразными ступнями.
- Скажи, что я умер, - скажи, Матильда. Клиент дико заулыбался, с конца его красного раздвоенного языка капала слюна и стекала по груди, покрытой густыми седыми волосами.
- Ну давай, скажи им всем, что ты меня убила, позвони в полицию… быстрее…быстрее.
Взгляд Матильды вдруг стал осмысленным. Она вскочила на ноги, отбросив одеяло.
- Убирайся, иди к черту!
Матильда подбежала к двери и потрясла ее, но дверь не поддавалась. Она села на полу около двери и заплакала.
Перед ней в петле висела длинная зеленая змея, изгибаясь всем телом, она шипела и играла раздвоенным языком.
- Кто ты? Что тебе от меня нужно?
- Чтобы ты вспомнила. Ведь тебе есть что вспомнить? Не так ли?
Из пасти змеи показалась тонкая девичья рука, на пальце блестело обручальное кольцо. Эта рука была такой детской и беззащитной.
Женщина сжалась на полу. Безжалостное острие памяти проткнуло ее мозг. Но она не желала помнить, так хотела забыть, все, что было связано с ее браком, все те надежды, которыми жила, надежды, оставшиеся разбитыми фонарями на дороге ее жизни.
Также погасли и разбились хрустальные бокалы первых счастливых дней. И потянулись месяцы ссор и взаимной ненависти. А потом…потом в ее жизни появился араб, черные глаза которого свели ее с ума. Араб называл ее виноградной лозой, полной сладких гроздей. Была ли она в него влюблена? Если и была, то очень недолго.
Матильде так хотелось забыть, вычеркнуть из памяти ту ночь, когда вдвоем с арабом, они убили ее мужа и вывезли тело загород. Закопали в песке, а потом долго пробирались в темноте, ища автомобиль. И все это время, пока бродили по лесу ее не оставляло чувство отвращения к самой себе. Стало легче уже в автомобиле. Матильда смотрела на проплывающую темную массу кустов и деревьев, курила, выпуская дым в открытое окно. Она думала о том, где желанная свобода? Иллюзия?
Тело не нашли, убийство так и не раскрыли, может она на удивление хорошо замели следы, а может, полиция не очень старалась.
- Я все помню, чего ты еще хочешь?
- Нет еще не все.
Голова чудовища вдруг стала личиком юной Марии.
- Привет, это я не узнаешь?
Неужели это была она, сестра? Четырнадцать лет, открытый взгляд больших очень светлых глаз, детский румянец.
Тогда она очень любила белое, а сестра голубое. Сестра – близнец, такая же и совсем другая, очень веселая и живая, может быть за это ее, и любили, все. Она же, Матильда, всегда была на втором плане, или ей это только казалось? Во всяком случае, иметь такую сестру было катастрофой.
В то жаркое томительное лето, обе сестры влюбились в соседского мальчика, так бывает. Обыкновенный светловолосый мальчик, ничего особенного, но для них он был героем, да и для многих других девчонок тоже. Сначала они просто гуляли втроем, сидели вечерами на берегу моря, вместе ходили на дискотеки и вечеринки. А потом Матильда осталась одна. Герой ее снов выбрал сестру, однозначно и безоговорочно.
Счастливый взгляд сестры вызывал такую боль.
Это было в один из дней июня. Небо раскинулось горячим почти белым куполом, запахи травы, земли и моря вызывали в душах людей то спокойствие и гармонию, которые так отличают лето от томительных дней беспокойной весны.
Сестры гуляли по дорожкам возле дома, потом пошли к морю, ссорясь, они взобрались на одну из скал, откуда открывался хороший вид на весь их поселок. Поднимаясь наверх Матильда, подняла несколько красивых камешков. Сестра стояла к ней спиной и смотрела на море, она говорила, что-то резкое и злое. Матильда подкинула камешек и поймала. В эту секунду ей пришла в голову мысль о том, что всего лишь один толчок…кинула камешек под ноги и затем…затем толкнула сестру, несильно, но этого было достаточно. А потом медленно пошла домой, нет сначала она подняла камешки – два белых и серый, с розовыми прожилками.
Она шла берегом моря, размахивая шляпой, и думала о том, что если сестра еще жива, то, сколько нужно времени, чтобы она умерла. Только возле самого дома побежала и стала звать на помощь.
Их мама жарила мясо, когда до нее донеслись крики. Она погасила газ, убрала сковороду. Наверное, Матильда никогда не забудет ее взгляд, растерянный и удивленный. Мама не верила до тех пор, пока доктор не сказал, что смерть была мгновенной.
Девушку положили на диван, она лежала, закинув белое-белое лицо, на виске чернела небольшая ранка, больше никаких повреждений не было.
Чудовище захихикало, детские губы Марии скривила идиотская улыбка.
-Знаешь, у тебя могла бы быть другая жизнь, лучше или хуже, тебе решать.
Белая стена превратилась в большой экран. Сначала по нему пронеслись кадры с бегающими детьми, улицами и голубями. А потом Матильда увидела кухню. В открытом оконном проеме ветер покачивал липучку, с приклеившимися к ней дохлыми мухами. Боком к Матильде стояла женщина, она месила тесто, то и дело, откидывая головой пряди волос, выпавшие из небрежного пучка на затылке. Одета она была очень бедно, ее старенькое платье, полинявшее и заштопанное, пропотело под мышками. Но какими сильными и красивыми были ее загорелые руки и стройные длинные ноги в сандалиях на плоской подошве.
Матильда окинула взглядом ободранные стены, буфет с облупившейся краской, голые плитки пола. Женщина повернулась к ней лицом, вытирая пот со лба и оставляя на нем белые мучные полоски. На ее усталом, рано увядшем лице не было косметики. И это была она – Матильда. Она и не она.
Но экран погас и вот другая картинка. За одним из столиков в ресторане сидит красивая женщина в открытом вечернем платье, блестят глаза, губы, волосы. Небрежно опершись о столик, она прикуривает сигарету. Мужчина, сидящий напротив, наливает коньяк в пузатый бокал.
- Мне не надо другой жизни, оставь все как есть, - Матильда в возбуждении вскочила, картина бедности напугала ее, больше всего на свете она боялась бедности. Нет она никогда не испытывала мук голода и не носила старых платьев и это казалось таким унижением.
- Ты еще не все знаешь.
Перед глазами Матильды мелькнула комната в ее доме. В гостиной на полу, между диваном и камином, лежит обнаженное женское тело, видно затылок, пол, залитый кровью. Изящная линия спины, туфля на одной ноге, другая нога босая. Возле ноги лежит апельсин, дальше еще один. Возле стола осколки вазы вперемешку с виноградными ягодами и кусочками яблок.
- Хочешь видеть, кто это?
- Нет я знаю…знаю…
Матильде казалось, что она кричит, но из открытого рта не раздалось ни звука.
- Ты сделала свой выбор.
Мигнув глазницами, змея растворилась в сумраке ночи за окном. Подмигивали огоньки неоновой рекламы, с улицы донесся звонкий женский смех, и стало тихо.
Матильда медленно поднялась с пола, оделась, спотыкаясь, вышла из номера. Пустой коридор качнулся у нее перед глазами, и она ухватилась за стену, чтобы не упасть. Двери комнат, уходящие в глубину коридора, казалось, настороженно следили за ней.
Глава 3
Как и когда добралась домой, Матильда не помнила. Ей казалось, что прошло тысячу лет с тех пор, как она вышла из дверей отеля. Ярко освещенные улицы города остались позади, впереди темной лентой легло шоссе. По нему и побрела, спотыкаясь и падая. Где оставила свой автомобиль не помнила. Мысли наплывали одна на другую, создавая в голове полный хаос. Разрозненные эпизоды из жизни, возникали на поверхности потревоженной памяти, вызывая мгновенную боль, и тут же заменялись новыми эпизодами. Матильда пыталась в этом хороводе поймать, что помогло бы ей понять все происшедшее.
- Я всегда добивалась того, чего хотела, всегда.
Она сняла туфли и пошла босиком, асфальт, еще не успевший остыть после дневной жары, приятно грел ноги.
- Я все же вышла замуж за Ника, а он все равно любил мою сестру, только ее. Другая…любил ее, не меня. Я не оправдала его надежд. Нет, одно время мы были счастливы, так давно это было. «Его клятвы обещанья – шелушинка от зерна».
Бедность, всегда ее боялась, а с Абдаллой впала, чуть ли не в нищету. И убежала, ушла, он бы не отпустил, убил. Его ревность доходила до грани безумия. А эти черные люди, которые приходили, когда хотели и исчезали, когда им было нужно. Для них неважно днем или ночью я должна была готовить горячую пищу и заваривать бесконечный чай. Лестница в доме была грязной, воняло мусором и дохлыми кошками.
Матильда остановилась, посмотрела на безлюдную дорогу и подумала о том, что, кажется, пришло время, когда она перестала бояться, когда уже ничего не пугает. Над головой пролетела птица, так низко, что коснулась крылом волос. Коснулась и исчезла среди деревьев. Негромко шелестела листва, где-то похрустывали веточки, как будто кто-то невидимый бродил в темноте.
- Я была маленьким злым созданием, а понимала это только мама, она видела меня насквозь. Может быть, она только и догадывалась. Помню, когда-то в детстве, когда был жив мой отец, я подслушала один разговор, касавшийся меня. Мама говорила отцу, о том, что не знает, что будет со мной, какой путь я изберу, слишком мало у меня сдерживающих центров, если я чего-то хочу, то для меня хороши любые средства. Я стояла под дверями их спальни, мне было семь лет. Отец посмеялся, а затем сказал, что рано говорить об этом, я еще слишком мала.
После похорон сестры мама стала странно смотреть на меня, столько боли было в ее глазах. А я как всегда занятая собой, ни раскаяния, ни жалости к сестре не испытывала. Вот потеря мамы, это трагедия. Она даже не болела, выходила из церкви, упала на ступенях и все. Дом наш опустел. Вокруг ходили какие-то люди, шел дождь, кто-то открыл все окна в доме, дождь заливал пол, разливаясь грязными лужами на паркете.
Мама не простила меня.
А вот я и дома.
Она заснула, не раздеваясь, подогнув ноги и уткнувшись лицом в подушку. Ничего не нарушало тишину в доме.
Глава 4
Когда раздался, звонок Матильда стояла у окна и смотрела на густой туман, заглушая все звуки, он плыл густыми хлопьями, такой снежно-молочный, такой вкусный.
- Ни черта не видно, - Матильда нервно постучала пальцами по подоконнику. Она ждала подругу редкие встречи с которой возвращали душе спокойствие. С ней было приятно поговорить, выпить вина, или помолчать. Сидя на диване и положив ноги на журнальный столик, смотреть, как сигаретный дым уплывает в открытый проем окна.
Распахнув дверь, Матильда тут же попыталась закрыть ее вновь.
- Извините за беспокойство, но я заблудился в густом тумане, у меня сломался автомобиль, нельзя ли мне перезвонить и вызвать такси, - мужчина улыбнулся и переступил с ноги на ногу. В яркой полосе света, падающей из открытой двери, Матильда хорошо разглядела его абсолютно лысую голову, утопающую по уши в светло-сером шарфе, в тон такому же серому плащу. Чем-то он напомнил Матильде крысу, хищную большую крысу, может, дело было в том, что его лицо украшал нос слишком длинный и костистый.
В последний раз, взглянув на туман, она захлопнула дверь, звонко щелкнули замки, один, другой, звякнула дверная цепочка.
- Как чудесно, тепло, - мужчина подошел к телефону, его пальцы забегали по кнопкам.
- У вас не работает телефон,
- Не может быть, - Матильда взяла трубку.
Несколько минут она пыталась набрать нужный номер, но телефон молчал.
- Вы кого-то ждете?
- Нет уже никого, выпьете со мной? Присев на диван Матильда наполнила два бокала.
Кровь у меня в бокале, живая кровь гнилого винограда, мелькнула мысль и тут же исчезла.
- Если вы не против, я мог бы купить у вас эту ночь, - мужчина снял шарф.
- Я уже не работаю, - Матильда с досадой поморщилась, вино показалось ей слишком кислым. Разломав шоколад, она посмотрела на измазанные шоколадом пальцы.
- А почему можно вас просить?
- Это никого не касается и вообще, вам пора уходить, - Матильда вытерла салфеткой пальцы.
Пошел дождь, капли застучали по стеклу, где-то завыла собака.
- Вы красивая женщина и смелая, однако, иногда смелость стоит слишком дорого. Потанцуем?
Мужчина снял плащ и оказался в темно-синем костюме. Костюм ему был явно велик, к тому же слегка помят. Да и сам мужчина худой и очень сутулый был не слишком привлекательным, но он вызвал у Матильды что-то вроде любопытства, и она положила руки ему на плечи. Дорис Дей пела томным голосом «Песню под дождем». Где-то вновь завыла собака.
Глава 5
Когда Анна садилась в автомобиль, уже светало, туман рассеялся, небо было как перевернутая серая тарелка с голубой каймой по краям. Тучи, надетые на белые призрачные лучи, постепенно светлели и наливались жемчужным сиянием.
Анна была в замешательстве, она не знала, как объяснить подруге свое опоздание. Ее автомобиль с откидным верхом рванул вперед, длинные черные волосы Анны взлетели от ветра и упали на лицо спутанными прядями.
Все случилось так неожиданно, бывший приятель появился тогда, когда ей уже надо было уходить. Да и вообще, не ее приятель, а приятель Матильды и говорить он хотел именно о ней, но разговор не получился, то есть не получился именно разговор, все остальное было необыкновенным. Это было мгновенное сумасшествие, вспышка. А потом Анна заснула, и проснулась уже на рассвете.
- О боже, где был мой разум, - вздохнула Анна.
Всю ночь ей снился этот красивый, очень красивый, смуглый мужчина. Он был совсем в ее вкусе. Анне нравились смуглые мужчины, а его смеющиеся большие глаза вообще свели ее с ума.
Она нажала на газ, как будто хотела убежать от этой ночи. Его имени Анна не помнила или не спросила.
Проходя через небольшой дворик по выложенной кирпичом дорожке, Анна заметила рыжего большого пса, прихрамывая на заднюю ногу, он не спеша, обходил дом.
- Странно, у Матильды не было собаки, может он бродячий, - заглядевшись на собаку, Анна споткнулась, это был не камень и не ветка, это была туфля, новая туфля Матильды. Взяв туфлю в руки, девушка задумалась. Эти туфли они покупали вдвоем, а потом сидели в маленьком баре, низкий потолок создавал ощущение нехватки воздуха, было очень неуютно, да и тема для разговора была неприятной. Матильда собиралась бросить работу и не хотела понимать, чем это грозит. Они пили кофе со сливками и не понимали друг друга, как будто говорили на разных языках.
Открытая входная дверь тихо поскрипывала. Анна остановилась, оглянулась на двор. На самой середине дорожки сидел пес и внимательно следил за ней.
В доме царил полумрак, такой особый сумрак, сглаживающий все контуры и делающий самую обыкновенную домашнюю обстановку таинственной и похожей на картины сюрреалистов.
Анна прошла длинный коридор и свернула в гостиную. Из глубины большого зеркала выплыло ее отражение, ноги в высоких черных сапожках, алые брызги камней на запястьях. А потом она заметила что-то странное, это был отпечаток руки на зеркале, красный отпечаток. А потом ее сознание заполнило искаженное отражение комнаты, а в его глубине тело, лежащие на полу. Красное, белое, как мозаика сумасшедшего художника. «Белый, красный не берите, да и нет, не говорите» почему-то всплыла фраза из детской игры.
Анна начала потихоньку пятиться к выходу. Но отражение как будто держало ее, и взгляд то и дело натыкался, на то, что было женщиной, ее подругой. Струйки пота потекли по спине и по лбу, брызнул сок из раздавленной ногой половинки апельсина.
- Боже,- взмолилась Анна, - я так хочу жить, дай мне возможность выйти отсюда.
Дверь закрылась за ее спиной, Анна села прямо на дорожку, рыжий пес подошел и положил голову ей на колени, машинально погладив его по голове, девушка встала и, спотыкаясь, побрела к машине. В эту минуту ей казалось, что она стала старой, как мир и от одного дуновения ветра тело ее рассыплется и ляжет кучкой костей в пыльную траву.
Глава 6
Муха томительно медленно ползла по газете, вялая больная муха. Абдалла взглянул на улицу, мелкий дождь разогнал прохожих. Много разных мыслей мелькало в больно сознании, но все они стекались в одну картину: ее лицо.
Блондинка в красном. Матильда. Она сидела в кресле, вокруг нее собралось несколько человек. Кто-то поставил Френка Синатру. Сначала она не привлекла его внимание. Он видел много красивых женщин, а она не была особенно красива. Но вот она улыбнулась, не ему, а кому-то позади него и он попался на ее улыбку. Очень чувственная, она преобразила все лицо. Этот рот хотелось целовать, он казался сладким и таким вкусным.
Да она не была красавица, узкое лицо, слишком светлые глаза. Но как много она значила для него тогда.
Женщинам не мстят, это не достойно мужчины, их просто казнят, ослушавшихся женщин казнят.
Абдалла так долго искал ее и вот нашел, такие женщины не должны жить. Он совершил казнь…и что дальше?
Ее глаза в тот момент, когда она увидела его, удивление, досада, легкий испуг. Он сказал мужчине, который был с ней:
- Уходи.
Мужчина торопливо одевался, его руки тряслись. Взяв шарф, он выбежал, даже забыв надеть носки, туфли с не завязанными шнурками громко шлепали на голых ногах, прошлепали до двери, потом по кирпичной дорожке и затихли.
Глаза Матильды, когда он догнал ее во дворе и схватил за волосы. В этих глазах не было страха, лишь ненависть и ярость.
- Как ты могла бросить меня умирающего, забрать все деньги? Как ты могла? Если бы родственники не помогли мне, я бы умер. Настоящая женщина должна бояться, а ты даже не женщина. Скажи мне кто ты?
Девушка тяжело дышала, ноздри ее раздувались.
- Да я не боюсь тебя, ты можешь убить меня, но ведь тебе не этого хочется, ты хочешь получить меня назад, испуганную, униженную рабу. Я презираю тебя, а это хуже ненависти.
Абдалла притянул к себе ее лицо, намотал на руку, скользкие, как водоросли волосы.
У нее была такая теплая, живая кровь. Он обмакнул в нее руку.
- Живая кровь гнилого винограда, произнес вслух, хотя говорить уже было не с кем.
Выходя из комнаты, посмотрел в зеркало, отражение вернуло ему ее тело, Абдалла оставил на нем отпечаток своей руки.
Рыжий пес, сидевший у двери, проводил его до машины, а затем вернулся назад.
Он сжал руками голову, боль становилась невыносимой, а из угла за ним неотступно следили мертвые глаза в водорослях ресниц.
Глава последняя.
Анна читала на скамейке в парке маленькую заметку в газете об убийстве проститутки русского происхождения по прозвищу Матильда, когда к ней подошел полный человек. Человек вел большого рыжего пса на поводке, пес немного хромал. Мужчина улыбнулся, между ним и Анной состоялся небольшой диалог, и она пошла с ним. Пес послушно семенил рядом.
Непомерно большие ступни мужчины, одетые в дорогие туфли, ступали очень изящно, он как - будто пританцовывал на ходу.
Брошенная Анной газета, с легким шелестом летела им вслед, подгоняемая ветром.
Кто убил Леру. Кибер детектив
«Что такое осень - это небо…». Лера, собирая осенние листья, почему-то вспомнила строчки старой песни. Потом она села на скамейку, букет осенних листьев рассыпался по синему пальто, алое на синем. И голубое молчаливое небо сверху. Нет, Лера не задумалась, мыслей не было, как и отчаяния, впрочем. Завтра она должна была явиться на отключение жизнеобеспечения. Как и почему молодая девушка оказалась государственной преступницей, останется за кадром, это не столь важно, как то, что в эту минуту и на этой скамейке, она познакомилась с молодым человеком. И вскоре они шли, молча по аллее среди алых деревьев, возможно, его тоже что-то угнетало, делиться своими мыслями он не стал.
Впервые в жизни Лера проснулась рядом с кем-то, это было странное ощущение странного утра, последнего для нее. Мужчина рядом еще спал, одеяло обнажило его правое колено.
Две тысячи лет, Лера была поражена, кем может быть человек, имеющий в своем распоряжении две тысячи лет?
Девушка села на подоконник, на соседней крыше паслись тысячи голубей, серый комок плоти, многокрылый и многоногий.
- Кто ты?
Мужчина как раз пришел из ванной и вытирал полотенцем мокрые волосы.
- Палач, твой.
Голуби с шумом взлетели, вспугнутые стаей котов, вышедших на утреннюю охоту.
Тишина повисла в комнате, тишина в которой сердце Леры замерло и испуганно спряталось.
- Но ты не бойся, я много передумал за эту ночь, есть место, где мы спрячемся вдвоем, я могу убить, но я знаю, где можно спастись.
Несколько счастливых мгновений прожила Лера в своей душе в этот миг, там было все: море, счастье, чистый весенний дождь. Всего несколько мгновений, и Лера покачала головой, это означало, нет. Вся ее маленькая жизнь вложена была в это железное Нет. Не с палачом.
И Лера преклонила перед ним голову, обнажив чип на затылке.
Голуби уже разобрались с котами, последние встрепанные особи покидали крышу, отчаянно визжа и распушив хвосты, когда палач покинул квартиру. Рука в кармане гладила пушистый локон. Бесплодная каменная пустыня, длинною в две тысячи лет раскинулась в его голове, и он был мертвым цветком в этой каменной бесконечности.
Ползи женщина…или умрешь
Камни впивались мне в спину. Я уже почти оглохла от грохота повозки, ослепла и обезумела от боли.
Что я могу сказать господа судьи про тот день?
На мне было коричневое с белым платье в клеточку и фартук, платок потерялся где-то по дороге.
Да он привязал меня к повозке, и я бежала за ней, а потом уже не могла бежать. Я потом плакала, мне было жалко платье, оно же порвалось.
Потом…потом…я ползла за ним на коленях по аллее парка.
Как я могла с ним жить?
Я люблю его, и ничего ужасного в этом нет. Да нет, не в том, что издевался, а в том, что я его очень люблю. Он же подобрал меня на дороге, я, наверное, умерла бы от голода, если бы не он. Мне тогда не было и шестнадцати.
А вы знаете, как он умеет любить, ни в одном из вас нет столько нежности.
А его дом, в жизни я не видела такой красоты, такой мебели, таких картин. У него клавесин в зале стоял, я даже научилась играть немного.
Со мной жили еще две девушки. Мы все молились на него, даже когда он нас бил, но это же было нечасто, а так он хороший.
Шрамы на лице – это от горячей кочерги.
Вернуться к тому дню?
Утром я проснулась от крика. Аида взбунтовалась, она хотела уйти. Мы с Виолой сидели тихо, как мышки в своей комнате, у нас одна комната на двоих. Мы боялись, очень боялись.
Потом он поднялся и сказал мне, чтобы я шла с ним.
Да сначала я пошла на кухню, приготовить завтрак. Он был странно спокоен, даже не заставлял изображать собаку.
Сказал ли он мне, куда мы едем? Нет, просто мы сели в повозку.
Когда мы прибыли в город, я его долго ждала, он зашел в аптеку. Нет, не знала зачем. А на обратном пути я бежала за повозкой, а потом уже не могла бежать.
Что было потом? Не знаю, он закрыл меня в комнате, я слышала, кричала Аида, так страшно мне было, она прямо визжала.
Вечером меня выпустили. И я это увидела, на дереве, ну то, что было Аидой.
Нет, я не испугалась, наверное, ужасно отупела от всего этого, просто села на землю и сидела, у меня голова кружилась и тошнило.
Потом пришла Виола и увела меня, я же беременна. Даже не знаю, как ему бедному внутри удалось удержаться, сильная я, наверное.
Что будет с ребенком? Не знаю, будет ли он нормален?
Я теперь плохо сплю. Все время один и тот же сон снится.
И все равно я люблю его, и буду ждать.
Ну и пусть убьет, он же меня от голода спас, никто меня никогда не любил, а он любил.
Маэстро, слышишь меня! Я не осуждаю тебя, я буду ждать, и молиться за тебя и за покойную Аиду.
Какая она счастливая, я хочу умереть от твоих рук, почему ты не выбрал меня?
Почему?