К Кларе от Юлии.
Виновата во всём только я одна, уверяю тебя.
Я виновница всех своих страданий и упрекать могу лишь себя.
Но порок уже развратил мою душу; ведь первое, чему он учит, –
обвинять другого в наших же преступлениях, даже его любя.
Нет, нет, он никогда не нарушил бы своих клятв. Ведь и Ты иного не полюбишь.
Его добродетельному сердцу неведомо низкое искусство – осквернять то, что любишь.
Ах, вероятно, он умеет больше любить, чем я, потому что он умеет побеждать себя, чтобы не было беды.
Сотни раз я была свидетельницей его борьбы и одержанной победы.
Его глаза горели огнём желания, в пылу слепого увлечения он устремлялся ко мне.
Но внезапно он останавливался, словно меня окружала непреодолимая преграда, я была тогда словно во сне,
но никогда его пылкая, но безупречная любовь не преступала этой преграды.
Однако я была неосторожна и слишком долго созерцала опасное зрелище, которому я и он тогда были рады.
Порывы его страсти смущали мой покой,
его вздохи теснили моё сердце порой;
я разделяла его муки наяву,
а думала, что лишь сострадаю ему.
Я была свидетельницей его исступления, когда, изнемогая,
он вот-вот, казалось, потеряет сознание и падёт к моим ногам, рыдая.
И, может быть, любовь и пощадила бы меня хоть малость.
О, сестрица, меня сгубила жалость.
Не лишай меня радостей дружбы. Я потеряла на неё право, но никогда так не нуждалась в ней!
Пускай жалость заступит место уважения поскорей.
Приди же, дорогая подруга… и я поверю,
что не все ещё потеряно, раз мне преданно твоё сердце. Я в тебя верю!
––––––––
Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза. Письмо XXIX
К Кларе от Юлии
Виновата во всем только я одна. Я виновница всех своих страданий и упрекать могу лишь себя. Но порок уже развратил мою душу; ведь первое, чему он учит, — обвинять другого в наших же преступлениях.
Нет, нет, он никогда не нарушил бы своих клятв. Его добродетельному сердцу неведомо низкое искусство – осквернять то, что любишь. Ах, вероятно, он умеет больше любить, чем я, потому что он умеет побеждать себя. Сотни раз я была свидетельницей его борьбы и одержанной победы. Его глаза горели огнем желания, в пылу слепого увлечения он устремлялся ко мне. Но внезапно он останавливался, словно меня окружала непреодолимая преграда, – и никогда его пылкая, но безупречная любовь не преступала этой преграды. Однако я была неосторожна и слишком долго созерцала опасное зрелище. Порывы его страсти смущали мой покой, его вздохи теснили мое сердце; я разделяла его муки, а думала, что лишь сострадаю ему. Я была свидетельницей его исступления, когда, изнемогая, он вот-вот, казалось, потеряет сознание и падет к моим ногам. И, может быть, любовь и пощадила бы меня. О сестрица, меня сгубила жалость.
…не лишай меня радостей дружбы. Я потеряла на нее право, но никогда так не нуждалась в ней! Пускай жалость заступит место уважения. Приди же, дорогая подруга… и я поверю, что не все еще потеряно, раз мне преданно твое сердце.