В. юдковский. выборы

Юдковский Владимир Анатольевич
                Как принято сейчас в Украине, все копируют американцев и их образ жизни.

               
                ВЫБОРЫ
               

                Глава первая 



Зеленые кости закувыркались по зеленому сукнy, ударились о борт стола и отскочили назад. Одна сразу же остановилась, на ее верхней грани было шесть белых крапинок-- два ровных рядка. Другая пока катилась к центру. Когда она замерла, на ней белел одна единственная точка. Микола Садовничий тихо хмыкнул. Счастливчики собрали со стола деньги. Павло Нужный сгреб кости широкой волосатой рукой и подбросил их на ладони.
--Ставлю четвертной.
Он швырнул на стод асигнации.
--Задайте ему жару, ребята,--сказал Садовничий.--А мне пора подзаправиться.
Он пересек бильярдную и в дверях столкнулся с Семёном Павлюченко.
--Привет, Семён!--Микола кивнул и хотел пройти, но Семён схватил его за локоть.
--Т-ты г-г-говорил с О-о-о-стапом?--Когда Семён произнес «О-О-о-стапом», с его губ брызнула тонкая струнка слюны.
--Я как раз иду к нему.
Голубые глаза на круглом белесом лице Павлюченко было заблестели, но Микола, сузив глаза, добавил.
--Особенно ни на что не рассчитывай. Вот если бы ты мог немного обождать...
У Павлюченко дрогнул подбородок.
--Н-н-о она д-д-должна родить в с-с-следую-щем месяце.
В темных глазах Мыколы промелькнуло удивление. Он высвободил свой локоть из руки коротышки Павлюченко и отступил. Уголок рта под черными усиками дернулся.
--Сейчас трудное время, Семён... В общем, лучше ни на что не рассчитывать до октября.—Его глаза опять стали узкими и настороженными.
--Н-но, если т-ты ему с-скажешь...
--Я ему объясню все в самом наилучшем виде. Да ты ведь знаешь, он бы для тебя все сделал, но только сейчас у него самого положение не из легких.
Садовничий пожал плечами, лицо его помрачнело, лишь блестящие глаза по-прежнему смотрели зорко и настороженно.   Павлюченко облизнул губу и часто заморгал, потом глубоко вздохнул и, прижав руки к груди, попросил.
-- Иди, я п-подожду т-тебя з-здесь.

                II

Закурив тонкую, в зеленых крапинках, сигарету, Микола Садовничий пошёл наверх. На площадке второго этажа у портрета Бандеры он свернул в коридор, постучал в широкую дубовую дверь в самом конце. Услыхав «Войдите», он толкнул дверь и ваошёл. Остап Ярошенко был один. Он стоял у окна спиной к двери, руки в карманах брюк, и смотрел в низ на тёмнyю Каштановую улицу.
--А, вот и ты!--не спеша повернувшись, сказал он.
Остапу Ярошенко было сорок пять лет. Такой же высокий и крупный, как Садовничий, он был килограмм на десять  тяжелее. Крупные, грубоватые черты румяного, по-своему красивого лица обрамляли светлые, гладко зачесанные волосы, разделенные посередине пробором. Одевался он, пожалуй, слишком франтовато, но костюмы его были отлично сшиты, и он умел их носить. Микола закрыл дверь.
--Одолжи мне денег,--попросил он.
Остап вынул из внутреннего кармана большой коричневый бумажник.
--Сколько?
--Пару тысяч. Долларов, естественно.
Ярошенко дал ему две тысячи и спросил.
--Кости?
--Да.
Остап положил деньги в карман.
--Спасибо.
--Давненько ты не выигрывал, а?—Ярошенко опять засунул руки в карманы брюк.
--Не так уж давно--месяц или полтора.
Ярошенко улыбнулся.
--Срок немалый.
--Только не для меня. В голосе Миколы  послышалось легкое раздражение.
Остап побренчал в кармане монетами.
--Как сегодня, крупная игра?
Он присел на угол стола и посмотрел на свои блестящие ботинки. Садовничий с любопытством взглянул на белокурого Ярошенко и покачал головой.
--По мелочи.
Он подошел к окну. Над домами напротив нависло тяжелое, черное небо. Пройдя за спиной Ярошенко к телефону, Микола набрал номер.
--Привет, Анатолий, это Микола. Почем сегодня игра на скачках?.. И это все?.. Ладно, поставь за меня на пятьсот в каждом... Если бы... Бьюсь об заклад, что будет дождь, а если так, она как пить дать обштопает Красотку... Ладно, заметано. Я согласен, давай подороже... Пока!--Он положил трубку и снова повернулся Ярошенко.
--Почему бы тебе не переждать, раз уж ты попал в полосу не везения?--спросил Остап.
Мыкола ухмыльнулся.
-- Так будет ёще хуже--только затянет дело. Мне бы и сейчас не надо распыляться, а поставить все две тысячи в одном заезде. Проиграл бы—и дело с концом.
Ярошенко засмеялся и поднял голову.
--Для этого надо характер иметь и выдержку.
Уголки губ Мыколы, а за ним и усики поползли вниз.
--А я смогу выдержать все, что надо,--ответил он на пути к двери. Он уже взялся за ручку, когда раздался серьезный голос Ярошенко.
 --Да, пожалуй, ты сможешь.
Садовничий обернулся.
--Что смогу?--спросил он раздраженно.
Остап перевел взгляд на окно.
--Все выдержать.
Мыкола пристально посмотрел на отвернувшегося Ярошенко. Тот неловко поежился под его взглядом и опять забренчал монетами в кармане. Тогда Мыкола изобразил на лице величайшее недоумение.
--Кто?Я?
Остап покраснел, привстал со стула и шагнул к Мыколе.
 --Иди ты к черту,--сказал он.
Садовничий рассмеялся. Застенчиво ухмыльнулся и Ярошенко. Потом он вытер лицо платком с зеленой каймой и спросил.
--Почему ты не заходишь? Ма вчера сказала, что не видела тебя почти месяц.
--Может быть, забегу на этой неделе, как-нибудь вечерком.
 --Обязательно, ты же знаешь, как она тебя любит. Приходи ужинать.
Остап спрятал платок. Следя за Остапом уголком глаза, Мыкола снова медленно двинулся к двери. Уже положив ладонь па черную ручку, он спросил.
--Ради этого ты хотел меня видеть?
Ярошенко нахмурился.
--Да, то есть...--Он откашлялся.--Ну... в общем, есть кое-что еще.
Наконец ему удалось справиться со своим смущением, он снова заговорил уверенно.
--Ты больше меня понимаешь, в таких вещах. В среду день рождения панни Олёны. Как ты думаешь, что мне ей подарить?
Мыкола отпустил ручку. Когда он опять стоял  перед Ярошенко, в его глазах уже не было удивления. Выпустив облако дыма, он спросил.
 --Они что-нибудь устраивают?
--Да.
--Тебя пригласили?
Остап покачал головой.
--Нет, но я там обедаю завтра вечером.
Микола посмотрел на сигару, потом снова поднял глаза на Ярошенко.
--Ты хочешь поддержать отца Олёны, Остап?
--Да, наверное мы его поддержим.
Когда Мыкола задал следующий вопрос, улыбка его была такой же сладкой, как и голос.
--Зачем?
Остап улыбнулся.
--Если мы его поддержим, он в два счета победит нынешнего мэра города, а тогда с его помощью мы без сучка без задоринки протащим весь наш список.
Мыкола затянулся и все так же сладко спросил.
--Без тебя,--он сделал ударение на местоимении, смог бы без тебя сенатор проскочить на этот раз?
--Ни за что,--уверенно сказал Ярошенко.
После небольшой паузы Мыкола снова задал вопрос.
--Он это знает?
--Уж кому это и знать, как не ему? А если бы и не знал .. да что с тобой, Мыкола? Какого черта?
Садовничий презрительно усмехнулся.
--Если бы он не понимал, тебя бы туда завтра не пригласили?
--Да что с тобой, Мыкола? Какого черта?--хмурившись, повторил Ярошенко.
Садовничий вынул изо рта сигару. Ее кончик был изжёван.
-Да нет, все в порядке.--На его лице появилось задумчивое выражение.--Ты считаешь, что нашему списку нужна его поддержка?
--Поддержка никогда не помешает,--небрежно бросил Ярошенко.--Конечно, мы и без его помощи справились 6ы.
--Ты ему что-нибудь обещал?
Остап поджал губы.
--Все уже улажено.
Мыкола побледнел и опустил голову. Гладя на Остапа исподлобья, он сказал.
--Брось его, Остап.--Голос его звучал хрипло, приглушенно. --Пускай тонет.
Ярошенко подбоченился.
--Вот это да, черт возьми!--удивленво воскликнул он.
Садовничий подошел к столу и тонкими дрожащим пальцами положил тлеющий кончик сигары в медную чеканную чашу. Ярошенко с нежностью смотрел ему в спину.  Затем, когда тот повернулся, спросил.
--Что на тебя находит, Мыкола? То вроде все в порядке, то без  всякой причинв ты лезешь в бутылку.
Садовничий поморщился.
--Ладно, забудем об этом,--сказал он и тут же снова набросился на Ярошенко.--Ты думаешь, он будет плясать под  дуду, когда его переизберут?
--Я с ним управлюсь.--В голосе Остапа  была  уверенность.
--Может быть и так, но только не забывай, что ему ни разу в жизни не приходилось проигрывать.
Остпа согласно кивнул.
--Коречно, вот поэтому нам и надо его держаться.
--Нет, Остап,--убеждал Мыкола.--Совсем наоборот. Ты подумай как следует, пошевели мозгами. Скажи эта красотка блондинка, его дочка, крепко подцепила тебя на крючок?
--Я собираюсь жениться на панни Олёне,--сказал Ярошенко.
Садовничий округлил губы, как бы собираясь присвистнуть, но не свистнул. Его глаза сузились.
--Это одно из условий сделки?
Остап хитро ухмыльнулся.
--Кроме тебя и меня, об этом никто не знает.
На щеках Мыколы выступили красные пятна. Он улыбнулся своей  самой очаровательной улыбкой.
--На меня ты можешь положиться, — сказал он,--я трепаться не  не буду. Но мой тебе совет: если тебе этого действительно так хочется, заставь их составить письменное обязательство, заверить его у нотариуса и внести солидную сумму в обеспечении  неустойки, а того лучше: требуй, чтобы свадьбу сыг рали до выборов. Тогда ты хоть будешь уверен в своём выборе.
Остап  переступал с ноги на ногу. Не поднимая на Мыколу глаз, он сказал.
 --Не понимаю, какого черта ты говоришь о солидном человеке,  как о каком-нибудь бандюге. Он честный...
--Вот именно. Не смеши меня. Где ты видел честного политика, да ещё соратника Януковича. Ты можешь прочесть об этом в каком-нибудь журнале, что он аристократ в политике и его дочка аристократка. Поэтому я тебя и предупреждаю: пришей рубашку к брюкам, когда пойдешь, к ним, а не то вернешься без штанов. Ты для них низшая форма животной жизни, и правила этики на тебя распространяются.
Ярошенко вздохнул.
--Брось, Мыкола. Чего ты так...
Но Садовничий что-то вспомнил. Глаза его зло сверкали.
 --Не забывай,--сказал он,--что молодой Саша Братченко очень похож на отца, и ты, вероятно, именно,  поэтому запретил Оскане с ним хороводиться. А что получится, когда ты женишься на его сестре и он твоей дочери станет родственником? Тогда он будет вправе снова к ней подкатиться?
Ярошенко зевнул.
--Ты меня не так понял, Мыкола.--сказал он.—Я тебя обо всём этом не спрашивал. Я только хотел посоветоваться насчёт подарка для Алёны.
--Мыкола помрачнел.
--У тебя с ней далеко зашло?--спросил он бесстрастно.
--Заходить-то нечему. Я там был, наверное, раз шесть, к отцу  приходил. Иногда видел ее, иногда нет, кругом всегда люди, «здравствуйте» или «до свидания», вот и всё. У меня  как-то еще не было случая поговорить с ней.
На секунду в глазад Мыколы вспыхнули веселые огоньки. Он пригладил усики ногтем  большого пальца и спросил.
--Завтра ты первый раз там обедаешь?
--Да, хотя думаю, не в последний.
--А на день рождения тебя не пригласили?
--Нет.—Остап  заколебался. — Еще нет.
--Тогда мой тебе совет вряд ли понравится.
--А всё-таки,--спросил Ярошенко с бесстрастным лицом.
--Не дари ей ничего.
--А, или ты!
Мыкола пожал плечами.
--Дело твое. Ты спросил--я ответил.
--Но почему?
--Подарки дарят только в том случае, если кверены, что они будут приняты с удовольствием.
--Но ведь все любят их получать...
--Конечно, но здесь дело сложнее. Когда кому-нибудь что-нибудь даришь, ты как бы во услышание заявляешь: я, мол, уверен, что этому человеку приятно получить от меня подарок.
—Я тебя понял.--Ярошенко встал, он потер р подбородок и нахмурился.--Наверное, ты прав.--Затем его лицо просветлело.--Но будь я проклят, если упущу этот случай.
--Хорошо,--быстро сказал Садовничий.--Ну, тогда цветы или что-нибудь в этом роде.
--Цветы? О Господи... да я хотел...   
--Конечно, ты хотел подарить машину или пару метров жемчуга. Позже тебе еще представится такая возможность. Начни пока с небольшого.
Ярошенко поморщился.
--Ты прав, Мыкола. В этих вещах ты лучше разбираешься. Так, значит, цветы.
--И не очень много,--бросил Садовничий и, не переводя дыхания, продолжал.—Семён Павлюченко повсюду трезвонит, что ты, мол, должен выцарапать его брата из тюрьмы.
--Так пусть знает. Брат не выйдет из тюрьмы до конца выборов.
--Ты допустишь, чтобы был суд?
--Да,--сказал Ярошенко и с раздражением добавил.—Ты отлично знаешь, что я ничего не могу поделать. Уладить эту историю сейчас, когда мы хотим переизбрать наших кандидатов, когда всеорганизации готовы нам по тёмному глотки перегрызть—нет уж,  лучше камень на шею — и в воду.
Мыкола криво усмехнулся.
--Что-то нас не очень-то беспокоили разные организации, пока мы мы не связались с людьми, выскочившими на самый верх с нашей помошью.
--А теперь беспокоят. Глаза Ярошенко потемнили, стали непроницаемыми.
--Жена Кирилла роднит в следующем месяце,--сказал Садовничий.
Ярошенко шумно и нетерпеливо вздохнул.
--Мало мне без того хлопот,-- пожаловался он.—Почему они об этих вещах не думают заранее, прежде, чем попадут в беду? Нет у них мозгов, ни у одного из них нет.
--Зато у них есть голоса.
--В этом-то всё и дело,--проворчал Ярошенко. Он сердито уставился в пол, потом опять поднял голову.—Как только голоса будут подсчитаны, мы о нём позаботимся, а до тех пор ничего не выйдет.
-- Ребятам это не нравится,--заметил Садовничий искоса поглядывая на Ярошенко.--С мозгами или без мозгов, но они привыкли, чтоб о них заботились.
Остап сжал челюсти.
--Ну и что? -- Его глаза, круглые темно-синие неотрывно следили за глазами Мыколы.
Улыбаясь, Мыкола ответил ровным голосом.
 --Ты сам знаешь, не очень много надо, чтобы они начали говорить, что, пока ты не спутался с «аристократом», все было иначе.
--Дальше.
Мыкола продолжал тем же ровным голосом, с той же улыбкой.
--А начав с этого, они быстро допрут, что Ляшко заботится о своих ребятах.
Ярошенко, слушавший его очень внимательно, сказал.
--Я знаю,  что могу на тебя положиться, Мыкола, и уверен, что ты сумеешь заткнуть болтунам рот.
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Прервал молчание Мыкола.
 --Если мы позаботимся о жене Кирилла и о его ребенке, это поможет.
--Правильно. --Ярошенко опустил подбородок и глаза его посветлели.--Проследи за этим. Хорошо? Пусть они ни в чем не нуждаются.
   

                III


Семён Павлюченко ждал Мыколу внизу. Глаза его блестели надеждой.
--Ну, что он сказал?
--Ничего не выйдет, как н и говорил. После выборов будет сделано всё, твой брат вышел, а пока придётся подождать.
Семён Павлюченко уныло опустил голову, у него вырвался хриплый, низкий звук. Садовничий положил ему на плечо руку.
--Не повезло. Никто лучше Остапа  этого не понимает‚ но сейчас он ничего не может сделать. Он просил передать, чтобы она не оплачивала счетов. Посылайте ему—за квартиру, магазины, доктора и больницу.
Павлюченко резко вскинул голову и обеими руками схватил Садовничего. Его глаза увлажнились.
--Чорт возьми, э-это здорово. Но хотелось бы, он п-помог брату.
--Ну может, ещё подвернется случай.—Мыкола высвободил руку и сказал.—Ещё увидимся,--и, обойдя Павлюченко, пошёл к бильярдной.
В бильярдной никого не было. Он взял  пальто и вышел на улицу. Серые косые струйки дождя заливали асфальт. Мыкола улыбнулся.
--Давайте, давайте, милашки! Заработайте мне,  мои три тысячи двести пятьдесят долларов. Он вернулся в холл и вызвал такси.

                IV

Мыкола Садовничий отдёрнул руку от трупа и поднялся.  Голова убитого сползла с обочины, и свет от фонаря на углу улицы упал на его лицо. Убитый был молод. На лице его застыла маска гнева, еще подчеркнутая темным рубцом, наискось пересекавшим лоб от виска до светлых вьющихся волос. Мыкола огляделся. По одну сторону как будто никого не было. По другую --за пару кварталов до молодёжного клуба клуба «Бревенчатая хижина»--из машины вылезали два человека. Они оставили автомобиль у дверей и вошли внутрь. Несколько секунд Садовничий рассматривал автомобиль затем резко вскинул голову, посмотрел в другую сторону и вдруг стремительно прыгнул в тень ближайшего дерева. Он тяжело дышал, и хотя на лбу его блескивали капельки пота, он вздрогнул и поднял воротник пальто.
Он простоял в тени полминуты, держась рукой за дерево, затем направился решительно к клубу. Он шагал все быстрее и уже почти бежал, пригнувшись вперед, когда заметил на другой стороне улицы человека, идущего ему навстречу. Он тут же сбавил шаг. Человек на противоположной стороне, не успев поровнятся с Мыколой, вошёл в дом. Когда Садовничий подошёл к клубу, он уже взял себя в руки, хотя и был бледнее обычного. Не останавливаясь, он взглянул на пустой автомобиль, взбежал по ступенькам, освещённым двумя фонарями и вошёл в клуб.
Из гардероба вышли  Павел Нужный и ещё кто-то. В середине холла они остановились и одновремённо сказали:
--Привет, Мыкола.
Нужный добавил:
--Я слышал ты сегодня огрёб на скачках.
--Да.
--И много?
--Три двести.
Нужный облизнулся.
--Неплохо. Наверное, не прочь сегодня поиграть?
--Позже, может быть. Остап здесь?
--Не знаю. Мы только что пришли. Особенно не задерживайся. Я  обещал своей девчонке, что вернусь пораньше.
--Хорошо.--Садовничий направился к вешалке.—Остап здесь,--спросил он у гардеробщика.
--Да, пришёл минут десять назад.
Садовничий  посмотрел на часы. Половина десятого. Он поднялся на второй этаж. Ярошенко в вечернем костюме сидел у стола, держа руку на телефоне. Увидев Мыколу, он отдернул руку и спросил:
--Как дела, Мыкола? — Его большое красивое было румяно и спокойно.
--Бывает хуже, --- сказал Мыкола, закрывая за собой двёрь.
Он сел на стул возле Ярошенко.—Как прошел обед у Братченко?
В уголках глаз Ярошенко появились веселые морщинки.
--Бывает хуже.
Мыкола обрезал кончик сигары.
--Хватит походить на американцев начала двадцатого века,--заметил Ярошенко.
--А чем тебе не нравятся американцы начала двадцатого века?—Не поднимая головы, он взглянул на Ярошенко.
--Не поднимая го вы, он взглянул на Медвига.
--Игорь там был?--Его спокойный голос как-то не вязался с дрожащими руками.
--На обеде его не было. Почему ты спрашиваешь?
Мыкола вытянул ноги, откинулся поудобнее на стуле и небрежно махнул рукой, в которой держал сигару.
--Он мертв. Лежит в канаве, на улице, неподалеку отсюда.
---Вот как?--невозмутимо откликнулся Ярошенко.
Садовничий наклонился вперёд. На его худых щеках выступили желваки. Сигара, тонко хрустнув, переломилась в его пальцах.
--Ты понял, что я сказал? — спросил он раздражённо.
Ярошенко неторопливо кивнул.
--Ну?
--Что «ну»?
--Его же убили.
--Ну и что? Ты что хочешь, чтобы я забился в истерике,--спросил Ярошенко.
Садовничий выпрямился.
Так вот—мне звонить в полицию?
Ярошенко вскинул брови.
--А что—они не знают?
Садовничий в упор посмотрел на Ярошенко.
--Когда я его увидел вокруг не было ни души. Прежде чем что-то предпринять, я хотел поговорить с тобой. Значит я могу сказать, что нашел его?
Ярошенко опустил брови.
--А почему бы и нет?--сказал он безразлично.
Садовничий встал, сделал два шага к телефону, остановился и снова повернулся у Ярошенко. Медленно, подчёркивая слова он произнёс:
--Шляпы там не было
--Она ему не понадобится—Ярошенко нахмурился.-- Ну и дурак же ты, Мыкола, черт тебя побери!
--Один из нас наверняка дурак—это точно—сказал Садовничий и пошёл к телефону.

               


                V
               

                «УБИЙСТВО ИГОРЯ БРАТЧЕНКО»

На Цветочной улице обнаружен труп сына бывшего депутата Рады.
Вчера вечером в начале одиннадцатого на Цветочной улице был найден Игорь Братченко, 26 лет, сын бывшего депутата Рады Ивана Васильевича Братченко. Предполагают, что он стал жертвой грабителей. Следователь заявил, что смерть молодого человека наступила в результате пролома черепа и сотрясения мозга, явившихся следствием удара затылком об угол тротуара, после того как он  сбит ударом в лоб, нанесенным дубинкой или иным тупым предметом.
Первым, очевидно, обнаружил труп Мыкола Садовничий, который тут же пошул в клуб, находящийся за два квартала от места происшествия, чтобы позвонить об этом в полицию. Однако, до того, как ему удалось связаться у управлением, тело нашёл полицейский Марк Ляшко, который и сообщил о происшествии. Начальник полиции немедленно отдал распоряжение о задержании всех подозрительных лиц в городе и заявил, что полиция найдёт убийцу, чего бы это не стоило.
Родственники Братченко показали, что он вышел из дому около половины десятого и....»
Садовничий отложил газету, допил оставшийся в чашке кофе, поставил чашку с блюдцем на столик рядом с кроватью и откинулся на подушки.  Лицо у него было бледное и утомлённое. Он натятул одеяло до шеи, заложил руки за голову и мрачно  уставился на гравюру в простенке между окнами спальни.
Полчаса он лежал неподвижно, шевелились только веки. Потом он снова взял газету и еще раз прочел статью. Чем дольше он читал, тем более недовольным становилось его лицо. Отложив газету, он поднялся с кровати, медленно и лениво накинул черно-коричневый халат поверх белой пижамы, облегающей его худое тело, всунул ноги в туфли и, слегка покашливая, вошёл в столовую.
Это была большая комната в старинном стиле, с высоким потолком,широкими окнами, с огромным зеркалом над камином и обитой красным плюшем мебелью.  Вынув из шкатулки на столе сигару, он сел в огромное кресло. Ноги покоились в квадратном пятне позднего уитреннего солнца, а дым сигары, подплывая к сорлнечному лучу, внезапно становился густым и плотным.
Мыкола нахмурился и, вынув сигару, стал покусывать ногти. В дверь постучали. Он настороженно  выпрямился.
--Войдите.
Вошел официант в белой куртке. Мыкола уже забыл, что поздно вечером поселился в гостинице, так как не хотел никого видеть.
—А, это вы!--протянул Садовничий разочарованно и опять откинулся на красный плюш кресла.
Официант прошел в спальню, вышел оттуда с  подносом грязной посуды и удалился. Мыкола швырнул окурок в камин и направился в ванную. Когда он вымылся, побрился и оделся, его походка обрела живость, а лицо посвежело.

                VI


Было около полудня, когда Садовничий, пройдя, восемь кварталов, подошел к бледно-сером квартирному дому на Беговой. Нажав кнопку подождал, пока щелкнет дверной замок, вошёл в  вестибюль и поднялся лифтом на седьмой этаж. Он позвонил в шестьсот одиннадцатую квартиру. Дверь тут же распахнулась. На пороге стояла миниатюрная девушка лет девятнадцати с темными сердитыми глазами и бледным сердитым лицом.
--Привет!--Она улыбнулась и приветливо махнула  рукой, как бы извиняясь. Голос у нее был низкий и пронзительный. Она была в меховой шубке без шляпы. Коротко остриженные блестящие волосы черным шлемом лежали на её круглой головке. В ушах девушки поблёскивали сердоликовые сережки. Она отступила назад в прихожую.
-- А Анатолий уже встал,--спросил Мыкола, входя.
Её лицо исказила злоба.
-Ах, ты ублюдок,-- взвизгнула она.
Мыкола не оборачиваясь захлопнул за собой дверь. Девушка подошла к нему, схватила его за руки и начала их трясти.
--Знаешь, что я сделала ради этого подонка?—кричала.—Я ушла из дома! Да еще из какого дома. Я ушла от матери, от отца, который считал меня непорочной Девой Марией!! Они предупреждали меня, что он мерзавец. Все мне это говорили и были правы, а я, дура, их не слушала. Теперь-то я знаю, что он такое. Он....Дальше пошли визгливые непристойности.
Мыкола, не двигаясь с места,  угрюмо слушал девушку. Глаза у него стали совершенно больные. Когда, запыхавшись, она на секунду умолкла, он спросил:
--Так что же он тебе сделал?
--Сделал. Он сбежал от меня, чтоб...--Конец фразы, был нецензурным.
Мыкола дёрнулся. Он заставил себяа улыбнуться, но улыбка получилась вымученная.
--Он ничего не просил  передать мне?
Девушка лязгнула зубами и приблизилась вплотную. Глаза ее округлились.
--Он вам что-нибудь должен?
--Я выиграл...--Он кашлянул.--- Вчера в четвёртом заезде я выиграл три тысячи двести.
Она презрительно засмеялась.
--Попробуйте получить их теперь! Вот!—Она протянула к нему руки. На левом мизинце блестело кольцо из сердолика. --- И вот,--она вот, а потрогала свои  сердоликовые сережки,--вот все, что он мне оставил! Из всех моих драгоценностей! Да то, потому что они были на мне.
--И когда же эта случилось?—спросил Садовничий странным, чужим голосом.
-- Вчера вечером, хотя обнаружила я это только утром. Но вы не думайте, этот сукин сын пожалеет, что встретился со мной!--Она сунула руку за корсаж и поднесла к лицу Мыколы три смятые бумажки. Он потянулся было за ними, но она отдёрнула руку и шагнула назад.
Садовничий пожевал губами и опустил руку.
--Вы читали сегодня в газете о Игоре Братченко,-- спросила она возбужденно. –
--Да.
--Хотя Мыкола ответил довольно спокойно,  его грудь бурно вздымалась.
--Знаете, что это?--Она опять протянула ему смятые бумажки.
Он отрицательно покачал головой. Глаза его сузились и заблестели.
--Это долговые  расписки Игоря Братченко, заявила она торжествующе.—На десять тысяч  долларов.
Мыкола хотел было что-то сказать, но сдержался, а когда загоаворил, его голос звучал совершенно бесстрастно.
--Теперь, когдап он мертв, они не стоят ни черта.
Она снова сунула бумажки за корсаж и совсем близко подошла к нему.
--Слушайте,--сказала она,--они никогда ни черта не стоили. Поэтому он и мёртв.
--Это твоя длгадка?
--Как хотите, так и считайте. Мне-то что. Но только я вам вот что скажу: Анатолий позвонил Игорю в прошлую пятницуи сказал, что дает ему три дня сроку.
Мыкола пригладил ногтем усики.
--А это вы не со злрсти?--спросил он осторожно.
Она скорчила гримасу.
--Конечно, меня злость берет. Оттого я и собира.сь отнести их в полицию.. Но если вы думаете, что я вру, вы последний идиот.
Мыколу не так легко было убедить.
--Где ты их взяла?
--В сейфе.--Она кивнула своей блестящей головкой в сторону комнаты.
--Когда он вчера смылся?
--Не знаю. Я пришла домой в половине десятого и ждала его почти всю ночь. Только к утру заподозрила неладное. Начала шарить по квартире и увидела, что он забрал все деньги до последней копейки и все мои драгоценности, кроме тех,что были на мне.
Мыкола снова пригладил усики ногтем большого пальца.
--Как ты думаешь, куда он мог поехать?
 Она топнула ногой и, замахав кулаками, снова начала поносить сбежавшего Сулиму пронзительным, злым голосом.
--Хватит,--сказал Садовничий.--Он крепко схватил её за запястья.--Если ты только и можешь, что орать, так лучше отдай расписки мне, я сумею ими распорядиться.
Она вырвала руку и закричала:
----Ничего я тебе не отдам! Никому я их не отдам, только полиции, чёрт бы вас побрал всех!ед устало.
--Ладно, валяй. Только куда же всё-таки он мог уехать.
Девушка   злобно ответила, что , куда он уехал, она не знает, но зато хорошо знает, куда она послалы бы его.
--Давай, давай!—сказал Садовничий устало.—Шуточки для нас сейчас первое дело. Думаешь, он вернулся во Львов?
--Откуда я знаю?—Внезапно глаза её заблестели.
На глазах Мыколы выступили красне пятна.
--Ну, что ты ещё придумала?—спросил он подозрительно.
--Ничего,--ответила она невинным голосом—А почему вы спрашиваете?
Он наклонился к ней и заговорил серьёзно, веско подчёркивая каждое слово.
--Не воображай, что тебе удасться утаить эти расписки от полиции. Этот номер не пройдёт.
--А я и не думаю,--сказала она.


                VII


Из переговорного пункта, который размещался в первом этаже того же дома, Садовничий позвонил по телефону. Он вызвал милицейский участок и попросил полковника Свиридова.
--Алло! Полковник Свиридлв? Я говорю по просьбе панни Тамары Сова. Она находиться сейчас в квартиреСулимы Анатолия. Похоже, что Сулима внезапно скрылся вчера вечером, оставив долговые расписки Игоря Братченко....Да, так... И ещё она говорит, что слышала, как пару дней назад он угрожал Братченко... Да, она хочет вас видеть как можно скорее...Нет, нет,  лучше приезжайте или кого-нибудь пришлите... Да... Это не имеет значения. Вы меня не знаете. Она попросила меня позвонить, потому что не хочет говорить из его квартиры...--С минуту он молча слушал, затем повесил трубку и вышел на улицу.

                VIII


Мыкола Садовничий подошел к аккуратному домику в конце улицы и позвонил. Лицо девушки, открывшей двери, расплылось в широкой, приветливой улыбке.
--Здравствуйте, пан Садовничий!—сказала она, гостеприимно распахивая дверь.
--Привет, Дина. Есть кто-нибудь
--Да, они обедают.
Он прошел в столовую, где за столом с белой, в красную клетку, скатертью, друг против друга сидели Остап Ярошенко и его мать. Тут же стоял третий стул. Тарелка и серебряный прибор перед ним были пустыми.
У матери Остапа Ярошенко, высокой худой женщины лет семидесяти с лишним, были светлые, тронутые сединой волосы.
Её голубые ясные, такие же молодые, как у сына, глаза стали ещё моложе, когда она увидела входящего Мыколу.
--Наконец-то! Никчемный мальчишка! Совсем забыл старуху!
В ответ Садовничий  кхмыльнулся.
--Ладно, ма, я уже вырос и у меня есть свои  дела.—Он махнул рукой Остапу—Привет, Остап!
--Садись. Дина  тебе чего-нибудь наскребёт поесть,--сказал Ярошенко.
 Мыкола нагнулся над худой рукой матери Остапа, собираясь поцеловать, но старуха рассерженно отдёрнула руку.
--Где это ты научился таким фокусам?
--Я же сказал, что я вырос.—Мыкола  повернулся к Остапу.--Благодарю, я недавно позавтракал.—Он посмотрел на пустой стул.--А где Оксана?
--Она лежит. Ей нездоровиться,--ответила мать Остапа.
Мыкола кивнул, немного обождал и, глядя на Ярошенко, вежливо спросил.
--Ничего серьёзного, надеюсь?
Остап покачал головой.
--Что-то голова болит. Перетанцевала, наверное.
--Хорош отец! Даже не знает, отчего у дочери болит голова,--вставила мать.
Вокруг глаз Ярошенко собрались морщинки.
---Ну, ма, веди себя прилично. — Он повернул-ся к Мыколе. —Что нового?
Мыкола сел на свободных стул.
—Сулима Анатолий удрал вчера вечером с моим выигрышем.
Ярошенко вытаращил глаза.
--В его квартире остались долговые расписки Игоря Братченко,-- продолжал Садовничий.
Ярошенко прищурился.
--Тамара говорит, что он звонил Игорю в пятницу и дал ему три дня сроку для уплаты.
Ярошенко потер подбородок.
--Кто эта Тамара?
--Женщина Сулимы.
--А-а!--И, видя, что Мыкола молчит, Остап спросил.
--0н не сказал, что собирается делать, если Игорь не заплатит?
--Не знаю.--Мыкола положил руку на стол и наклонился к Остапу.
--Остап, сделай меня на время следователем или еще каким-нибудь официальным лицом, а? Ты же знаешь, что я когда-то работал в органах?
--О Господи!--воскликнул Ярошенко, заморгал глазами. -- Для чего тебе это?
--Я хочу найти этого парня. А с удостоверением мне будет легче. Меньше шансов влипнуть в историю.
Ярошенко посмотрел на него с тревогой.
--Что это тебя так разобрало?
--Я хочу вернуть свои деньги.
--Ну ладно,-- сказал Ярошенко медленно.--А вчера что тебе мешало жить, когда ты еще не знал, что тебя обчистят?
Мыкола нетерпеливо махнул рукой.
--Ты хочешь, чтобы я спотыкался о трупы и глазом не моргнув при этом?--спросил он. --Но речь сейчас о другом. Это теперь не в счет. Теперь мне нужен тот парень. Я должен до него добраться. Должен.--Лицо его было бледным, жестким. Голос звучал серьезно.—Слушай, Остап! Дело не только в деньгах, хотя они на дороге не валяются. Ни если бы было всего пять гриве, ничего бы не изменилось. Два месяца подряд я проигрывал. Это меня чуть не доконало. На что я гожусь, если фортуна по-вернулась ко мне спиной? Но вот я выиграл--и вроде бы все в порядке. Можно задрать хвост трубой и снова чувствовать себя человеком, а не побитой собакой. Деньги--это тоже важно, но дело не в них, а в том, как я себя чувствовал. Я все проигрывал и проигрывал. Понимаешь? Я уверенность в себе потерял. И вот, когда я уже подумал, что избавился от этого наваждения, Сулима задает стрекача. Я этого не потерплю. Иначе мне крышка. Я его разыщу. Я и так поеду за ним, но ты здорово мне поможешь, если обеспечишь бумажкой.
Ярошенко потрепал его по щеке.
--Ну и ну!--сказал он.--Конечно, я все устрою. Не хотел бы я, чтобы ты в это ввязывался, но раз такое дело, лучше всего сделать тебя специальным следователем.Ты вроде будешь в подчинении у прокурора Гладуша, но нос в твои дела он совать не посмеет.
Мать Остапа встала и собрала со стола.
--Если бы я не взяла себе за правило не вмешиваться в мужские дела, -- сказала она строго,--я сказала бы вам парочку теплых слов. Занимаются бог знает какими делами, которые очень просто могут их впутать в бог знает какие неприятности.
Мыкола ухмылялся до тех пор, пока она не вышла из комнаты. Когда они остались одни, он словно стер ухмылку с лица и сказал.
 -- Ты можешь устроить, чтобы все было готово к полудню?
--Ага,--согласился Ярошенко, вставая.--Я позвоню Гладушу. И если тебе еще что понадобится, ты знаешь--я к твоим услугам.
 -Ага, --сказал Садовничий.
Ярошенко вышел из комнаты. Вошла Дина и начала убирать со стола.
-- Оксана спит?--спросил Мыкола.
--Нет. Я только что отнесла ей чай с сухариками.
--Пожалуйста, узнай, можно ли мне заглянуть к ней на минутку.
--Сейчас.
 Когда Дина вышла, Мыкола встал из-за стола и начал  шагами мерить комнату. Щеки у него горели. Он только когда снова вошел Ярошенко.
--Порядок,--сообщил Ярошенко.--Если не будет Гладуша, зайдешь к Скачко. Он все оформит, и ему не обязательно объяснять, что к чему.
--Спасибо,--сказал Садовничий и оглянулся на стоящую в дверях Дину.
--Она говорит, чтобы вы зашли,--сказала Дина.
                IX

Комната Оксаны Ярошенко была выдержала в голубых тонях. Когда Мыкола вошел, Оксана в серебристо-голубом халатике лежала на высоко взбитых подушках. Она была такая же голубоглазая, как отец и бабушка, с такими же, как у них, четкими чертами лица и длинными ногами. Ее розовая кожа была нежной, как у ребёнка. Сейчас ее покрасневшие глаза припухли от слез. Бросив сухарик на поднос, Оксана протянула Мыколе руку и улыбнулась, показав крепкие, белые зубы.
--Привет, Мыкола!--Голос ее дрожал.
Он не стал пожимать ей руку, а лишь слегка шлёпнул по ней ладонью.
--Привет, малышка!--Он сел в ногах кровати, закинул одну на другую длинные ноги и вытащил из кармана сигару.--Тебе не станет хуже от дыма?
--Нет, курите, пожалуйста,---разрешила она.
Садовничий кивнул, положил сигару в карман и серьезно посмотрел ей прямо в лицо. Его глаза светились сочувствием. Голос звучал глухо.
--Я знаю, малышка, это тяжело.
Она уставилась на него по-детски невинным взглядом:
-- Нет, что вы! Голова почти прошла, да и не так уж страшно она болела.
Голос ее стал тверже. Мыкола криво усмехнулся.
--Я уже стал чужим?
Между бровей у нее пролегла небольшая складка.
--Я не понимаю, о чем вы, Мыкола.
Сурово глядя на нее, он процедил сквозь зубы.
--Я--о Игоре.
Поднос на ее коленях покачнулся, но лицо не изменило выражения.
--Да, но, видите ли, я не встречалась с ним уже несколько месяцев, с тех пор как папа...
Мыкола Садовничий резко поднялся.
--Ну что ж, отлично,--бросил он через плечо, направляясь к двери.
Девушка молчала. Он вышел из комнаты и спустился вниз. Ярошенко надевал в холле пальто. Он сказал.
--Я еду в центр, в контору, мне нужно уладить дело с контрактами по канализации. Если хочешь, я тебя подброшу к Гладушу.
--Прекрасно,--сказал Садовничий, но тут сверху раздался голос Оксаны.
--Мыкола!,Мыкола!
--Сейчас!--крикнул он ей, потом обернулся к Остапу.
--Если ты торопишься, не жди.
Остап взглянул на часы.
--Мне нужно бежать. Увидимся вечером, в клубе.
--Угу,--пробормотал Садовничий и снова пошел наверх. Поднос стоял теперь в ногах кровати.
--Закройте дверь,-- попросила девушка. Когда он выполнил просьбу, она подвинулась и освободила ему место рядом с собой.--Зачем вы так? .. спросила она с упреком.
--Ты не должна мне врать,--заявил он мрачно, присаживаясь на кровать.
--Но, Мыкола...--Ее голубые глаза буравили Мыколу.
--Когда ты последний раз видела Игоря Братченко?--спросил он.
--Вы хотите знать, когда я с ним говорила?--И лицо и голос казались искренними.--Да уж несколько недель прошло, как...
--Ну что ж!--Мыкола снова поднялся.
Ему оставался один шаг до двери, когда она воскликнула
 --Мыкола, не надо, мне и так тяжело!--Он медленно повернулся, его лицо ничего не выражало.--Разве мы не друзья? —спросила она.
--Ага,--ответил он без всякого энтузиазма.--Но об этом как-то забываешь, когда тебе врут.
Она повернулась на бок, положила голову на подушку и беззвучно заплакала. По подушке расползлось влажное серое пятно. Он вернулся, сел рядом и обнял ее. Она положила голову ему на плечо. Несколько минут Оксана плакала молча. Затем оттуда, где ее рот был прижат к его пиджаку, донеслись заглушенные слова.
--Вы... вы знали, что я с ним встречалась?
--Я так думаю, но ты мне ответь: он когда-нибудь говорил об этом?
--Я знала, что у него неприятности. Но он не говорил, какие именно. Правда, он сказал, что поскандалил с отцом из-за каких-то денег и что он в отчаянии,--это его слова.
Он упоминал имя Сулима?
--Нет.
--А что между ними было? Почему вы думаете, что эхто Сулима?
--У него были долговые расписки Игоря, а денег получить он никак не мог. Сулима внезапно уехал. Сейчас его ищет полиция-милиция.--Он понизил голос, посмотрел на неё искоса.--- Ты можешь кое-что сделать, чтоб помочь поймать его.
--Что я должна сделать?
--Правда это, не очень честно. Понимаешь, чтобы осудить Сулиму, нужны улики. Но ведь если он виноват, ты же согласишься помочь? Ну, в общем, надо сделать кое-что не совсем законное, чтобы наверняка прижать его.
--По-моему ваы всё всегда делаете незаконно и вам наплевать на закон. Впрочем, куму я об этом говорю. Все, что угодно!
Он вздоxнул и покусал губу.
--Что нужно сделать?--спросила она нетерпеливо.
--Я  хочу, чтобы ты достала мне одну из его шляп.
--Что?
--Мне нужна одна из шляп Игоря. Ты сможешь её достать?
Оксана ничего не понимала.
--Но зачем, Мыкола?
--Чтобы наверняка загнать Сулиму в угол. Это всё, что я могу пока сказать. Сможешь ты ее достать или нет?

--Я... я думаю, что смогу, но я бы хотела...
--Да.
Она встревожилась, села прямо.
--А папа знал?
--Не думаю. Точно не знаю.
Она снова опустила голову ему на плечо, и ее следующие слова были едва слышны.
--О Мыкола, я вчера провела с ним полдня, до самого вечера.
Он обнял ее еще крепче, но не сказал ни слова.
--Кто, кто мог это сделать?--спросила она немного погодя.
Он поежился. Внезапно она подняла голову. Теперь это уже была не слабая девушка.
--Вы знаете, Мыкола?
Он помедлил, провел языком по тубам, а потом пробормотал.
--Думаю, что знаю. 
--Кто?!--вскрикнула она.
Он снова помедлил, затем, избегая ее взгляда, спросил, четко выдавливая каждое слово.
--Ты обещаешь до времени никому об этом не рассказывать?
--Да,--быстро ответила Оксана, но когда Садовничий начал было говорить, она схватила его обеими руками за плечо.
-- Обождите. Я не могу ничего обетщать, пока вы не пообещаете, что им это не сойдет с рук, что их поймают и накажут.
-- Этого я обещать не могу. Этого никто не может обещать.
Она пристально вглядывалась в него, покусывая губы.
--Хорошо, обещаю,--тихо проговорила Оксана.—Кто?
--Он тебе когда-нибудь говорил, что должен много денег человеку по имени Анатолий Сулима. Он букмекер на скачках.
--Так это Сулима?
--Когда?
--К вечеру наверное,--сказала она,--но я хотела бы....
Он снова прервал её.
--Тебе незачем знать все. Чем меньше людей знают об этом, тем лучше. То же самое про шляпу.--Он обнял её и притянул к  себе.--Ты его действительно любила малышка, или только потому, что отец...
--Я его любила.--Она всхлипнула.--Я совершенно  уверена. Я уверена.






























                Глава вторая


Садовничий, сдвинув на затылок шляпу, как он представлял себе американских гангстеров, прошел вслед за носильщиком через вокзал к выходу на улицу, а оттуда к темно-вишневому такси. Он расплатился с носилщиком, сел в машину, назвал гостиницу неподалеку от центральной улицы, и, закурив сигару, откинулся на спинку сиденья. Пока такси медленно тащилось в потоке машин направлявшихся к центру города, Садовничий успел изжевать свою сигару.
У улицы Бендеры зелёное такси, выскочившееиз-за угла на красный свет, врезалось на полном ходу в вишнёвое такси Садовничего и отбросило его на стоявшую у тротуара машину. Мыкола сжался к углу под ливнем битого стекла.
Потом он отряхнул с себя осколки и  вылез из машины прямо в гущу  собравшихся зевак. Нет, он не ранен, заверил он их. Он ответил на вопросы милицейского старшины, отыскал шляпу, которая была ему маловата, снова надел её, велел перенести свои чемоданы в другое такси, назв гостиницу новому водителю и всю дорогу сидел,  угрюмо забившись в угол машины.
В гостинице, расписавшись в регистрационной книге, он спросил портье нет ли ему писем и получил две телефонограммы, без почтовых штемпелей. Коридорного, провожавшего его в  номер, он попросил принести водки. Когда коридорный вышел, Садовничий запер  дверь на ключ и прочел телефонограммы. Они были помечены этим днем. Оба раза ему звонил Махно. Первая была принята в четыре пятьдесят минут дня, вторая--в восемь часов пять минут вечера. Он посмотрел на часы. Было уже восемь сорок пять.
Первая записка гласила: «В баре», Вторая—«в ресторане Мыхася». Позвоню позже». Затем он распечатал один из конвертов. В нём было два листка, исписанные крупным, угловатым, мужским почерком и датированных предыдущим днём.
«Она остановилась в «Матанде», номер 1211 под именем Серафима Гладкова из полтавы. Ещё с вокзала звонила несколько раз по телефону. Встречалась с мужчиной и женщиной, которые живут на спуске Владимирской. Они обошли много мест, в основном кабаков, наверно, ищут его пока им не везет. Фамилия мужчины и женщины--Брук. Я в 734-м номере».
Листок бумаги из второго конверта, исписан тем же почерком, был помечен этим днем.
«Сегодня утром виделся с Максом, он говорит, будто не знал, что Анатолий в городе. Позвоню позже».
Оба письма подписаны—«Григорий».
К тому времени, как коридорный принёс ему водки, Мыкола успел умыться, вынуть из чемодана чистое бельё, переодется и выкурить сигару. Расплатившись с коридорным, он принёс из ванной стакан и пододвинул кресло к окну. Дожидаясь звонка он сидел, курил, пил и бессмысленно смотрел на другую сторону улицы.
--Алло,--сказал он в трубку.—Да, Григорий...Только что...Где?...Ага....Ага, сейчас еду.
Он отхлебнул ещё водки, сдвинул на затылок шляпу, которая была ему маловата, надел пальто, валявшееся на спинке стула, похлопал себя по карману, погасил свет и вышел. Было десять минут десятого.

                II

Миновав двустворчатую стеклянную дверь, над которой во всю ширину здания ярким электрическим сиянием сверкала вывеска с названием ресторана. Садовничий попал в узкий коридор. Единственная дверь в левой стороне вела в маленький ресторан. Человек, сидевший столиком в углу, поднялся и п оманил его пальцем. Человек был франтоватый, с лоснящимся, довольно красивым смуглым лицом. Садовничий подошёл.
--Привет, Григорий,--сказал он, пожимая протягнутую руку.
--Они наверху,девица и эти Бруки,— сказал Григорий.--Вам лучше сесть здесь, спиной к лестнице. Если они вздумают уйти, я их засеку. И его тоже, если он придёт. А вас он не разглядит—здесь полно народу.
Мыкола сел за столик.
--Они ждут его?
Григорий пожал плечами.
--Не знаю. Во всяком случае, они тянут время. Хотите перекусить? Выпивки вы здесь внизу не получите.
--А мне выпить хочется,--сказал Мыкола.--А разве наверху не найдется укромного местечка, где нас не будет видно?
--Да это ведь просто забегаловка. Там, правда, есть парочка кабинок, они нас там, может, и не увидят,--- но, если Сулима придет, он сразу все усечет.
 --Рискнем. Мне нужно выпить, а с ним, если появится, я, в конце концов, смогу поговорить и тут.
Григорий с любопытством посмотрел на Мыколу, потом отвел глава и сказал.
--Дело ваше. Пойду посмотрю, есть ли свободная кабинка.—Он немного помедлил, снова во плечами и вышел.
Повернувшись в кресле всем телом, Мыкола  следил, как франтоватый молодой человек поднимался по лестнице. Он не сводил глаз с лестницы до тех пор, пока Григорий не спустился и не поманил его пальцем. Когда Мыкола  подошел, он сказал.
 --Свободна самая лучшая кабина, девица спиной, так что вы сможете посмотреть на Бруков, когда будете проходить мимо.
Они поднялись наверх. Кабины--столики и скамейки, отделённые от зала  невысокими перегородками,--были расположены справа от лестницы. Им пришлось повернуть головы, чтобы видеть через широкую арку бар и верхний зал ресторана.
Мыкола в упор смотрел в спину Тамары Совы. Она была палевом платье и коричневой шляпке. Со спинки свисала меховая шубка. Он посмотрел на её спутников. Слева от Тамары развалился бледный мужчина с вытянутым подбородком и крючковатым носом, этакое хищное животное лет сорока. Лицом к ней сидела полная рыжеволосая женщина с широко расставленными глазами. Она смеялась.
Мыкола прошёл вслед за Григорием в кабину. Они сели по разные стороны стола. Мыкола--спиной к залу, ближе к выходу, под укрытием деревянного крыла перегородки.  Пальто он снял, а шляпу снимать не стал.  Подошёл официант.
--Водку,--сказал Микола.
--Виски,--заказал Григорий.
Григорий распечатал пачку сигарет, вытащил одну и, пристально разглядывая ее, процедил.
--Тут вы распоряжаетесь, а я работаю на вас. Но должен сказать: это  не самое удачное место для разговора с ним, разу него есть тут дружки.
--Есть ли?
Григорий сунул сигарету в уголок рта, и она, как дирижерская палочка, задвигалась в такт его словам.
--Ну, раз они его ждут именно здесь, он, наверное, постоянно тут околачивается.
Официант принес заказ. Мыкола сразу же осушил свой и брезгливо пожаловался.
--Только по стеклу размазалось.
--Что правда, то правда,--согласился Григорий, отхлебнул глоток виски. Потом поднес к сигарете спичку, прикурил и сделал еще один глоток.
--Вот что,--сказал Садовничий,--как только он объявится, я его возьму в оборот.
--Ну что ж. Можно и так.--Красивое смуглое лицо Григория было непроницаемо.--А мне что делать?
--Ничего. Я сам справлюсь,--ответил Мыкола и кивнул официанту.
Садовничий заказал двойную порцию водки. Григорий--еще раз виски. Не успели принести виски, как Мыкола осушил свою рюмку.  Григорий, оставив первую рюмку недопитой, начал потягивать из второй. Мыкола заказал еще одну двойную порцию, еще одну, а Григорий все еще допивал свой свиски.
И тут на лестничной площадке появился Анатолий Сулима.
Григорий, все время следивший за входом, увидел и наступил Мыколе на ногу. Садовничий отвел взгляд от пустой рюмки, и в глазах его вспыхнул холодный жестокий огонёк. Он опёрся ладонями о стол и встал. Выйдя из кабины, он подошёл  вплотную к Сулиме.
--Отдавай мои деньги, -- сказал он.
Человек, поднимавшийся вслед за Сулимой, втиснулся между ними и сильно ткнул Мыколу в живот левой рукой. Он был невысокого роста, но плечи у него были тяжёлыми, а кулаки как чугунные гири. Мыкола отлетел к перегородке, скрючившись от боли, колени у него подогнулись, но он не упал. На мгновение он так и застыл. Глаза его остекленели, лицо позеленело. Он пробормотал  что-то неразборчивое и двинулся к лестнице.
Бледный, с непокрытой головой, он, шатаясь, спутился вниз, прошёл через зал, вышел на улицу и остановился на обочине.  Там его вырвало. Потом он влез в такси, которое стояло в нескольких метрах от входа, и велел водителю ехать в укзанный адрес.

                III

У дома с каменными ступенями Садовничий остановил такси. Из распахнутой подвальной двери на тёмную улицу выплескивались шум и свет. Через эту дверь он прошёл в длинную узкую комнату, где два бармена в белых куртках смешивали напитки для десятка людей, сидящих вдоль длинной стойки, а два официанта обслуживали сидящих за сто ликами.
--Пропади я пропадом, да это же Мыкола Садовничий!--воскликнул лысый бармен. Он перелил в высокий бокал какую-то розовую смесь и протянул через стойку мокрую руку.
--Привет, Макс,--откликнулся Мыкола.
 Затем он обменялся рукопожатием с одним из официантов и с толстым краснощеким греком, которого назвал Катарис. Когда со взаимными приветствиями было покончено, Мыкола заявил, что он не прочь заказать выпивку.
--Ни черта подобного!--возмутился Катарис. Он постучал по стойке пустым бокалом.--Не продавай сегодня этому парню ничего, даже стакана воды,--сказал он, когда бармены посмотрели на него. – Всё, что он пожелает,--за счет заведения.
--- Спорить не буду, лишь бы напоили. Двойную порцию водки!
Две девушки в другом конце комнаты поднялись со своих мест и крикнули.
--Ау-у, Мыкола!
--Сейчас вернусь,--пообещал Садовничий и направился к девушкам. Они обняли его, засыпали, познакомили со своими спутниками и усадили за свой столик.
Он сел и в ответ на их вопросы сообщил, что сюда он вернулся на время, а не насовсем и пить будет двойными порциями.
Около трёх часов утра они поднялись из-за стола.  Из бара  они пошли в другой, похожий на первый как две капли воды, и там они уселись за точно такой же столик и пили то же самое, что и прежде. В половине четвёртого один из мужчин встал и ушёл,не попрощавшись. Минут через десять Мыкола, второй мужчина и обе девушки тоже поднялись. На углу они сели в такси и поехали в гостиницу, высадили там второго мужчину с одной из девушек.
Оставшаяся девушка, которую Мыкола называл Любой, повезла его к себе. В квартире было очень жарко. Когда Люба открыла дверь, тёплый  воздух волной рванулся им навстречу. Девушка  сделала три шага, вздохнула и повалилась на пол.
Мыкола закрыл дверь и попытался ее разбудить, но она не просыпалась. С большим трудом он дотащил её до спальни и уложил на покрытую цветастым покрывалом кушетку. Сняв с нее верхнюю одежду, он разыскал одеяло. прикрыл ее и распахнул окно. Потом прошёл в ванную, где его снова вырвало. После этого он вернулся в гостиную, лег, не раздеваясь, на диван и заснул.

               
                IV

Садовничего разбудил телефон, зазвеневший над самой его головой. Он открыл глаза, спустил ноги на пол и огляделся. Увидев телефон, он успокоился и закрыл глаза. Телефон продолжал звонить. Мыкола застонал, заворочался и снова открыл глаза. Высвободив левую руку, он поднес ее к глазам и, притщурясь, посмотрел на часы. Стекла на циферблате не было, и стрелки остановились на без двенадцати минут двенадцать. Еще поворочавшись, он устроился на левом боку, подсунув под голову согнутую в локте левуб руку. Телефон продолжал звонить. Мыкола огляделся втоскливыми мутными глазами. В комнате горел свет. Через открытую дверь он видел укутанные одеялом  ноги Любы..
Он  снова застонал и приподнялся, приглаживая рукой растрепавшиеся темные волосы, сжимая виски ладонями. Его губы пересохли и потрескались. Он  провел по ним языком и скорчил гримасу. Затем встал, покашливая, снял перчатки и пальто, бросил их на диван и прошел в ванную. Выйди из ванной, Садовничий подошел к кушетке и посмотрел на Любу. Она спала тяжелым сном, уткнувшись лицом в подушку. Одна ее рука в голубом рукаве была закинута высоко над головой. Телефон перестал звонить. Мыкола поправил галстук и вернулся в гостиную.
На столике между двумя креслами в открытой коробке лежали три сигареты  с золотым пояском. Он взял одну, пробормотал без тени юмора: «Пижонство»,--нашёл спички, закурил и направился в кухню. Там он выжал в высокий бокал сок из четырёх апельсинов и выпил. Потом он сварил и выпил одну за другой две чашки. Когда он выходило из кухни, раздался безнадёжно унылый голос Любы:
--Где Сэм—Она слегка приоткрыла один глаз.
Мыкола подошёл к ней.
--Кто такой Сэм?--спросил он.
--Парень, с которым я была.
--А разве ты была с парнем? Откуда мне знать?
Она зевнула так, хрустнули челюсти.
--Который теперь час?
--Этого я тоже не знаю. Утро, наверное. 
Она потёрлась лицом о подушку.
Хороша же я! Вчера обещала выйти за него замуж а потом бросила, чтобы притащить к себе первого попавшегося пьянчугу.—Она сжала в кулак и снова разжала затёкшyю руку. -- А может, я и не дома.
--Во всяком случае, ключ от этой квартиры был у тебя.—Ответил Мыкола-- Хочешь апельсинового соку и кофе?
--Ничего на свете не хочу, только умереть. Можешь  ты уйти, Мыкола, и никогда больше не врзвращаться?
--Мне это будет тяжело,--раздражённо сказал он, -- но я попробую.
Он надел пальто, натянул перчатки, вынул из кармана помятую темную кепку, нахлобучил её на голову  и вышел.
               
                V

Полчаса спустя Мыкола Садовничий был в своей гостинице и стучался в дверь 734--го номера. Через некоторое время из-за двери раздался сонный голос  Григория.
--Кто там?
--Садовничий
--А-а-а, сейчас. --- Восторга в голосе не слышалсь. Григорий открыл дверь и зажег свет. На нём была пижама в зеленую крапинку, из-под которой вылезали  босые ноги. Глаза у него были заспанные, лицо раскрасневшееся и припухшее от сна. Он зевнул и снова лег в кровать, вытянувшись на спине и уставившись в потолок. Потом спросил без особого интереса
--- Как вы себя чувствуете сегодня?
Мыкола захлопнул дверь. Он стоял около кровати, мрачно взирая на лежащего в постели человека.
--Что произошло после моего ухода? – спросил он.
--Ничего не произошло.--Григорий  снова зевнул.—А может вы хотите узнать, что делал я?—Он не стал дожидаться ответа. -- Я тут же ушел и болтался на противоположнгой стороне улицы, пока они не вышли. Сулима и девица эта, и тот парень, что вам двинул. Они вышли вместе и отправились к бару на  улице Цветной. Сулима там окопался под именем Виктор Самойлов--номер девятьсот тридцать восемь. Я проторчал на улице до начала четвертого, па потом смылся. Они всё ещё там оставались, если, конечно, они меня не обдурили.--Он мотнул головой в сторону кресла, стоящего в углу. --Вон ваша шляпа. Я  подумал, может, она вам еще пригодится.
Мыкола прошёл в угол комнаты, взял с кресла шляпу, которая была ему маловата и надел ее, а мятую кепку засунул в карман пальто.
--Если хотите выпить, на столе есть виски,--заметил Григорий.
--Нет, спасибо,-- сказал Мыкола.--У тебя есть пистолет?
Григорий отвёл взгляд от потолка. Он сел на кровать, потянулся, в третий раз широко зевнул и спросил.
--А что вы намерены предпринять?
Казалось, он спрашивал  просто из вежливости. 
--Собираюсь повидаться с Сулемой.
Григорий обхватил колени руками и замер гна месте, уставившись на спинку кровати. Затем он медленно  произнес.
--Мне кажется, вам этого делать не следует. Во всяком случае, сейчас.
--Нет, следует, и именно сейчас,--ответил Мыкола.
Тон его заставил Махно поднять глаза. Мыкола  выглядел больным. Лицо его было желтовато-серого цвета. Мутные глаза с красными ободками век так опухли, что почти не было видно белков. Сухие, как будто обветренные губы сильна распухли.
--- Всю ночь не спали?---спросил Махно.
--Немного подремал.
--Перебрали?
--Да. Так как насчет пистолета?
Григорий высунул ноги из-под одеяла и опустил их на пол. 
--Почему бы вам сначала не выспаться? А потом пойдем к нему. Сейчас вы не  в  форме.
--Пойду сейчас,--повторил Садовничий.
--Ну ладно,--сказал Григорий,--- только зря вы это затеяли. Они не какие-нибудь мальчики, чтобы идти против них в таком состоянии. Они люди серьезные.
--Где пистолет?--повторил Садовничий.
Григорий встал и начал расстегивать пижаму.
 --Дай пистолет и валяй спи дальше. Я ухожу.
Григорий застегнул расстёгнутую было пуговицу и снова забрался в постель.
--Пистолет в шкафу на верхней палке. Там же и патроны, если они вам нужны. -- Он повернулся на бок и закрыл глаза.
Мыкола нашёл пистолет, сунул его в задний карман, кинул:» Жо скорой»,--погасил свет и вышел.

                VI

Квадратный, выкрашенный желтой краской многоквартирный дом занимал почти целый квартал. Мыкола Садовничий вошёл в холл, назвал себя и сказал, что хочет поднятся к пану Сулиме. Пять минут спустя он вышел из лифта и зашагал  по длинному коридору к  открытой двери, в которой стоял Анатолий Сулима.
У низкорослого жилистого Сулимы была несоразмерно большая голова. Длинные, пышные, подвитые волосы делали её ещё больше, создавая впечатление физического уродства. Глубокие борозды морщин разрезали его лоб и сбегали от крупного носа к широкому тяжелому подбородку. Только глаза  у него были маленькие. Одну щеку  украшал розовытый шрам. Его синий костюм был тщательно отутюжен. Никаких драгоценностей он не носил.
Анатолий стоял в дверях, саркастически улыбаясь.
-- Доброе утро,--приветствовал он Садовничего.
--Мне нужно поговорить с тобой, Анатолий,--ответил Мыкола.
--Я уже догадался об этом. Как только мне снизу сообщили, что ты поднимаешься, я сразу сказал себе: «Держу пари, он хочет со мной поговорить».
На желтом, отекшем лице Мыколы не дрогнул ни один мускул. Он молчал. Сулима еще шире ухмыльнулся.
--Ну, что же ты стоишь, мой мальчик? Входи, входи!-- пригласил он и сделал шаг в сторону.
Дверь вела в маленькую прихожую. В комнате он увидел Тамару Сову и того человека, который его ударил. Они упаковывали дорожные чемоданы, но прервали свое занятие, чтобы посмотреть на него. Мыкола вошел. Сулима захлопнул дверь в коридор и сказал
 --Наш Малышка очень скор на расправу, а ты вчера так неожиданно налетел на меня, что он и подумал, будто ты нарываешься на неприятность, понял? Я его потом отругал. Так что, если ты его хорошенько попросишь, он может и извиниться.
Малышка Кид что-то сказал вполголоса Тамаре, которая злобно посмотрела на Мыколу. Она ответила, ехидно рассмеявшись.
--Да, джентльмен до кончиков ногтей.
-- Входите, пан Садовничий,--продолжал Сулима,--вы уже со всеми знакомы, не правда ли?
Мыкола прошел в комнату.
--Как брюхо?--полюбопытствовал Малышка.
Садовничий ничего не ответил.
--Вот те и на! Ты же сказал, что пришел сюда поговорить, а сам рта не раскрываешь. Ну и дела!--воскликнул Сулема.
 --Я хочу поговорить с тобой,--сказал Мыкола.--На только разве нужно этим людям присутствовать при нашем разговоре?
--Мне--нужно. Тебе--нет. Если они тебе мешают, уходи. Тебя никто не держит,--ответил Сулемиа.
--У меня к тебе дело.
--Ах да! Ты говорил что-то о деньгах.
Сулима с улыбкой повернулся к Малышке.
--Ведь он  говорил что-то о деньгах, Малышка, а?
Малышка сделал несколько шагов и встал у входной двери.
--Да, говорил, только я не помню что,--ответил он сиплым, надтреснутым голосом.
Мыкола снял пальто и бросил его на спинку большого кресла. Затем он опустился в это кресло и сунул за спину шляпу.
--На этот раз я пришел по другому делу. Я... постой минутку.--Он вынул из внутреннего кармана пиджака документ, развернул его, пробежал глазами и продолжал.--Я здесь в качестве специального следователя окружной прокуратуры.
На какую-то долю секунды веселый блеск в глазах Сулимы погас, но он тут же нашелся.
--Ого, да ты вышел в люди! Когда я тебя видел в последний раз, ты ходил у Остапа в холуях.
Мыкола сложил документ и сунул его обратно в карман.
--Ну что ж, давай,--продолжал Сулима.--Покажи нам, как это делается.
Он уселся лицом к Мыколе и покачал своей огромной головой.--Уж не хичешь ли ты сказать, что приехал во Львов из-далека только затем, чтобы расспросить меня об убийстве Игоря Братченко?
--Да.
--Очень жаль. Мог не утруждать себя.--Сулима широким жестом указал на лежащие на полу чемоданы.--Как только Тамара сообщила мне, что произошло, я начал собираться, чтобы вернуться назад и посмеяться над вашей провокацией.
--Провокацией? Это ты Тамаре скажи! Она дала полиции эти сведения,--ответил Садовничий. 0н сидел, лениво развалясь в кресле, одну руку держа за спиной.
--Еще бы,--вмешалась Тамара сердито,--а что мне было делать, когда этот подонок их ко мне прислал?
--Тамара, конечно, дура безмозглая, но те векселя ничего не значат,--сказал Сулима.--Они...
--Это я-то дура?--взвизгнула Тамара.--А кто примчался сюда, чтобы предупредить тебя? И это после того, как ты сбежал со всем, на что мог наложить свои вонючие лапы...
--Вот именно,--с любезной улыбкой подтвер Сулима.--Твой приезд и доказывает, что ты дура. Ты его на меня навела.
--Вот оно что? Раз ты так, я ничуть не жалею, что отдала полиции эти расписки. Ну, что ты на это скажешь?
--Я тебе все скажу, подожди только, пока гости уйдут,-- ответил Сулима и снова обратился к Мыколе. — Значит, честный Остап Ярошенко решил отдать  меня на съедение, да?
Мыкола улыбнулся.
--Улики против тебя никто не подтасовывает, Анатолий, и ты это знаешь. Тамара дала нам ниточку, а остальное мы уж сами распутали.
--У  вас только и есть, что те бумажки, которые она дала? Ведь больше ничего нет?
--У нас мноого чего есть.
--Например?
Садовничий снова улыбнулся.
--Я   мог бы много тебе порассказать, Анатолий, но что-то нет, настроения.
--Ерунда!
От дверей донесся сиплый голос Малышки.
--Давай спустим этого болвана с лестницы-- ехать пора!
--Обожди.--Сулима нахмурился и снова обратился к Садовничему.
--Есть ордер на мой арест?
--Да я не...
--Да или нет?
Сулимак уже не шутил.
--Насколько мне известно, нет,--медленно проговорил Мыкола.
Сулима резко отодвинул кресло и поднялся.
--Тогда убирайся к чертям собачьим, и живо, а не то я спущу на тебя Малышку.
Мыкола встал. Он взял пальто, перебросил его через руку, вынул из кармана измятую кепку и, держа ее а другой руке, серьезно заметил.
--Ты еще пожалеешь.
Медленно, с достоинством он вышел из квартиры. Вслед ему раздался сиплый смех Малышки и пронзительное улюлюканье Тамары.

                VII


Выйдя из дома Мыкола бодро зашагал по улице. И хотя лицо его было по-прежнему усталым, но глаза весело блестели, а темные усики вздрагивали в едва заметной улыбке. На первом же углу он лицом к лицу столкнулся с Григорием.
--Ты что здесь делаешь?--спросил он.
--Насколько мне известно, я все еще работаю на вас , вот и пришел посмотреть, нет ли здесь для меня дела.
--Прекрасно! Добудь такси. Они собираются смыться.
--Есть,--ответил Григорий и отошел.
Мыкола остался на углу. Отсюда были видны центральный и боковые подъезды дома, где расположился Сулима. Вскоре вернулся Григорий с такси. Мыкола сел в машину  и объяснил водителю, где встать.
--Что вы  с ними сделали?--спросил Григорий, когда  машина остановилась.
--Да так, ничего особенного.
--А-а,-а.
Прошло десять минут.
--Смотрите,--сказал Григорий, указывая пальцем на такси,  остановившееся у одного из боковых подъездов дома. Сначала из подъезда вышел Малышка с двумя чемоданами. Когда он сел в такси, выбежали Сулима и девушка. Машина тронулась. Григорий объснил водителю, как ехать. Они поехали вслед за первой машиной. Их путь лежал по залитым утренним солнцем улицам. После многочисленных поворотов  и   петляний первая машина наконец остановилась на улице Освободителей, у старого особняка из бурого некрашенного кирпича. И снова Малышка вышел первым. Он посмотрел направо, налево, подошел к двери дома, отпер ее, затем вернулся к такси. Сулима и девушка быстро вышли из машины и прошли в дом. Малышка с чемоданами проследовал за ними.
--Оставайтесь в машине,--бросил Мыкола Махно.
--Что вы собираетесь делать?
--Попытать счастья.
Григорий покачал головой.
--Не тот район. Опять нарветесь на неприятности.
 --Если я выйду с Сулимой, сматывайся. Достань другую машину и возвращайся к дому откуда мы уехали. Держи его под наблюдением. Если я не выйду, решай сам, что делать.
Мыкола открыл дверцу и вылез. Он весь дрожал от возбуждения. Глаза у него блестели. Он отмахнулся от Григория, который, высунувшись из окошка, пытался что-то еще сказать ему, и быстро пересек улицу. Поднявшись на крыльцо, он нажал на ручку двери. Ручка легко поддалась. Дверь не была заперта. Он открыл ее и вошел, вглядываясь в полумрак  неосвещенного вестибюля.
Дверь за ним захлопнулась, и на его голову опустился кулак Малышки. Удар сбил с него кепку и отшвырнул его к стене. Мотая головой, он осел, и второй удар пришелся по стене над его головой. Ощерившись, Миыкола  ударил Малышку кулаком в пах. Короткий, резкий удар заставил того охнуть и отступить, так что Мыкола успел подняться и подготовиться к следунощей атаке.
Неподалёку стоял,  прислонившись к стене, Сулима--рот  его растянулся в хищной гримасе, глазки сузились.
--Врежь ему, Малышка, врежь ему...--подзуживал он вполголоса. Тамары Сова видно не было.
Следующие два удара Малышки  пришлись Мыколе в грудь. Прижатый к стене, он закашлялся. От третьего, направленного в лицо, ему удалось увернуться. Выставив вперёд руку, Мыкола оттолкнул Малышку и ударил его ногой в живот. Тот взревел от ярости и  бросился на Мыколу, размахивая кулаками, но Садовничий выдвинул плечо вперед и ногой отбросил Малышку в сторону. На этот раз Мыкола успел сунуть руку в задний кариан и вытащить пистолет. Ему некогда было целиться,-- он, едва приподняв руку, нажал на спусковой крючок и угодил Малышке в правое бедро.
Малышка взвизгнул и упал на пол. На Мыколу смотрели налившиеся кровью испуганные глаза. Он отошел от него, сунул левую руку в карман и кивнукл Сулиме.
--Ну-ка выйдем на улицу, я хочу поговорить с тобой.
Выражение лица у него было решительное. Наверху послышались шаги. Где-то вдалеке хлопнула дверь, и в конце коридора раздались взволнованные голоса. Однако в вестибюль никто не вышел.
Сулима смотрел на Мыколу не мигая, как зачарованный... Потом, не говоря ни слова, перешагнул через лежащего на полу Малышку и вышел первым. Прежде чем последовать за ним, Садовничий опустил пистолет в правый карман.
--К тому такси,--сказал он Сулиме, указав на машину, из которой уже вылезал Григорий. Когда они сели, он велел водителю трогать.
--Поезжайте пока прямо, а там я скажу.
Наконец к Сулиме вернулся дар речи.
--Это грабеж,--просипел он.--Я тебе все, что скажешь, потому что я не хочу умирать, но это грабеж.
Мыкола неприятно рассмеялся и покачал головой.
--Не забудь, что я вышел в люди и получил какой  ни на есть пост в окружной прокуратуре.
--Но ведь против меня не выдвинули обвинения. Меня не разыскивают. Ты сам сказал...
--У меня были причины не говорить тебе правду. Тебя разыскивают.
—За что?
--За убийство Игоря Братченко.
--Ах это? Да я, черт возьми, готов вернуться, если дело только в этом. Что у вас есть на меня? У меня были его векселя, это точно. И уезжал я в ту  ночь, когда он был убит, точно. И когда он отказался платить, я припугнул его, точно. Но ведь от обвинения, построенного на таких уликах, любой мало-мальский толковый адвокате оставит камня на камне. Гоподи, да раз я положил расписки в сейф еще до девяти тридцати, как показала Тамара, разве это не доказательство, что в ту ночь я и не собирался получать с него долг?
--Нет. А кроме того, у нас есть против тебя еще кое-что.
--Больше ничего быть не может,--убежденно  сказал Сулима.
Мыкола усмехнулся.
--Ты ошибаешься, Анатолий. Помнишь, я был в шяпе, когда пришел к тебе?
--Вроде да.
--Помнишь, я вынул кепку из кармана пальто, когда уходил?
В глазах Сулимы мелькнули страх и замешательство.
--Вот черт! Ну и что? Куда ты гнешь?
--Я ищу улики. Ты не обратил внимания, что шляпа была мне мала?
Голос Сулимы стал хриплым.
--Я не заметил. Ради Бога, Мыкола, что ты имеешь в виду?
А то, что шляпа эта не моя. Ты знаешь, что ту шляпу, которая была на Игоре, когда его убили, не нашли?
--Я не знаю. Я ничего не знаю о Братченко.
--Вот я тебе и объясняю. Та шляпа, что была намне сегодня утрам,--шляпа Братченко. А теперь она запрятана между сиденьем и спинкой кресла квартире у Махно. Как ты думаешь, этого хватит плюс к тому, что у нас против тебя уже есть, чтобы посадить тебя на электрический стул?
Из горла Сулимы готов был вырваться панический вопль, но Садовничий закрыл ему рот ладонью и рявкнул в самое уха.
--Тихо!
По лицу Сулимы заструился холодный пот. Он прижался к Мыколе, схватил его за лацканы пальто и залепетал.
 --Послушай, Мыкола, не продавай меня. Я огтдам тебе все деньги, которые должен. С процентами. Только не делай этого. Я ведь не хотел тебя обмануть, ей-богу! Просто у меня были затруднения с деньгами, и  я решил одолжить немного из твоих. Ей-богу. У меня сейчас всей суммы нет, но я продалка камешки Тамары и сегодня должен получить за них. Я верну тебе деньги, все до последнего цента. Сколько я тебе должен,  Мыкола? Я все тебе отдам сегодня же утром.
Мыкола оттолкнул Коротышку, так что тот отлетел в противоположный угол, и сказал.
--Десять тысяч долларов.
Двадцать тысяч долларов. Ты их получишь. Все  до последнeго цента. Сегодня же. Сейчас же.--Сулима посмотрел на часы.--Да, да, сейчас же. Как только доедем. Старик уже у себя. Только ты скажи, Мыкола, что ты меня отпускаешь. Ради старой дружбй.
Мыкола задумчиво потирал руки.
--Я не могу тебя отпустить. Вао всяком случае сейчас. Я ведь служу в прокуратуре. А тебя разыскивают, чтобы допросить. Так что разговор может идти только о шляпе. Вот моё предложение: отдай мне мои деньги, а я уж позабочусь, чтобы никого в комнате не было, когда я её обнаружу. И никто ничего не узнает. Иначе я постараюсь, чтобы при этом присутствовала  вся киевская милиция в полном составе. Вот так. Хочешь--соглашайся, не хочешь--не надо.
--Божемой,--застонал Анатолий, — скажи ему, пусть везёт нас к4 старику Митяю, на...














               
                Глава третья 



Из киевского поезда Мыкола Садовничий вышел совсем другим человеком--цветущим и жизнерадостным. Только впалая грудь несколько портила впечатление. Ясноглазый и стройный, он прошёл через зал ожидания, пружинистой походкой, помахал рукой знакомой девушке в справочном бюро и вышел на улицу.  В ожидании носильщика он купил газету. В такси по дороге домой он открыл ее и увидел на первой же полосе:
            
                «УБИТ ВТОРОЙ БРАТ
Марат Корбан был убит неподалеку от того места, где погиб его брат.
Не прошло двух недель, как в доме Корбанов вновь розыгралась трагедия. Вчера  ночью был застрелен Марат Корбан, 31 год. Смерть настигла его за квартал до того места, где он был свидетелем гибели своего брата Степана, сбитого машиной, принадлежавшей, как предполагают, торговцами водкой.
Марат Корбан, работавший официантам в кафе, возвращался домой после полуночи, когда его, как утверждают свидетели этой второй трагедии,  догнал чёрный лимузин, несшийся на большой скорости. Когда он поравнялся с Маратом, раздались выстрелы. Марат упал, сраженный восемью пулями, и умер, прежде чем к нему успели подбежать. Машина с убийцами, не останавливаясь, набрала скорость и скрылась за углом. Разноречивые показания свидетелей затрудняют розыски машины. Сидящих в ней людей никто не разглядел.
Единственный из братьев, оставшийся в живых, Богдан Корбан, который  также был свидетелем гибели Степана, не знает, почему убили Марата. Он заявил, что ему неизвестно были ли у него враги. Пани Мария Гужма, проживающая в доме и которая должна была обвенчаться с Маратом на будущей неделе, также не могла назвать никого, кто желал смерти её жениху.
Корней Москаленко, задержанный по подозрению в том, что он вел машину, которая случайно сбила Марата, отказался дать интервью репортёрам, которые пришли в его камеру в городской  тюрьме, где он  содержится до суда».
Садовничий медленно сложил газету и сунул ее в карман пальто. Только стиснутые губы и горящие глаза выдавали его волнение. Забившись в угол машины, он вертел в руках незажжённую  сигару. Дома он, не раздеваясь, быстро подошёл к телефону, набрал один за другим четыре номера и каждый  раз спрашивал: нет ли здесь Остапа Ярошенкои где можно его найти? После четвертого звонка он отказался от своих попыток.
Опустив трубку, он вынул сигару, закурил, но тут же положил ее на край стола и взялся за телефон.  Позвонив в городскую администрацию, он он попросил соединить его с областным прокурором. Ожидая ответа, он подтянул ногой стул, сел и поднес сигару ко рту. Наконец ему ответили.
--Алло,--сказал он,--можно попросить пана Гладуша? Мыкола Садовничий.... Д. Спасибо.—Он  затянулся и медленно выпустил дым. --Аллоl  Гладуш? Вернулся несколько минут назад... Да. Могу я ссейчас с вами повидаться? Так. Остап вам говорил об убийстве Корбана. Ага, вы не знаете, где он? Так вот, есть одно дельце, которое я хотел бы с вами обсудить. Ну, скажем, через полчаса... Есть.
Он положил сигару, встал и подошел к столику у двери, нет ли ему писем. На столике лежали несколько журналов и девять писем. Он быстро просмотрел конверты не открывая, бросил их обратно на столик, разделся в спальне и прошел в ванную, где побрился и принял душ.

               



               

                II


Прокурор Эдуард Гаврилович Гладуш был грузный человек лет сорока. Над  его красным лицом, никогда не терявшим драчливого выражения, торчала щетка коротких волос. Он сидел за большим письменным столом, на полированной поверхности которого стояли только телефон и письменный прибор из зелёного оникса, украшенный нагой женской фигурой из металла, держащей в поднятых руках самолетик. По обе стороны фигурки лихо торчали черные и белые шариковые ручки.
Гладуш обеими руками пожал руку Мвколы Садовничего и усадил его в кожаное кресло. Раскачиваясь на стуле, он спросил.
--Хорошо съездили?
Сквозь дружелюбный блеск его глаз глядывало любопытство.
--Ничего,--ответил Садовничий.--Я насчёт Марата Корбана. Теперь, когда его пристукнули, как стоит дело с Богданом Корбаном?
Гладуш вздрогнул, но быстро сделал вид, что  усаживается поудобнее.
--По-моему, это ничего не меняет,--сказал он.--Ведь остался еще третий брат, который  может дать показания против Москаленко.—Он разглядывал угол письменного стола, явно избегая встретиться глазами с Садовничим.--А почему вы спрашиваете? У вас есть какие-нибудь соображения?
Мыкола не отрывал взгляда от лица Гладуша.
--Просто поинтересовался. Да, раз другой брат сможет опознать Корнея, значит, все в порядке. 
Гладуш ответил, по-прежнему не поднимая головы.
--Конечно.--Он тихонько раскачивался на стуле. Его полные щеки дрожали, как желе. Потом он откашлялся, встал и, посмотрев Мыколу дружелюбно, сказал.--Обождите минутку, мне нужно тут кое-что сделать. Они все забудут, если я перестану  наступать им на пятки. Не уходите, я хочу поговорить с вами о Сулиме. —
--Можете не спешить,--пробормотал  Мыкола вдогонку прокурору.
 Все пятнадцать минут, пока Гладуш отсутствовал, он спокойно курил.
Гладуш  вернулся хмурый.
--Очень сожалею, что мне пришлось вас покинуть,--сказал он  и снова сел. У нас тут работы невпроворот. Просто  вздохнуть некогда. Если так будет продолжаться...--Он развел руками.
--Ничего, ничего, не беспокойтесь. Есть какие-нибудь новости с убийством Игоря Братченко?
--Пока ничего. Как раз об этом я и хотел у вас спросить...Насчет Сулимы...--Гладуш снова отвёл глаза от Мыколы.
Насмешливая улыбка незаметно для собеседника уголки рта Мыколы и тут же исчезла. Он сказал:
--Если разобраться, улики-то все липовые.
Гладуш медленно кивал, не отрывая глаз от письменного стола.
--Может быть,  но ведь он удрал из города в ту самую ночь. Это подозрительно.
--У него были на то  особые причины,--сказал Садовничий,-- весьма основательные.--Тень улыбки снова появилась и исчезла.
Гладуш опять закивал, словно ему хотелось, чтобы его убедили.
--А вы не допускаете, что это он убил Братченко?
Мыкола ответил небрежно:
--Думаю, что он тут ни при чем. Но такая возможность всегда существует. И у вас достаточно оснований, чтобы егозадержать, если захотите.
Прокурор поднял голову и посмотрел на Мыколу. Смущенно улыбнувшись, он пробормотал.
--Если я сую нос не в свое дело, можете послать меня к чертовой матери. Но почему, ради Бога, скажите вы мне, Остап отправил вас во Львов за Сулимой?
Мыкола ответил не сразу. Он задумался. Потом пожал плечами.
--Остапе не отправлял меня, он разрешил мне поехать.
Гладуш молчал. Садовничий затянулся, продолжал.
-- Сулима надул меня и удрал с моими деньгами. Это чистая случайность, что Игорь Братченко был убит в тот самый день, когда моя лошадь пришла к финалу первой. А я поставил на нее тысячу долларов.
--Хорошо, хорошо,--быстро проговорил Гладуш.--Меня ваши с Остапом дела не касаются. Я, видите ли, не очень уверен, что Сулима не повстречал Братченко на улице и не  случайно пристукнул его. Во всяком случае, я думаю его задержать на некоторое время.--Его толстые губы скривила подобострасная улыбка.--Не думайте, что я сую нос в дела Остапа или в ваши, но...--Его багровое лоснилось от пота. Внезапно их нагнулся, выдвинул ящик стола,  зашуршал там бумагой и протянул Мыколе маленький белый конверт, вскрытый с одного края.-- Вот.—Голос его стал хриплым.--Посмотрите и скажите, что вы об этом думаете. Может, эта просто вздор?
Садовничий взял конверт, но не стал его разглядывать. Его глаза, ставшие холодными и блестящими, продолжали смотреть на прокурора на прокурора. Лицо Гладуша побагровело еще сильнее; он миролюбиво поднял мясистую руку и заговорил.
--Я не придаю этому никакого значения,  но....всякий раз, когда что-нибудь случается, мы получаем кучу разной ерунды. В общем, прочтите и скажите.
Выждав мгновение, Мыкола отвел глаза от лица Гладуша и посмотрел на конверт. Адрес был напечатан на машинке:
             Пану Гладушу
             прокурору, городская мэрия, лично.
Штемпель на конверте показывал, что письмо   было отправлено впрошлую субботу. Внутри на листке белой бумаги было три фразы, без обращения и без подписи:
 
«Почему, после того как Игорь Братченко был убит, Остап Ярошенко украл одну из его шляп? Куда девалась шляпа, которая была на Братченко  в момент убийства? Почему человека, который утверждает, что  первым обнаружил труп Игоря, взяли к вам на службу?».
Садовничий сложил бумажку, сунул ее обратно в конверт, бросил конверт на стол и разгладил усики ногтем большого пальца. Устремив на прокурора бесстрастный взгляд,   он заговорил с ним столь же бесстрастным тоном.
 --Ну и что?
Щеки Гладуша опять задрожали. Он пытался нахмуриться, но в его глазах светилась немая мольба.
 --Ради Бога, Мыкола,--сказал он проникновенно,--не думайте, что я придаю этому какое-то значение. Нам приносят тюки таких писем каждый раз, когда что-нибудь происходит. Я просто хотел показать его вам.
--Значит, все в порядке, по крайней мере до тех пор, пока вы так к этому относитесь,--сказал Садовничий. Глаза его оставались бесстрастными, голос тоже.--Вы Остапу об этом говорили?
--О письме? Нет, я его еще не видел. Да оно  ведь и пришло-то только сегодня утром.
Микола взял конверт со стола и сунул его во внутренний карман пиджака. Прокурор проводил письмо затравленными глазами, но ничего не сказал,
Спрятав письмо, Мыкола вынул из другого кармана тонкую, крапчатую сигару и сказал.
 --На вашем месте я бы ему ничего не говорил. У него из без того хватает неприятностей.
--Конечно, конечно,--подхватил Гладуш, прежде чем Садовничий успел закончить фразу.
После этого оба замолчали. Гладуш снова уставился ына угол стола, а Мыкола задумчиво смотрел ему в лицо. Молчание было преровано мягким жужжанием телефонного аппарата. Гладуш снял трубку.
--Да, .. да...--Его нижняя челюсть медленно поползла вперед, багровое лицо пошло пятнами.—Не может быть!--прорычал он.--Возьмите этого ублюдка и устройте ему очную ставку. Если он и тогда не  признается, мы возьмемся за него по другому... Да, валяйте.--Он с силой швырнул трубку на рычаг посмотрел на Мыколу взбешенными глазами.
Мыкола замер с сигарой в одной руке и горящей зажигалкой  в другой. Глаза его заблестели, он провел языком по губам и усмехнулся.
--Что-нибудь новенькое?--спросил он ласково.
В голосе прокурора звучала ярость.
--Это Марата третий брат, который опознал Москаленко. Когда мы разговаривали, я подумал о нём и послал к нему людей спросить, может ли он опознать его еще раз. А он, сукин сын, видите ли уже не уверен!
Мыкола кивнул, словно он это предвидел.
--Что же теперь будет?
--Ничего у него не выйдет!--прорычал Гладуш.--Он его уже один раз опознал, и ему придется повторно сделатьэто перед судьями. Его сейчас приведут, я с ним побеседую, а к тому времени, как я с ним покончу, он у меня шелковым станет.
--Вот как? А если нет?
Письменный стол прокурора задрожал под ударами его кулака.
--Станет!
На Мыколу это, очевидно, не произвело впечатления. Он поднес зажигалку к сигаре. Вы пустил изо рта струйку дыма, он спросил весело.
--Я тоже так думаю. А вдруг нет? Вдруг он посмотрит на Кирилла и скажет: «Я не уверен, что это он»?.
Гладуш снова стукнул кулаком по столу.
--После того как я с ним поработаю, не скажет. После этого он сможет только встать перед присяжными и сказать: «Это он».
Уже без тени юмора, спокойно и устало, Садовничий сказал.
--Он откажется от своего первого покаэания. Вы это знаете, и тут ничего не поделаешь. Ведь правда? Это дело  у вас не выгорит. А это значит, что ваше обвинения против Кирилла Москаленко провалилось. Вы нашли улики там,  где он их вам  оставил, но доказать, что именно он вел машину, когда она сбила Марата Корбана, можно было только при помощи показаний двух братьев. Ну так вот, раз Степан убит, а Богдан боится говорить, это дело не выгорит, и вы это знаете.
--Вы что, думаете, я так и поддамся?--заорал Гладуш.
Мыкола решительным жестом остановил его.
--Поддадитесь вы или нет, все равно вы погорели? Ясно?
--Ясно? Мне вот что ясно: я--прокурор этого города и этой области! И я...--Гнев Гладуша погас так же внезапно, как вспыхнул. Он откашлялся, проглотил слюну. Воинственное выражение в его глазах сменилось сначала замешательством, а потом и страхом. Он перегнулся через стол, слишком взволнованный, чтобы скрыть это, и сказалю
--Конечно, если вы... если Остап, то есть я хочу сказать, что если есть какие-нибудь причины, почему не следует... Вы же знаете... тогда мы можем замять это дело.
Неприязненная усмешка тронула уголки рта Мыколы, глаза поблескивали сквозь сигарный дым. Он медленно покачал головой и сказал подчеркнуто любезным голосом.
--Нет, Эдуард Гаврилович, что вы, никаких причин нет. Остап обещал освободить  после выборов. Хотите--верьте, хотите--нет, Остап никого не велел убивать. И даже если бы он это сделал, то уж, не ради Москаленко. Он того не стоит. Нет, Гладуш, никаких причин нет. Мне бы не хотел чтобы вы так думали.
--Я вас умоляю, Мыкола, поймите меня правильно,-- запротестовал Гладуш. --- Вы очень хорошо знаете, что  в городе нет другого человека, который так стоял бы за Остапа, за вас, как я. Вы это знаете. Я ведь к такого не хотел сказать. Вы должны понять, что гда можете рассчитывать на меня.
--Вот и прекрасно,--сказал Садовничий без прежнего энтузиазма и встал.
Гладуш тоже встал, вышел из-за письменного стола и протянул Мыколе свою красную мясистую руку.-- Куда же вы торопитесь? — спросил он.-- Почему вам не остаться здесь и не посмотреть, как будет вести себя Богдан Корбан, когда его приведут. Или..--Он посмотрел на часы.--Что вы делаете сегодня вечером? Не хотите пообедать со мной?
--К сожалению, не могу,--ответил Мыкола. –Мне  надо идти. —Он позволил Гладушу потрясти себя за руку и в ответ на настоятельную просьбу прокурора  заходить почаще и предложение как-нибудь встретиться ответил: «Да, конечно» — и вышел.

                III

Семён Павлюченко стоял возле конвейера, когда вошёл Мыкола Садовничий. Он работал бригадиром на фабрике деревянной тары. Семён сразу же увидел Мыколу и, помахав ему рукой, пошел навстречу по центральному проходу. По фарфорово-голубым глазам Семёна и круглому лицу было видно, что он не слишком доволен.
 --Привет, Семён,--сказал Мыкола, полуобернувшись к двери, чтобы избежать необходимости пожать протянутую руку или нарочно ее не заметить.--Уйдём отсюда, здесь слишком шумно.
Семён что-то ответил, но его слова потонули в грохоте стучащих по гвоздям молотков. Они подошли к открытой двери, через которую вошел Мыкола. За дверью была широкая деревянная площадка, от кототой вели вниз дощатые ступеньки. Они остановились на площадке, и Садовничий спросил.
--Ты знаешь, что одного из свидетелей по делу твоего брата вчера убили?
--Д-д-д-а, я ч-ч-читал в газете.
--Ты знаешь, что другой теперь не уверен, что  может опознать Кирилла?
--Н-н-нет, эт-того я не знал.
--Если он его не опознает, Кирилла отпустят,--сказал Мыкола.
--Д-да.
--Что-то ты не радуешься!
Павлюченко вытер лоб рукавом рубашки.
--Я оч-ч-чень рад. Клянусь Б-б-богом, я оч-ч-чень рад.
--Ты знал Марата Корбана? Того, которого убили?
--Н-н-нет, я только о-д-дин раз ходил к н-н-нему п--просить за Кирилла.
--Что он ответил тебе?
--Отк-к-казал.
--Когда это было?
Семён переступил с ноги на ногу и снова обтер лицо рукавом.
--Д-д-ва или т-т-три дня назад.
--А ты не знаешь, кто мог его убить?--спросил Мыкола тихо.
Павлюченко покачал головой. Садовничий с минуту задумчиво смотрел мимо Семёна. Шум гвоздильных машин вырывался из двери, со второго этажа доносилось жужжание пил. Павлюченко глубоко вздохнул. Мыкола с сочувствием заглянул в фарфорово-голубые глаза. Наклонившись к Павлюченко, он спросил.
--У тебя все в порядке, Семён? Я хочу сказать, что обязательно найдутся люди, которые подумают, что это ты убил Марата, чтобы спасти брата. У тебя есть...
--Я б-был в к-клубе весь вечер, с в-восьми д-до д-двух ночи,-- ответил Семён Павлюченко так быстро, как ему позволяло заикание.—Павло Нужный, и Беня Колукн, и Вася Крест  могут п-подтвердить.
Мыкола рассмеялся.
--Тебе повезло, Семён,--сказал он весело.
Он повернулся спиной к Павлюченко и спустился по дощатым ступенькам на улицу, не ответив на дружелюбное:» До свидания, Мыкола».


                IV


Выйдя с фабрики, Мыкола Садовничий прошел квартала четыре до ближайшего ресторана и зашёл на переговорный пункт. Он снова начал разыскивать Остапа Ярошенко и, не застав его, везде просил передавать, чтобы тот ему перезвонил. Потом он инашёл такси и поехал домой.
На столике у двери прибавилось несколько новых конвнртов. Он повесил шляпу и пальто, зажёг сигару и, захватив почту, устроился в самом большом из своих красных плющевых кресел. Четвёртый конверт, который он вскрыл, был похож на тот, что он твзял у прокурора. В нём был один-единственный листик бумаги с тремя фразами без обращения и подписи.
--Вы нашли труп Игоря Братченко после убийства или присуствовали при самом убийстве?
Почему вы не сообщали о его смерти до тех пор, пока труп не был найден полицией?
Неужели вы думаете, что можно спасти виновных, фабрикуя улики против невиновных?».
Читая это послание, Мыкола Садовничий прищурился, на-хмурил лоб и глубоко затянулся сигарой. Он сравнил письма. Бумага была та же, шрифт и расположение трех фраз в обоих посланиях одинаковые. И даже штемпель на конвертах. Он сунул было конверты в карман, но тут же снова их вынул и начал внимательно перечитывать. От того, что он часто затягивался, сигара горела неровно, с одного конца. Поморщившись, он положил ее на край стола и начал нервно пощипывать усики. Потом опять спрятал конверты, откинулся в кресле и, глядя в потолок, начал грызть ногти. Он провел рукой по волосам, сунул палец между воротничком и шеей, как будто воротничок был ему тесен, снова выпрямился и вытащил конверты из кармана и снова спрятал их, даже не взглянув. Он пожевал нижнюю губу и наконец, нетерпеливо встряхнувшись, начал читать остальную почту. Он все еще читал, когда зазвонил телефон. Мыкола поднял трубку.
 --Алло!.. А, привет, Остап! Ты где? Сколько ты там пробудешь? Прекрасно! Заезжай по дороге... Ладно, я буду ждать.--И снова углубился в чтение писем.


                V


Остап вошел в квартиру Мыколы, когда колокола в серой церквушке напротив начали названивать к поздней обедне. Еще в дверях Остап радостно воскликнул.
--Здравствуй, Мыкола! Когда ты вернулся?--Серый твидовый костюм ладно сидел на его коренастой фигуре.
--Сегодня утром,--ответил Садовничий, пожимая ему руку.
--Всё в прядке?
Губы Мыколы раздвинула довольная улыбка.
--Я получил то, зачем ездил. Сполна.
--Вот и замечательно.--Остап швырнул шляпу на стул и  сел в кресло возле камина.—Как мы подвержены всему американскому! Вот и ты и я носим шляпы, ни к селу, ни к городу. А ты ещё ит куришь эти дурацкие сигарыI Зачем мы подражаем? Ты не знаешь?
--Нет,--ответил Мыкола и вернулся к своему креслу.
--Что произошло в мое отсутствие?--спросил он, поднимая наполненный до половины бокал, стоящий  на столике у его локтя.
--Распутали неразбериху с контрактами по канализации.
Мыкола отхлебнул из бркала и спросил.
--Много пришлось уступить?
--Слишком много. Такой прибыли, как ждали, уже не будет. Но лучше так, чем рисковать скандалом перед самыми выборами. Наверстаем на реконструкции улиц в будущем году, когда пройдет закон о расширении пригородов.
Мыкола кивнул. Он посмотрел на вытянутые ноги Остапа.
 --С твидовым костюмом нельзя носить шелковые носки,-- сказал он.
Остап поднял вытянутую ногу и посмотрел на свои щиколотки.
--Нельзя? А мне нравится носить шелк.
--Тогда не носи твидовые костюмы. Игоря Братченко уже похоронили?
--В пятницу.
--Ты был на похоронах?
--Да,--ответил Ярошенко и добавил смущенно.—Бывший депутат попросил меня прийти.
Мыкола поставил бокал на стол, вытер губы белым носовым платком из нагрудного кармашка.
--Как поживает бу депутат?--Он искоса взглянул на собеседника, не пытаясь скрыть смешинки в глазах. Ярошенко ответил, все еще смущаясь.
 ---Хорошо. Я провел с ним весь вечер.
--В его доме?
--Ага.
--А златокудрая сирена тоже там была?
Остап слегка сдвинул брови.
---И Оксана была там, -- ответил он, засовывая носовой платок в карман.
Мыкола издал приглушенный смешок.
--Значит, она уже Оксана? Ты делаешь успехи.
К Ярошенко  вернулось самообладание. Он сказал спокойно.
--Я еще не потерял надежды жениться на ней.
--А она знает о твоих благородных намерениях?
--Побойся Бога,--запротестовал Остап.--Сколько еще ты будешь меня допрашивать?
Мыкола рассмеялся, взял со столика бутылку, потряс её и налил себе еще спиртного.
--Как тебе понравилось убийство Марата Корбана?--спросил он, откинувшись в кресле с бокалом в руках.
Остап, казалось, не сразу сообразил, о чем он спрашивает.
--А... это тот парень, которого застрелили вчера вечером на улице?
--Тот самый.
Глубые глаза Ярошенко опять смотрели недоуменно.
--Я его не знал,--сказал он.
--Он был одним из свидетелей против брата Семёна Павлюченко. А теперь второй свидетель, Степан Корбан, боится давать показания. Так что этому делу крышка.
--Вот и прекрасно,--сказал Ярошенко. Но потом на его лице появилось сомнение. Он согнул ноги в коленях и наклонился вперед.--Боится?--переспросил он.
--Да, или, точнее сказать, запуган.
Лицо Остапа как бы застыло в напряженном внимании, а глаза превратились в голубые льдинки.
--Что ты хочешь сказать, Мыкола?--спросил он резко.
Садовничий допил содержимое бокала и поставил его на столик.
--После того как ты сказал Семёну Павлюченко, что не сможешь освободить Кирилла до выборов, он пошел со своим горем к Ляшко,--сказал он нарочито монотонно, как будто повторял урок.—Ляшко  послал своих бандитов к Корбанам, чтобы вынудить их отказаться от показаний против Кирилла. Один из братьев не испугался, и они убрали его.
--А какое дело Ляшко до горя Кирилла Павлюченко?-- мрачно возразил Остап.
Мыкола снова потянулся к бутылке.
--Ладно, успокойся. Это только мои догадки. Забудь об этом, --сердито сказал он.
--Не валяй дурака, Мыкола. Ты знаешь, как я ценю твои догадки. Если хочешь что-нибудь сказать, давай говори.
Мыкола  поставил бутылку, так ничего и не налив себе. 
--По моему, я угадал правильно, ошибки нет. Все знают, что Кирилл Павлюченко  работал на тебя, и он член твоей команды, и всякое такое, и что ты на всё пойдёшь, лишь бы вызволить его из беды. Ну так вот, теперь многие начинают думать, уж не ты ли велел запугать или убрать свидетелей, которые должны были выступить против Кирилла? Так будут думать, конечно, посторонние люди, скажем, другие команды претендентов, ты ведь стал их побаиваться--и прочие достопочтенные граждане. А свои люди, которым в общем-то все равно, сделал ты это или нет, наверняка узнают правду. Вот это будет для них сюрприз! Один из твоих парней вынужден был обратиться за помощью к Ляшко. И тот ему помог. Вот какую свинью подложил тебе Ляшко. А может, ты думаешь, он не посмеет подложить тебе свинью?
--Нет уж нет, я хорошо знаю эту гниду проклятую,-- процедил Остап сквозь зубы.
Насупившись, он рассматривал зеленые листья узора на ковре.  Внимательно посмотрев на собеседника, Мыкола продолжал.
--Можно посмотреть на это дело и с другой стороны. Может быть, ничего и не будет, но надо быть готовым, если Ляшко захочет раздуть это дело.
--Какое дело?--спросил Ярошенко, поднимая голову.
--Семён Павлюченко провел вчера в клубе почти всю ночь до двух часов утра, а обычно он уходит в одиннадцать, если не считать дней выборов или банкетов. Понимаешь? Он готовил себе алиби. А что, если...--голос Мыколы зазвучал тише, а его темные глаза округлились и посерьезнели,--а что, если Ляшко продаст Павлюченко и подкинет какие-нибудь улики в доказательство того, что Павлюченко убил Корбана? Тогда твои избиратели и прочая шушера, которая любит поднимать крик по таким поводам, решат, что алиби подстроено и что мы покрываем Павлюченко?
--Гнида,--повторил Ярошенко. Он встал и сунул руки в карманы брюк.--Господи, до чего 6ы я хотел, чтобы выборы уже были позади или чтобы до них была далеко.
--Тогда ничего подобного бы не случилось,--сказал Мыкола.
Ярошенко направился было к центру комнаты.
--Черт бы его побрал!--пробормотал он и остановился, нахмурясь, около телефона, стоящего на столике у двери в спальню. Он тяжело дышал. Не глядя на Садовничего, он сказал сквозь зубы.--Придумай, как выпутаться из этого положения.--Он сделал еще один шаг в сторону телефона и остановился.-- Впрочем, не надо,--сказал он и посмотрел прямо Мвколе в глаза.--Я, пожалуй, вышвырну Ляшко из  города. Мне надоело с ним возиться. Я, по-жалуй, покончу с ним сегодня, сейчас же.
--Это как же?--спросил Мыкола.
Остап ухмыльнулся.
--А вот так, ответил он,--велю Кулику закрыть все его притоны и велю милиции провести облавы сегодня же.
--Ты думаешь, что налоговая инспекция выполнит твои просьбы, а милиция твои приказы? Ты поставишь Кулика в затруднительное положение,--возразил Мыкола.--Наша милиция не привыкла притеснять нарушителей «суспильства». Вряд ли им это понравится.
--Могут один  раз нарушить свои правила для меня. Свой долг все мне они всё равно этим не покроют,--сказал Остап.
--Так-то оно так.-- Видно было, что Мыкола, сомневается.—Но закрыть все оптом — это все равно что вдребезги разнести  динамитом крохотный сейфик, который можно без шума вскрыть отмычкой.
--А что ты можешь предложить?
Мыкола покачал головой.
--Пока ничего определенного, но, по-моему, лучше подождать денек-другой.
Теперь Остап покачал головой.
--Нет,--сказал он.--Нужно действовать. В том, как взламывать сейфы, я ничего не понимаю, но как нужно драться --это я знаю. У меня свой метод,.. атаковать с налету. Я никак не мог  обучиться боксу. Пробовал несколько раз, но мне всегда доставалось. Так что нам придется распрвиться с паном Ляшко по-моему--подорва его динамитом.


                VI


Жилистый человек в роговых очках веско произнес.
--Так что об этом вам тревожиться нечего.--Он самодовольно откинулся в кресле. Сидевший по его левую руку крупный, широкий в кости мужчина с пушистыми каштановыми усами и лысой головой сказал, повернувшись к другому соседу.
--А по-моему, хорошего тут мало.
--Вот как?--Жилистый гневно посмотрел на ширококостного.--Так вот что я тебе скажу: Остапу не надо будет ехать самому в мой участок, чтобы...
--Ерунда,--ответил ширококостный.
--А вы видели Самойлова, Коломойский?--спросил ши-рококостного Остап.
--Да,--ответил Коломойский,--и он сказал--пять. Только я думаю, из него можно выколотить еще парочку.
--Еще бы!--презрительно вставил человек в очках.
Коломойский усмехнулся.
--Да? А ты мне скажи, из кого ты хоть половину выколотил?
В широкую дубовую дверь три раза постучали. Мыкола встал со стула, на котором сидел верхом, подошёл к двери и слегка приоткрыл ее. За дверью стоял смуглый человек с низким лбом, в мятом синем костюме. Он не вошел в комнату, но его возбуждённый шопот услышали все.
--Пан Ляшко внизу. Он хочет видеть Остапа.
Мыкола прикрыл дверь, прислонился к ней спиной и посмотрел на Остапа Ярошенко. Из десяти присутствующих только их не  взволновало сообщение низколобого субъекта. Остальные тоже старались казаться спокойными, но учащенное дыхание их выдавало. Мыкола, будто не зная, что  повторять не к чему, сказал, явно любопытствуя, как прореагируют на его сообщение.
--Тебя хочет видеть Ляшко. Он внизу.
Остап посмотрел на часы.
--Передайте ему, что я сейчас занят. Но если он немного подождёт, я его приму.
Мыкола кивнул в открыл дверь.
--Скажи  ему, что Остап сейчас занят,--сказал ему.--Но если он покантуется тут немного, то Остап его примет.--И снова захлопнул дверь.
А Остап уже расспрашивал детину с квадраным желтым лицом, есть ли у них шансы заполучить побольше голосов по другую сторону Банковской улицы. Тот отвечал, что они, конечно, получат много, чем при Януковиче, намного больше, но  недостаточно, чтобы править балл. Во время разговора он то и дело скашивал глаза на дверь. Мыкола снова оседлал свой стул у окна и закурил сигару. А Остап уже расспрашивал следующего о том, какую сумму пожертвует на избирательную кампанию некий Могилец. Тот, правда, не смотрел на дверь, но отвечал довольно бессвязно. Однако ни спокойствие Остапа и Мыколы, ни их деловитость не могли рассеять напряженной атмосферы. Через пятнадцать минут Остап поднялся и сказал.
 --Конечно, успокаиваться еще рано, но дела иду неплохо. Работайте как следует--и мы своего добьёмся. --Он встал у двери и по очереди пожимал руки своим подручным. Когда они остались одни, Мыкола, не вставая со своего стула у окна, спросил.
--Мне что--остаться или сматываться?
--Оставайся.--Ярошенко подошел к окну и выглянул на залитую солнцем улицу.
--Так, значит, атакуем с налету?-- спросил Мыкола после короткой паузы.
 Остап отвернувшись от окна, кивнул.
--По другому я не умею.--И он улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. — Разве что еще и с наскоку.
Мыкола хотел было ответить, но тут дверь открылась, и в комнату вошёл человек немногим выше среднего роста и ладно скроенный, что придавало его фигуре обманчиво хрупкий вид. Хотя волосы у него были совсем седые, ему вряд ли было больше тридцати пяти лет. С длинного, узкого и правильного  лица смотрели ясные серо-голубые глаза. На нем было темно-синее пальто, надетое поверх темно-синего костюма, в руках, на которые были натянуты черные перчатки, он держал чорную фуражку.
Вслед за ним в комнату вошел кривоногий громила, невысокого роста, длинорукий, с плоским, сероватого цвета лицом и покатыми плечами, похожий на гориллу. Он закрыл дверь и прислонился к ней, засунув руки в карманы клетчатого пальто. Первый подошёл  к стулу, положил на него кепи и начал снимать перчатки перчатки. Остап любезно улыбнулся.
--Как поживаешь, Ляшко?—спросил он.
--Прекрасно, Остап,--ответил седой.--А ты как?—У него был приятный баритон.
Едва заметный западенский акцент придавал его речи особую музыкальность. Ярошенко кивнул в сторону сидящего на стуле Садовничева и спросил.
--Знаком с Садовничим?
--Да,--ответил Ляшко.
--Я тоже,--сказал Мыкола.
Они не кивнули друг другу, и Мыкола даже не потрудился встать со стула. Флор Ляшко наконец снял перчатки, положил их в карман пальто и сказал.
 --Политика есть политика, а дело есть дело. Я за всё плачу,  готов платить и впредь, но я хочу получать то, что мне причитается.
Его хорошо поставленный голос звучал спокойно.
--Что ты хочешь этим сказать?—спросил Ярошенко безразлично.
--Я хочу сказать, что половина милиции в этом  городе живут на деньги, которые они получают от меня и моих друзей.
Остап сел за стол.
--Ну и что же?--небрежно бросил он.
--Я хочу получить то, что мне причитается. Я плачу за то, чтобы меня оставили в покое, и я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Остап усмехнулся.
 --Ты что, жалуешься мне, что милиция не соблюдает условий сделки и не хотят отработать денежки?
--Я вот что хочу сказать. Мне  вчера сообщили, что  приказ о закрытии моих заведений исходит непосредственно от тебя.
Ярошенко снова усмехнулся и повернулся к Мыколе.
--Что ты на это скажешь, Мыкола?
Мыкола кисло ухмельнулся и ничего не ответил.
--Знаешь, что я по этому поводу думаю,--продолжал Ярошенко,---я  думаю, что полковник Волковой слишком переутомился. Он устал. Я думаю, что следует дать полковнику хороший длительный отпуск. Напомни мне об этом, Мыкола.
--Я плачу за то, чтобы меня не трогали, Остап,--повторил Ляшко.--. Дело есть дело, а политика есть политика. Их не надо смешивать.
--Не выйдет,--ответил Остап.
Ясные глаза Ляшко мечтательно смотрели вдаль. Он грустно  улыбнулся.
--Значит, борьба не на жизнь, а на смерть,--грустно сказал он.
Голубые глаза Ярошенко стали непроницаемы.
--Это зависит от тебя,--сказал он ровным голосом.
Ляшко кивнул.
--Похоже другого выхода нет,--сказал он с грустью.—Я не мальчик, чтобы позволять так со мной обращаться.
Ярошенко откинулся  в кресле и положил ногу на ногу. Он сказал просто и без нажима.
--Может, ты и взрослый, но слушаться будешь.--Он сжал губы и добавил, словно ему это только что пришло в голову. --Ты уже слушаешься.
 Мечтательность и грусть мгновенно слетели с лица Ляшко. Он надел свою черную кепи, поправил воротник пальто и, вытянув длинный палец в сторону Остапа, произнес.
--Я сегодня снова открываю заведения. Я не хочу, чтобы мне мешали. Если ты будешь мешать мне, тебе не поздоровится.
Ярошенко потянулся к телефону и попросил, чтобы его соединили с начальником милиции.
--Алло, Антон Егорович,--сказал он.--Да, прекрасно.  Как семья?.. Вот и хорошо. Послушай, Антон Егорович, до меня дошел слух, что Ляшко снова хочет открыть свой кабак сегодня вечером. Да. Врежь ему, чтоб он больше не рыпался... Вот именно. Ага... До свидании.—Он отодвинул телефон и повернулся к Ляшко.--Теперь ты понимаешь, как обстоят дела, Флор? Тебе конец. В этом городе тебе уже не подняться.
--Понимаю,--сказал Ляшко тихим голосом, повернулся, открыл дверь и вышел. Кривоногий громила на минутку остановился, нахально плюнул на ковер и вызывающе посмотрел на Остапа и Мыколу. Затем тоже вышел. Мыкола вытер руки носовым платком. Ярошенко, который  вопрошающе смотрел на него, он ничего сказал. Взгляд его был мрачен.
Прошла минута
--Ну,--спросил Остап.
--=Ты не прав,--сказал Мыкола.
Остап встал и подошёл к окну.
--Господи Боже  ты мой, да разве могу я тебе угодить?—пожаловался он, не оборачиваясь.
Садовничий встал со стула и двинулся к двери. Остап обернулся.
--Опять собираешься какую-нибудь глупость выкинуть?—бросил он сердито.
--Да,--ответил Мыкола и вышел из комнаты.
Он спустился вниз, взял шляпу и вышел из клуба. Пройдя семь кварталов до вокзала пешком, он купил билет во Львов, взял такси и поехал домой.

                VII


Грузная, расплывшаяся женщина в сером платье и круглолицый коренастый подросток под руководством Мыколы Садовничего упаковывали сундук и три кожанных чемодана, когда зазвонил звонок.
Женщина кряхтя поднялась с колен и пошла к двери. Широко открыв её, она сказала.
--Господи, пан Ярошенко, вы? Входите, входите.
---Как поживаете, панни Доризо?—спросил Остап, входя.--Вы с каждым днем молодеете.--Его взор скользнул по сундуку, чемоданам и остановился на мальчике.--Здравствуй, Яник. Иш какой большой стал! Уже настоящий рабочий–того и гляди, встанешь за бетономешалку, а?
Мальчик застенчиво улыбнулся.
--Здравствуйте, пан Ярошенко,--сказал он.
 --Собираешься путешествовать?—обратился наконец Остап к Мыколе.
Мыкола  вежливо улыбнулся.
--Да,--ответил он.
Остап снова осмотрел комнату, чемоданы и сундук, взглянул на одежду, в беспорядке валявшуюся на креслах, на выдвинутые ящики шкафов. Женщина и мальчик снова принялись за работу. Мыкола вытащил из кучи белья на столе две слегка поношенные рубашки и отложил их в сторону.
--У тебя найдется полчаса времени,--спросил Ярошенко.
--Времени у меня много.
--Тогда бери шляпу--пойдем.
Мыкола взял шляпу и пальто.
--Постарайтесь затолкать туда как можно больше-- сказал он женщине  и направился за Остапом к двери.--А что останется, можно будет отправить позже.
Они вышли на улицу и молча прошли один квартал. Потогм Ярошенко спросил.
--Куда ты уезжаешь, Мыкола?
--Во Львов.
Они повернули в переулок.
--Навсегда?—спросил Ярошенко.
--Отсюда во всяком случае, навсегда.
Они открыли зелёную деревянную дверь в красной стене, прошли узкий коридор и, миновав вторую дверь, очутились в баре. За стойкой сидело несколько человек. Они поздоровались с барменом и с тремя из посетителей и направились в соседнюю комнатушку, где стояло четыре столика. Там никого не было. Они сели за один из столиков. В дверь просунулась голова бармена.
--Как всегда пива, паны?
--Да,--сказал Остап и потом, когда бармен скрылся, обратился к Мыколе.—Почему?
--Мне надоели эти провинциальные штучки.
--Ты меня имеешь  в виду?
Мыкола молчал. Помолчал некоторое время и Остап. Потом вздохнул и сказал.
--Нечего сказать--ты не нашел подходящее время, чтобы бросить меня одного.
Вошёл бармен с двумя кружками светлого пива и вазой солёных сухариков. Когда дверь за ним закрылась, Ярошенко воскликнул.
--Черт возьми, ну и характер же у тебя!
Мыкола пожал плечами.
--Я никогда этого не отрицал.—Он поднёс кружку к губам. Остап крошил в рука сухарик.
--Ты в самом деле хочешь уехать,--спросил он.
--Я уезжаю.
Остап бросил крошки сухариков на стол и вынул из кармана чековую книжку. Оторвав чек, он достал из другого кармана шариковую ручку и заполнил его.  Помахав чеком в воздухе, якобы показывая, что высохли несуществующие чернила, он бросил его на стол перед Мыколой.
Мыкола посмотрел на чек и покачал головой.
--Мне не нужны деньги, и ты мне ничего не должен.
-- Должен. Я тебе должен гораздо больше. Мне бы хотелось, чтобы ты взял этот чек.
--Хорошо, спасибо,--сказал Садовничий и положил чек в карман.
Остап выпил пива, съел сухарик, поднёс кружку к губам, но пить не стал.
--Ты чем-нибудь недоволен?—спросил он.--Есть еще что-нибудь, кроме того, что произошло сегодня в клубе? Что ты затаил?
Мыкола покачал головой.
--Со мной так разговаривать нельзя. Я этого никому  не спускаю.
--Но я ведь ничего такого не сказал.
Мыкола молчал. Остап снова отхлебнул пива.
--Может, ты мне все-таки скажешь, почему ты считаешь, что я неправильно обошелся с Ляшко?
--Тебе это не поможет.
--А ты попробуй.
--Ладно, только тебе это все равно не поможет—сказал Садовничий и откинулся  вместе со стулом, держа в одной руке кружку пива, а в другой сухарик.—Ляшко будет драться насмерть. Иначе ему нельзя. Ты его загнал в угол. Ты сказал, что ему в этом городе крышка. Значит, у него только один выход--драться. Если он провалит тебя на  выборах, тогда, что бы он для этого не делал, всё сойдет ему с рук. Если ты победишь, ему придётся уйти. Ты натравил на него милицию. Ему придётся драться с милицией, и он это сделает. Значит в городе поднимется волна преступлений. Ты хочешь, чтобы вся городская администрация была переизбрана на второй срок. Значит, вызвав эту волну преступлений, ты ставишь их под удар. Как они будут в глазах избирателей? Они...
--Ты считаешь, что я должен был ему уступить?—сердито спросил Остап.
--Этого я не считаю. Просто ты должен был оставить ему путь к отступлению. Нельзя было затонять его в угол.
Остап нахмурился еще больше.
--Я ничего не знаю о том, как ты дерёшься. Я знаю только одно: когда загоняешь человека в угол, его надо прикончить. До сих пор такой метод всегда срабатывал.--Он слегка покраснел.—Я, конечно, не Наполеон и не какой-нибудь великий человек, но я достиг своего положения сам, без всякой помощи. Ведь я начинал посыльным в горсовете при советской власти. А теперь посмотри, кто я теперь!
Мыкола допил пиво.
--Я же говорил, что бесполезно тебе объяснять. Пусть будет по-твоему. Считай, что то, что годилось при безответственной советской власти, сойдет и сейчас.
Раздраженный тон Остапа не скрывал его смущения.
--Ты не очень высокого мнении обо мне, как о политическом боссе. Так ведь, Мыкола?
Теперь покраснел Мыкола.
--Я этого не говорил, Остап.
--Но ведь к этому все сводится,--настаивал Ярошенко.
--Нет. Но на этот раз, мне кажется, тебя обошли. Сначала ты позволил этой семейке Братченко уговорить себя поддержать Ивана Васильевича Братченко на выборах мэра. Вот когда у тебя была возможность уничтожить загнанного в угол врага. Но случилось так, что у этого врага есть дочь, и хорошее положение, и все такое прочее. Вот ты и...
--Прекрати!—рявкнул Остап.
С лица Садовничего исчезло всякое выражение. Он встал и со словами:»Мне пора»-- повернулся к двери.
Ярошенко вскочил следом за ним и, положив ему руку на плечо, сказал.
--Подожди, Мыкола!
--Убери руку,--сказал Мыкола, не оборачиваясь.
Остап повернул Мыколу к себе.
--Послушай!—начал он.
--Пусти,--ответил Мыкола. Его губы побелели. Лицо окаменело.
--Не будь идиотом. Ведь мы с тобой...
Левый кулак Мыколы пришелся как раз по губам Остапа. Тот опустил  руки и отступил. Какое-то  мгновение он стоял, открыв рот, с выражением крайнего удивленияч на лице. Затем его лицо потемнело от гнева, а зубы сжалист так, что на нижней челюсти вздулись желваки. Сжав кулаки, он подался к Мыколе. Садовничий. Потянулся за тяжёлой стеклянной кружкой. Теперь он стоял лицом к лицу с Ярошенко. Полные ярости, немигающие глаза не отрывались от голубых глаз Ярошенко.
Так они стояли друг против друга на расстоянии метра, один—светлый, высокий, очень сильный; другой--темноглазый, коренастый, темноволосый и мрачный, и мёртвую тишину комнаты нарушало лишь их дыхание. Из бара по другую сторону тонкой двери не доносилось ни звука--ни звона стаканов, ни шума голосов, ни всплеска воды.
Так прошло две минуты. Мыкола опустил руку и по-вернулся спиной к Остапу. Лицо его не изменилось, только в глазах, которые уже не смотрели на Остапа, погас гнев. Они стали жесткими и холодными. Он неторопливо шагнул к двери. Хриплый голос Ярошенко, казалось, вырвался из самой глубины его существа.
--Мыкола!
Садовничий остановилс я.
--Сукин ты сын!--сказал Остап.--Психопат...
Тогда Мыкола медленно повернулся. Остап протянул руку ладонью вверх и толкнул его в лицо. Мыкола потерял равновесие, переступил с ноги на ногу и схватился за спинку стула.
--Надо бы тебя как следует вздуть,--добавил Ярошенко.
Мыкола виновато усмехнулся и сел. Остап сел напротив и постучал кружкой по столу. Дверь отворилась, и бармен снова просунул голову.
--Еще пива,-- сказал Ярошенко.
Через открытую дверь из бара доносились обрывки разговоров, звон бокалов и стук кружек о деревянную стойку.














                Глава четвертая


Мыкола Садовничий завтракал в постели, когда в квартиру постучали.
--Войдите!--крикнул он. Дверь в прихожей открылась и снова захлопнулась.--Кто там?--спросил Мыкола.
--Ты где?--донесся из гостиной низкий, сиплый голос, и, прежде чем Мыкола успел ответить, на пороге спальни появился коренастый парень с квадратным серым лицом, большим ртом и веселыми, слегка косящими черными глазками.--Шикарно живешь,--сказал он, не вынимая сигареты из толстых губ.
--Здорово, Гробарь,--приветствовал его Мыкола.--Присаживайся.
Гробарь осмотрелся.
--Классную берлогу ты себе оборудовал.-- Он вынул изо рта сигарету и, не оборачиваясь, помахал ею через плечо в направлении гостиной.--Чего это там чемоданы понаставлены? Уезжать собираешься?
Тщательно прожевав и проглотив последний кусок яичницы, Мыкола ответил.
--Да вот подумываю.
--Ну? А куда?--спросил Гробарь, направляясь к креслу, стоящему напротив кровати.
--Скорее всего во Львов.
--Что значит «скорее всего»?
--Во всяком случае, так значится на билете.
Гробарь стряхнул пепел на пол, снова сунул сигарету в рот и засопел.
--Надолго уезжаешь?
Рука Мыколы с чашкой кофе замерла на полпути. Он задумчиво посмотрел на прыщавого Гробаря.
--Билет у меня в один конец,--ответил наконец он и поднес чашку к тубам.
Гробарь прищурился, один черный глаз закрылся совсем, а другой--блестящая узенькая полоска--уставился на Садовничего. Он вынул сигарету изо рта и снова стряхнул пепел ка пол.
--Почему бы тебе до отъезда не повидаться с Ляшко?-- спросил он.
Его скрипучий голос звучал угодливо. Мыкола опустил чашку и улыбнулся.
--Не такие уж мы друзья с Флором, чтобы он обиделся, если я уеду не попрощавшись,--сказал он.
--Не в этом дело.
Мыкола поставил поднос на тумбочку возле кровати, повернулся на бок и приподнялся на локте. Натянув одеяло до шеи, он спросил.
--А в чем же дело?
--Дело в том, что вы с Ляшко могли бы договориться I
Мыкола покачал головой.
--Не думаю.
--А может, ты ошибаешься? Разве так не бывает?—настаивал Гробарь.
 --Бывает, конечно,--признался Садовничий.--Один раз я ошибся. В тысяча девятьсот девяносто девятом году. Не помню только в чем.
Гробарь поднялся и подошел к тумбочке. Он бросил сигарету в грязное блюдце на подносе и, остановившись у кровати, спросил.
 --Почему бы тебе не попробовать, а, Мыкола?
Мыкола нахмурился.
--Пустая трата времени, Гробарь. Не думаю, что мы с Флором сможем поладить.
Гробарь шумно втянул воздух и цыкнул зубом. Уголки толстых губ опустились вниз.
--Ляшко считает, что сможете.
 Мыкола широко раскрыл глаза.
--Вот как? Так это он тебя прислал?
--Ну да, черт возьми!--ответил Гробарь.--Не сам же я пришел тебя упрашивать. Конечно, он прислал.
Глаза Садовничего снова сузились.
--Зачем?
--Да затем, что он считает, что вы сможете договориться. 
--Да нет, я не о том. С чего он взял, что я захочу иметь с ним дело?
Гробарь поморщился.
--Ты что, дурочку строишь?
--Нет.
--Тогда чего ты увиливаешь? Весь город знает, что вы с Остапом вчера поцарапались в баре.
Мыкола кивнул.
--Ах вот что!
--Вот именно,--подхватил Гробарь.--Ляшко знает, что вы подрались из-за него. Ведь ты считаешь, что Остап зря прихлопнул его заведения? Ты теперь из Ляшко веревки вить сможешь, если только будешь действовать с головой.
--Не знаю,--задумчиво произнес Мыкола.---Вообще-то я решил уехать отсюда, вернуться в родной город.
--Да ты пошевели мозгами,--прохрипел Гробарь.--Город никуда не денется и после выборов. Оставайся. У Ляшко монет полно монеты полно, он сейчас не скупиться, лищь бы завалить Остапа. Оставайся, и ты свой кус отхватишь.
--Ну что ж,--пожал плечами Мыкола,--потолковать вреда не будет.
--Конечно, не будет, черт возьми,--обрадовался Гробарь.—Где твои подгузнички. Сейчас мы тебя запеленаем и отправимся.
--Ладно,--сказал Садовничий и встал с постели.
               
                II

Ляшко поднялся  с кресла.
--Рад вас видеть, Садовничий. Можете положить шляпу и пальто на стул.--Руки он не протянул.
--Доброе утро---сказал Садовничий и снял пальто.
--Ну-ка, ребята, увидимся позже,--сказал Гробарь, останавливаясь в дверях.
--Ладно,--кивнул Ляшко и Гробарь оставил их вдвоём.
Мыкола бросил пальто на диван, положил сверху шляпу и сел рядом. Он с любопытством разглядывал Ляшко Ляшко снова уселся в свое низкое кресло с золотым узором. Он закинул ногу на ногу и сложил на коленях руки, палец к пальцу. Его красивая, словно изваянная из мрамора голова склонилась на грудь, серо-голубые глава смотрели на Мыколу исподлобья. Приятным низким голосом с легким польским акцентом он сказал.
--Я ваш должник, вы пытались отговорить Остапа.
--Ничего вы мне не должны,--перебил его Мыкола.
--Не должен?--удивился Ляшко.
--Нет. Я тогда работал у него и думал о его пользе. Я считал, что он делает ошибку, и сказал об этом.
На лице бандита заиграла мягкая улыбка.
-- И он вскоре в этом убедится.
Воцарилась тишина. Из глубины своего кресла Ляшко, улыбаясь, смотрел на Мыколу. Мыкола с двана  смотрел на Ляшко бесстрастным взглядом. Молчание нарушил Ляшко.
--Что именно вам сказал Гробарь?
--Ничего. Он сказал, что вы хотите меня видеть.
--Он не ошибся.--Ляшко развел свои тонкие пальцы в стороны.--Вы действительно ококчательно  порвали с Ярошенко?
--Я полагаю, что вы об этом знаете,--ответил Мыкола.--Ведь именно поэтому вы и послали за мной.
--Слушать сплетни и знать точно—это не одно и то же. Что вы теперь намерены делать?
--У меняв кармане билет до Лювова. Я уже сложил чемоданы.
Ляшко поднял руку  провел ею по своим гладким седым волосам.
--Вы ведь сюда приехали из Львова?
--Этого я никому не рассказывал.
Ляшко взмахнул рукой, как бы отметая подозрение Мыколы.
--Меня совершенно не интересует, кто откуда приехал, уверяю вас.
Мыкола промолчал.
--Зато мне совсем не безразлично, куда вы отсюда поедете.—продолжал Ляшко.--Если бы на то была моя воля, вы бы не уехали во Львов. По крайней мере. Вам не приходило в голову, что вы можете с большой пользой для себя пожить здесь ещё некоторое время?
--Нет, не приходило,--ответил Садовничий.--Во всяком случае, пока Гробарь не пришел ко мне.
--А что вы теперь думаете по этому поводу?
--Ничего не думаю. Жду, что вы скажете.
Ляшко снова  провел рукой по волосам. Его умные серо-голубые глаза ласково смотрели на Мыколу.
--Сколько времни вы уже здесь живете?
--Год и три месяцa.
--А как долго  вы были правой рукой Остапа?
--Год.
--Вы должны многое о нем знать,--кивнул Ляшко.
--Порядочно.
--Много такого, что я смог бы использовать.
--Что вы предлагаете?--произнес Мыкола ровным голосом.
Ляшко поднялся из глубокого кресла и направился к двери. Когда он открыл ее, в комнату, заливаясь, проковылял огромный английский бульдог. Ляшко снова сел в кресло, а собака, не сводя угрюмых глаз с хозяина, улеглась на коврике у ног. Ляшко заговорил.
--Во-первых, вы получите возможность отплатить Остапу.
--Мне это ни к чему,--сказал Мыкола.
--Так ли?
-- Я считаю, что мы с ним квиты.
Откинув голову, Ляшко спросил вкрадчиво.
--Неужели вы бы не хотели немного насолить ему?
--Этого я не говорил,--ответил Мыкола с лёгким раздражением.--Я не прочь малость насолить ему, но в вашей помощи я не нуждаюсь. Я и один справлюсь. Так что незачем платить мне из моего кармана.
Ляшко ласково закивал.
--Это мне подходит. Лишь бы ему пришлось худо,--сказал он.-- Скажите, зачем он прикончил молодого Братченко?
Мыкола рассмеялся.
--Полегче, полегче. Вы еще не сказали, что вы предлагаете. Хороший у нас пес. Сколько ему?
--Семь лет. Стареет уже.
Ляшко вытянул ногу и потрогал собаку носком ботинка. Бульдог ленивом пошевелил хвостом.
--Что вы скажите на такое предложение? После выборов я оборудую для вас самый лучший игорный дом и вы сможете хозяйничать в нем. Я обеспечу вам покровительство, вас никто и пальцем тронуть не посмеет.
 --Ненадёжное предложение, слишком много «если»--произнёс Мыкола скучающим тоном.--Если вы выиграете на выборах. Да и вообще я не уверен, что захочу здесь остаться после выборов или до них.
Ляшко перестал играть с собакой. Он снова взглянул на Мыколу, мечтательно  улыбнулся и спросил.
--А на то, что мы победим, вы не рассчитываете?
Теперь улыбался Мыкола.
--Пари держать не стал бы.
Всё ещё мечтательно улыбаясь, Ляшкор продолжал.
--Идея перейти ко мне вас не очень-то прельщает:
--Вы правы,--Мыкола встал и взял в руки шляпу.—У меня и в мыслях не было этого,--сказал он небрежно. Лицо его было бесстрастно--вежливым.--Я предупреждал Гробаря, что из этого ничего не выйдет.-- Он протянул руку за пальто.
--Сядьте,--произнес Ляшко.--Мы ещё не кончили разговора.
Мыкола  остановился, поднял плечи, снял шляпу, положил ее вместе с пальто на диван и сел рядом.
Ляшко продолжал.
--Соглашайтесь, я дам вам сто тысяч наличными немедленно и еще сто вечером после выборов, если мы победим Остапа, а также игорный дом, если захотите.
Мыкола поджал губы, насупился и мрачно посмотрел на Ляшко.
--Вы хотите, конечно, чтобы я продал Остапа.
— Я хочу, чтобы вы пошли в редакцию газеты и рассказали о том, как он управляет городом: вам известно о махинациях с подрядами на ремонт канализации, об афере прошлой весной,  о том, за что и как был убит Игорь Братченко—в общем вы раскроете всю подноготную.
--С канализационными подрядами ничего вышло,--сказал Садовничий. Казалось, мысли его были заняты чем-то более серьезным.--Он испуг шумихи и отказался от прибылей.
--Ну ладно,--уступил Ляшко, он был слишком уверен в себе, чтобы настаивать. --Но ведь убийстве на Братченко мы можем здорово сыграть.
--Да, тут ему не отвертеться,--сказал Мыкола, нахмурившись,--но я не уверен, можно ли использовать дело об афёрах на строительстве,--он запнулся, не впутывая меня.
--Что вы!—перебил его Ляшко.—Это, конечно, исключается! Может быть, есть ещё что-нибудь?
--Можно было бы поднять шум вокруг концессий на проведение дополнительных трамвайных линий. Тут придётся, правда, покопаться, собрать материал.
--Дело того стоит,--заметил Ляшко.—Мы поручим редактору газеты обработать всё это. Вы дайте факты, а уж статью он сварганит. Начнём с убийства Игоря Братченко. Это можно пустить в ход немедленно.
Мыкола пригладил усики ногтем большого пальца.
--Может быть,--пробормотал он.\
Ляшко рассмеялся.
--Вы хотите сказать, что начинать надо со ста тысяч? Ну что ж, это тоже верно.—Он встал, подощёл к двери, через которую впустил собаку, и вышел, захлопнув дверь за собой. Собака осталась лежать на коврике перед креслом.
Мыкола закурил сигару. Собака повернула голову и посмотрела на него.
Ляшко вернулся с баулом, набитым пачками зелёных стодолларовых  бумажек. Они были перехвачены бумажной лентой, на которой синими чернилами,  было написано: 100 000. Он перебросил баул в другую руку и сказал.
--Редактор уже здесь. Я велел, чтоб он шёл прямо сюда.
Мыкола невольно нахмурился.
--Дайте мне хоть немного времени, собраться с мыслями.
-- Да вы рассказывайте как на ум придёт. Он сам все приведет в порядок.
Мыкола кивнул. 0н выпустил струю дыма и сказал.
--Ну что ж, можно и так.
Ляшко протянул деньги.
--Спасибо,--сказал Мыкола и, взяв баул.
--Взаимно,--ответил Ляшко и вернулсян кресло.
Мыкола вынул изо рта сигару.
--Да, вот о чем я сейчас подумал. Неизвестно отчего Остап больше расстроится, если всё останется как есть или если в убийстве обвинят Семёна Павлюченко.
Ляшко смотрел на Мыколу с любопытством.
--Почему?--спросил он наконец.
--Остап не даст ему возможности использовать своё алиби.
--Вы хотите сказать, что он прикажет своим ребятам забыть, что Павлюченко был в клубе?
--Вот именно.
Ляшко прищелкнул языком
--А откуда он узнал, что я подложу Павлюченко свинью,--спросил он.
--Мы догадались.
Ляшко улыбнулся.
--То есть это вы догадались. Остапу бы ни за что не додуматься.
Мыкола скромно опустил глаза.
--А как, собстве5н6но, вам удалось ему подложить свинью?
Ляшко усмехнулся.
--Мы послали этого болвана купить пистолеты, потом пустили их в дело.—Серо-голубые глаза было сузились, но тут же снова весело засверкали.--Впрочем, теперь, раз Остап твёрдо решил раздуть историю с Павлюченко, это уже значения не имеет. А ведь началось-то все с этого. Он потому и прицепился ко мне, правнльно я говорю?
--Да, ответил Мыкола,--хотя рано или поздно это всё равно должно было случиться. Остапе считает,  что он поставил вас на ноги, дал вам ход и вы должны теперь тихонько сидеть под под его крылышком и не рыпаться.
Ляшко снисходительно улыбнулся.
--Остап еще пожалеет, что поставил меня на ноги,--пообещал он.--Пусть он...
Открылась дверь, и в комнату вошел молодой человек в мешковатом сером костюме. Его не по возрасту морщинистое лицо с торчащими ушами и крупным носом выглядело неумытым. Неопределённогог цвета волосы давно не видели ножниц.
--Входи, Роман,--сказал Ляшко.—Знакомься—Мыкола Садовничий. Он тебе все расскажет. Когда напишешь, покажешь мне. Завтра же тиснем в газете первую порцию.
Роман обнажил в улыбке гнилые зубы. Он бормотал какое-то неразборчивое приветствие. Мыкола поднялся с дивана.
 --Прекрасно. Пошли ко мне и примемся за работу.
Ляшко  покачал головой.
--Здесь вам будет удобнее,--сказал он.
Мыкола улыбнулся, взял шляпу, пальто и сказал.
--Очень жаль, но я жду телефонных звонков и всякое такое. Где ваша шляпа, Роман?
Испуганный Роман молчал и не двиглся с места.
--Вам придется остаться здесь, Мыкола,--скакзал Ляшко.-- Мы не можем допустить, чтобы с вами стряслась какая-нибудь беда. Здесь вы в полной безопасности.
Мыкола улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.
--Если вы беспокоитесь о деньгах,--он поставил баул на стол,--можете подержать их у себя, пока материал не будет готов.
--Не о чём я не беспокоюсь,--сказал Ляшко.—Но если Остап узнает, что вы были у меня, вам не сдобровать, а я не хочу рисковать вашей жизнью.
--Придётся вам взять деньги.  Я ухожу,--сказал Мыкола.
--Нет,--сказал Ляшко.
--Да,--сказал Микола.
Роман повернулся и быстро исчез за дверью. Мыкола направился к противоположной двери, к той, через которую пришел сюда. Он шел прямо, неторопливо. Ляшко сказал что-то собаке, лежащей у его ноги. Она неуклюже вскочила на свои расползающиеся ноги и, обойдя Садовничего, встала у двери  с угрожающим видом. Мыкола улыбнулся, не разжимая губ, и повернулся к Ляшко. В руке он  держал пачку стодолларовых бумажек. Он поднял руку и с маху швырнул пачку в в Лящко.
--Можете её употребить--сами знаете на что.
Бульдог тяжело подпрыгнул, и его железные челюсти сомкнулись на кисти Мыколы. Он,  как волчок, крутанулся влево и опустился на одно колено, чтобы уменьшить тяжесть повисшей на его руке собаки. Ляшко подошел к двери, в которой исчез Роман, открыл ее и сказал.
--Войдите сюда.--Затем он подошёл к Мыколе, который, стоя на одном колене, пытался освободить зажатую в челюстях руку. Бульдог распластался на  полу, но челюстей не разжимал. В комнату вошел Гробарь, с ним еще двое. Один из них был тот самый похожий на гориллу кривоногий тип, который приходил с Ляшко в клуб. Другой--рыжеватый парень лет девятнадцати-двадцати, приземистый, розовощёкий, угрюмый. Он обошел Садовничего и встал между ним и дверью. Кривоногий громила взял Мыколу за левую руку,  Виски остановился посреди комнаты, между ним и второй дверью. Тогда Ляшко отозвал собаку. Бульдог выпустил руку Неда и заковылял к  хозяинy. Мыкола встал. Лицо его побледнело, по лбу катился пот. Он посмотрел на порванный рукав пиджака, на израненную кисть, на кровь, струйкой сбегавшую на пол. Его рука дрожала.
--Вы сами этого добивались,--произнёс Ляшко своим хорошо поставленным голосом.
Садовничий отвёл взгляд от своей руки и посмотрел на Мучителя.
--Да,--сказал он,--но, чтобы удержать меня здесь, этого не достаточно.

                III


Мыкола открыл глаза и застонал. Рыжеватый парень повернул голову и рявкнул:
--Заткнись ублюдок!
--Оставь его, Ржавый. Пусть он попробует выбраться отсюда еще разок, тогда уж мы побалуемся,--прорычал горилла. Посмотрев на распухшие суставы пальцев, он усмехнулся.-- Тебе сдавать.
Мыкола пробормотал что-то о непонятное, приподнялся. Он ьлежал на узкой койке. Матрац под ним был залит кровью. Кровь запеклась на его распухшем, покрытом ссадинами лице, на укушенной собакой руке. Манжета рубашки прилипла к ране. В маленькой спальне, кроме койки, было только два стула, стол и комод. На выкрашенных в желтый цвет стенах висели три фривольные картинки в белых рамках и зеркало. Приоткрытая дверь  вела в выложенную белым кафелем ванную. Вторая дверь была закрыта. Окон в комнате не было.
Человек-горилла  и розовощекий парень играли в карты. Между ними лежало гривен  двадцать бумажками и несколько мелочью. 
Мыкола посмотрел на игроков, глаза его горели мрачной ненавистью. Он попытался встать. Сделать это было нелегко. Правая рука висела плетью. Левой рукой он по очереди перебросил через край непослушные ноги, дважды упал навзничь на матрац и с большим усилием, помогая себе левой рукой, снова поднялся. Игроки не обращали на него внимания. Только один раз горилла оторвался от карт, искоса глянул на него и бросил с усмешкой.
--Ну, как успехи, братец?
Наконец Мыколе удалось встать. Дрожа всем телом  и держась левой рукой за койку, он дошел до её конца. Там он выпрямился и, не отводя напряжённого взгляда от своей цели, пошатываясь, двинул к закрытой двери. Немного не дойдя до неё, он рухнул на колени, но последним усилием воли сумел ухватиться левой рукой за ручку двери и снова подняться на ноги. Тогда человек-горилла не спеша опустил карты на стол и сказал.
--Ну, вот!—страшная рожа его расплылась в широкой улыбке, и сразу стало видно, чтио его удивительно красивые белые зубы были вставными. Он подошёл к Мыколе. Мыкола дёргал ручку.
--На, фокусник, получай!—сказал горилла и, вложив в удар всю свою силищу, опустил кулак на лицо Садовничего. Мыкола отлетел к стене. Сначала он ударился головой, потом стукнулся плашмя всем телом и начал медленно оседатью Розовощёкий парень по прозвищу Ржавый продолжал сидеть за столом с картами в руках.
--Ты его так прикончишь, Евгений,--сказал он.
--Это его-то?--переспросил Евгений, сопровождая свой вопрос легким пинком по лежащему у его ног телу. --- Его не так-то легко прикончить. Он парень крепкий. Кремень. Ему это нравится.—Он наклонился над потерявшим сознание Мыколой, взял его за лацкан пиджака и приподнял.--Тебе это нравиться, а, малыш?--спросил он. Поддерживая Мыколу одной рукой, он еще раз ударил его кулаком в лицо.
Снаружи кто-то дернул ручку двери.
--Это я,--донесся мелодичный голос Ляшко.
Евгений оттащил Садовничего в сторону и, вытащив из кармана ключ, отпер дверь. В комнату вошли Ляшко и Гробарь. Ляшко посмотрел на распростертого на полу Мыколу, потом поднлял глаза Евгения и, наконец, повернулся к Ржавому. Его серо-голубые глаза затуманились.
--Евгений его просто так, ради удовольствия отделал,--спросил он.
Розовощёкий парень покачал головой.
--Этот Мыкола тот ещё сукин сын,--отвечал он мрачно.—Каждый раз, как приходит в себя, что-нибудь придумывает.

--Я не хочу, чтобы вы его прикончили. Рано ещё,--сказал Ляшко и снова посмотрел вниз, на Мыколу..—Попробуйте-ка привести его в чувство. Я хочу с ним поговорить.
Ржавый встал из-за стола.
--Не знаю, удасться ли. Уж больно он того....
Евгений был настроен более оптимисвтичног.
--Ничего,--сказал он,--сейчас сделаем. Я тебя научу. Бери его за ноги.—Он просунул руки под плечи Садовничего и они потащили обмякшее тело в соседнюю комнату. Опустив Мыколу в ванну, Евгений закрыв слив пробкой и пустил холодную воду из нижнего крана и из душа.
--Оглянуться не успеете, как он6 запоёт,--пообещал Евгений.
Через пять минут, когда они вытащили Мыколу из ванны и поставили на ногги, он уже мог стоять. Они привели его назад в спальню. Ляшко сидел на стуле и курил. Гробарь куда-то исчез.
--Положите его на кровать,--приказал он.
Евгений и Ржавый подвели Мыколу к койке, повернули его кругом и, слегка подтолкнув, отняли руки. Мыкола опрокинулся на  спину. Они приподняли его, усадили, и Евгений начал шлёпать его по избитому лицу, приговаривая.
--Проснись, ван Дамм, проснись.
--Как же он проснётся,--мрачно проворчал Ржавый.
--Думаешь, нет?—весело спросил Евгений и снова шлёпнул Мыколу по лицу.
Мыкола приоткрыл тот глаз, который ещё мог открываться.
--Садовничий,--окликнул его Ляшко.
Мыкола приподнял голову и попытался оглянуться. Было неясно, видит ли он Ляшко. Ляшко встал со стула и подошёл к кровати. Он наклонился так, чтобы его лицо оказалось перед самыми глазами Мыколы, и спросил.
--Вы меня слышите, Садовничий?
Единственный открытый глаз Мыколы с тупой  навистью смотрел на Ляшко.
 --Садовничий, это я, Ляшко. Вы слышите меня?-- переспросил он.
--Да,--выдавил Мыкола, с трудом шевеля распухшими губами.
--Вот и хорошо. Теперь. слушайте, что я вам скажу. Вы мне расскажете все, что знаете о Остапе.--Ляшко говорил очень четко, не повышая голоса, который и сейчас не утратил своей мелодичности.—Если вы думаете отделаться молчанием-не выйдет. Вас будут обрабатывать, пока не заговорите. Вы меня поняли?
Мыкола улыбнулся. Его изуродованное лицо было похоже на страшную маску.
--Ничего не скажу,--выговорил он.
Ляшко отошел и сказал.
--Продолжайте.
Пока Ржавый колебался, горилла Евгений отбросил поднявшуюся было руку Мыколы и повалил его.
--Сейчас я испробую одну штуку.
Он подхватил ноги Мыколы и перекинул их через край койки. Затем наклонился, и руки его заработали. Тело Садовничего судорожно задергалось, он застонал --раз, другой, третий--и замер. Евгений выпрямился и отвел руки. Тяжело и шумно дыша, он проворчал, не то жалуясь, не то извиняясь. –
--Сейчас ничего не выйдет, он опять скапустился.

                IV


Когда к Садовничему вернулось сознание, в комнате никого не было. Горел свет. Как и в прошлый раз, он с трудом, напрягая все свои силы, сполз с койки и упрямо двинулся к двери. Дверь была заперта. Когда он начал дергать ручку, дверь внезапно распахнулась и отбросила его к стене.
В комнату, босой, в одном нижнем белье, вошёл Евгений.
--Ну и зануда же ты,--сказал он.—Всё одно и то же. Тебе ещё не надоели мои кулаки?—Он схватил Мыколу левой рукой за горло, а правой два раза ударил в лицо. Только на этот раз удары были не такими тяжёлыми, как раньше. Потом он швырнул его на койку.—А теперь лежи смирно,--проворчал он.
Мыкола лежал не двигаясь. Глаза его были закрыты. Евгений вышел и запер за собой дверь.
Провозмогая боль, Мыкола поднялся и снова добрался до двери. Он подёргал её. Потом отошёл на два шага и попытался с разбегу высадить её плечом. Это ни к чему не привело. Обессиленный он упал. Мыкола не оставлял своих попыток, пока Евгений снова не открыл дверь.
--Никогда не встречал человека, которому бы так нравилось, чтобы его били. Да и мне ещё никогда не было так приятно давать по морде,--сказал Евгений. Он отклонился вправо и ударил Мыколу кулаком в челюсть.
Отупевший от боли Мыкола даже не пытался увернуться. Удар отбросил его на другой конец комнаты. Он остался лежать там, где упал. Два часа спустя, когда в комнату вошёл Гробарь, он лежзал всё на том же месте.
Принеся из ванной воды, Гробарь привёл его в чувство и помог добраться до ткойки.
--Что ты делаешь? Где твоя голова?--увещевал он.--Эти кретины тебя убьют, они же ни черта не соображают.
Мыкола тупо посмотрел мутным, затянутым красной пленкой глазом.
--Ну и пусть,--сказал он, с трудом шевеля губами.
Мыкола спал, когда его разбудили Ляшко, Евгений и Ржавый. Говорить он снова отказался. Его снова избили, а когда он потерял сознание, швырнули обратно на койку. Через несколько часов эта процедура повторилась. Есть ему не давали. Когда Мыкола пришел в себя после очередного избиения, он на четвереньках дополз до ванной комнаты и там, на полу за стойкой умывальника, обнаружил узкое лезвие от безопасной бритвы, покрытое толстым слоем ржавчины. Вытащить его из-за умывальника было очень трудно. На это ушло не менее десяти минут. Потом негнущиеся пальцы Неда никак не могли оторвать лезвие от кафельного пола. Он попытался перерезать себе горло, но лезвие выпало из его рук, оставив лишь две-три легкие царапины на подбородке. Всхлипывая от огорчения, он улегся на полу ван-ной комнаты и заснул. Когда он проснулся, он уже мог стоять. Он ополоснул голову холодной водой, а затем выпил подряд четыре стакана. Его вырвало. Дрожа от холода, он вернулся в спальню и лег на забрызганный кровью матрац, но тут же снова поднялся. Шатаясь и спотыкаясь от нетерпения, он дошел до ванной, опустился на четвереньки и начал шарить по полу. Найдя наконец лезвие, он сел. Засовывая лезвие в жилетный карман, Мыкола нащупал там зажигалку. Он вынул ее и начал разглядывать. Его единственный открытый глаз хитро заблестел. Это был безумный блеск.
Мыкола встал на ноги и прошел в спальню. Он дрожал, его зубы выбивали мелкую дробь. Когда он увидел под столом, за которым горилла и мрачный розовощекий мальчик играли в карты, старую газету, он хрипло засмеялся. Разорвав и скомкав газету, оп поднес её к двери и разложил на полу. В комоде он обнаружил оберточную бумагу, которой были выстланы ящики. Он скомкал ее и тоже положил рядом с газетой. Лезвием он вспорол матрац и вытащил из него грубую серую вату. Она тоже легла у двери. Теперь Мыкола уже не дрожал, не спотыкался, он ловко действовал обеими руками. Вскоре, однако, он устал пере-таскивать вату частями и подтащил к двери все, что осталось от матраца вместе с чехлом. С третьей попытки зажигалка загорелась. Улыбаясь, Мыкола поднес ее к выросшей у двери куче. Некоторое время он стоял, склонившись над своим костром, но поднявшийся дым заставил его сначала отступить на шаг, потом еще.
Кашляя, он прошел в ванную, намочил водой полотенце и обернул им голову, закрыв глаза, нос, рот. Шатаясь, он вернулся в спальню--призрак в клубах дыма,--споткнулся о койку и опустился на пол там, где его и нашел Евгений. Евгений ворвался в спальню, чертыхаясь и кашляя, прикрывая рот и нос тряпкой. Открывшаяся дверь немного отодвинула горящую кучу. Раскидывая ногами бумагу и вату, он подскочил к Мыколе, схватил его за шиворот и вытащил из комнаты. За дверью Евгений пинком заставил Садовничева подняться на ноги и, не выпуская из рук ворот его пиджака, потащил за собой в конец коридора. Там он толкнул его в какую-то комнату.
--Я тебе уши оборву, когда вернусь, ублюдок--проревел он, еще раз пнyл его ногой и, выскочив в коридор, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Ухватившись руками за стол, Мыкола удержался ка ногах. Сползшее с головы мокрое полотенце как шарф лежало на его плечах. Мыкола попытался выпрямиться и осмотрелся. В комнате было два окна. Он подошел к тому, что было поближе, и подергал его. Окно было закрыто. Мыкола повернул шпингалет, окно открылось. На улице была ночь. Перебросив через подоконник одну ногу, затем вторую, Мыкола перевернулся и, лежа животом на раме, начал опускаться. Повиснув на руках, он попытался нащупать ногами опору, ничего не нашел и разжал руки.
 





















                Глава пятая

 
Склонившись над Недом, сестра что-то делала с его лицом.
--Где я?--спросил он.
--В больнице.--Маленького роста, с большими карими глазами, сестра говорила тихим, с придыханием, голосом. От нее пахло мимозой.
--Какой сегодня день?
--Понедельвик.
--Месяц, год?--продолжал Мыкола.--Сестра нахмурилась, и он  сдался.--Ладно, не важно. Давно я здесь?
--Сегодня третий день.
--Где телефон?--Он попробовал сесть.
--Ничего не выйдет,--заявила сестра.--Вам нельзя разговаривать по телефону и вообще волноваться.
--Тогда позвоните вы. Вызовите мэртю и попросите Остапа Ярошенко. Скажите, что мне необходимо его немедленно увидеть.
--Пан Ярошенко приходит сюда каждый день после обеда, но вряд ли доктор  разрешит вам с ним разговаривать. По правде говоря, вы и сейчас говорите больше, чем вам полагается.
--Теперь что? Утро? День?
--Утро.
--Не могу я так долго ждать. Повзоните ему немедленно.
--Сейчас придет доктор.
--Не нужен мне ваш доктор,--сказал он раздраженно.--Мне нужен Остап Ярошенко.
--Будете делать то, что вам велят,--сказала сестра. --Лежите спокойно и ждите доктора.
Мыкогла хмуро посмотрел на нее.
--Ну и сестра милосердии! Вам что, никогда не говорили, что с больными нельзя спорить?
Она пропустила его вопрос мимо ушей.
--А кроме того, вы мне делаете больно. У мели челюсть болит.
--Поменьше разговаривайте, тогда не будет болеть, ответила сестра.
Мыкола помолчал немного, а потом спросил.
 --А что со мной случилось? Или вы этого еще не проходили?
--Пьяная драка, наверное,--ответила девушка и не могла сдержать улыбки.--Нет, правда, послушайте, вам нельзя так много разговаривать. И никого к вам не пустят, пока доктор не разрешит.

                II


Сразу после полудня пришел Остап Ярошенко.
--Чертовски рад, что ты жив!--сказал он и обеими руками пожал левую незабинтованную руку Мыколы.
--У меня всё в порядке,--сказал Садовничий,--но тут есть одно срочное дело: надо отвезти Семёна Павлюченко на базар и поводить по лавкам, где торгуют незаконно оружием. Он....
--Ты мн6е уже говорил об этом,--вставил Оста—всё сделано.
Мыкола нахмурился.
--Говорил?
--Ну да! В то самое утро, когда тебя подобрали. Тебя сразу же отвезли в больницу, но ты не подпускал к себе врачей, пока тебе не дали поговорить со мной. Ну я и приехал. Едва ты рассказал мне о Павлючен6ко, как тут же потерял сознание.
 --Ничего не помню,--протянул Мыкола.—Ты до них добрался?
--Да. Павлюченковых мы схватили. И после того, как Павлюченко опознали, он раскололся. На предварительном слушании присяжные признали виновными  Евгения Сухобруса и двух других, но Ляшко притянуть к этому делу мы не сможем, Павлюченко подбил Сухобрус, все знают, конечно, что он без приказа Ляшка и шагу не сделает, но одно дело—знать,  другое -- доказать.
--Евгений? Это тот, что похож на гориллу. Его уже взяли?
--Нет, Ляшко, видимо, припрятал его, когда ты сбежал. Ведь ты у них был?
---Ага. В «Собачьей конуре». Наверху. Я пошёл туда, чтоб поставить капкан на эту тернопольскую лису, и попался сам.-- Нед нахмурился.--Помню, я пришел туда с Гробарём, потом меня укусила собака, потом меня били Евгений и какой-то рыжий мальчишка. Пожар там еще был. Вот, пожалуй, и все, Кто меня нашел? Где?
--Полицейский. Ты полз на четвереньках, истекая кровью, посередине Студентческой. Это было в три часа утра.
--Тоже нашел себе занятие!

                III

Маленькая сестра с большими синими глазами осторожно  приоткрыла дверь и робко просунула голову.
--Входите!—сказал Мыкола усталым голосом.—Что мы в прятки играем? Раз, два, три, четыре, пять--искать. Вам не кажется, что вы уже вышли из этого возраста?
Сестра распахнула дверь и остановилась на пороге.
--Не удивительно, что вас излупили,--сказала она.—Я хотела узнать, проснулись ли вы. Там пан Ярошенко и...придыхание в ее голосе стало заметнее, глаза загорелись ярче,-- с ним панночка.
Мыкола посмотрелна неё с  любопытством.
--Что за панночка?--насмешливо спросил он.
--Олёна Братченко,--ответила она так, будто сообщала о приятной неожиданности.
Мыкола повернулся  на бок и закрыл глаза. Уголки его губ задрожали, но голос стал безучастным.
--Скажите им,  что я еще сплю.
--Как вы можете? Да и вообще они теперь догадались, что вы не спите. Иначе я 6ы уже давно вернулась.
Мыкола театрально застонал и приподнялся на локте.
--Придётся отмучиться сейчас,--заворчал он. –А то прибежит в другой раз.
Сестра посмотрела на него с негодованием.
--Нам пришлось поставить полицейского у больницы,-- сказала она презрительно, —чтобы отбиваться от женщин, которые вас осаждают.
-- Вам легко говорить,--вздохнул Мыкола.—На вас, видно, фотографии депутатских дочек в газетах не производят неизгладимое впечатление, но это только потому, что вас они не преследовали. А мне  они отравили всю жизнь. Они и их цветные фото. И всгда депутатские дочки, одни депутатские дочки. Нет чтобы какая-нибудь там дочка члена палаты представителя Европарламента, министра или на худой конец члена городского управления... Как вы думаете, в чем тут дело? А может просто депутаты более плодовиты, чем...
--И совсем не остроумно. Впрочем, все дело, виимо, в том, что женщины не могут устоять против вашей причёски. Я их приведу,добавила она и вышла.
Мыкола глубоко вздохнул, глаза его заблестели, губы растянулись в невольной улыбке. Однако когда Олёна Братченко вошла в палату, он поздоровался с ней небрежно, хотя и вежливо. Она сразу же подошла к кровати.
--О, пан Садовничий, я так рада была узнать, что вы быстро поправляетесь. Я просто не могла не прийти.--Она взяла его за руку и улыбнулась. Её карим, с рыжими искорками, глаза казались еще более темными из-за светлых волос.--Так что, если вам не по душе мой визит, пожалуйста, ругайте Остапа. Это я заставила его взять меня с собой.
Мыкола улыбнулся.
--Я страшно рад, что вы пришли. Это очень любезно с вашей стороны.
Остап, вошедший вслед за Олёной, обошёл кровать с  другой стороны. Он радостно улыбался, поглядывая на то Мыколу, то на девушку.
--Я знал, что ты будешь доволен. Я так ей и сказал. Как дела?
--Отлично. Пододвиньте стулья, садитесь.
--Мы не можем задерживаться,--возразил Ярошенко,--я должен  встретиться с Мокроусом.
--А я—нет,--Олёна  опять улыбнулась Мыколе.--Можно, я останусь? Совсем ненадолго?
--Буду счастлив,-- заверил ее Мыкола.
Ярошенко сияя от удовольствия, подвинул к кровати стул и усадил Олёну. Затем он взглянул на часы.
--Нужно бежать,--сказал он жалобно и пожал Мыколе руку.—Тебе что-нибудь нужно?
--Нет, Остап. Спасибо.
--Ну, будь паинькой.--Ярошенко повернулся было к Олёне, но вдруг остановился и снова обратился к Мыколе.—Как далеко, по-твоему, мне нужно зайти в этом первом разговоре с Мокроусом?
Мыкола пожал плечами.
--Как угодно, при условии, что не будешь говорить прямо, в открытую. Этого он боится. Но если крутить вокруг да около, его можно хоть в убийцы нанять. Понимаешь, с ним нужно канитель разводить. В таком примерно роде: «Есть, мол, человек по имени Порошенко, а живет он там-то и там-то. Так вот, бы вдруг этот Порошенко заболел и не поправился бы, а вы заглянули бы как-нибудь ко мне, а мне по счастливой случайности пришел бы конверт на ваше имя, то отккуда мне знать, что в нем лежат хорошие деньги.
 Ярошенко кивнул.
--Убивать мне никого не нужно. А вот голоса рабочих с железной дороги нам необходимы.—Он нахмурился. --Жалко, что ты валяешься.
--Через пару деньков встану. Кстати, ты нашу городскую газету видел?
--Нет.
Мыкола поискал глазами.
--Кое-кто там покуражился. В центре первой полосы поместили в рамке всю грязь, что смогли брать. Без подписи. А заголовок шикарный: « Что собираются предпринять городские власти?». Потом перечисляются все преступления за полтора месяца, чтобы доказать, что волна преступлений растет. Рядом коротенький списочек задержанных преступников. Вот, мол, смотрите, молиция бессильна. А больше всего визга подняли по  поводу убийства Игоря.
Услышав имя брата, Олёна вздрогнула и не слышно вздохнула. Взглянув ка нее, Ярошенко предупреждающе кивнул Мыколе, но тот продолжал, словно не желая замечать, какие впечатление произвели его слова.
--Они совсем распоясались. Обвиняют милицию  в том, что расследование было приостановлено на целую неделю, дабы дать возможность одному довольно влиятельному в политических кругах игроку свести счёты с другим. Это про меня и  Сухомлина. А потом, задали такой риторический вопрос: что думают в Раде и выдвиженцы на посаду мэра о своих политических союзниках, которые используют убийство Братченко в подобных целях?
Остап покраснел, взглянул на часы и заторопился.
--Я достану газету и прочту. А теперь мне нужно...
--Они также,--продолжал Мыкола безмятежно,--обвиняют милицию в  и налетах на притоны, которым она раньше покровительствовала. Это, мол, потому, что их владельцыц не хотят раскошеливаться  на огромные расходы по предвыборной кампании. Повод—твоя ссора с Ляшко. Еще они обещают напечатать список тех злачных мест, которые продолжают процветать как ни в чём не  бывало, потому что их владельцы  выложили свою долю.
--Ладно, ладно,--смущенно забормотал Остап.--Счастливо оставаться, Олёна. Пока, Мыкола,--кивнул он и вышел.
--За что вы меня не любите?—спросила Олёна.
--Вы ошибаетесь,--ответил он.
Она покачала головой.
 
--Нет. Я это чувствую.
--Не судите по моему поведению. У меня были плохие манеры.
--Вы меня не любите,--настаивала она, не отвечая на его улыбку.--А я хочу, чтобы вы хорошо ко мне относились.
Садовничий был сама скромность.
--Зачем вам это?--спросил он.
--Потому что вы лучший друг Остапа.
--Остапе -- политик,--заметил Мыкола, искоса поглядывая на нее,--и друзей у него много.
--Но вы--самый близкий.--Она нетерпеливо покачала головой и добавила.--Он сам так считает.
--А вы как считаете?--спросил он чуть насмешливо.
--Так же,--серьезно ответила Олёна,--иначе вы не попали бы в больницу. Ведь вы пошли на этог ради него!
Он промолчал. Только слабая усмешка тронула его губы. Когда она поняла, что он не склонен продолжать разговор на эту тему, Олёна  повторила серьёзным тоном.
--Мне бы огчень хотелось, чтобы вы хорошо ко мне относились
--Может быть, так оно и есть.
--Нет!—покачала она головой.
Он снова улыбнулся. На этот раз его улыбка была молодой и обоятельной, в  глазах светилась застенчивость, голос звучал робко и   доверительно.
--Я вам скажу, отчего вы так считаете. Ну...в общем...понимаете, еще и года не прошло, как Остап подобрал меня,  что называется, под забором. Поэтому с людьми вашего круга я ещё не освоился, чувствую себя неловко, неуклюже. Ведь вы совсем из другого мира--высшее общество, фотографии в газетах и всякое такое... Вот. То, что вам  кажется враждебностью--на самом деле просто неотёсанность.
Олёна поднялась.
--Вы издеваетесь надо мной,--констатировала она без всякой обиды в голосе.
 Когда она ушла, Мыкола откинулся на подушки и уставился в  потолок. Глаза его блестели. Вошла сестра.
-- Ну, что вы там натворили?
Мыкола поднял голову, угрюмо посмотрел на неё и ничего не сказал.
--Она вышла отсюда чуть не плача,--продолжала сестра.
Чадовничий снова опустил голову на подушки.
--Да, не тот я стал. Обычно красивые девушки уходили от меня, заливаясь слезами.
               

                IV
               


В палату вошел молодой франт среднего роста со смазливым смуглым лицом. Садовничий приподнялся.
--Привет, Григорий!
--Все на месте, на части не разобрали. Бери стул.
Григорий сел и вынул пачку сигарет.
--У меня есть к тебе одно дельце. – Мыкола сунул руку под подушку и протянул Махно конверт.
Григорий прикурил и взял конверт. Это был простой белый конверт со штемпелем местной почты. Мыкола получил его два дня назад на адрес больницы. Внутри Махно обнаружил листок с напечатанными на машинке строчками:
«Что вам известно о Остапе Ярошенко, чего не знает, но очень хотел бы узнать Флор  Ляшко?
Имеет ли это отношение к убийству Братченко?
Если нет,  то почему вы так упорно старались сохранить это в тайне?»
Григорий аккуратно сложил листок, сунул его обратно в конверт, взглянул на Мыколу, спросил.
--За этим что-нибудь кроется?
--По-моему, нет. Я хочу, чтобы ты  узнал, кто это написал.
Григорий кивнул.
--Письмо можно взять?
--Да.
Махно сунул конверт в карман.
--У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, кто мог его написать?---осведомился он.
--Абсолютно никаких.
Григорий рассматривал горящий кончик сигареты.
--Предстоит нелёгкая работенка!
--Знаю,--согласился Мыкола--Я могу тебе только сказать, что за  последнюю неделю таких анонимок появилось довольно много. У меня это третья. Я знаю, что Гладуш получил по крайней мере одну. Кто их еще получил, не имею представления.
--Я могу глянуть на другие?
--Эта единственная что я сохранил. Да они все кеак близнецы—та же  бумага, та же машинка, и в каждой три вопроса.
Григорий бросил на Мыколу испытующий взгляд.
--Но вопросы-то не совсем одинаковые?
--Не совсем. Но все бьют в одну точку.
Махно кивнул и затянулся сигаретой.
— Ты понимаешь, что сделать это осторожно, без шума? -- предупредил Мыкола.
--Понятно.--Махно вынул изо рта сигарету.-- Кстати, когда вы сказали про одну точку, вы имели в виду участие Ярошенко в убийстве?
--Да,--ответил Мыкола, не сводя глаз со смуглого франта,-- только он в этом не замешан.
Смуглое лицо Григория было непроницаемым.
-- Разумеется,--сказал он, вставая.
               

                V

Сестра внесла большую корзину фруктов и поставила её  на стол.
--Правда, мило?—спросила она у Садовничего.
Тот осторожно кивнул головой. Сестра вынула из корзины маленький конверт и подала его Мыколе.
--Держу пари, это от нее.
--На что?
--На что хотите!
Мыкола покачал головой с таким видом, будто подтвердились его самые мрачные подозрения.
--Заглянули?—спросил он.
--Ну, знаете ли...—сестра возмутилась.
Мыкола рассмеялся. Сестра замолчала, но лицо её ещё долго сохраняло обиженное выражение. Он вынул из конверта визитную карточку Олёны Братченко, на которой было написано лишь два слова: »прошу вас!»
f г пугтв1 гтll написал письмо.
--Вы выиграли,--нахмурив брови, сказал он сестре и постучал карточкой по ногтю большого пальца.—Угощайтесь, да берите побольше, чтобы выглядело так, будто я их ел.
Несколько часов спустя он написал письмо.
«Дорогая панна Олёна.
Вы меня ошеломили  своей добротой—сначала ваш визит, затем эти фрукты. Даже не знаю, как благодарить вас. Надеюсь, что когда-нибудь мне предоставиться возможность на деле выразить вам свою признательность.
                Мыкола Садовничий».


                VI


В это утро Мыкола был уже в халате и домашних  туфлях. Когда вошла Оксана, он сидел за столом у окна  палаты и, завтракая, просматривал последний выпуск газеты «Сегодня». Сложив газету и бросил её рядом подносом, он поднялся.
--Привет, малышка,--сказал он сердечно.
--Почему вы мне не позвонили, когда вернулись?--строго спросила она. Оксана была бледна и оттого выглядела старше своих лет. Её широко открытые голубые глаза потемнели от волнения.  Держалась она прямо, но без натянутости. Не замечая стула, который Мыкола поставил рядом с ней, она настойчиво повторила.--Почему вы не позвонили?»
Он снисходительно рассмеялся.
--А тебе идет эта платье.
--Мыкола, я прошу вас, пожалуйста...
--Так-то лучше,--сказал он.—Я собирался зайти, но... Так много событий произошло, пока меня тут не было, и еще больше, когда я вернулся. А к тому времени, как я с ними разделался, мы мы не поладили с Флором Ляшко, и вот я попал сюда, рукой, он махнул рукой--в больницу.
Его легкомысленный тон не помог. Оксана оставалась серьезной.
--Этого Павлюченко повесят?—спросила она резко.
Он сногва засмеялся.
-- Если мы будем разговаривать в таком тоне, ничего не получится.
Она нахмурилась и повторила, но уже не таким повелительным тоном.
--Его повесят?
--Не думаю,--ответил он, покачав головой.—Видимо Братченко убил не он.
Она, казалось, ничуть не удивилась.
--Вы знали об этом,  когда просили меня... помочь... достать эту улику против него?
--Конечно, нет, малышка,--улыбнулся он укоризненно.—За кого ты меня принимаешь?
--Неправда, знали.--Ее голос был таким же холодным и презрительным, как и сузившиеся голубые глаза.—Вам нужно было получить свой долг, вот вы и заставили меня помочь вам... Чтобы шантажировать этого Павлюченко.
--Думай, как хочешь,--ответил он безразлично.
Она сделала шаг в его сторону. Ее подбородок задрожал, но она овладела собой, и на ее лице снова появилось решительное и независимое выражение.
--А вы знаете, кто убил?--спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Он медленно покачал головой.
--Отец?
Мыкола моргнул.
--Ты хочешь спросить, знает ли Остап, кто убил Братченко?
Она топнула ногой и закричала.
--Я хочу знать, не отец ли его убил!
Мыкола закрыл ей рот рукой.
--Замолчи,--пробормотал он, быстро взглянув на закрытую дверь. Она оттолкнула его руку и отступила назад.
--Так это он убил?
--Если ты уж так лихо соображаешь,--глухо сказал он злым голосом,--так хоть не ори. Держи свои идиотские домыслы при себе. Никому нет до них никакого дела. Нечего оповещать об этом весь город.
Потемневшие глаза Оксаны широко раскрылись.
--Значит, это все-таки он,--уверенно произнесла она тихим, безжизненным голосом.
Мыкола резко наклонился и приблизил к ней искаженное злобной улыбкой лицо.
--Нет, моя радость,--сказал он, с трудом сдерживая бешенство.--Нет, он не убивал Игоря.
Не двигаясь с места, все такая же суровая, она твердо спросила.
--Если убил не он, не понимаю, какое значение имеет, что я говорю и как громко.
Уголки его губ насмешливо поползли вверх.
--Ты еще очень многого не понимаешь. И никогда не поймешь, если будешь себя так вести.—Он отошёл от неё и сунул  кулаки в карманы халата. Теперь уголки его губ опустились, лоб прорезали глубокие морщины, прищуренные глаза не отрывались от пола.
--Кто внушил тебе эту нелепую мысль?
И не нелепую, вы сами это прекрасно знаете.
Он нетерпеливо пожал плечами.
--Откуда ты это взяла?
--Ниоткуда.--Она тоже пожала плечами.—Я сама поняла вдруг.
--Чепуха,--глядя исподлобья, резко бросил он. –Ты читала сегодняшнюю газету?
--Нет.
Он не отрывал от неё тяжелого, подозрительного взгляда. Её лицо  порозовело от досады.
--Да не читала я. А для чего вам это знать?
--Значит, нет?—спросил он всё ещё недоверчиво и задумался. Внезапно лицо его прояснилось. Он вынул правую руку из кармана и протянул к ней ладонью вверх.—Дай посмотреть письмо.
--Что?—Она взглянула на него округлившися от удивления глазами.
--Письмо,--повторил он,--напечатанное на машинке, без подписи, с тремя вопросами.
Она в замешательстве опустила глаза и после секундного колебания, открыла сумочку.
--Как вы узнали?
--Все в городе хотя бы одно такое да получили,-- ответил он небрежно.--Ты что, раньше не получала?
--Нет!—Она протянула ему смятый лист бумаги. Он разгладил его и прочел.
«Неужели вы не знаете, что вашего возлюбленного убил ваш же отец?
А если не знаете, то зачем вы помогали ему и Садовничему в их попытке приписать это преступление невинному человеку?
Отдаете ли вы себе отчет в том, что, помогая отцу уйти от суда, вы сами становитесь соучастницей преступления?».
 Мыкола кивнул и беспечно улыбнулся.
--Все они на один лад.--Он скомкал листок и швырнул его в корзину для бумаги возле стола.--Вероятно, получишь еще, раз уж попала в список адресатов.
Закусив нижнюю губу, Оксана Ярошенко испытывающе  посмотрела на спокойное лицо Мыколы блестящими, недобрыми глазами.
--Флор Ляшко,--продолжал Мыкола,--готовит материал для предвыборной кампании. У меня, как ты знаешь, были с ним неприятности. А все потому, что он думал, будто я порвал с твоим отцом и соглашусь за деньги помочь ему состряпать уголовный процесс против Остапа. Ляшко  не важно, правда, ли это, ему важно провалить кандидатов Остапа. Я отказался.
Выражение его глаз не изменилось.
--Из-за этого вы с папой подрались?
--Подрались?--переспросил он.--Допустим, что подрались, но это уж наше с ним дело, малышка!
--Конечно, подрались. В баре.—Она решительно сжала губы. --После того как вы узнали, что именно он... убил... Игоря...
Мыкола засмеялся и спросил насмешливо.
--А раньше я это не  знал?
Но она не реагировала на его насмешливый тон.
--Почему вы спросили про газету? Что там напечатано?
--Такая же чепуха, как и в твоем письме. Если хочешь посмотреть, газета на столе. Ты еще начитаешься этой муры, пока идет предвыборная кампания. Хорошая же ты помощница отцу, если не задумываясь всё принимаешь на веру...
Но Оксана не слушала его, и он, нетерпеливо махнув рукой, замолчал.
Девушка подошла к столу и взяла газету. Он учтиво улыбнулся ей в спину.
--На первой странице «Открытое письмо Ярошенко».
По мере того, как она читала, ее колени, руки, губы дрожали всё сильнее. Мыкола забеспокоился, нахмурился, но когда, отложив газету, она повернулась, её стройное тело и красивое лицо были неподвижны, как у статуи. Почти не двигая губами, она сказала.
--Они не осмелились бы писать таком, если бы это была неправда.
--Это мелочь по сравнению с тем, что они ещё напишут,-- процедил Мыкола лениво, делая вид, волнение её волнение его забавляет. Но в глазах его притаилась с трудом сдерживаемая злость. Оксана окинула его долгим взглядом и, ничего не сказав, направилась к двери.
--- Обожди,--сказал он.
Она остановилась и повернула к нему свое окаменевшее лицо.
--Политика--жестокая игра, малышка,--заговорил он с ласковой улыбкой.—Особенно на этот раз. «2000»--по другую сторону баррикад, наплевать, правду они печатают или нет, лишь бы навредило твоему отцу. Они...
--Не верю я вам,--заявила она.--Я знаю редактора газеты--его жена всего на несколько лет старше меня, мы с ней вместе учились школе и дружили. Я ни за что не поверю, что он может напечатать такое об отце, если у него нет достаточных оснований считать это правдой.
Мыкола  посмеивался.
--Много ты знаешь. Твой редактор Макагон по уши в долгах. Закладные газету и даже на его дом, если хочешь знать, в руках  центральной компании. Компания эта принаджлежит Коломойскому, а Коломойский  выставил кандидатами в Раду своих сподвижников.  Что Макагону велят, то он и делает.
Оксана молчала. По-видимому, доводы Садовничего ее не убеждали. Но он продолжал искренне и настойчиво.
--То, что здесь напечатано,--он стукнул пальцем по газете,-- ещё цветочки по сравнению с тем, что пойдёт дальше. Они будут ворошить кости Братченко до тех пор, пока не  придумают чего-нибудь поновее. Нам придётся читать такую чертовщину до концак выборов. Надо с этим смириться. А ты тем более должна держаться спокойно, ведь Остап-то сам сам не очень волнуется.  Он политик...
--Он—убийца,-- сказала она тихо, но отчетливо.
--А дочь у него--дубина! --- воскликнул он в ярости.--Перестань валять дурака.
-- Мой отец--убийца,--повторила она.
--С ума ты сошла. Послушай меня, малышка. Твой отец не имеет абсолютно никакого отношения к убийству Игоря...Он...
--Я вам не верю,--сказала она мрачно.--Я никогда больше не буду вам верить.
Мыкола хмуро посмотрел на нее. Она повернулась и пошла к двери.
--Обожди,--попросил он.--Дай мне...
Она вышла и закрыла за собой дверь.


                VII


Садовничий бросил яростный взгляд на захлопнувшуюся дверь. Потом на его лоб набежали морщины, темные глаза сузились, губы под усика сжались. Покусывая ногти и глубоко дыша, он погрузился в мрачные размышления. За дверью послышались шаги. Он стряхнул    с себя задумчивость и не спеша направился к окну, мурлыкая популярную песенку. Шаги миновали его дверь и затихли. Перестав напевать, он нагнулся к  корзине, вытащил скомканное письмо и сунул в карман халата. Раскурив сигару, он подошел к столу и, щурясь от дыма, стал изучать первую полосу газеты.


                ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МЭРУ

Пан: Газета получила первостепенной важности сведения, которые, как мы полагаем, помогут приподнять завесу над тайной, окружающей недавнее убийство Игоря Братченко. Эти сведения содержаться в нескольких данных под присягой показаниях, хранящихся в настоящее время в сейфе редакции. Суть этих показаний заключается в следующем:
1.Несколько месяцев назад Остап Ярошенко с возмущением узнал, что Игорь Братченко ухаживает за его дочерью. Он поссорился с молодым человеком и запретил Оксане Ярошенко с ним встречаться.
2.Тем не менее его дочь продолжала видеться с Игорем в квартире, специально снятой для этой цели.
3.В день, когда был убит Игорь, молодые люди провели несколько часов в  этой квартире.
4.Вечером того же дня Остап Ярошенко посетил дом Братченко, как полагают, с целью выразить свое возмущение молодому человеку или его отцу.
5. Когда за несколько минут до убийства Остап Ярошенко покидал дом бывшего нардепа Братченко, у него был весьма рассерженный вид.
6. Не более чем за пятнадцать минут до того, как был обнаружен труп Игоря Братченко, его видели с Игорем на Сиреневой улице, недалеко от того места, где было совершено преступление.
7. И наконец, ни один агент сыскной милиции не занимается в настоящее время поисками убийцы.
Газета  считает необходимым сообщить вам, а также избирателям и налогоплательщикам нашей стракны об этих фактах.  При этом газета руководствуется лишь желанием прмочь правосудию и не преследует никаких иных целей. Мы с удовольствием предоставим упомянутые выше показания и всю другую, находящуюся в нашем распоряжении информацию Вам или любому другому должностному лицу. Мы готовы также, в интересах правосудия, воздержаться от опубликования дальнейших подробностей.
Однако «2000» не может допустить, чтобы содержащиеся в показаниях свидетелей сведения игнорировались. Если официальные лица, избранные и назначенные блюстителями законы, не сочтут эти показания достаточно веским основанием для принятия необходимых мер, «2000» оставляет за собой пра- во опубликовать их полностью и тем самым вынести  этот вопрос на рассмотрение высшей инстанции-- граждан нашего города.
               
                Макагон, издатель.
Мыкола иронически хмыкнул и пустил на это высокопарное заявление густую струю дыма. Однако глаза его оставались за его оставались мрачными.

                VIII


Вскоре после полудня к Мыколе в больницу пришла мать Остапа Ярошенко. Он обнял её и расцеловал в обе щеки. Оттолкнув его, она  сказала с напускной строгостьюэнвустсти;й строгостью.
--Да хватит тебе! Ты хуже того эрдельтерьера, что был у Остапа.
--А я наполовину эрдельтерьер. Со стороны отца,--ответил Мыкола и помог ей раздеться.
Расправив чёрное платье, она подошла к кровати и села. Он кинул её шубку на спинку стула и встал перед ней, расставив ноги и заложив руки в карманыхалата.
--Выглядишь неплохо,--сказала она, критически оглядев егог.—Хотя и не блестяще. А как ты себя чувствуешь?
--Превосходно. Я не выписываюсь исключительно из-за медсестёр. Уж больно хороши!
--Знаю я тебя! Ну, что уставился на меня, как кот на сливки? по себе становится. Мне даже не посебе становиться. Садись.—похлопала она по кровати рядом с собой.
Мыкола сел.
--Остап считает, что ты совершил благородный, геройский  пострупок...Не знаю, что уж ты там такое совершил, но в одном я уверена: если бы ты вел себя хорошо, ты вообще не попал бы в эту переделку.
--Но, ма...--начал было Садовничий.
--Послушай, Мыкола,--прервала его мать Ярошенко, сверля его взглядом своих голубых, молодых, как у сына, глаз.--Остап ведь не убивал этого сопляка?
Мыкола от удивления даже рот разинул.
--Нет, конечно.
--Я так и думала,--заявила старуха,--Остап всегда был хорошим мальчиком. Но я слышала, что по городу ходят всякие грязные слухи. Господи, и что это творится в вашей политике? Ничего не понимаю.
 В изумленных глазах Садовничего запрыгали смешинки. Он не отводил взгляда от костистого лица старухи.
--Можешь пялить на меня свои глазища сколько угодно,-- сказала она,--но я никогда не могла понять ваши мужские затеи. Даже не пыталась. Бросила ещё задолго до того, как ты появился на свет.
Он потрепал ее по плечу.
--Вы парень что надо, ма,--произнёс он восхищенно.
 Она отстранилась и осадила его строгим взглядом.
--А ты сказал бы мне правду, если бы Остап действительно был убийцей?
Он отрицательно покачал головой.
--Тогда откуда мне знать, что он не убивал?
 Он рассмеялся.
--Простая логика! Если бы он убил Игоря Братченко, я бы всё равно стал это отрицать. Но тогда на ваш вопрос о том, сказал бы я правду, если бы он был убийцей, я бы ответил «да».--Веселье в его глазах потухло.—Он действительно никого не убивал!--Мыкола улыбнулся одними губами.--Было бы хорошо, если б хоть один человек в городе,  кроме меня, думал так же. И было бы совсем хорошо, если бы этим человеком была его мать.

               
                IX


Через час после ухода матери Ярошенко Мыколе принесли пакет с книгами, к которому была приложена карточка Олёны Братченко. Он писал записку с выражением своей глубокой признательности, когда пришёл Григорий Махно.
 --Мне удалось кое-что раскопать, но я не уверен, что мои сведения придутся вам по вкусу,--сказал он, выпуская изо рта клубы дыма.
Мыкола посмотрел на него задумчиво и разгладил усики указательным пальцем. Его голос звучал сухо. Если ты узнал то, что я просил, тогда все в порядке. Садись и рассказывай.
Аккуратно поддернув на коленях брюки, Махно сел, заложив ногу за ногу, бросил шляпу рядом с собой на пол и перевел взгляд с сигареты на Садовничего.
--Похоже, что эти письма писала дочка Ярошенко
На какую-то долю секунды в глазах Мыколы мелькнуло удивление, но голос звучал все так же сухо.
--Откуда ты это взял?
Из внутреннего кармана Григорий вынул и протянул Мыколе два одинаково сложенных, одинаковых по качеству и размеру листка бумаги. Мыкола развернул их и увидел, что на каждом были напечатаны три о
динаковых вопроса.
--Один из листков--тот самый, что вы мне вчера дали. Можете определить который?
Сакдовничий отрицательно мотнул головой.
--Они абсолютно одинаковые,--сказал Григорий.-- Второй я отпечатал на машинке в квартире, которую снимал Игроь Братченко. Бумагу я взвл там же. Насколько известно, существовало только два ключа от этой квартиры, один был у Оксаны,  другой –у Игоря. Я узнал, что после его смерти туда она пару раз туда приходила.
Продолжая рассматривать листки, Мыкола сердито кивнул. Григорий прикурил новую сигарету от окурка, затем, подойдя к столу, затушил окурок и вернулся на место. Похоже было, что его совершенно не интересует, как реагирует на его сообщение Садовничий. После минутного молчания Мыкола приподнял голову и спросил.
 --Как тебе удалось все это узнать?
Григорий перекинул сигарету в угол рта.

--О том, что существует эта квартира, я узнал из газеты «2000», как и полиция, кстати говоря. Но они добрались туда первыми. Правда, мне крупно повезло. Милиционер, которого оставили охранять оказался моим приятелем, и я за сто гривен смог там все осмотреть.
--Милиция в курсе?--спросил Мыкола, шелестя листкамил.
Григорий пожал плечами.
--Я им не рассказывал. Знакомого милиционера я прощупал, он ничего не знает. Его просто поставили присматривать за квартирой, пока они не решат, что делать дальше. Так что,  может, знают, а может, нет.—Махно стряхнул пепел на пол.--Могу навести справести справки, если хотите.
--Не стоит. Больше ничего интересного там не подвернулось?
 -- А я больше ничего и не искал.
Бросив быстрый взгляд на непроницаемое лицо молодого человека, Мыкола снова уставился на листки.
--А что это за квартирка?
--Дом двадцать четыре, по Патриотической. Они там назывались пан и панна Медичи. Хозяйка утверждает, что пока не явилась полиция, она не знала, кто они такие. Возможно, так оно и есть. В этих домах вопросов не задают. Хозяйка говорит, что они там бывали довольно часто, в осном во второй половине дня. А за последнее время девушка тоже приходила раза два. Хотя точно хозяйка сказать не может, она могла и не заметить.
--А она уверена, что это была Оксана Ярошенко?
--Описание сходится.--Григорий помолчал, а потом небрежно добавил.
--С тех пор как его убили эта женщина никого, кроме нас, там не видела.
Мыкола снова поднял голову.
--А что, раньше к Игорю приходили и другие?
Махног сделал уклончивый жест.
--Хозяйка не захотела говорить об этом. Сказала, не знает. Но я готов спорить, что врет.
--А по вещам не видно?
--Нет?--покачал головой Григорий.--Женского барахла там мало: халатик, пижама, кое-какие туалетные  принадлежности.
--А его вещей много?
--Костюм, пара ботинок, пижама, какое-то белье, носки--вот и все.
--А шляпы есть?
--Шляп нет,--улыбнулся Махно.
 Садовничий встал и подошел к окну. Снаружи было почти совсем темно. По окну забарабанили крупные капли дождя. Мыкола снова повернулся.
--Большое спасибо.--Его взгляд рассеянно скользнул по смуглому лицу Махно.--Думаю, что скоро ты понадобишься. Может, сегодня же. Я позвоню.
--Хорошо.—Григорий поднялся и вышел из палаты.ж
Мыкола открыл стенной шкаф, достал костюм и пошёл в ванную переодеваться. Когда он выходил оттуда, в палату вошла медсестра--высокая полная женщина с лоснящимся лицом.
--Вы одеты!--воскликнула она встревоженно.—Но вам нельзя выходить!  Сейчас ночь, начинается дождь, и доктор...
--Знаю, знаю,--скакзал он нетерпеливо и напрпавился к двери.
















                Глава шестая 
 

Панна Ярошенко открыла дверь.
--Мыкола? Ты с ума сошел! Не успел выйти из больницы, а уже бегаешь как угорелый. Да еще под дождем.
--Такси не протекают.--Его улыбка вышла несколько кислой.
--Остап дота?
--Он ушел с полчаса назад. В клуб, наверное. Но все равно заходи.
--А где Оксана?--спросил он, закрывая дверь и следуя за ней через прихожую.
--Ее тоже нет. Носится где-то с самого утра.
На пороге гостиной Мыкола остановился.
--Рад бы остаться, да не могу. Подъеду-ка я лучше в клуб и поищу там Остапа.
Его голос звучал не совсем уверенна. Старуха живо обернулась к нему.
-- И думать не смей!--ворчливо заявила она.—Посмотри на себя. Того и гляди схватишь простуду. Нет уж.  Ты сядешь здесь у огня, а я приготовлю тебе горячий пунш.
--Не могу, ма. У меня дела.
Голубые глаза пани Ярошенкоа вдруг заблестели, она испытующе посмотрела на Мвколу.
-- А когда ты выписался из больницы?
--Только что.
Она нахмурилась и осуждающе покачала головой.
--Удрал!--Ясная голубизна ее глаз затуманилась. Она подошла к Мыколе совсем близко; ее лицо было почти на уровне его лица.--Остапу что-нибудь грозит?--Её голос прерывался, как будто в горле у неё пересохло: а в  глазах мелькнул испуг.--Или Оксане?
--Мне надо срочно увидеть их,--сказал он почти неслышно.
Она застенчиво дотронулась до его щеки костлявыми пальцами.
--Ты хороший мальчик, Мыкола.
--Не волнуйся, ма.--0н обнял ее одной рукой.--Ничего страшного, бывает и хуже. Только... когда Оксана вернется, задержите ее, если сможете.
--А мне ты не мог бы рассказать?--спросила она.
--Не сейчас. Им лучше не знать, что вы подозреваете неладное.

                II

Под проливным дождем Садовничий отшагал пять кварталов до переговорного. Сначала он вызвал по телефону такси, затем попытался дозвониться до Макагона, но безуспешно. Тогда он назвал другой номер и попросил пана Махно.
--Привет, Григорий,--сказал он секунду спустя.--Это Садовничий. Ты не занят? Отлично. Тогда вот что. Я хочу знать, ходила ли сегодня девушка, о которой мы с тобой говорили, к Макагону из «2000» и что она там делала потом... Верно. Макагон. Я пытался ему дозвониться домой и в редакцию, но все неудачно. Да, постарайся не поднимать шума. Только поскорее... Нет, я не в больнице. Буду ждать звонка дома. Ты знаешь мой номер в гостинице... Спасибо, Григорий1, и звони мне как можно чаще. Пока.
На улице его уже ждало такси. Он уселся и дал шофёру свой адрес, но потом постучал пальцем по сидению и дал другой. Вскоре такси остановилось у сероватого приземистого здания, стоящего посередине аккуратно подстриженной лужайки. Выходя из машины, Мыкола попросил шофера подождать его. Он позвонил. Дверь открыла рыжеволосая служанка.
--Пан Гладуш дома?--спросил у нее Мыкола.
--Сейчас узнаю. Как передать?
--Пан Садовничий.
Прокурор выбежал в приемную, протягивая гостю обе руки. Его обычно свирепое лицо расплылось в улыбке.
--Очень рад вас видеть, пан Садовничий. Ну, давайте пальто и шляпу.
Мыкола улыбнулся и покачал головой.
--Некогда. Я только па секунду, по дороге из больницы.
--Значит, снова в форме? Великолепно!
--Чувствую я себя хорошо,--сказал Садованичий.--А у вас есть что-нибудь новенькое?
--Ничего особенного. Эти бандиты, что вас обработали, все еще на воле. Прячутся где-то. Но мы их переловим.
Мыкола пренебрежительно скривил рот.
--Я же не умер. Да они и не покушались на мою жизнь. Больше обычной драки вы им не пришьете. Ну как, вы получали еще какие-нибудь трогательные послания с тремя вопросами?
Прокурор откашлялся.
--Да-да, получил одно или два.
--Сколько?--переспросил Мыкола с вежливым безразличием. Уголки его губ чуть тронула ленивая усмешка. В глазах поблескивали веселые искорки. Он пристально смотрел на Гладуша.
Прокурор снова откашлялся.
--Три,--признался он неохотно. Но тут же оживился.-- Вы уже слышали, как здорово прошел у нас митинг?
--Письма были всё о том же?--прервал его Мыкола.
--Хм... Более или менее. Прокурор облизыул губы и неловко поежился.
--Насколько более... или менее?
Гладуш отвел глаза и посмотрел на галстук Садовничего, потом куда-то в сторону. Губы его пошевелились, но он не произнес ни звука. Мыкола злорадно ухмыльнулся.
--Во всех этих письмах утверждается, что  Братрченко убил Остап?--спросил он вкрадчивым голосом. Фарр подскочил. Потеряв над собой контроль, он испуганно посмотрел Мыколе в глава.
--О Боже!--выдохнул он. Мыкола засмеялся.
--А у вас, Гладуш, нервишки пошаливают,--продолжал он все так же вкрадчиво.--Следите за собой, а то и сорваться недолго. Остап вам ничего не говорил? О ваших нервах?
--Нет!
--Может быть, он еще не заметил?
Мыкола поднял руку, посмотрел на часы и снова перевел взгляд на Гладуша.--Вы уже нашли отправителя? --- спросил он.
--Послушайте, Мыкола.... Я не... ну, понимаете это.
Прокурор запнулся и умолк.
--Ну,--подбодрил его Мыкола.
--Кое-что мы узнали,--сказал он безнадёжным тоном. Но говорить определенно ещё рано Может быть, за письмами ничего и кроется...
Мыкола кивнул. Его лицо теперь выражало только дружелюбие, голос звучал ровно и не слишком холодно.
 --Вы узнали, где эти письма были напечатаны и на какой машинке. Вот и все. Но этого недостаточно, чтобы догадаться, кто их автор. Не так ли?
--Всё верно, Мыкола!--выпалил Гладуш с чувством глубокого облегчения.
Мыкола се5рдечно пожал ему руку.
--Вот теперь я спокоен,--сказал он. — Ну, я побежал. Поверьте мне на слово, не стоит поступать опрометчиво. Вы не ошибётесь, если будете действовать неспеша, обдумывая каждый свой шаг.
--Спасибо, Мыкола, спасибо.--Голос прокурора даже задрожал от избытка чувств.

               
                III

В двадцать минут десятого в гостиной Мыколы Садовничего раздался телефонный звонок. Мыкола быстро подошёл и снял трубку.
--Да?.. Привет, Григорий... Да... Понял... Где?.. Ага, прекрасно. На сегодня хватит. Большое спасибо.
 Он положил трубку. По его бледным губам скользнула улыбка, глаза задорно заблестели. Не успел он отойти от телефона, как снова раздался звонок. Поколебавшись, он взял трубку.
--Алло!.. А, Остапе, привет! Да, мне надоело числиться в инвалидах... Ничего особенного. Просто подумал--дай заскочу... Нет, боюсь, что не смогу. Я не так хорошо себя чувствую, как полагал. Лучше я прилягу... Да, завтра, конечно... Пока.
На ходу надевая шляпу и плащ, Мыкола спустился вниз. Когда он открыл дверь на улицу, ветер хлестнул его струйками дождя. Он быстро зашагал к гаражу в конце квартала. Войдя в застекленную коробку гаража, Мыкола застал там долговязого рыжеволосого парня, одетого в замасленную белую спецовку. Откинувшись на стуле и задрав ногу на полку над электрическим камином, парень читал газету. Когда Нед сказал: «Привет,-- парень опустил газету и улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
--Ну и погодка сегодня!
--Нет ли у тебя подходящего драндулета? Такого, чтобы не застрял на проселке?
--Ну и счастливчик вы! Можете кататься, когда вам вздумается. А что, если бы не повезло с погодой? А вдруг бы дождь пошёл?.. Хорошо, что у меня есть машина, на которую наплевать.
--А она не развалится на дороге?
--Всё вуозможно, —сказал Влад,--особенно в такую ночь.
--Отличног. Заправь его. Как мне лучше в такую ночь проехать к Дикому Ручью?
--А там по ручью далеко?
 Мыколак внимательно посмотрел на Влада.
--Примерно до того места, где он впадает в реку.
Влад кивнул.
--Берлога Макогона?--спросил он.
Мыкола промолчал.
--Все зависит от того, какое именно место вам нужно.
--Да, мне к Макагону,--Мыкола нахмурился.—Только без трёпа.
--А когда вы ко мне шли, вы на что рассчитывали?--резонно возразил Влад.
--Я спешу,--ответил Мыкола.
--Тогда поезжайте по новой дороге, за мостом свернете на проселок, и если не увязнете, то у первого перекрестка поворачивайте на восток. Выедете на вершину холма как раз позади дома Макагона. Если же проселком не выйдет, поезжайте по новой дороге до перекрестка, а потом придется не- много вернуться назад по старой.
--Спасибо.
Когда Мвкола уже залез в машину, Влад небрежно бросил.
 ---В дверном кармашке--запасной пистолет.
--Запасной?--переспросил Садовничий бесстрастнным голосом и недоуменно посмотрел на долговязого парня.
--Приятной прогулки,--пожелал Влад.
Мыкола захлопнул дверцу и дал газ.


                IV

Часы на приборном щитке показывали без двадцати  восьми одиннадцать. Мыкола выключил фары и с трудом выбрался из машины. Косой дождь неприкращающимся  потоком молотил по земле, по кустам, по  деревьям, по машине. У подножия холма сквозь дожди и листву слабо мерцали желтые огоньки. Струйки воды потекли Мыколе за шиворот. Он вздрогнул, поплотнее закутался в плащ и, спотыкаясь, стал продираться сквозь мокрые кусты вниз по склону. Дождь и ветер подталкивали его в спину. Постепенно слабость прошла. Хотя он то и дело спотыкался о корни, ноги, в общем, слушались его, и он довольно уверенно двигался к цели.
Наконец, он почувствовал под ногами тропинку и, скользя, пошёл по ней; ветки кустарника хлестали его по лицу с обеих сторон, не давая сбиться с пути. Тропинка увела его сначала влево, но потом, описав широкую дугу, он6 вышел к краю небольшого ущелья. Внизу с шумом бежала вода. Еще один поворот, и он очутился  у двери дома, окна которого тускло светились светом.
Ему открыл седовласый мужчина с безвольным, поблекшим лицом и серыми беспокойными глазами за толстыми  стеклами очков в черепаховой оправе. На нём был аккуратный, старомодный костюм из хорошего материала. На одной стороне высокого крахмального воротничка его белой рубашки расплылось несколько капель дождя. Открыв дверь, он отступил в сторону.
--Входите, пан, не стойте под дождем!—Голос его звучал дружелюбно, даже сердечно.—Ужасная ночь!
Мыкола слегка наклонил голову и переступил порог. Он оказался в огромной комнате, занимавшей весь этаж. Мебели в комнате было мало, да и та была немудрящей, без всяких претензий. Комната служила одновременно и кухней, и столовой, и гостиной.
Со скамеечки возле камина поднялась Оксана Ярошенко и, держась неестественно прямо, посмотрела Мыколу холодным, враждебным взглядом. Когда он снял шляпу, и стал расстегивать плащ, его узнали и другие.
--Неужто Садовничий?--недоверчиво воскликнул мужчина, открывший дверь, и округлившимися глазами посмотрел на Флора Ляшко.
Ляшко сидел на деревянном стуле посредине комнаты напротив камина. Он мечтательно улыбнулся и произнес своим музыкальным баритоном.
--Так оно и есть--Мыкола! Как поживаете?
По обезьяньей роже Евгения Сухомлина расползлась широкая ухмылка, обнажившая вставные зубы и почти совсем скрывшая маленькие красные главки.
--Подумать только, Ржавый,--обратился он розовощекому мальчишке, развалившемуся на скамей  рядом, --наш резиновый мячик снова к нам вернулся. Я же говорил, что ему нравится, когда его бьют.
Ржавый угрюмо нахмурился и что-то негромко проворчал в адрес Садовничего. Тоненькая девушка в красном, сидевшая рядом с Оксаной, с любопытством подняла на Мыколу заблестевшие глаза.  Мыкола снял плац и положил его вместе со шляпой на длинный некрашеный комод у двери. Его худое лицо, на котором еще сохранились следы побоев, было спокойно и только в глазах светилось отчаянное безрассудство.
--У меня сломалась машина, когда я проезжа мимо, пан Макагон. Я очень признателен вам за приют,--вежливо улыбнулся он хозяину дома.
--Чтовы? Пожалуйста. Я очень рад,--растеряно бормотал Маккагон
 Его испуганные глаза с мольбой глядели на Ляшко. Флор любезно улыбнулся Мыколе, пригладил тонкой рукой свои седые волосы, но ничего не сказал. Мыкола подошёл к огню.
--Привет, малышка,--кивнул он Оксане.
Она не ответила и продолжала смотреть на него холодным, враждебным взглядом. Он улыбнулся тоненькои девушке в красном.
--Панна Макагон, не так ли?
--Да,--сказала она мягким, воркующим голосом и протянула ему руку.
--Оксана говорила мне, что вы с ней были подругами в школе,--сказал Мыкола, пожимая ей руку. Затем он повернулся в Ржавому и Евгению.—Привет, мальчики! Я так и знал,  что мы скоро встретимся.—его голос звучал беззаботно.
Ржавый промолчал. Евгений отвратительно  осклабился.
--И я на это рассчитывал. Кулаки-то у меня зажили! Как по-твоему, почему мне так нравиться тебя лупить?
--Слишком много ты болтаешь,--поворачивая головы, сказал Флор Ляшко.—Если бы ты пореже раскрывал свою пасть, у тебя, может сейчас были бы целы зубы.
Панна Магакон что-то вполголоса сказала Оксане. Та покачала головой и снова уселась у огня. Макагон указал на стул по другую сторону камина.
--Садитесь, пан Садовничий, посушите ноги, погрейтесь,-- приговаривал он суетливо.
--Спасибо.--Мыкола пододвинул стул ближе к огню и сел.
Ляшко закурил сигарету.
--Как вы себя чувствуете, Мыкола?—спросил он.
--Неплохо.
--Прекрасно!--Ляшко повернул голову к сидящим на скамейке Евгению и Ржавому: завтра можете возвращаться в город, мальчики.--Он, опять повернулся к Мыколе и вежливо объяснил.-- Мы не хотели рисковать, пока не знали наверняка, что вы выжили. А отвечать за драку—этим нас не испугаешь.
Мыкола кивнул.
--Скорее всего я и подавать на вас не буду. Но не забудьте, что вашего приятеля Евгения Сухомлина разыскивают в связи с убийством Братченко.--Голос Садовничего звучал весело, но в глазах,  прикованных к горящему в камине полену, на мгновение вспыхнул злой блеск. Когда он перевё взгляд на Макагона, в них засветилась насмешка.—Конечно, если бы я захотел, я мог бы доставить массу неприятностей пану Макагону  за то, что он укрывает вас
--Что вы, пан Садовничий. Да я даже и не знал, что они здесь,--засуетился Макагон,--я только сегодня приехал сюда. Я  был удивлен не меньше...—Он внезапно осёкся, охваченный  паническим страхом, и, повернувшись к Ляшко захныкал.—Вы Вы знаете, что я вам рад. Но я хочу сказать...--Внезапно его лицо озарилось счастливой улыбкой.--Ведь я помогал вам непреднамеренно и, следовательно, не совершил ничего такого, за что должен нести судебную ответственность.
Ясные серо-голубые глаза Ляшко без всякого интереса  обратились в сторону издателя.
--Да, вы помогли нам непреднамеренно.
Улыбка Макагона слиняла и угасла. Он начал теребить свой галстук и наконец отвел глаза от Ляшко
--Все такие скучные сегодня,--- сказала Мыколе панна Макагон.—Пока  вы не пришли, было совсем ужасно.
Мыкола с любопытством посмотрел на нее. Ее темные глаза призывно блестели. Под его взглядом она наклонила голову и кокетливо надула свои красивые губки. Мыкола улыбнулся, поднялся и подошёл к ней. Оксана Ярошенко продолжала неподвижным взглядом рассматривать пол перед камином. Макагон, Ляшко и два его телохранителя следили за Мыколой и женой Макагона.
--А почему они такие скучные?—спросил Мыкола и, поджав под себя ноги, сел на пол рядом с ней, спиной к огню.
--Не знаю,--ответила она игриво.—Когда Эдуард предложил мне прокатиться сюда с ним и Оксаной,  я думала, будет весело. А потом мы застали здесь...--она сделала небольшую паузу и добавила с плохо скрываемым недоверием,--его друзей. У них тут какие-то секреты, говорят они намеками. А я ничего не понимаю. Это до того глупо! И Оксана не лучше их... Она...
-- Перестань, Рада,--вмешался Макагон, пытаясь проявить  власть. Но стоило жене посмотреть на него, и он смущенно отвел глаза.
-- А мне все равно,--заявила она капризно.--Это правда. Оксана ведет себя не лучше вас всех. Ведь ты с ней собирался поговорить о каком-то деле. Поездку затеял именно ради этого разговора. А сам  молчишь. Не воображай, что я торчала бы столько здесь, если бы не гроза. И не подумала бы!
Оксана Ярошенко покраснела, но глаза не подняла. Рада снова обернулась к Мыколе. Ее капризное лицо стало кокетливым.
--Скучно. Поэтому я так вам и обрадовалась. Именно поэтому, а не из-а ваших прекрасных глаз.
Мыкола нахмурил брови в притворном негодовании. Она тоже нахмурилась и уже совершенно серьезно спросила.
--У вас в самом  деле сломалась машина? Или вы тоже приехали обсуждать с ними эти скучные тайны, из-за которых они так по-дурацки ведут себя? Ну конечно же! Я уверена, вы приехали именно за этим.
Садовничий рассмеялся.
--Какая вам разница, зачем я приехал, если, увидев вас, я переменил свои планы?
--Переменили?--спросила она недоверчиво.—А откуда это видно.
--Я от вас ничего скрывать не буду,--весело пообещал он.--Вы действительно не знаете, что их гложет?
--Не имею ни малейшего представления. Но я абсолютно уверена, что это  что-нибудь совершенно идиотское и скорее всего связанное с политикой.
--Вы умница,--Мыкола потрепал ее по руке.—Вы совершенно правы по всем пунктам.--Он обернулся, взглянул на Ляшко и Макагона и снова перевёл на неё озорной взгляд.-- Хотите, я вам кое-что расскажу?
--Нет.
 --Во-первых,--сказал Садовничий—Оксана считает,  что Игоря Братченко убил ее отец.
 Из горла Оксаны Ярошенко вырвался придушенный стон. Зажав рот ладошкой, она вскочила на ноги. Её полные ужаса глаза остекленели, широко раскрылись. Побагровев от злости, Ржавый вскочил на ноги, но Евгений  толкнул его обратно на скамейку.
--Оставь его в покое. Все в порядке он добродушно.
 Ржавый больше не пытался встать. Рада Макагон застыла, уставившись на Оксану ничего не понимающим взглядам. У Макагона отвисла нижняя губа и задёргались веки. Флор Ляшко подался вперед. Его тонкое продолговатое лицо стало бледным и суровым, глаза напоминали голубовато-серые льдинки, руки сжимали подлокотники кресла.
--Во-вторых,--спокойно продолжал Мыкола, не обращая внимания на охватившее всех волнение, во-вторых, она...
--Не надо, Мыкола!—вскрикннула Оксана.
Не вставая с пола, Мыкола повернулся и взглянул на неё. Прижав руки к груди, она смотрела на него испуганными глазами. Все ее измученное  лицо молило о пощаде.
Некоторое время он  молча изучал ее холодным, испытующим взглядом. Сразу стало слышно, как беснуется за окном ветер, обрушивающий на дом потоки дождя, как ревёт река. Садовничий заговорил. Голос его звучал отчуждённо и безучастно.
--Разве ты не за тем сюда приехала?
--Не надо пожалуйста,--повторила она охрипшим голосом.
Губы Мыколы шевельнулись в слабой улыбке, но глаза оставались серьёзными.
--А разве, кроме тебя и врагов твоего отца, никому нельзя об этом говорить?--спросил он.
Сжав руки в кулаки, она сердито вскинула голову и звонко выпалила.
--Он убил Игоря!
Мыкола обернулся к Раде.
--Ну, что я вам говорил?--начал он, растягивая слова.—Считая отца убийцей, она пришла к вашему мужу, потому что прочла в газете ту ерунду, которую он напечатал сегодня. Конечно, у него и в мысляз не было, что Остап убийца. Но что ему оставалось делать? В его-то  положении? Все закладные в руках центральной кампании, а заправляет там кандитат Ляшко. Хочешь не хочешь--делай что велят. А она...
Слабым голосом, в котором  звучала безнадежность, Макагон пытался остановить Мыколу.
--Вы это бросьте, Садовничий...
--Пусть говорит,--раздался споконый мелодичный  баритон Флора Ляшко.—Пусть выскажется.
--Спасибо,--небрежно поблагодарил Мыкола, даже не обернувшись.--Оксана пошла к вашему мужу, чтобы он подтвердил ее подозрения, но что мог он ей сказать? Наврать что-нибудь? Ведь он ничего не знает, ваш муж. Он просто поливает Остапа грязью, потому что так приказал Флор. Кое что он, конечно может сделать и самостоятельно. Он может, скажем,  напечатать в завтрашнем номере историю о том, как Оксана пришла к нему и сказала, что уверена, будто  отец убил ее возлюбленного. Вот шуму-то будет! «Дочь политического босса обвиняет своего отца в убийстве!». «Оксана Ярошенко утверждает, что сына Братченко убил ее отец!». Можете себе представить? Жирные буквы на первой полосе.
Рада Макагон с расширившимися зрачками и побелевшим лицом не дыша слушала Мыколу. Косой дождь стучал в стены и окна дома. Ржавый шумно вздохнул. Мыкола провел кончиком языка по губам и улыбнулся.
 --Он затем и привез ее сюда. Хочет спрятать, пока не разорвется бомба. Может быть, он и не знал, что Флор и его мальчики здесь. Это не имеет значения. Ему нужно было увезти ее, чтобы до выхода газеты никто не смог пронюхать, что она натворила. Я  не думаю, что он решился бы привезти Оксану сбда против её воли  или силой удерживал бы ее здесь. Это было бы глупо при нынешней ситуации. Да это и не нужно. Она сама готова на все, лишь бы погубить отца.
--Я знаю: он убил Игоря,--отчетливо прошептала Оксана.
Мыкола ввыпрямился, серьезно посмотрел на нее, а затем, покачав головой, улыбнулся, давая понять, что не хочет вступать в спор. Рада глядела на мужа с недоумением. Макагон опустился на стул и, склонив голову, закрыл лицо руками. Флор Ляшко достал сигарету, закинул ногу на ногу и вкрадчиво  просил.
--Ну, у вас всё?
Даже не обернувшись к нему, Мыкола ответил.
--Да, всё конец. Точка.--Голос его звучал спокойно, но лицо как-то сразу осунулось и постарело.
Ляшко заговорил.
--Ну и что? Какое все это, черт возьми, имеет значение? Наступил наш черед задать вам жару, сделать вам подарок, и мы своего не упустим. Эту девицу никто на верёвочке не тащил. Она сама пришла и всё рассказала, пришла, потому что ей так хотелось. То же самое и вы. Она, вы и кто угодно другой можете идти куда хотите и когда хотите.--Он встал.--Лично я иду спать. Где вы меня уложите, Макагон?
--Это ведь неправда, Эдуард.—В обращенных к мужу словах Рады не было вопросительной интонации. Помедлив, Макагон опустил руки.
--Дорогая, улик против Ярошенко в сто раз больше, чем нужно, и мы совершенно правы, требуя, чтобы милиция хотя бы допросила его. А это—единственное, чего мы требуем,--заявил он, вновь обретая чувство собственного достоинства.
--Я совсем не это имела в виду.
--Но, дорогая, когда панни Ярошенко пришла....--Он запнулся, поежился под ее взглядом и снова закрыл лицо руками.


                V


Рада Макагон и Мыкола Садовничий были одни в большой комнате первого этажа. Они сидели перед камином неподалеку друг от друга. Рада, наклонившись к огню, печально следила за догорающим поленом. Мыкола, заложив ногу за ногу и перекинув руку через спинку стула, курил сигару, исподтишка наблюдая  за ней. Заскрипели деревянные ступеньки. Появился Эдуард Макагон. Он едва начал раздеваться, не хватало только галстука, который болтался  нелепо  поверх жилета. Опустившись до середины лестницы, он сказал.
--Дорогая, ты не хочешь прилечь? Уже полночь.
Рада не шелохнулась.
--А вы пан Садовничий?
Услышав своё имя, Мыкола кинул на Макагона безучастный, без тени сострадания взгляд и снова занялся сигарой и своими наблюдениями. Макагон еще немного потоптался и ушел наверх.
--Там в ящике комода есть виски. Тащите его сюда,--не отрывая взгляда от огня, попросила Рада.
Мыкола принёс виски, потом разыскал стаканы.
--Разбавить?—спросил он.
Она отрицательно покачала головой. Ее грудь тяжело вздымалась под красным шелком платья. Мыкола налил стаканы до половины и вложил один из них ей в руку. Только тогда она наконец подняла голову и улыбнулась, скривив тонкие, ярко накрашенные губы. Ее глава, в которых отражались красные блики, возбуждённо блестели. Мыкола улыбнулся ей сверху вниз. Рада подняла стакан.
--За моего муженька--пролепетала она воркующим голосом.
--Не буду!--Он выплеснул свое виски в камин. Язычки пламени беспокойно затрепетали. Восхищённо засмеявшись, Рада вскочила.
--Налейте себе еще!
Он поднял с пола бутылку и снова наполнил свой стакан.
--За вас!--сказала она, поднимая стакан над головой.
Они выпили, и ее всю передернуло.
--Запейте водой,--посоветовал он.
Она покачала головой.
--Нет, лучше уж так.--Она встала рядом с ним и, повернувшись спиной к огню, взяла его за руку.--А что, если перетащить сюда скамью?
--Идея,--согласился Мыкола.
Они отодвинули стулья и принесли широкую низкую скамью.
--Теперь погасите свет,--приказала она.
Когда он вернулся к камину, она сидела на скамье и разливала виски в стаканы.
--А теперь за вас!--предложил Мыкола. Они выпили, и ее опять передернуло.
Он сел рядом. В ярком отблеске огня их лица казались розовыми. Снова заскрипела лестница. Макагон остановился на нижней ступеньке.
--Ну, пожалуйста, дорогая!
--Киньте в него чем-нибудь,--свирепо прошептала она. Мыкола фыркнул. Она взяла бутылку.--Где ваш стакан?
Когда она наполнила стаканы, Макагона уже не было. Рада чокнулась с Садовничим. Пламя камина отражалось в ее глазах нестерпимым огнем. На лоб беспорядочно свесились пряди темных волос. Рот был полуоткрыт. Дышала она тяжело, словно ей не хватало воздуха.
--За нас!--прошептала она.
Они вылили. Выпустив стакан из рук, окна прижалась к Мыколе и подставила ему губы, по тут ее снова передернуло. Стакан со звоном разбился о деревнный пол. Глаза Мыколы были хитро прищурены. Рада зажмурилась. Они сидели не шевелясь. Опять заскрипела лестница. Садовничий и теперь не шелохнулся, а Рада только крепче обняла его своими тонкими руками. Он не мог видеть лестницы; теперь они оба тяжело дышали. И опять раздался скрип ступеней. Немного погодя они отодвинулись друг от друга, но рук не разжимали. Мыкола посмотрел на лестницу. Там никого не было. Рада провела рукой по его волосам. Острые ногти вонзились ему в затылок. Теперь ее глаза были приоткрыты--блестящие темные щелочки.
--Такова жизнь,--тихо сказала она с тонким, язвительным смешком.
Она откинулась на скамейку и притянула Мыколу к себе. В этот момент они услышали выстрел. Садовничий мгновенно вырвался из ее объятий и вскочил на ноги.
--Где его комната?--спросил он резко.
Оцепенев от ужаса, Рада только хлопала глазами.
--Где его комната?--повторил он. Она слабо махнула рукой.
--Над нами.
В несколько прыжков Мыкола очутился наверху. Он столкнулся с гориллой Евгением. Тот был совсем одет, только без ботинок. Он мотал головой, пытаясь прогнать сон. Увидев Мыколу, он вскинул правую руку к бедру, а левой попытался схватить его.
--Ну, в чем дело?--рявкнул он.
Мыкола увернулся и, поднырнув под протянутую к нему руку, всадил левый кулак в морду гориллы. Евгений рыча, отлетел в сторону. Мыкола рванулся вперед. За ним, выскочив из своей комнаты, мчался Ляшко. Снизу раздался вопль панны Макагон. Садовничий распахнул дверь и замер. Макагон лежал на полу спальни под торшером. Из его открытого рта стекала тонкая струйка крови. Одна рука покоилась на груди, другая была откинута в сторону, словно указывая на черный револьвер, валявшийся у стены. На столе лежала шариковая ручка и лист бумаги. К столу был придвинут стул. Ляшко оттолкнул оттолкнул Мыколу и опустился на колени у тела Макагона. А Мыкола тем временем, метнув быстрый взгляд на лежащий на столе лист бумаги, сунул его в карман.
В комнату вошел Евгений, за ним полуголый Ржавый. Ляшко выпрямился и безнадежно развел руками.
--В рот выстрелил,--сказал он.--Конец.
Садовничий повернулся и вышел из комнаты. В коридоре он столкнулся с Оксаной Ярошенко.
--Что случилась, Мыкола?--спросила она испуганно.
--Макагон застрелился. Я спущусь вниз и побуду Радой, спока ты оденешься. Сюда не заходи. Интересногго здесь мало.
Он пошёл вниз. Рада лежала на полу возле скамьи. Мыкола шагнул было к ней, но остановился и острым взглядом окинул комнату. Затем он подошёл к молодой женщине, опустился на колени и пощупал пульс. Рада была в глубоком обмороке. Мыкола вынул из кармана бумагу, которую взял со стола наверху, и, не вставая с колен, повернулся к камину. В свете догорающих углей он прочел.
«Я, Эдуард Макагон, находясь в здравом уме и твердой памяти, объявляю свою последнюю волю и завещаю всю свою недвижимую собствегнность и личное имущество моей любимой жене Раде Макагон, ее наследникам и правопреемникам. Назначаю единственным душеприкавчиком и исполнителем моей последней воли центральную компанию, что и удостоверяю собственноручной подписью...».
Не дочитав завещания до конца, Мыкола мрачно улыбнулся и порвал его. Потом он встал и бросил обрывки на тлеющие угли. Бумага ярко вспыхнула и через мгновение погасла. Кованой кочергой, лежавшей возле каминной решетки, он перемешал пепел с углем. Затем он налил в свой стакан немного виски и по- дошел к Раде. Он поднял запрокинутую голову и, разжав крепко стиснутые зубы, влил несколько капель ей в рот. Когда Оксана спустилась вниз, панна Макагон откашливалась; она уже почти совсем пришла в себя.

               



                VI


Ляшко                спускался по лестнице. Следом за ним шли Евгений и Ржавый. Все они были одеть. Садовничий в плаще и шляпе стоял недалеко от двери.
--Куда это вы собрались, Мыкола?--спросил Ляшко.
--Надо разыскать телефон.
Ляшко кивнул.
--Неплохая мысль. Но сначала мне нужно кое о чём спросить вас..—Он шагнул вниз с последней ступеньки. Его телохранители неотступно следовали за ним.
--А именно?—спростил Мыкола и вынул из кармана руку. В ней был пистолет. Ляшко и его его спутникам рука была видна, но от скамейки, где, обняв Раду, сидела Оксана, пистолет заслоняло тело Садовничего.—Это на всякий случай. Чтобы не было никаких глупостей. Я спешу.
Ляшко остановился, хотя казалось, что он не замечает пистолета.
--Занятно,--проговорил он зхадумчиво.—Почему это на столе, где стоят открытые чернила и валяется ручка, мы не нашли ни одной строчки.
Мыкола улыбнулся с притворным изумлением.
--Ну? Ни одной?-- Продолжая смотреть на Ляшко и его спутников, сделал ещё один шаг к двери.—Действительно занитно. Я  готов обсуждать этот вопрос хоть всю ночь, но только потом, когда позвоню по телефону.
--Лучше было бы обсудить это сейчас,--сказал Ляшко.
-Извините, не могу!--Мыкола, не оборачиваясь, свободной рукой быстро нащупал щеколду и толкнул  дверь.--Я скоро вернусь!-- Он выскочил на улицу, захлопнув дверь за собой.
Дождь кончился. Свернув с тропинки, Садовничий побежал по высокой траве. Позади него еще раз хлопнула дверь. Где-то слева шумела река. Мыкола начал продираться к ней сквозь заросли мелкого кустарника. Позади него раздался негромкий, ко отчетливый свист. С трудом вытаскивая ноги из жидкой грязи, Мыкола добрался до небольшой рощицы и, повернув от речки, побежал между деревьями. Свист раздался снова, теперь уже справа от него. За деревьями снова начинался невысокий кустарник. Пригнувшись, Мыкола нырнул в кусты. Хотя было совсем темно, он боялся, что его заметят. Он карабкался вверх по холму. Было скользко, кусты хлестали его па лицу, по рукам, цеплялись за одежду. Он все время спотыкался, падал. Свистов, больше не была. Машину он не нашел, как не нашел  и дороги, по которой приехал стада. Теперь Мыкола волочил ноги и спотыкался даже на равном месте. Когда он наконец добрался до вершины и начал спускаться с другой стороны, ноги уже совсем не держали его. У подножия холма он нашел дорогу и повернул вправо. Глина большими тяжелыми комками прилипала к ботинкам, и ему то и дело приходилось останавливаться и счищать ее пистолетом. Залаяла собака. Пошатываясь, Мыкола обернулся. Позади, метрах в двадцати от него, около дороги темнели неясные очертании дома, которого он раньше не заметил.
Мыкола повернул назад и пошел к высоким воротам. Собака, казавшаяся в ночном мраке огромным чудовищем, бросилась на ворота, надрваясь от лая. Мыкола нащупал засов, открыл ворота и, спотыкаясь, ввалился во двор. Не переставая лаять, собака закрутилась на месте, делая вид, что хочет броситься на него. С резким скрипом распахнулось окно.
--Эй, что это вы с собакой делаете, черт вас побери,-- раздался сонный голос.
Выбившийся из сил Садовничий облегченно рассмеялся. Потом, помотав головой, ответил, стараясь придать своему голосу солидность.
 --Я Садовничий  из прокуратуры. Мне нужно позвонить по телефону. Там внизу человек умер.
--Чего вы там несете, ни черта не разберй.—заорал сонный голос.--Да заткнись ты, Серый!--Собака, залаяла было с удвоенной энергией, но вскоре умолкла.--Ну, что там такое?
--Мне нужен телефон. Я из прокуратуры. Здесь недалеко человек покончил с собой.
--Ну да?--Окно, скрипнув, захлопнулось.
Собака, снова закружилась, залаяла. Мыкола швырнул в неё залепленным грязью пистолетом, и она убежала.
Дверь открыл краснорожий круглый, похожий на бочонок  коротышка в длинной ночной рубахе голубого цвета.
--Ну и видик у вас!--Он чуть не задохнулся от изумления, когда свет из двери упал на Мыколку.
--Телефон!--прохрипел Садовничий.
Он качнулся, и краснорожий подхватил его.
--Ну вот!--воскликнул он и продолжал грубоватым тоном.-- Скажи, куда звонить и чего говорить. Тебе не справиться.
--Телефон!—повторил Мыкола.
Краснорожий провёл его в комнату и открыл дверь.
--Сюда! Тебе чертовски повезло, что старухи нет дома. Она бы тебя и на порог не пустила.
Мыкола упал на стул рядом с телефоном, но вместо того чтобы сразу взять трубку, он хмуро посмотрел на хозяина.
--Выйдите и закройте дверь.
Краснорожий, не успев даже войти в комнату, громко хлопнул дверью. Садовничий поднял трубку, облокотился на стол и назвал номер Остапа Ярошенко. Глаза слипались, и ему стоило больших усилий держать их открытыми. Наконец его соединили. Собрав всю свою волю, Мыкола заговорил ясным голосом.
 --Привет, Остап. Я у телефона не зная где. Это не имеет значения. Слушай, Макагон только что застрелился на своей даче. Завещание он не оставил. Ты меня слушаешь, Это очень важно. При всех его долгах и при отсуствии завещания суду придется назначить душеприказчика. Понятно? Да. Проследи, чтобы дело попало к кому-нибудь из наших, скажем, к судье  Волкову. Тогда газета выйдет из игры до конца выборов. Или будет на нашей стороне. Понятно? Хорошо,хорошо. Это ещё еще не все. Слушай дальше.  Сейчас тебе надо сделать вот что. В утреннем номере газеты—динамит, бомба. Не дай ей взорваться. Я бы на твоём месте вытащил Волкова из постели и заставил бы его подписать приказ об аресте номера. Сделай всё, чтобы задержать номер, пока мы не укажем служащим газеты их место. Они живо поймут, что теперб месяц-другой газетой будут заправлять наши люди... Не могу я сейчас объяснять, но это бомба. Ни в коем случае нельзя выпускать номер в продажу. Бери Волкова  и поезжай посмотри сам. У тебя до утра осталось часа три... Правильно... Что? Оксана? Всё в порядке. Она со мной... Да, я провожу ее домой... И позвони в полицию о Макагоне. Мне нужно обратно. Пока..
Он бросил трубку на стол, встал и, шатаясь, побрёл к  двери. Со второй попытки он ее открыл, вывалился в  коридор и не рухнул на пол только потому, что помешала стена. К нему подскочил краснорожий.
--Обопрись на меня, приятель. Вот так. Я застелил тахту одеялом, так что на грязь нам теперь наплевать. Тебе будет удобно.
--Я хочу попросить у вас машину. Мне нужно обратно к Макагону,--сказал Мыкола.
--Так это он?
--Да.
Краснорожий поднял брови и только присвистнул. 
--Одолжите мне машину,--настаивал Мыкола.
--Ты соображаешь, братец, чего просишь? Да ты не сможешь её вести.
--Пойду пешком,--пробормотал Мыкола, отталкивая от себя краснорожего.
Тот взъярился.
 --Ну да, пешком, еще чего! Если потерпишь, пока я штаны натяну, я тебя отвезу, хотя вполне может случиться, что ты по дороге отдашь концы.
Когда краснорожий ввел, вернее, внес Мыколу в дом, Оксана Ярошенко и Рада Макагон были одни в большой комнате первого этажа. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу--их испугали вошедшие без стука Садовничий и краснорожий. Мыкола нетерпеливо стряхнул с себя поддерживающие его руки и окинул комнату мутным взглядом.
--Где Флор?--пробормотал он.
--Ушел, --ответила Оксана.--Они все ушли.
--Хорошо. Мне нужно поговорить с тобой наедине.—Мыкола с трудом выговаривал слова. Рада Макагон с криком бросилась к нему. 
--Это вы его убили!
Садовничий глупо захихикал и попытался ее обнять. Она завизжала и звонко ударила его ладошкой по лицу. Он пошатнулся и упал навзничь, даже не согнувшись. Краснорожий пытался подхватить его, но не успел. Рухнув на пол, Мыкола уже не шевелился..


























                Глава седьмая 


Отложив салфетку, Иван Васильевич Братченко поднялся из-за за стола. Стоя он казался моложе и выше ростом. У него была маленькая, на редкость правильная голова, покрытая редеющими прядями седых волос, и лицо патриция с дряблыми, обвисшими щеками и вертикальными морщинами. Однако дряхлость ещё не коснулась его рта, а глубоко посаженные зелёновато-серые глаза сохранили молодой блеск.
--Надеюсь, ты позволишь мне ненадолго увести Остапа к себе?--с изысканной учтивостью обратился он к дочери.
--Позволю,--ответила она,--с условием, что ты оставишь мне пана Садовничего и пообещаешь сидеть у себя наверху весь вечер.
Любезно улыбнувшись, Мыкола склонил голову. Он и Олёна прошли в гостиную с белыми стенами, белым камином и мебелью из красного дерева, в которой зловещими бликами отражались догорающие в камине угли. Олёна зажгла лампу, стоявшую на крышке рояля и села на вращающийся табурет спиной к клавиатуре. Подсвеченные сзади волосы золотистым нимбом вились вокруг ее головы. На ней было черное вечернее платье без единого украшения. Наклонившись, Мыкола стряхнул на красные уголья  пепнел сигары. Черная жемчужина в его галстуке заблестела,  словно подмигивающий багровый глаз.
--Сыграйте мне что-нибудь,--попросил он.
--С удовольствием, если вы действительно этого хотите, хотя играю я не бог весть как, но только позднее. Сейчас пока есть возможность, я хочу поговорить с вами. Она сидела совершенно прямо, сложив руки на коленях.
Мыкола учтиво улыбнулся, но промолчал. Он оставил своё место у камина и уселся неподалеку от нее на диванчик с круглой спинкой. В его внимательном взгляде совсем не было любопытства. Повернувшись так, чтобы сидеть к нему лицом, Олёна спросила.
--Как себя чувствует Оксана?--Голос ее звучал тихо и задушевно.
--По-моему, хорошо,--беззаботно, ответил Мыкола.-- Впрочем, я не видел ее с прошлой недели..--Он поднес сигару ко рту, внезапно остановился, опустил руку и спросил так, словно этот вопрос  неожиданно пришел ему в голову.--А почему вас вдруг заинтересовало ее здоровье?
Олёна удивленно подняла брови.
--А разве она не лежит в постели с нервным расстройством?
--Ах это!--Мыкола безмятежно улыбнулся.--Неужели Остап не объяснил?
--Он сказал, что у неё нервное расстройство.
 Улыбка Мыколы сделалась совсем кроткой.
--Наверное, ему неприятво было об этом говорить,-- медленно проговорил он, глядя на кончик сигары, потом поднял глаза на Олёну и слегка пожал плечами.--Здоровые Оксаны  в полном порядке. Просто она вбила себе в голову, что Остап убил вашего брата, а потом--что уж совсем глупо--стала болтать об этом на всех перекрестках. Разумеется, Остап не мог допустить, чтобы его родная дочь бегала по городу, обвиняя его в убийстве, вот он и запер ее дома до тех пор, пока она не выкинет эту дурь из из головы.
--Вы хотите сказать,--Олёна запнулась, глаза ее заблестели,--что она... что ее... держат взаперти как пленницу?
--Ну, это уж чересчур романтично—рассмеялся Мыкола,--Оксана ведь еще ребенок. Детей в наказание запирают дома.
--Да, конечно,--торопливо согласилась Олёна. Она посмотрела на свои сложенные на коленях руки, потом снова подняла глаза на Садовничего.—Но с чего это пришло ей в голову?
--А разве она одна так думает?—Голос Мыколы был так же сдержанно вежлив, как и его улыбка.
Ухватившись руками за кран табурета, Олёна подалась вперед. Ее лицо стало серьезным.
--Как раз об этом я и хотела спросить вас. Разве люди действительно так думают?
Мыкола безмятежно кивнул головой. Олёна с такой силой сжала руки, что у нее побелели суставы пальцев, голос ее звучал хрило, словно у нее запершило в горле.
--Но почему?
Мыкола встал с диванчика, подошел к камину и бросил в огонь окурок сигары. Вернувшись на место, он скрестил свои длинные ноги и непринуждённо откинулся на спинку.
--Наши противники считают, что будет совсем неплохо, если люди поверят в это.—Ни голос,  ни жесты, ни выражение лица--ничто  не показывало, что тема  разговора представляет для него какой-то интерес
—Но, пан Садовничий, с чего бы люди стали так думать, если бы не существовало доказательств или чего-то, что можно было бы выдать за доказательства.
--Конечно, кое-что есть,--ответил Мыкола. Он поглядел на нее с веселым любопытством.--Я полагаю, что вы об этом знаете. Неужели вы не получили ни одного из тех анонимных писем, которыми сейчас наводнен город?
Олёна вскочила с табурета: волнение исказило ее лицо.
 --Да, как раз сегодня!--воскликнула она.—Я хотела показать его вам, чтобы...
Мыкола тихо рассмеялся и остановил ее быстрым движением руки.
--Не трудитесь. Все они похожи как две капли воды, а я уже насмотрелся на них.
Медленно и неохотно Олёна вернулась.
--Так вот, эти письма, тот вздор, который печатался в «2000», пока мы не заставили эту газетенку умолкнуть; слухи, которые распускали наши противники...—Мыкола  пожал худыми плечами.—Всё это в сочетании с немногими имеющимися фактами позволило раздуть целое дело против Остапа.
--Значит, ему действительно грозит опасность?--спросила она, прикусив нижнюю губу.
Мыкола кивнул.
--Если Остап проиграет на выборах, если он утратит свой контроль над городом, в США его бы  посадили на электрический стул,-- ответил он со спокойной уверенностью.—У нас ему грозит самоё суровое наказание: его отстранят от выборов и всё!
Олёна побледнела, голос её задрожал.
--Но если он победит, он будет в безопасности?
--В любом случае он будет в безопасносьт. Мы не в Америке.
--А он победит?—У Олёны от волнения перехватило дыхание.
--Думая, что да.
--И тогда, независимо от улик...--у нее прервался голос,-- ..ему уже ничего не будет грозить?
--Его и судить не будут,--ответил Мыкола.
Внезапно он выпрямился, зажмурил глаза, снова открыл  их и пристально взглянул в ее бледное, взволнованное лицо. Радостный огонёк блеснул в его глазах, довольная улыбка расползлась по лицу. Он рассмеялся—негромко, но от души.—Юдифь! Юдифь собственной персоной.
Олёна сидела не шевелясь, не дыша.  Она ничего не понимала. Вскочив с места, он зашагал по комнате из угла в угол, возбуждённо  разговаривая сам с собой, хотя время от времени он поворачивал голову и улыбался ей через плечо.
--Вот в чем вся штука!
Она терпела Остапа, даже была с ним любезна ради той политической поддержки, которую он оказывал ее отцу, но... всему есть предел. Впрочем, этого было достаточно--Остап и так был по уши а неё влюблён. Когда же она пришла к выводу, что Поль убил её брата и может ускользнуть от расплаты, если только она сама... Нет, это просто очаровательно! Дочка Остапа и девица, в которую он влюблен, вдвоем волокут его в тюрьму. Положительно ему не везёт с женщинами! В руках Мыколы появилась тонкая бледно-зеленая сигара. Он остановился перед Олёной и сказал, не обвиняя её, а как бы делясь, А делясь с ней радостью открытия.
--Так это вы рассылали анонимные письма. Конечно, же, вы! Они были напечатаны на пищущей машинке в комнате, где ваш братец встречами с Оксаной. Один ключ был у него, другой у нее. Она не могла написать эти письма, слишком уж сильное впечатление они на нее произвели. Это вы их писали. Вы взяли ключ, который полиция вернула вам вместе с прочими вещами Игоря, проникли в комнату и там печатали их. Вот это мило!--Он снова принялся расхаживать по комнате.--Ну что ж, придётся попросить вашего отца пригласить команду дюжих медсестер и запереть вас по причине нервного расстройства. Среди дочерей наших политических деятелей это заболевание начинает перерастать в эпидемию, но мы должны обеспечить себе победу на выборах, обеспечим ее, даже если в каждом доме окажется по нервнобольному пациенту.--Повернув голову, Мыкола дружнлюбно улыбнулся.
Олёна прижала руки к горлу и застыла, не вымолвив и слова.
--К счастью, ваш отец не доставит нам хлопот,--продолжал Мыкола.—Ему на всё наплевать, на вас и на покойного сына, лишь бы его переизбрали.  А он знает, что без Остапа ничего не добьётся. --- Мыкола рассмеялся.—Так вот что заставило вас взять на себя роль Юдифи? Вы знаете, что, пока не пройдут выборы, вашего папочку с Остапом водой не разольёшь, даже если бы он считал Остапа виновным. Что ж, это утешительные сведения для вас.
Когда Садовничий умолк, чтобы раскурить сигару, заговорила Олёна. Она отняла руки от горла и снова положила их на колени
--Я не умею лгать,--сказала она холодным, спокойным тоном. Я знаю, что Остап убил Игоря. Да, я писала эти письма.
Мыкола вынул изо рта раскуренную сигару, вернулся к диванчику и уселся лицом к Олёне.
--Вы ненавидите Остапа,--сказал он,--и все равно будете ненавидеть, даже если я докажу вам, что он не убивал вашего брата.
--Да, буду,--ответила она, глядя ему прямо в глаза.
--В том-то и дело,--проговорил он,--вы не потому его ненавидите, что считаете убийцей брата. Наоборот, вы считаете его убийцей вашего брата только потому, что ненавидите его.
--Неправда,--медленно покачала она головой.
Мыкола скептически улыбнулся.
--Вы говорили на эту тему с вашим отцом?
Олёна слегка покраснела и закусила губу.
 --И он заявил вам, что это просто нелепо,--улыбкой продолжал Нед.
Ее щеки порозовели еще сильнее, она хотела что-то сказать, но не смогла.
--Если Остап убил вашего брата, ваш отец должен знать об этом.
Олёна опустила глаза и сказала с несчастным видом.
 —Мой отец должен бы знать, но он отказывается верить в это.
--Он должен бы знать,--повторил Мыкола. Он сощурил глаза.--Остап говорил с ним в тот вечер относительно Игоря и Оксаны?
Олёна удивленно подняла голову.
--Разве вы не знаете, что произошло в тот вечер?--спросила она.
--Нет.
--Это не имело никакого отношении к Игорю или Оксане.--Олёна говорила торопливо, захлёбываясь от нетерпения, от желания поскорее высказать всё.--Дело в том, что...--Она повернула голову к двери и осеклась. Из-за двери послышались раскатиствй грудной смех и звук ближающихся шагов. Торопливо по, Олёна умоляющим жестом протянула руку.--Мне необходимо вам все рассказать,--прошептала она с неподдельным отчаянием,--не могли бы  мы встретиться завтра?
--Хорошо.
--Где?
--Хотите у меня дома?
Олёна торопливо кивнула. Мыкола едва успел продиктовать свой адрес и услышать сказанное шепотом.
--После десяти утра,--как Братченко и Остап и  вошли в гостиную.

                II


В половине одиннадцатого Остап и Мыкола распрощались с Братченко и его дочерью и, усевшись в седан, направились в сторону жилья Мыколы. Когда они немного отъехали, Ярошенко удовлетворенно вздохнул.
--Госмподи иисусе, Мыкола, до чего же я рад, что вы с Олёной так славно поладили.
--Я с кем угодно могу поладить,--заметил Садовничий, покосившись на своего собеседника.
--Да, у тебя это здорово выходит,--добродушнро рассмеялся Ярошенко.
Губы Мыколы скривились в еле заметной улыбке.
--Мне необходимо будет завтра поговорить с тобой кое о чем. Где ты будешь, скажем, около полудня?
Ярошенко  свернул на Университетскую улицу.
--В конторе,--ответил он,--завтра ведь первое число. А почему бы нам не поговорить сейчас? Вся ночь впереди.
-- Сегодня я еще не все знаю. Как Оксана?
--Нормально,--мрачно буркнул Остап и внезапно взорвался. --Боже! Как бы мне хотелось разозлиться на нее по-настоящему! Мне бы легче было.--Они миновали освещенный участок.—Она не беременна,--внезапно выпалил Ярошенко.
Мыкола молчал. Лицо его было непроницаемым. Подъезжая к клубу, Ярошенко сбавил скорость. Мучительно покраснев, он хрипло спросил.
--Как ты думаешь, она была его...—он шумно откашлялся,-- его любовницей? Или всё это было просто детской игрой?
--Не знаю. Мне это безразлично. Не распрашивай ее, Остап.
Остановив машину, Ярошенко еще несколько секунд сидел за рулем, глядя куда-то вдаль. Затем он снова откашлялся и тихо сказал.
 --Всё-таки неплохой ты парень, Мыкола.
--Угу,--согласился Садовничий, вылезая из машины.
Они вошли в клуб вместе и, небрежно кивнув друг другу, расстались на площадке лестницы под большим портретом кисти итальянского художника эпохи Возрождения. Мыкола толкнул дверь в  маленькую комнатушку в самом конце здания, где пятеро мужчин играли в карты, а трое других наблюдали за игрой. Игроки освободили для него место за  столом, и к трем часам утра, когда игра закончилась, Мыкола выиграл около четырёх тысяч долларов.


                III

Олёна Братченко пришла к Садовничему незадолго до полудня. Весь последний час Мыкола слонялся по комнате, грызя ногти и куря сигару за сигарой. Но, когда раздался звонок, он не спеша подошел к двери, спокойно открыл её и улыбнулся Олёне с видом человека‚ которому устроили небольшой, но очень приятный сюрприз.
--Доброе утро,--- сказал он.
--Я ужасно сожалею, что опоздала,--начала было Олёна, но Мыкола не дал ей договорить.
--Ну, что вы, что вы, мы ведь условились встретится в любое после десяти утра.
Он проводил её в гостиную.
--Мне здесь нравится!--воскликнула Олёна, внимательно осматривая старомодную комнату с высокими потолками, широченными окнами, огромным зеркалом над камином и красной плюшевой мебелью.--Очаровательно.—Она поглядела на полуприоткрытую дверь.
--А там ваша спальня?
--Да. Хотите взглянуть?
--Очень.
Он показал ей сначала спальню, затем кухню и ванную.
--Великолепно,--сказала Олёна, когда они снова вернулись в гостиную.--Я не подозревала, что в нашем до отвращения современном городе ещё сохранились такие квартиры.
Мыкола выразил свою признательность лёгким кивком.
--Мне и самому она нравится. Кроме того, как вы сейчас убедились, здесь нет никого, кто бы мог нас подслушать,-- разве что кто-нибудь забрался в чулан, но это маловероятно.
Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза.
--Мне эта мысль и в голову не приходила. Мы можем ссориться, быть врагами, но если я бы не была уверена, что вы джентльмен, я бы не пришла сюда.
--Вы хотите сказать,--рассмеялся Мыкола,--что я выучился не надевать коричневых ботинок к  синему костюму и все такое прочее?
--Я совсем не это имела в виду.
--Тогда вы ошиблись. Я игрок и мелкий приспешник политического босса.
--Я не ошиблась.--Ее глаза смотрели с немой мольбой.--Пожалуйста, не будем ссориться, по крайней мере из-за пустяков.
--Простите,--Садовничий примирительно улыбнулся,--садитесь пожалуйста.
Олёна уселась в красное плюшевое кресло. Мыкола придвинул второе кресло, чтобы сидеть к ней лицом.
--Да,--еле слышно прошептала Олёна Братченко. Лицо её зарделось и она опустила глаза. Затем она подняла голову и смущённо посмотрела на Мыколу.—Я хочу рассказать вам всё.—Её голос прервался от волнения.—Я знаю, что вы друг Ярошенко и поэтому должны быть моим врагом, но...мне кажется, что когда вы узнаете, что произошло, когда вы узнаете всю правду, всё будет по-другому...по крайней мере вы тогда не будете моим врагом. Возможно, что вы...Нет, вы должны всё знать. Тогда вы с ами решите. А он ведь ничего не рассказал вам! Правильно?—Её смущение сменилось решительностью.
--Я не знаю, что произошло у вас дома в тот вечер,--подтвердил Мыкола.—Он ничего мне не рассказывал.
Быстро нагнувшись к нему, она спросила.
--А разве из этого не следует, что он хотел что-то скрыть, что ему было что скрывать?
--Ну и что с того?—пожал плечами Мыкола. Голос его звучал спокойн и безразлично.
--Как вы не понимаете?...Ладно, оставим это.   Я расскажу вам все, что произошло, и тогда судите сами.--Она еще ближе наклонилась к нему и не отрываясь смотрела ему в глаза.--В тот вечер он впервые обедал у нас...
--Это я знаю,--прервал ее Садовничий,--и вашего брата не было дома.
--Его не было за столом,--подчеркнула Олёна,--но он был дома, в своей комнате. За столом были только я, папа и Остап. Игорь в этот вечер не обедал дома. Он не хотел встречаться с Ярошенко после их ссоры из-за Оксаны.
Мыкола слушал внимательно и бесстрастно.
--После обеда мы с Остапом ненадолго остались вдвоем в... той самой комнате, где мы с вами вчера беседовали, и он неожиданно обнял меня и попытался поцеловать.
Мыкола рассмеялся негромко, но от души, словно он никак не мог сдержать наглынувшего на него веселья. Олёна смотрела на него удивлённо. Перестав смеяться, Мыкола улыбнулся ей и спросил.
Продолжайте, пожалуйста. Не обращайте на меня внимания. Я потом расскажу, почему мне вдруг стало смешно.
Но едва Олёна открыла рот, как он снова прервал ее.
--Постойте. А целуя вас, он ничего не говорил?
--Нет.То есть, может быть, и говорил, но ничего вразумительного.--Ее лицо выражало полное недоумение.-- А в чем дело?
Мыкола снова рассмеялся. Он должен был бы упомянуть о причитающемся ему килограмме мяса. Это, вероятно, моя вина. Я приложил все усилия, чтобы убедить Остапа не поддерживать  вашего отца на выборах. Я говорил, что вас используют в качестве приманки, чтобы заручиться его поддержкой, и посоветовал--раз уж ему так хочется попасть на эту удочку-- потребовать причитающийся ему килограмм мяса вперед, потому что после выборов ему не видать награды.
Олёна широко раскрыла глаза, но недоумения в них уже не было.
--Мы разговаривали с ним в тот самый день, но я никак не думал, что мои доводы на него подействутот. Послушайте,----продолжал Садовничий, наморщив лоб,--что вы с ним сделали? Он ведь собирался предложение вам сделать. Его просто распирало от почтения к вам и всякого такого. Вы, должно быть, сами дали ему повод, раз он потерял голову.
--Я не давала ему повода,--медленно проговорила она,--хотя мне было нелегко в тот вечер. Всем нам было не по себе. Я пыталась и виду не показать, как мне противно занимать его...-- Не кончив фразу, она развела руками.
--Что же случилось потом?
--Я, конечно, сразу же ушла. Я была в бешенстве.
--И вы ничего ему не сказали?--Глаза его выражали плохо скрываемое веселье.
--Нет, и он мне ничего не сказал. Я пошла наверх и на лестнице встретила папу. Когда я рассказывала ему о случившемся, а я была на него зла не меньше, чем на Остапа, ведь все это из-за него  произошло, он пригласил Остапа к обеду, -- мы услышали, как хлопнула входная дверь, и поняли, что Остап ушел. В этот момент из своей комнаты вышел Игорь.-- От волнения Олёна побледнела, лицо напряглось, голос звучал глухо.--Игорь услышал наши голоса и теперь хотел узнать, что произошло, но я оставила их вдвоем и ушла к себе. Я так злилась, что уже не могла больше разговаривать. И я не видела его больше, а потом папа пришел ко мне и сказал,  что Игоря... убили.
Она умолкла и, сцепив пальцы, выжыдающе смотрела на Мыколу.
--Ну и что с того?--спокойно спросил Садовничий
--Что с того?--удивленно  повторила Олёна.--Разве вы ничего не поняли? Неужели вам не понятно, что брат бросился вслед за Остапом, ввязался  в драку и Остап его убил. Игорь был вне себя от ярости... Да.--Лицо Олёны озарилось торжествующей улыбкой. --Еще одна деталь: шляпу Игоря там не нашли. Он так торопился.., боялся упустить Ярошенко, что даже шляпу не надел. Он... он.,.
Покачав головой, Мыкола прервал ее.
--Не выйдет,--сказал он с полной уверенностью—Остапу не было нужды убивать Игоря, и он никогда бы этого не сделал. Да он мог одной рукой справиться с Игорем, а в драке он не теряет головы. Уж я то знаю. Мне приходилось видеть, как Остап дерётся. Я и сам с ним дрался. Не пойдет.--Он прищурил глаза, и лицо его застыло.--Но допустим, Остап убил его. Допустим, так случилось, хотя я не верю в это. Все равно здесь речь будет идти не об убийстве, а о самообороне.
--Тогда зачем скрывать, что произошло?—презрительно спросила Олёна.
--Да ведь он хочет жениться на вас!--воскликнул Мыкола.-- Если бы он признался, что убил вашего брата, это вряд ли помогло бы ему в достижении заветной цели. --Он усмехнулся.-- Еще немного, и я стану рассуждать так же, как и вы. Нет, панни Олёна, он убивал вашего брата.
Глаза Олёны сделались холодными. Она молча смотрела на Мыколу.
--У вас нет доказательств,--продолжал он задумчиво.--Вы просто прикинули, что к чему, и пришли к неправильному выводу, что ваш брат побежал за Остапом.
--Так оно и было,--настаивала она.--Игорь просто не мог поступить иначе. Как еще можно объяснить то, что он оказался на улице с непокрытой головой?
--Ваш отец не видел, как Игорь вышел из дома?
--Нет, он тоже ничего не знал, пока нам не сообщили...
--А он удовлетворен вашим объяснением?--прервал ее Мыкола.
--Мое объяснение--единственно возможное!--вскричала она. --Что бы он ни говорил, он должен признать, что я права. И вы тоже.--В ее глазах стояли слезы.--Не может быть, чтобы вы этого не понимали. Я не верю вам, пан Садовничий. Не знаю, что вам было известно раньше. Вы нашли тело Игоря. Может быть, вы еще что-нибудь там обнаружили, не знаю, но теперь вы знаете все.
У Мыколы задрожали руки. Глубже усевшись в кресле, он сунул их в карманы брюк. Лицо его было спокойным, только глубокие складки около рта, выдававшие нервное напряжение, обозначились еще резче
--Да, я нашел его тело. Но больше там никого и  ничего не было. Кроме этого, я ничего не знаю.
--Теперь знаете,--сказала она.
Губы Садовничего дрогнули под темными усиками. В глазах зажегся гневный огонек. Намеренно резким тоном он хрипло бросил.
--Я знаю только одно: тот, кто прикончил вашего братца, оказал человечеству большую услугу.
В первое мгновение она отшатнулась от него, прижав руки к горлу, но затем выражение ужаса исчезло с её лица.
--Понимаю.--В ее голосе звучали сочувствующие нотки.-- Вы друг Остапа. Вам тяжело сейчас.
Опустив голову, Мыкола пробормотал.
--Я сказал гадость, и к тому те глупую.—Он кисло улыбнулся.--Вот видите, я же предупреждал вас, что я не джентльмен.--Он перестал улыбаться  и поднял голову. Глаза его глядели пристально и спокойно.--На в одном вы правы: я действительно друг Остапа. Им я и останусь, кого бы он там ни убивал.
Последовала длительная пауза, во время которой Олёна не сводила глаз с лица Мыколы. Когда она заговорила, голос её звучал глухо, безжизненно.
--Значит, все было напрасно? Мне казалось, что если я расскажу вам правду...--Она осеклась, Её лицо, руки, плечи выражали полную безнадёжность. Мыкола медленно покачал головой. Вздохнув, она встала и протянули ему руку. М
--Мне очень горько и обидно, во ведь нам не обязательно расставаться врагами, не правда ли, пан Садовничий?
Он тоже встал. Протянутой руки он словно не заметил.
--Та половина вашей души, которая обманывала Остапа и продолжает его обманывать,--мой враг.
Олёна не убирала руки.
--А другая половина,--спросила она,--та половина, которая не имеет к этому отношения?
Он взял ее руку и низко склонился над ней.


                IV


Проводив Олёну, Садовничий подошел к телефону и назвал номер.
--Здравствуйте.--Сказал он.--Это говорит Садовничий. Скажите, пан Ярошенко еще не появлялся?.. Когда он придет, передайте ему, пожалуйста, что я звонил и зайду повидаться с ним... Благодарю вас.
Мыкола посмотрел на часы. Было несколько минут второго. Он закурил сигару, уселся у окна и стал рассматривать серую церквушку напротив. Кольца дыма, отталкиваясь от оконного стекла, плавали над его головой сизыми облачками. Так он сидел и грыз сигару минут десять, пока не зазвонил телефон.
 --Алло,--сказал он, сняв трубку.--Да, Павло... Разумеется. Где ты находишься?.. Ладно, подойду. Жди меня там... через полчасика. Отлично.
Швырнув окурок в камин, он надел пальто и шляпу и вышел. Пройдя пешком шесть кварталов, он зашел в ресторан, съел салат с булочкой, выпил чашку кофе, а затем прошел еще четыре квартала до маленькой гостиницы под названием «Волшебник». Юнец лифтёр приветствовал Мыколу, назвав его по имени, и, поднимая его на четвертый этаж, спросил, что он может сказать о третьем заезде на сегодняшних скачках. Подумав, Мыкола ответил.
--Полагаю, что Лорд Байрон выиграет.
--Очень надеюсь, что вы ошибетесь,--сказал юнец,--я поставил на Шарманку.
Всё может быть. ---Мыкола пожал плечами.—Но уж больно Шарманка отяжелела.
Пройдя по коридору, Мыкола постучал в дверь 417-й комнаты. Дверь открыл Павло Нужный, плотный, широколицый, начавший лысеть человек лет тридцати пяти. Он был в одной рубашке, без пиджака.
--Секунда в секунду,--сказал он, открывая дверь.--Проходи.
Подождав, пока Павло закроет дверь, Мыкола сказал.
--Выкладывай, что стряслось.
Павло уселся на кровать и озабоченно поглядел на Садовничего.
--Знаешь, мне чертовски не нравится вся эта штука.
--Какая именно?
--А то, что Беня поперся в прокуратуру.
--Ладно,--раздраженно проговорил Мыкола.—Я не спешу, могу и подождать, пока ты соберешься по порядку рассказать, в чем дело.
Павло поднял свою широкую белую ручищу.
--Подожди,  сейчас я тебе все объясню. Выслушай меня. -- Он порылся в кармане и вытащил скомканную пачку сигарет.-- Помнишь тот вечер, когда пристукнули этого парнишку Игоря?
--Угу,--скучающим тоном произнес Мыкола.
--Помнишь, мы с Беней пришли в клуб как раз перед тем, как ты объявился?
--Да.
--Так вот, слушай: мы видели, как Остап ссорился с этим сопляком там, под деревьями.
Мыкола разгладил кончиком пальца свои усики и удив-ленно возразил.
--Но ведь я видел, как вы вылезли из машины перед клубом как раз в ту минуту, когда я обнаружил труп. Вы ведь подъехали с другой стороны. И к тому же,--он поднял палец,--Остап появился в клубе раньше вас.
--Все это верно,--закивал Нужный.--Только мы сначала проехали по Институтской улице до квартиры Иосифа Клейна, но его не было дома, и тогда мы развернулись и поехали обратно в клуб.
--Так что же вы видели?
--Мы видели, как Остап ссорился с ним там, под деревьями.
--Вы это увидели, проезжая мимо?
Нужный снова утвердительно затряс головой.
--Но ведь было темно,--напомнил Мыкола.—Я просто не понимаю, как вы могли на ходу разглядеть их лица. Вы что, сбавили скорость или остановились?
--Мы не останавливались и скорость не сбавляли, но уж Остапа-то я ни с кем не спутаю,--настаивал Павло. 
--Возможно, но откуда ты знаешь, что он стоял там с Игорем Братченко?
--С ним. Наверняка с ним. Мы достаточно ясно его видели.
--И к тому же еще вы видели, как они ссорились. Что  ты хочешь этим сказать? Они дрались?
--Нет, но они стояли так, вроде оно ссорились. Ты ведь сам знаешь: по тому, как люди стоят, можно понять, что они ссорятся.
--Разумеется,--невесело улыбнулся Мыкола‚ если один из них стоит у другого на голове. Улыбка исчезла.--И Бен потащился с этим в прокуратуру?
--Да, я не зна, конечно, сам ли он туда пошёл или же Гладуш что-нибудь разнюхал и послал за ним, но только он раскололся у Гладуша. Это вчера было.
-- А ты как узнал об этом, Павло?
--Гладуш меня повсюду ищет, вот как я узнал об этом,--ответил Нужный.--Беня проболтался, что я был вместе с ним, и Гладуш велел передать мне, чтобы я зашёл, только я не хочу впутываться в эту историю.
--Еще бы! Но что ты скажешь Гладушу, когда он тебя зацапает?
--Да не дам я себя зацапать! Поэтому-то я и вызвал тебя.-- Нужный откашлялся и провел языком по пересохшим тубам.--Я подумал, что, может быть, мне лучше смыться из города на пару недель, пока заваруха не уляжется, только для этого монета нужна.
Улыбнувшись, Мыкола покачал головой.
--Этого как раз и не следует делать. Если ты действительно хочешь помочь Остапу, пойди к Гладушу и скажи, что ты не разобрал, кто там стоял под деревьями, и вообще считаешь, что из вашей машины разглядеть что-нибудь толком было невозможно.
--Ладно, сделаем,--с готовностью согласился Нужный.--Но послушай, Мыкола, должен же я что-нибудь за это получить? В конце концов, я ведь рискую... Ну, в общем, ты меня понимаешь?
Мыкола кивнул.
--После выборов мы подыщем тебе тепленькое местечко, такое, где работать придется не больше часа в день.
--Вот что...--Павло встал, его водянистые зеленоватые глаза смотрели с настойчивой мольбой,---я скажу тебе всю правду, Мыкола. Я совсем на мели. Не мог бы ты раздобыть мне вместо этого местечка немного деньжат? Мне они позарез нужны.
-- Попробую. Поговорю с Остапом.
--Сделай это для меня, и позвони, ладно?
--Ладно. Пока.


                V


Из «Волшебника» Мыкола отправился в городскую администрацию, где помещалась прокуратура, и  заявил, что ему необходимо повидать пагна Гладуша. Круглолицый молодой человек, к которому он обратился, вышел из приемной и минуту спустя возвратился с извиняющейся миной на лице.
--Мне очень жаль, пан Садовничий, но пан Гладуш куда-то вышел.
--Когда он вернется?
--Не знаю. Его секретарша говорит, что он ничего ей не сказал.
--Что ж, придется рискнуть,--сказал Мыкола.--Подожду у него в кабинете.
Молодой человек загородил ему дорогу.
--Но это невозможно.
Мыкола улыбнулся ему своей самой очаровательной улыбкой и ласково спросил.
 --Тебе уже надоело твое место, сынок?
Молодой человек нерешительно помялся и отступил в сторону. Мыкола прошел по внутреннему коридору и отворил дверь в кабинет прокурора. Гладуш голову от бумаг и вскочил с места.
--Как, это были вы? Вскричал он.—Чорт поберни этого мальчишку! Вечно он что-нибудь перепутаетю СказалЮ что меня спрашивает какой-то пан Бауман.
--Не беда,--кротко сказал Садовничий.—Ведь я попал к вам в конце концов.
Он позволил прокурору несколько раз пожать себе руку и усадить в кресло.
--Какие новости?—бросил он небрежно, когда оба удобно устроились.
--Никаких,--ответил Гладуш, заложив большие пальцы рук в карманы жилета и раскачиваясь на стуле.—Всё та же рутина, хотя видит Бог, работы нам хватает.
--Как дела с выборами?
--Могли бы быть и получше.—По багровому лицу прокурора скользнула тень.—Но я думаю, что мы всё-таки справимся.
--Что-нибудь стряслось?—беззаботно спросил Мыкола.
--Так, всякая всячина. Всегда илгут возникнуть непредвиденные обстоятельства. На то и политика.
--Не можем ли мы, я...и Остап...чем-нибудь помочь?
--Гладуш покачал рыжей, коротко остриженной головой.
--Может быть, ваши затруднения вызваны слухами, что Остап имеет отношение к убийству Игоря Братченко?
В глазах Гладуша мелькнул испуг. Он несколько раз моргнул и выпрямился.
--Видите ли,--нерешительно произнес он,--все считают, что мы давно должны были найти убийцу. Конечно,  на сегодня это одно из самых главных наших затруднений, может быть, даже самое главное.
--Раскопали что-нибудь новенькое со времени нашей последней встречи?
Гладуш мотнул головой. Его глаза смотрели настороженно.
--Продолжаете придерживать некоторые линии расследования?--с холодной усмешкой спросил Садовничий
Прокурор заерзал в кресле.
--Да, пан Садовничий, разумеется.
Мыкола одобрительно кивнул. Взгляд его сделался недобрым, в голосе зазвучало злорадство.
--Как насчёт показаний Бенциона Колуна? Их тоже придерживаете?
Гладуш открыл рот, закрыл его, пожевал губами. В следующий момент его широко открытые от удивления глаза стали совершенно бесстрастными.
--Я не знаю, стоят ли чего-нибудь показания Колуна. Думаю, что нет. Я придаю им так мало знания, пан Садовничий, что просто забыл о них.
Мыкола иронически рассмеялся.
--Вы же знаете,--продолжал Гладуш,--что я не стал бы скрывать от вас или Остапа, если б узнал что-нибудь важное. Вы ведь достаточно хорошо меня знаете.
--Прежде знали, но тогда у вас нервы покрепче были,-- ответил Мыкола.--Ну да ладно. Так вот, если вас интересует тот тип, который был в машине вместе с Беном, вы можете взять его сейчас в гостиннгце «Волшебник», номер четыреста семнадцать.
Гладуш, молча разглядывал зеленое сукно своего стола, пляшущую фигурку с самолетом на чернильном приборе. Лицо его осунулось. Мыкола встал, улыбаясь одними губами,--Остап всегда готов выручить своих ребят из беды,--произнес он.—Если вам нужна его помощь, он с удовольствием позволит себя арестовать по обвинению в убийстве Братченко.
Гладуш не поднимал глаз.
--Не мне указывать Остапу, что ему делать,--выдавил он. 
--Гениалыаая мысль!--воскликнул Мыкола. Он перегнулся через стол и доверителыю прошептал в самое ухо  прокурора. – А вот еще одна, не менее гениальная. Не вам делать, то, чего Остап не велит.
Улыбаясь, он направился к дверям, но улыбка исчезла, едва он вышел на улицу.





























                ГЛАВА  ВОСЬМАЯ1

Садовничий открыл дверь, на которой было написано «Восточная компания», и, обменявшись приветствиями с двумя молодыми девицами, сидевшими за столиками, прошел в следующее помещение, где находилось пять-шесть мужчин, а оттуда--в личный кабинет Ярошенко. Остап сидел за обшарпанным столом, проглядывая бумаги, которые клал перед ним коротенький человечек, почтительно выглядывающийся из-за его плеча.
--Привет, Мыкола,--сказал Ярошенко, поднимая голову, и добавил, обращаясь к человечку.
-- Принесёшь мне этот хлам потом.
Коротышка собрал бумаги и со словами «Слушаюсь, пан», «Здравствуйте, пан Садовничий» вышел из кабинета.
--Что с тобой Мыкола?—спросил Ярошенко.—У тебя такой вид, словно ты не спал всю ночь. Присаживайся.
Мыкола снял пальто, положил его на кресмло, бросил сверху шлчпу и вытащил сигару.
--У меня всё в порядке. Как жизнь? Что нового?—Он уселся на край обшарпанного стола.
-- Я хочу, чтобы ты повидался с Матлаком,--сказал Ярошенко.--Если кто-нибудь и способен призвать его к порядку, так это ты.
--Ладно. А что он?
Ярошенко состроил гримасу.
--Одному Богу известно. Я думал, он у меня по струнке ходить будет, а он что-то финтит.
В черных глазах Мыколы появился зловещий блеск. Он посмотрел на Остапа.
--Значит, и он тоже, хм...
После секундного колебания Ярошенко спросил.
--Что ты хочешь этим сказать?
Однако Мыкола ответил на вопрос вопросом.
--Скажи, тебе нравится, как идут дела в последнее время?
Ярошенко раздраженно пожал плечами, его глаза продолжали испытующе смотреть на Садовничего.
--Не так уж все плохо, черт возьми,--ответил он.--Обойдемся и без этой горстки голосов Маклака.
--Конечно,--ответил Мыкола, поджав губы,--но нам не выиграть, если мы будем и дальше терять голоса.--Он сунул в рот сигару и продолжал.--Ты отлично знаешь, что наши дела не так хороши, как две недели назад.
Ярошенко снисходительно усмехнулся.
--Господи! До чего же ты любишь причитать, Мыкола! Неужели ты всё видишь только в черном свете?—И не дожидаясь ответа, нравоучительно добавил.—В каждой политической кампании--а я их провел не мало, правда в меньшем масштабе,  всегда наступает момент, когда кажется, что летит к чертовой матери. Однако ничего, обходится.
Мыкола зажёг сигару, выпустил клуб дыма и сказал.
-- Из этого не следует, что так будет и впредь.--Он ткнул сигарой в грудь Ярошенко.--Если убийство сына Братченко не будет раскрыто немедленно, ты не можешь не беспокоиться относительно исхода кампании. Кто бы ни взял верх, тебе крышка.
Голубые глаза Ярошенко затуманились. Однако на его лице не дрогнул ни один мускул и голос звучал по-прежнему спокойно.
--Куда ты гнешь, Мыкола?
Весь город считает, что это ты его убил.
--Да?--Ярошенко задумчиво погладил себя полбородку.---  Пусть это тебя не тревожит. Обо мне говорили вещи и похуже.
Мыкола кисло улыбнулся.
--И чего только тебе не довелось испытать за свою жизнь!-- сказал он с ироническим восхищением.--Скажи, а тюрьмой ты ни разу не лечился?
--Нет,--рассмеялся Ярошенко,--и не собираюсь.
--Ты очень близок этому, Остап,--тихо проговорил Садовничий.
Ярошенко снова рассмеялся.
--Господи помилуй!--воскликнул он с притворным испугом.
Мыкола пожал плечами.
--Ты сейчас не очень занят?--спросил он.--Я тебе не слишком докучаю своей болтовнёй?
--Я слушаю тебя,--спокойно ответил Ярошенко.--Мне еще ни разу в жизни не приходилось жалеть, что я слушал тебя.
--Благодарю вас, пан!—шутливо сказал Мыкола.--Как во-твоему, с чего это Матлак начал крутить?
Остап пожал плечами.
--Он считает, что с тобой покончено,--продолжал Мыкола. — Всему городу известно, что полиция не ищет убийцу Братченко, и это объясняют` тем, что его убил ты. Матлак решил, что твоя карта бита. Избиратели не поддержат тебя на этот раз.
--Да? Так он думает, что они предпочтут, чтобы Ляшко заправлял городом? Он считает, что из-заподозрения в одном-единственном убийстве моя репутация хуже, чем у Флора?
--Не пойму, кому ты морочишь голову, мне или себе?—рассердился Саловничий.--Какое отношение к этому имеет репутация Ляшко? Он ведь не поддерживает своих кандидатов в открытую. А ты поддерживаешь. Именно твои кандидаты виновны в том, что полиция не расследует убийство Игоря Братченко.
Ярошенко снова потер рукой подбородок и облокотился на стол. Его красивое, дышащее здоровьем лицо не выражало ни малейшего беспокойства.
--Вот мы все говорим о том, что думают другие. А ты что думаешь, Мыкола? Давай поговорим об этом, Ты тоже считаешь, что мне крышка?
--Вполне возможно,--решительно ответил Мыкола,--а если будешь сидеть сложа руки, то наверка.--Он хитро улыбнулся.--А вот твои кандидаты победят в любом случае.
--Это нуждается в пояснениях,--флегматично  отозвался Ярошенко.
Мыкола перегнулся через стол и аккуратно стряхнул в пепел в медную плевательницу, стоявшую возле стола.
 --Они тебя продадут,--сказал он совершенно бесстрастно.
--В самом деле?
--А почему бы и нет? Ты позволил Ляшко переманить у тебя всех подонков. Ты решил опереться на респектабельных граждан, на сливки общества. Так вот, респектабельные граждане начинают коситься на тебя. Тогда твои кандидаты разыгрывают грандиозный спектакль: тебя арестовывают по подозрению в убийстве, и достопочтенные избиратели приходят в телячий восторг от благородства отцов города. Подумать только, они не побоялись засадить в тюрьму своего босса, когда он нарушил закон! Толкаясь и сбивая друг друга с ног, они бегут к избирательным урнам, чтобы вручить своим героям бразды правления еще на четыре года. Впрочем, и твоих ребят нельзя винить. Они знают, что таким путем они наверняка выиграют, а с тобой наверняка проиграют.
--Так ты не слишком полагаешься на них, Мыкола?--спросил Ярошенко.
--Ровно столько, сколько и ты,--улыбнулся Садовничий. Его лицо снова стало серьезным. -- Это уже не просто догадки, Остап. Сегодня днем я был у Гладуша. Мне пришлось силой ворваться к нему, он хотел уйти от разговора, делал вид, что не занимается расследованием убийства. Потом начал вилять.— Мыкола презрительно скривил рот. —Представляешь, тот самый Гладуш, который у меня через палочку прыгал.
--Что ж, это ведь только Гладуш...--начал было Ярошенко, но Мыкола не дал ему договорить.
--Да, только Гладуш, и этим, кстати, все сказано. Все твои сторонники могли бы продать тебя на свой  страх и риск, но если уж Гладуш себе такое позволяет,-- значит, он уверен, что его поддержат остальные.--Глядя в невозмутимое лицо Яроша, Мыкола нахмурился.--Послушай, Остап, ты можешь в любой момент перестать мне верить...
Ярошенко помахал рукой.
--Когда это произойдет, я дам тебе знать. Но зачем тебя понесло к Гладушу?
--Мне позвонил  Павло Нужный. Похоже, они с Бенционом Колуном видели, как ты ссорился с Игорем на Институтской улице в ночь убийства: во всяком случае, так они говорят. --Ни голос, ни взгляд Садовничего ничего не выражали.--Бенцион пошел с этой историей к Гладушу. А Павло требовал денег за то, чтобы не пойти.  Вот тебе твои соратники, они умеют держать нос по ветру. Я давно уже замечал, что у Гладуша сдают нервы, и отправился к нему, чтобы окончательно в этом убедиться..
--И ты убедился, что он собирается всадить мне нож в спинy?--спросил Ярошенко
--Да.
Встав с  кресла, Ярошенко подошел к окну. Он стоял там добрых три минуты, засунув руки в карманы и глядя на улщу, и все это время Мыкола не сводил глаз с его широкой спины. Не поворачивая головы, Ярошенко спросил.
-- Что т ы сказал Нужному?
--Да так, поморочил ему голову.
Остап вернулся к столу, но не сел. Его румяное лицо налилось кровью. Других перемен в нем заметно не было. Голос звучал ровно.
--Как по-твоему, что нам теперь делать?
--С Нужным? Ровным счетом ничего. Второй парень уже все выложил Гладушу. Что бы ни сдел Нужный, ничего не изменится.
--Я не о том. Что нам делать вообще?
Мыкола бросил сигару в плевательницу.
--Я уже сказал тебе. Если убийство Игоря Братченко не будет раскрыто немедленно, тебе крышка. Это единственное, чем стоит сейчас заняться.
Остап перевел взгляд с Мыколы на пустую стену. Его полные губы были плотно сжаты. На висках выступили капли пота. Глухим голосом он произнес.
--Это не поможет. Придумай что-нибудь еще.
У Мыколы задрожали ноздри, глаза потемнели.
--Другого выхода нет, Остап. Все остальное будет на руку или Ляшко, или Гладушу и его шайке. Любой из них раздавит тебя.
--Должен же быть какой-то выход,--хрипло прошептал Ярошенко.--Подумай, прошу тебя.
Нед встал со стола и вплотную подошел к Ярошенко.
-- Другого выхода у нас нет. Это единственный путь, и тебе придется пойти по нему, хочешь ты этого или нет, или же мне придется это сделать за тебя.
--Нет.—Ярошенко энергично тряхнул головой.—Не лезь в это дело.
--Это единственный раз, когда я тебя не послушаю, Остап.--, ответил Мыкола.
Ярошенко взглянул Садовничему прямо в глаза и произнёс хриплым шепотом.
--Я убил его, Мыкола.
Садовничий втянул воздух, потом выдохнул. Ярошенко положил ему руки на плечи и заговорил глухо, едва слышно.
--Это несчастный случай. Когда я ушел от них, он погнался за мной по улице. Понимаешь, у меня с Олёной была маленькая неприятность, вот он и бросился на меня с тростью. Сам не знаю, как это произошло, только я ударил его этой самой тростью по голове, не сильно-- мог я его сильно ударить,--а он упал и разбил себе голову о тротуар.
Мыкола кивнул. Ега лицо стало сосредоточенным. Напряжённым голосом он спросил.
--А трость куда ты дел?
--Я унёс её под пальто и сжег. Когда и сообразил, что он  мертв, я пошел в клуб и вдруг обнаружил, что трость у меня в руках. Вот я и спрятал ее под пальто, а потом сжёг.
--Что это была за трость?
--Массивная такая, сучковатая коричневая трость, очень тяжёлая.
--А что стало с его шляпой?
--Не знаю, Мыкола. Должно быть, он потерял её в драке, а потом кто-нибудь подобрал ее.
--Ведь на нем была шляпа?
--Да, конечно.
Кончиком пальца Мыкола разгладил свои усики.
--Ты не помнишь, мимо тебя проезжала машина с Колуном и Нужным?
--Не помню, —покачал головой Ярошенко,--но это вполне возможно.
--Ты все испортил: у тебя был бы шанс добиться приговор -- убийство с целью самозащиты.
--Знаю, Мыкола. Но я хочу жениться на Олёне больше всего на свете, а если это вскроется, у меня не будет никаких шансов, даже если удастся доказать, что это был несчастный случай.
Мыкола горько рассмеялся в лицо Остапу.
--У тебя было бы больше шансов, чем сейчас.
Остап молча посмотрел на него.
— Она с самого начала решила, что это ты убил ее брата, — продолжал Мыкола.--Она ненавидит тебя. Она сделала все, чтобы отправить тебя в тюрьму. Это она первая навлекла на тебя подозрение анонимными письмами, которые рассылала всем заинтересованным лицам. Это она восстанно против тебя Оксану. Сегодня утром она пришла ко мне и сама рассказала об этом. Она пыталась и меня восстановить против тебя. Она...
--Довольно,--попросил Остап. Он выпрямился. Его голубые глаза смотрели холодно и враждебно.--В чем дело, Мыкола? Ты что, решил приударить за ней, или же...--Он не кончил фразы и высокомерно посмотрел на Мыколу.--Впрочем, это не меняет дела.--Он  небрежно указал на дверь.--Убирайся отсюда, подлец. Иуда ты! Это твой прощальный поцелуй, мы расстаёмся.
--Я  уйду, когда кончу говорить.
--Ты уйдешь, когда тебе велят. Я не верю ни единому твоему слову. Я не верю ничему из того, что ты сказал. И никогда не поверю.
--Как знаешь,--ответил Мыкола. Он подобрал свое пальто и шляпу и вышел из комнаты.

                II

Мыкола вернулся домой бледный и осунувшийся. Он упал в плюшевое кресло. К виски, которое стояло на столике, он и не притронулся. Угрюмо уставившись на свои черные ботинки, он грыз ногти. Зазвонил телефон. Он не двинулся с места. Сумерки постепенно вытеснили  из комнаты дневной свет. Было уже совсем темно, когда он встал, подошел к телефону и назвал номёр.
--Алло, попросите, пожалуйста, панни Братченко.
Ожидая ответа, он беззвучно что-то насвистывал.
--Это панни Братченко? Да... Я только что вернулся после разговора с Остапом. Да, об этом... И о вас тоже... Да, вы были правы. Он поступил именно так, как вы рассчитывали.--Мыкола рассмеялся.--Не спорьте,  вы рассчитывали на это. Вы знали, что он назовёт меня лжецом, откажется со мной разговаривать и выгонит меня... Так он и сделал. Нет, нет, это ведь должно было когда-нибудь случиться. Нет, правда... Думаю, что навсегда... Того, что было сказано, назад не вротишь. Да, весь вечер... Это будет чудесно... Пока.
Он налил стакан виски и залпом выпил его. Затем он прошел в спальню, поставил будильник на восемь часов и, не раздеваясь, лег на кровать. Какое-то время он лежал, глядя в потолок, потом уснул и проспал до тех пор, пока его не разбудил звонок будильника. Сонный, он прошел в ванную, зажигая по пути свет, умылся, затопил камин в гостиной. Когда пришла Олёна он сидел в кресле и читал газету.
Олёну просто распирало от радости. Хотя она сразу же принялась уверять Мыколу, будто ей и голову не приходило, что ее утренний визит к нему иметь такие последствия и что она никак не рассчитывала на это, в ее глазах плясали радостные огоньки, а губы, произносившие слова извинений, то и дело расплывались в улыбке.
--Всё это не важно,--сказал Мыкола.--Я бы поступил точно так же, даже зная все наперед. Наверное, а глубине души я это предчувствовал. Тут уж ничего не поделаешь. Если бы вы мне сказали, что этим может кончиться, я бы принял ваши слова за вызов и уж наверняка сделал бы это.
Она протянула ему обе руки.
--Я очень рада,--сказала ока,--и не буду притворяться, что  расстроена вашим разрывом.
--А вот мне грустно,--возразил он, забирая ее руки в свои,--но я бы и пальцем не шевельнул, чтобы избежать того, что произошло.
--И теперь вы знаете, что я была права. Это он убил Игоря.--  Она испытующе смотрела ему в лицо.
--Так он сказал,--кивнул Садовничий.
--И вы поможете мне?--Она сжала его руки и подошла совсем близко.
Мыкола колебвлся. 0н видел ее нетерпение, и это сердило его.
--Это был несчастный случай, самозащита,--медленно говорил он.--Я не могу...
--Нет, это было убийство!--вскричала она.—Конечно, теперь он будет утверждать, что защищался. Но пусть даже так, разве он не должен, как порядочный человек, явиться в суд и доказать свою невиновность.
-- Он слишком долго ждал. Теперь этот месяц будет служить уликой против него.
--А кто в этом виноват? Неужели вы думаете, что он тянул бы так долго, если бы это действительно была самозащита?
-- Он ждал ради вас. Он вас любит,--медленно проговорил Мыкола с особым ударением на последнем слове.--Он не хотел, чтобы вы считали его убийцей вашего брата.
--Но я с самого начала знала, что он убийца!-- воскликнула она.--А теперь весь город узнает об этим.
Мыкола угрюмо пожал плечами.
--Вы не хотите помочь мне?
--Нет.
--Но почему? Вы же порвали с ним.
--Я поверил его рассказу. Я понимаю, что суд теперь не поверит ему. Слишком поздно. Между нами все кончено, это правда, но я не предам его.—Мыкола облизнул пересохшие губы. --Оставьте его в покое. Похоже, что до него доберутся и без вашей помощи!
--Никогда, никогда я не оставлю его в покое, пока он не понесет заслуженную кару.--Она задохнулась, ее глаза потемнели от гнева.--Если вы действительно верите ему, вы можете, ничем не рискуя , взяться за расследование этого дела. Или вы боитесь найти доказательства того, что он солгал вам?
--Что вы имеете в виду?--осторожно спросил он.
Хотите помочь мне выяснить истину? Хотите узнать, солгал он вам или нет? Ведь должны же быть где-то доказательства его вины! Если вы действительно ему поверили, почему вы так боитесь помочь мне?
Посмотрев на нее, Садовничий спросил.
--А если я соглашусь вам помочь и мы узнаем истину, вы обещаете её принять, какой бы горькой она ни была?
--Обещаю,--с готовностью ответила она,-- если вы обещаете мне то же самое.
--Уговор,--сказал он.
Олёна счастливо всхлипнула, слёзы радости навернулись у неё на глаза.
--Садитесь,-- сухо сказал Мыкола.--Нам необходимо выработать план. действий. Вы еще не разговаривали с Остапом нашей ссоры?
--Нет.
--Значит, мы не знаем, как он сейчас к вам относится. В моих с ним отношениях это уже ничего не меняет—между нами всё кончено,--но узнать это необходимо, и чем скорее, тем лучше.—Привычным движением Мыкола разгладил ногтем свои усики.--Придется подождать, пока он сам придёт к вам. Если он колеблется, ваш звонок может только насторожить его. Насколько вы уверены в его чувствах  к вам?
 --Настолько, насколько женщина может быть уверена в мужчине.--Она смущенно рассмеялась.--Я понимаю, это звучит чересчур самонадеянно... но я действительно уверена, пан Садовничий.
--Тогда нам, видимо, нечего опасаться с этой стороны,-- кивнул Мыкола.--Впрочем, к завтрешнему дню вам следует выяснить это совернно определенно. Вы ни разу не пробовали его прощупать?
--Нет, я все ждала...
--Ну, сейчас это отпадает. Как бы вы не были в нём уверены, вам сейчас необходимо вести себя крайне осторожно. Может быть, вы вспомнили ещё какие-нибудь обстоятельства?
 Олёна покачала головой.
--Я понятия не имела, как приступить к этому делу. Вот почему мне была так нужна ваша помощь.
-- А вам не приходило в голову нанять частного сыщика?
-- Приходило, но я боялась нарваться на такого, который продал бы меня Остапу. Я не знала, кому довериться.
--Я знаю одного, который может нам пригодится.--Мыкола провел рукой по волосам.—А теперь мне нужно, чтобы вы узнали  для меня две вещи. Во-первых, все ли шляпы  вашего брата дома? Остап уверяет, что Игорь был в шляпе. Однако когда я его нашёл, шляпы на нём не было. Так вот, узнайте, сколько шляп было у вашего брата и все ли они на месте,--Мыкола криво усмехнулся,--не считая той, которую он взя напрокат.
Олёна не обратила на это внимания. Покачав головой, она огорчённо развела руками.
--Это невозможно,--сказала она.--Мы отдали все его вещи никто, да и потом никто, кроме Игоря, не знал, что у него было.
--Ну, что ж,--пожал плечами Мыкола,--я особенно и не рассчитывал на это. Теперь второе. Не пропадала ли у вашего брата--или вашего отца—трость? Меня в особенности интересует одна из них: массивная сучковатая трость коричневого цвета.
--У папы есть в точности такая,--живо откликнулась Олёна.—По-моему, она дома.
--Проверьте это. Ну и хватит с вас до завтра, впрочем, если удастся, можете еще выяснить, как к вам относится Остап.
--А причём тут трость?--спросила она и встала.
--Остап утверждает, что ваш брат набросился на него с этой тростью и он, пытаясь отнять её, нечаянно ударил Игоря по голове. А потом будто бы Остап унёс трость с собой и сжег ее.
--Я совершенно уверена, что все папины трости дома.--Её лицо побледнело, глава округлились.
--А у Игоря была трость?
--Только черная, с серебряным наболдашником.--Она дотронулась до его руки.--Но если все трости на месте, значит...
-- Что-нибудь это да значит,--сказал Мыкола, сжав её руку.-- Только без фокусов,--многозначительно предупредил он.
--Обещаю!--воскликнула она.—Если бы вы только знали, как мне была нужна ваша помощь и как  я счастлива сейчас, получив ее, вы бы поняли, что можете мне доверять.
--Надеюсь, что могу,--сказал Мыкола, отпуская её руку.

               
                III


После ухода Олёны Садовничий не находил себе места. Он был бледен, но глаза его сияли. Когда он наконец посмотрел на часы, было уже без двадцати минут десять. Мыкола надел пальто и  и отправился в «Волшебник». Ему сказали, что Павло Нужного нет в номере. На улице он остановил такси. Он назвал адрес водителю, садясь в машину. Бар «Восточный экспесс» стоял в стороне от шоссе в трех километрах за городской чертой. Скрытое деревьями белое квадратное здание ночью казалось серым. Окна первого этажа были ярко освещены. У подъезда стояло пять или шесть автомобилей. Очертания остальных смутно виднелись под длинным темным навесом.
Небрежно кивнув швейцару, Мыкола вошел в большой зал, где под экстравагантную музыку маленького оркестрика танцевало несколько пар. Он прошёл между столиками, обогнул площадку для танцев и остановился возле стойки в углу. Кроме толстого бармена  с угреватым носом, там никого не было.
--Привет, Мыкола!--воскликнул бармен.—Давненько вы вас не видали.
--Привет. Пытался исправиться. Сделай-ка мне коктейль.
Бармен принялся смешивать коктейль. Музыка  умолкла. Наступившую тишину прорезал визгливый  женский голос.
--Я не желаю оставаться здесь вместе с этим ублюдком Садовничим!
Мыкола повернулся и облокотился локтем о стойку. Бармен хзастыл с бокалом в руках. В центре танцплощадки стоялаТамара Сова и угрюмо смотрела на Мыколу. Она держала под руку здоровенного юнца, одетого в синий, слишком тесный для него костюм. Парень тупо  таращил глаза.
--Я ухожу отсюда,--громко повторила Тамара,--если ты не выгонишь вон этого ублюдка.
Зал настороженно молчал. Юнец мучительно покраснел. Попытки придать себе  грозный вид только подчеркивали его растерянность.
 — Если ты дрейфишь, — кричала Тамара,--я сама ему врежу!
Мыкола улыбнулся.
--Как поживаешь, Тамара? Встречала Сулиму с тех пор, как его выпустили?
Тамара выругалась и шагнула к нему. Юнец протянул руку и остановил её.
--Сейчас я расправлюсь с этим ублюдком.
 Он поправил галстук, одернул пиджак и зашагал через танцплощадку к стойке.
--Кто позволил вам,--заорпал он на Мыколу,--так разговаривать с порядочной девушкой?
Не отрывая посуровившегося взгляда от юнца, Мыкола протянул правую руку и положил её на стойку ладонью вверх.
--Дай мне, чем его треснуть,--попросил он бармена,--я сегодня не расположен драться на кулачках.
Рука бармена исчезла под стойкой. Он вытащил маленький кистень и вложил его в открытую ладонь Мыколы. Не убирая руки со стойки, Мыкола сказал.
--Порядочная девушка! И как её только не обзывают! Последний парень, с которым я её видел, называл её безмозглой дурой.
Юнец вытянулся в струнку, глаза его забегали из стороны в сторону.
--Ладно,--буркнул он,--я тебя запомню. Мы с тобой ещё встретимся там, где нам никто не помешает.—Он повернулся к Тамаре.—Пошли, плюнем на эту дыру.
--Валяй, плюй,--сказала она язвительно.—Только разрази меня Господь, если я пойду с тобой. Меня мутит от тебя.
К ним подошёл маленький толстый человечек.
--Мотайте отсюда оба,--гаркнул он, открывая полный рот золотых зубов,--да поживее!
--Ванюша!—весело крикнул ему Мыкола,--эта...порядочная девушка—со мной.
--Ладно!—Ванюша повернулся к юнцу.—Проваливай, приятель!
Юнец вышел. Тамара вернулась к своему столику. Она сидела, подперев щеки  ладонями, и не отрывала взгляда от скатерти. Мыкола уселся напротив и подозвал официанта.
--У бармена остался мой «Манхэттен». И кроме того, я хочу есть. Тамара, будешь ужинать?
--Нет,--ответила она, не поднимая глаз.—Я хочу шмпучки.
--Отлично,--сказал Мыкола--а я хочу бифштекс если только у повара найдутся свежие овощи--не из банок. Потом зеленый салат, помидоры под соусом «Рокфор» и кофе.
--Все мужчины--сволочи,--с горечью сказала Тамара, когда официант отошел от них.--Все до одного. Такая здоровая дылда --и трус.--Огна беззвучно заплакала.
--А мажет, ты не умеешь выбирать?--предположил Мыкола.
--Вы бы уж молчали,--сказала она со злостью.--Особенно после того, как выкинули со мной этот фокус.
--Не выкидывал я с тобой никаких фокусов,-- запротестовал Садовничий.--Если Сулиме пришлось сбыть твои стекляшки, чтобы расплатиться со мной, причём тут я?
Снова заиграл оркестр.
--Мужчины никогда ни в чем не виноваты.--Тамара вытерла глаза.--Пойдемте танцевать.
--Ну что ж,--согласился Мыкола без особой охоты.
 Когда они вернулись обратно, на столике уже стояли шампанское и коктейль.
--Что поделывает Анатолий?--спросил Мыкола, прихлебывая из бокала.
--Понятия не имею. Я его не видела после как он вышел, и видеть не хочу. Еще один герой! Ох, и везло же мне на мужчин весь этот год. Он, да Игорь, да еще этот ублюдок.
Игорь Братченко,--переспросил Садовничий заинтересованно.
--Да, только я почти не бывала с ним,--объяснита Тамара,-- ведь я тогда жила с Сулимой.
Мыкола задумчиво допил коктейль.
--Так ты одна из тех девиц, которые бегали к нему на съёмную квартиру?
--Да.--Она с опаской поглядела на него.
--Надо выпить по этому поводу,--сказал Мыкола.
Он подозвал официанта, и Тамара, успокоившись,  принялась пудрить нос.

                IV

Садовничего разбудил дверной звонок. Еще не вполне проснувшись, он встал с кровати, прокашлялся, надел халат и пошел открывать. Будильник показывал начало десятого. Рассыпавшись в извинениях, вошла Олёна Братченко.
--Я знаю, что еще безбожно рано, но я просто  не могла больше ждать ни одной минуты. Я вчера вечером никак не могла вам дозвониться, а потом всю из-за этого не спала. Все папины трости дома. Теперь вы видите, что Остап солгал.
--А среди  них есть массивная сучковатая трость коричневого цвета?
--Есть. Это та, что привезли  папе в подарок. Папа  никогда с нем не ходит. Она дома.--Олёна торжествующе улыбнулась.
Мыкола сонно поморгал и провел рукой по взъерошенным волосам.
--Выходит, что солгал, — согласился он.
--А кроме того,--весело продолжала Олёна,--он ждал меня, когда я вчера вечером вернулась домой.
 --Остап?
--Да. Он сделал мне предложение.
Сонливость Мыколы как рукой сняло.
--Он рассказал вам о нашей стычке?
--Ни слова.
--Что же вы ему ответили?
--Я сказала, что прошло еще слишком мало времени после смерти Игоря и что мне пока неприлично даже думать о помолвке, но я не стала ему отказывать. По-моему, он решил, что в принципе я не против.
Мыкола с любопытством посмотрел на нее. Под его взглядом Олёна сникла. Ее лмцо утратило веселую оживленность. Она робко дотронулась до его руки и сказала изменившимся голосом.
 --Пожалуйста, не думайте, что я такая бессердечная, но я... я так хочу довести то, что мы задумали, до конца, что все остальное уже не имеет для меня значения.
Мыкола облизнул губы и мягко заметил.
--Вот повезло бы Остапу, если бы вы его любили  так же сильно, как сейчас ненавидите.
В его голосе звучала печаль. Олёна сердито топнула ногой.
--Не смейте! Никогда больше не смейте так говорить!
Мыкола нахмурился  и раздраженно сжал губы.
--Пожалуйста,--с раскаянием добавила она, —я не могу этого слышать.
--Простите,-- сказал Мыкола.--Вы уже завтракали?
--Нет, я спешила поделиться с вами моими новостями.
--Чудесно. Тогда мы позавтракаем вместе. Что бы вы хотели?
Заказав завтрака, Мыкола прошёл в ванную комнату, почистил зубы, умылся, расчесал волосы. Когда он вернулся в гостиную, Олёна уже сняла шляпку и пальто и стояла у камина, куря сигарету. Она хотела что-то сказать ему, но тут раздался телефонный звонок  и он снял трубку.
--Алло....Да, Павло, я забегал к тебе вчера, тебя не было. Я хотел сказать тебе о... ну, ты знаешь, о том человеке, который разговаривал с Остапом под деревьями.  На нём была шляпа? Была?  Это точно?  А трость? Ладно... Нет, Павло, я не смог ничего добиться у Остапа. Тебе лучше самому попросить его. Да. Пока.
Когда он положил трубку, Олёна вопросительно подняла брови.
--Парень, который сейчас звонил, утверждает, что они с дружком видели, как Остап рвзговаривал с вашим братом. Он говорит, был в шляпе, но без трости. Впрочем, было темно, а они ехали на машине. Не думаю, чтобы они могли тольком что-нибудь разглядеть.
--Почему вас так интересует его шляпа? С ней  связано что-нибудь важное?
--Не знаю,--пожал плечами Мыкола,--я ведь не профессиональный сыщик, но мне кажется, что это может так или иначе оказаться существенным.
--Вам удалось что-нибудь узнать со вчерашнего дня?
--Нет, я провел большую часть вечера, спаивая  одну девицу, которая крутила с Игорем, но это ничего не дало.
--Я ее знаю?
Он покачал головой, потом пристально взглянул на неё и спросил.
--Это не Оксана, не думайте.
--А вам не кажется, что мы могли бы что-нибудь узнать от нее?
--Нет. Оксана считает, что ее отец убил Игоря из-за нее. Она пришла к такому выводу не потому, что ей были известны какие-либо факты. На неё повлияли ваши письма, статейки в «2000» и тому подобная ерунда.
Олёна кивнула, но Мыколе было ясно, что его слова не убедили её. Принесли им завтрак. Они сидели за столом, когда снова зазвонил телефон. Мыкола встал и снял трубку.
--Алло...Да, ма... Что?!--несколько секунд он слушал, нахмурившись, потом сказал.--Ничего не поделаешь, придётся их впустить. Я думаю, от этого вреда не будет. Нет, я не знаю, где он... Думаю, что не увижу. Не расстраивайтесь, ма, все обойдется...  Конечно...До свидания.
Улыбаясь Мыкола вернулся к столу.
--Гладышу пришла в голову та же мысль, что и вам,--сказал он, усаживаясь.--Звонила мать Остапа. К ним пришел следователь из прокуратуры, чтобы допросить Оксану.--Глаза его заблестели.—Ничнего интересного они от нее не узнают, но это значит, что кольцо вокруг Остапа сжимается.
--Почему она позвонила вам?--спросила Олёна.
--Остапа нет дома, и она не может найти его.
--А разве она  не знает о вашем разрыве?
--Как  видно, нет.--Мыкола положил вилку.—Послушайте, вы твердо уверены, что хотите довести это дело до конца?
--Больше всего на свете хочу,--ответила она.
--А знаете, Остап ответил мне теми же словами, когда я спросил его, так ли уж он хочет жениться на вас,--с горькой усмешкой сказал Садовничий.
Олёна вздрогнула, лицо ее стало суровым, чужим.
-- Я ведь совершенно не знаю вас,--продолжал Мыкола.-- Почему я должен вам верить? Я видел сон, который мне не понравился.
Она насмешливо улыбнулась.
--Неужели вы верите в сны?
--Ни во что я не верю,--без улыбки ответил Мыкола.--Но я игрок, и такие вещи всегда на меня действуют.
--Так что же это был за сон, после которого вы перестали мне доверять?--с нарочито серьёзным видом спросила она.--Я ведь тоже видела сон про вас. Расскажите мне ваш сон, а я расскажу вам свой.
--Мне снилось, что я ужу рыбу,--сказал он--и вдруг на крючок попалась огромная радужная форель, совершенно невероятных размеров, и вы сказали, что хотите посмотреть, какая она, а сами взяли и бросили ее обратно в воду, прежде чем я успел вас  остановить.
--И что же вы тогда сделали?--звонко рассмеялась она.
--Проснулся. Вот и всё она.
-- Неправда,--сказала она.--Не стала бы я  выкидывать вашу рыбу. А теперь я расскажу вам свой сон. Мне снилось.... --Вдруг она широко открыла глаза.—А когда вы видели этот сон? В ту ночь, когда обедали у нас?
--Нет, сегодня ночью.
--Какая жалость! Было бы куда многозначительней, если бы наши сны приснились нам в одну и ту же ночь и даже в один и тот же час и минуту. Мы с вами--это уже было во сне-- заблудились в глухом лесу. Мы бродили по этому лесу, усталые и голодные, пока, наконец,   не набрели на маленькую хижину. Мы постучали в дверь, но никто не отозвался. Мы попробовали ее отворить. Она была заперта. Тогда мы заглянули в окошко. Там стоял большой стол, а на нём была масса всяких вкусных вещей, но мы не могли туда влезть, потому что на окне была железная решётка. Мы вернулись к двери и долго-долго стучали. В доме по-прежнему царило молчание. И тут  мы подумали, что люди часто прячут ключи под коврик у дверей. Смотрим, и правда под ковриком лежит ключ.  Когда мы открыли дверь, то увидели, что весь дом кишит змеям-- мы их в окно не заметили—и они  все зашипели, поднялись и поползли на нас. Мы испугались, захлопнули дверь в стали слушать, как они шипят и бьются головами о порог. И тогда вы сказали: «Давайте откроем дверь и спрячемся, змеи убегут, а мы войдём в домут, а мы зайдем в дом». Так мы и сделали. Вы помогли мне забраться ка крышу—она почему-то оказалась очень низкой,-- а потом залез- ли сами и, перегнувшись вниз, отворили дверь. Мы лежали на крыше затаив дыхание и смотрели, как тысячи и тысячи змей, извиваясь, ползут в лес. Наконец уползли последние, и мы соскочили с крыши, вбежали внутрь, заперли за собой дверь и ели, ели, ели, и тут я вдруг проснулась, и оказалось, что я сижу в постели, смеюсь и хлопаю в ладоши.
--Мне кажется, что вы все это придумали,--сказал Мыкола после небольшой паузы.
--Почему вы так решили?
--Потому что ваш сон начался как кошмар, а кончился совсем наоборот, и вообще все сны, которые мне снились про еду, обычно кончались прежде, чем я успевал поднести что-нибудь ко рту.
 Олёна расхохоталась.
--Нет, я не все придумала, но вы мне не поверили, и теперь я нам не скажу, где правда, а где выдумка.
--Ну хорошо.--Садовничий снова взял вилку, но есть, не стал.--Интересно, а ваш отец ничего не знает? Не могли бы мы что-нибудь выудить из него, если бы мы ему рассказали то, что нам известно?--Мыкола задал этот вопрос с таким видом, словно ему это только что пришло в голову.
--Конечно, могли бы,--с жаром ответила она.
Мыкола задумчиво сощурил глаза.
--Одного  боюсь, как бы он не взорвался и не испортил нам всю музыку раньше времени. Он ведь у вас горячий, правда?
--Да,--неохотно призналась она,--но мы...—её лицо внезапно просветлело,--я совершенно уверена, что если мы объясним ему, почему необходимо подождать, то он... Но ведь у нас уже все готово?
--Пока нет,--покачал он головой.
Олёна надула губки.
--Может быть, завтра,--сказал Мыкола.
--В самом деле?
--Я ничего не обещаю,--предупредил он,--но думаю, что к завтрашнему дню все будет готово.
Олёна протянула руку через стол и коснулась руки Мыколы.
--Но вы обещаете, что, как только все будет готово, вы дадите мне знать--будь то день или ночь?
--Ладно, обещаю,--ответил он с непроницаемым видом.--Но ведь вам совсем не обязательно лично присутствовать при этой сцене.
Она покраснела, но глаз не опустила.
--Я знаю, вы считаете меня чудовищем. Наверное так оно и есть.
--Будем надеяться, что истина, когда мы докопаемся до нее, --пробормотал Мыкола, глядя себе в тарелку,---придется вам по вкусу.

































                Глава девятая 


После ухода Олёны Садовничий подошел к телефону и назвал номер Григория Махно.
--Послушай, Григорий, ты не мог бы заглянуть ко мне?-- спросил он, когда тот взял трубку.--Хорошо... жду.
К приходу Григория Мыкола успел переодеться. Они уселись друг против друга в плюшевые кресла, держа в руках по стакану виски, и закурили: Мыкола-- сигару, Григорий-- сигарету.
--Ты слышал о моем разрыве с Остапом?--спросил Мыкола.
--Да,--небрежно обронил Махно.
--Ну и что ты о6 этом думаешь?
--Ровным счетом ничего. Я припоминаю, что совсем недавно вы тоже порвали друг с другом, а потом оказалось, что эта ловушка для Ляшко.
Мыкола улыбнулся, словно он с самого начала ждал именно такого ответа.
--Стало быть, все считают это новым трюком?
--Многие,--лаконично ответил его щеголеватый собеседник.
Мыкола глубоко затянулся и медленно, с расстановкой спросил.
--А если я признаюсь тебе, что на этот раз мы порвали с ним по-настоящему, без дураков?
Григорий промолчал. Лицо его ничего не выражало.
--Увы, это так,--сказал Садовничий. Он отхлебнул из стакана.--Сколько я тебе должен?
-тысячу гривен за последнее дельце с девчонкой Ярошенко. За прошлое мы в расчете.
Мыкола вытащил из кармана пачку денег, отсчитал требуемое и протянул их Махно.
--Благодарю,--кивнул тот.
--Итак, мы в расчете,--сказал Садовничий. Он глубоко затянулся и, цедя дым сквозь зубы, продолжал. --У меня есть для тебя еще одна работенка. Я хочу, чтобы Остапа взяли за убийство Братченко. Он мне признался во всём, но нужны дополнительные доказательства. Хочешь поработать над этим со мной?
--Нет.
--Почему?
Смуглый молодой человек поднялся и поставил пустой стакан на стол.
--Вы знаете, что мы с другом основали здесь небольшое сыскное агентства. Дела идут неплохо. Еще пару лет, и мы начнем прилично зарабатывать. Вы мне нравитесь, Садовничий, но не настолько, чтобы из-за вас рассориться с человеком, который держит в руках весь город.
--Остап--человек конченый,--спокойно ответил Мыкола.-- Вся его свара уже собралась хоронить его. В этот самый момент Гладуш... –
--Так пусть прокуратура сама и занимаются этим,--прервал его Григорий.--Я не собираюсь ввязываться в эту грязную историю, и вообще я только тогда поверю, что им под силу похоронить Остапа, когда увижу его в гробу. Немножко потрепать его--это они могут, а вот на большее они не потянут. Да вы его сами знаете лучше меня. В одном мизинце Ярошенко больше мужества, чем у всей этой шайки, вместе взятой.
--Да, в храбрости ему не откажешь, как раз это и может погубить его. Ну что ж, нет так нет.
--Нет,--повторил Махно и взял шляпу.--Что-нибудь другое-- пожалуйста, а это--нет.--И ов махнул рукой, как бы подводя черту под разговорам.
Мыкола тоже поднялся с кресла.
--Я так и думал, что ты откажешься,--проговорил он без тени обиды в голосе. Он пригладил усики кончиком пальца и задумчиво посмотрел на Махно.-- Кстати, ты не подскажешь мне, где бы я мог отыскать Флора Ляшко?
Григорий покачал головой.
--С тех пор как полиция в третий раз учинила налёт на его притон и там в стычке прихлопнули двух полицейских, Ляшко скрывается, хотя и непохоже, чтобы полиция имела улики лично против него.--Он вынул изо рта сигарету.--Вы знакомы с Гробарём?
--Да.
--Можно узнать у него, если вы его хорошо знаете, спросите у него. По вечерам он обычно околачивается в каком-то кабаке
--Спасибо, Григорий. Попытаю счастья.
--Не за что,--ответил Махно. Он поколебался.—Мне чертовски жаль, что вы порвали с Ярошенко. Уж лучше бы вы... --Он оборвал себя и направился к двери.--Впрочем, вы сами знаете, что делать,--сказал он, не оборачиваясь, и вышел.

                II

Садовничий зашел в окружную прокуратуру. На этот раз его сразу провели к Гладушу.
Гладуш не сделал даже попытки приподняться с кресла и не протянул Садовничему руки.
--Здравствуйте, Садовничий. Присаживайтесь,--произнес он с ледяной вежливостью.
Его задиристая физиономия несколько поблекла. Глаза смотрели враждебно и настороженно. Мыкола уселся поудобнее, закинул ногу на ногу и начал.
--Я забежал к вам рассказать о том, что произошло между мной и Ярошенко вчера, когда я ушел отсюда.
--Ну?--холодно процедил Гладуш.
--Я сообщил ему, что у вас поджилки трясутся,--сказал Мыкола со своей самой очаровательной улыбкой; вид у него был такой, словно он рассказывает забавный анекдот.--Я рассказал ему, как вы пыжитесь, стараясь пришить ему убийство Игоря Братченко. Я сказал, что единственный для него способ спасти шкуру--это отыскать настоящего убийцу. И знаете, что он мне ответил? Что он и есть этот самый убийца, только он назвал это несчастным случаем, или самозащитой, или чем-то еще в этом роде.
Гладуш еще больше побледнел и сжал тубы, но продолжал молчать.
--Вам не очень скучно меня слушать?--спросил Мыкола, приподнимая брови.
--Продолжайте,--еще холоднее ответил Гладуш.
Мыкола откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.
 --Думаете, я морочу вам голову? Боитесь попасться в ловушку?--он покачал головой.--Эх, Гладуш, заячья душонка!
--Я готов выслушать сведения, которые вы пожелаете мне сообщить,--произнес Гладуш,--но сейчас я очень занят и прошу вас...
--Ладно,--рассмеялся Садовничий,--я только думал, что вы захотите оформить этот мой рассказ как свидетельское показание.
--Пожалуйста.—Гладуш  нажал перламутровую кнопку на столе.
Вошла седоволосая женщина в зеленом платье.
--Пан Садовничий хочет продиктовать показанияф—сказал Гладуш.
--Слушаю, пан,-- ответила женщина и присела сбоку за стол прокурора. Держа над блокнотом серебряный карандашик, она посмотрела на Мыколу пустыми глазами.
--Вчера мне в моём кабинете,--начал Мыкола,--Остап Ярошенко рассказал мне, что в тот вечер, когда был убит Игорь Братченко, он обедал в доме Братченко-отца; что там у него вышла ссора с Игорем Братченко, и когда он ушел, Игорь побежал за ним и замахнулся на него тяжелой сучковатой коричневой тростью; пытаясь вырвать эту трость, Ярошенко случайно уларил ею Братченко Игоря и сбил его с ног; затем он унёс эту трость с собой и сжёг её. Он сказал, что единственной причиной, которая заставила его умолчать об этом, было желание скрыть про-исшедшее от Олёны Братченко. Вот и все.
--Немедленно отпечатайте это,--приказал Гладуш стенографистке. Женщина вышла.
--А я-то думал, что вас мой рассказ взволнует.--Мыкола вздохнул.--Мне казалось, что вы на себе волосы начнете рвать от восторга.
Прокурор пристально смотрел на него, не говоря ни слова.
-- Я рассчитывал, что вы по крайней мере задержите Ярошенко,--не смущаясь, продолжал Мыкола,--и предъявите ему...--он взмахнул рукой, подыскивая слова,--мои обличительные показания. «Обличительные показания»-- неплохо звучит, а?
--Позвольте мне самому решать, как вести расследование,-- сдержанно ответил  прокурор.
Мыкола громко расхохотался, потом замолчал и молчал до тех пор, пока стенографистка не вернулась с отпечатанным экземпляром его заявления.
--Принести присягу на Библии?--спросил Садовничий.
--Не надо, будет достаточно, если вы просто подпишете.
Мыкола поставил свою подпись.
--А это совсем не так занятно, как я думал,--весело пожаловался он.
Квадратная челюсть Гладушп выдвинулась вперед.
--Да уж, конечно,--произнес он с мрачным удовлетворением.
--Эх ты, Гладуш, заячья душонка,--повторил Мыкола,-- Берегись автомобилей, не переходи улицу при красном свете.-- Он церемонно откланялся.--До новой встречи.
Выйдя из прокуратуры, Мыкола сердито сморщился.


                III


Этим же вечером Садовничий позвонил в дверь неосвещённого трехэтажного дома на улице Грушевского. Низенький человечек с маленькой головой и чрезмерно широкими плечами выглянул в щелку, сказал.
--Входи,--и распахнул дверь.
Мыкола кивнул ему, прошел по тускло освещенному коридору мимо двух запертых дверей, отворил третью  и спустился по деревянной лестнице в подвальчик, где была оборудована стойка и тихо играло радио. Рядом со стойкой находилась стеклянная матовая дверь с надписью «Туалет». Дверь отворилась. Из неё вышел мрачный верзила. Всем своим обликом --покатыми плечами, длинными здоровенными ручища-ми, кривыми ногами и плоским, приплюснутым лицом--он напоминал гориллу. Это был Евгений. Он увидел Мыколу, и его маленькие красноватые глазки радостно заблестели.
--Разрази меня Господь, это же Мыкола по кличке Вдарь- меня-снова!--заорал он, выставляя в улыбке все свои тридцать два зуба.
--Здорово, Евгений,--откликнулся Мыкола, чувствуя на себе взгляды всех присуствующих.
Евгений вразвалку подошел к Садовничему, облапил eго левой рукой, ухватил правой рукой за руку и радостно сообщил сидящим за столиками.
--Это самый шикарный парень из всех, о кого я обдирал свои кулаки, а уж я-то знаю в этом толк.---Он повалок Мыколу к стойке. --Мы только промочим горло, а потом я покажу вам, как это делается. Вот будет цирк, разрази меня Господь!--Он осклабился Садовничему прямо в лицо.--Что ты на это скажешь, мой мальчик?
--Виски, шотландского,--флегматично ответил Мвкола, глядя на него в упор.
Евгений радостно заржал и снова обернулся к сидящим за столиками посетителям.
--Вот видите, я же говорил, что он любитель этого дела. Мне водки,—кивнул он бармену.
Когда перед ними поставили стаканы, Евгений отпустил правую руку Мыколы, но продолжал обнимать его за плечи. Они выпили. Потом Евгений снова ухватил Мыколу за запястье.
--Здесь наверху есть замечательная комната,--приговаривал он,--такая маленькая, что тебе негде будет падать. Ты будешь летать от одной стенки до другой, и нам не придется зря тратить время, пока ты будешь вставать с пола.
--Выпьем, я угощаю,--сказал Мыкола.
--Недурная идея,--согласился Евгений.
Они снова выпили. Когда Садовничий расплатился, Евгений потащил его к лестнице.
--Простите нас, панове--крикнул он зрителям.--Мы ненадолго. Мы только прорепетируем наш номер и сразу вернемся.--0н ласково потрепал Мыколу по плечу.--Мы с моим приятелем.
Они поднялись на второй этаж и вошли в небольшую комнату, в которой едва хватало места для двух столиков, шести стульев и диванчика. На одном из столиков стояли пустые стаканы и тарелки с недоеденными бутербродами. Евгений близоруко огляделся.
--Куда, черт ее подери, она делась?--Он отпустил Мыколу.--Ты здесь никакой шлюхи не видишь?
--Нет.
 Евгений покачал головой и многозначительно произнёс.
--Ушла.--Покачиваясь, он повернулся к двери и грязным пальцем нажал на кнопку звонка.--Присаживайся,--предложил он Садовничему, нелепо поклонившись и сделав рукой широкий жест. Мыкола сел за тот из двух столиков, что был почище.
--Бери любой стул, какой пожелаешь,--продолжал Евгений, снова взмахнув рукой.--Этот не нравится, садись на другой. Я хочу, чтобы ты считал себя моим гостем, а не хочешь, так черт с тобой.
--Это прекрасный стул,--сказал Мыкола.
--Это паршивый стул,--возразил Евгений,--во всей этой дыре нет ни одного стоящего стула. Вот смотри.--Он взял один из стульев и отломал переднюю ножку.--И ты называешь это прекрасным стулом? Эх, Садовничий, ни черта ты не смыслишь в стульях!--Он отшвырнул от себя стул и бросил отломанную ножку на диванчик.--Но меня ты не проведешь. Я знаю, зачем ты сюда приперся. Думаешь, я пьян, да?
--Нет, ты не пьян,--улыбнулся Мыкола. 
--Врешь ты все. Я пьянее тебя. Я самый пьяный во всей этой дыре. Я пьянее, чем сто чертей, и не смей говорить мне, что я не пьян...--Он помахал перед носом Мыколы своим толстым грязным пальцем.
--Что вы будете пить, панове?--спросил официант, появляясь в дверях.
Евгений обернулся к нему.
--Ты где был? Дрыхнешь? Я звонил тебе час назад.
Официант открыл было рот, но Евгений не дал говорить.
--Я привожу сюда своего лучшего друга, хочу с ним выпить, и что же, черт возьми? Целый час мы сидим и ждем какого-то паршивого официанта. Вот видишь, он уже дуется на меня.
--Что вы желаете?--безучастно спросил официант.
--Я желаю знать, куда девалась девка, которая была со мной?
--Ах эта? Она ушла.
--Куда ушла?
--Не знаю.
--Так узнай, да поживее,--нахмурился Евгений.--В этой чертовой дыре никто ничего не знает...—В его красноватых глазах зажегся хитрый огонёк.--Постой, я подскажу тебе. Сбегай в женский туалет и поищи ее там.
--Там ее нет,--сказал официант, - она ушла совсем.
--Ах ты, ублюдок!--Евгений повернулся и посмотрел на Неда. --Что нам делать с этим паршивым ублюдком? Я привел тебя сюда, чтобы ты с ней познакомился, потому что знаю, что ты ей понравишься и она тебе тоже. Так нет! Мои друзья, оказывается, недостаточно хороши для этой девки! Ушла!
Мыкола молча закурил сигару.
--Ладно, тащи нам что-нибудь выпить,--сказал Евгений, почесав в затылке,--мне--водки.
--Мне виски--шотландского,--сказал Мыкола.
Официант ушел. Евгений уставился на Мыколу.
--Только ты не воображай, будто я не понимаю, что ты затеваешь,--проворчал он.
--Ничего я не затеваю,--примирительно ответил Садовничий.--Просто мне хотелось повидаться с Флором, вот я и подумал, что, может быть, встречу здесь Гробаря и он поможет мне найти Ляшко.
--А я, по-твоему, не знаю, где найти Флора?
--Должен бы знать.
--Чего же ты меня не спросишь?
--И в самом деле. Где же он?
--Все ты врешь?--заорал Евгений, трахнув по столу своей могучей ручищей.--Плевать тебе на Ляшко. Ты за мной охотишься.
Мыкола улыбнулся и отрицательно качнул головой.
--Врешь?--завопил горилла.--Ты же знаешь, черт тебя подери...
Дверь в комнату отворилась, и на пороге показался моложавого вида мужчина с пухлым ртом и большими круглыми глазами.
--Потише, Евгений. От тебя одного больше шума, чем от всех остальных,--сказал он.
Евгений повернул к нему голову.
--Посмотри на этого ублюдка,--сказал он, указывая пальцем на Садовничего,--он воображает, будто я не знаю, что он затевает. А я знаю. Он мерзавец, вот я его сейчас отделаю так, что на нем живого места не останется...
--Ладно, но зачем же поднимать из-за этого такой шум,--рассудительно сказал стоящий в дверях человек.
Он подмигнул Мыколе и вышел.
--Вот и он тоже стал мерзавцем,--мрачно пожаловался Евгений и сплюнул на пол.
Пришёл официант с заказом.
--Будем здоровы,-- сказал Мыкола и oсушил свой стакан.
--Не желаю я пить за твое здоровье,--возразил Евгений мрачно,--ты мерзавец.
--Не валяй дурака.
--А ты врешь! Я пьян, но я понимаю, что у тебя на  уме. --Он залпом выпил свою водку и вытер рот тыльной стороной ладони. --Я утверждаю, что ты мерзавец.
--Ну что ж, пусть будет по-твоему,--добродушно согласился Мыкола.
Евгений приблизил к нему свою гориллообразную рожу.
--Ты воображаешь, будто ты хитер, как дьявол, а?
Садовничий молчал.
--Думаешь, я не понимаю твоих фокусов. Решил накачать меня, думаешь, я тебе все выложу?
--Правильно,--небрежно бросил Мыкола.--Да, кстати, я слышал, будто тебя обвиняют в убийстве Марата Корбана. Это верно, что ты пришил его?
--К черту Марата Корбана!
--Я с ним не был знаком.--Мыкола пожал плечами.
--Ты мерзавец,--сказал Евгений.
--Выпьем за мой счет.
Горилла Евгений угрюмо кивнул и, откинувшись назад вместе со стулом, нажал на кнопку звонка.
--Все равно ты мерзавец,--сказал он, не снимая пальца с кнопки.
Стул под ним угрожающе затрещал, и он поспешил принять нормальное положение. Он поставил локти на стол и подпер кулаком подбородок.--Разве мне не все равно, кто меня продаст. Плевать я хотел! Ведь не поджарят же они меня за это дельце.
--Почему бы и нет?
--Почему? Он еще спрашивает! Все равно до выборов мне ничего не сделают, а потом Ляшко будет здесь хозяином.
-- Может быть.
--Никаких «может быть»!
Вошел официант, и они снова заказали напитки.
--А вдруг Ляшко не захочет тебя выручать?--задумчиво проговорил Мыкола, когда они остались одни.--Такое уже случалось.
--Чорта с два!--насмешливо сказал Евгений.—Я за ним такие штучки знаю...
Мыкола выпустил облако сигарного дыма.
--Что же ты о нем знаешь?
--Разрази меня Господь!--захохотал горилла.—Он воображает, будто я настолько пьян, что все ему выложу.--Он тяжело ударил по столу кулаком.
--Валяй, выкладывай!--раздался спокойный мелодичный голос с легким польским акцентом. В дверях стоял Флор Ляшко. Его голубые глаза смотрели на  Евгения с едва заметным сожалением.
Евгений весело сощурился в его сторону.
--Здорово, Флор. Заходи, выпей с нами. Познакомься с паном Садовничим. Он мерзавец.
--Я тебе велел не вылезать из своей дыры,--не повышая голоса, сказал Ляшко.
--Побойся Бога, Флор, я там так прокис, что боялся с тоски сам себя покусать. А потом разве этот кабак не дыра? Дыра и есть.
Ляшко ещё секунду смотрел на Евгения, потом перевёл взгляд на Мыколу.
--Добрый вечер, Мыкол
--Привет, Флор.
Ляшко ласково улыбнулся и, указав на Евгения лёгким кивком головы, спросил.
-- Много удалось из него выкачать?
--Ничего такого, чего бы я уже не знал,--ответил Мыкола,-- шуму от него много, а толку чуть.
--Я считаю, что вы--пара мерзавцев,--заявил Евгений.
За спиной Ляшко появился официант с подносом в руках.
--Не нужно,--сказал Ляшко,--хватит с них.
Официант удалился. Флор Ляшко вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Прислонившись к ней спиной, он тихо произнес.
--Ты слишком много болтаешь языком, Евгений. Я уже предупреждал тебя.
Мыкола многозначительно подмигнул Евгению.
--Что это ты мне подмигиваешь?--разозлился Евгений.
Мыкола рассмеялся.
--Я с тобой разговариваю, Евгений,--сказал Ляшко.
--Слышу, не глухой.
--Смотри, как бы я не прекратил с тобой разговаривать.
-- Не строй из себя мерзавца, Флор,--сказал Евгений, поднимаясь со стула.--Какого черта ты на меня взъелся?--Он обошел вокруг стола.--Послушай, Флор, мы с тобой всегда были дружками. Если бы ты только знал, как я тебя люблю.--Он протя-нул руки, пытаясь обнять Ляшко.--Конечно, я нализался, но...
--Садись,--сказал Ляшко ровным голосом.
Он упёрся холеной рукой в грудь гориллы и с силой оттолкнул его. Левый кулак Евгения взвился. Ляшко отвернул  голову вправо ровно настолько, чтобы кулак прошел мимо. Его узкое, тонко очерченное лицо оставалось совершенно спокойным. Правая рука быстро скользнула к бедру.
Мыкола вскочил со стула и, упав на колени, обеими ухватил Ляшко за кисть. Евгений схватил Ляшко за горло. Его приплюснутое горилообразное лицо было перекошено зверской гримасой. Весь хмель словно соскочил с него.
--Взял пушку?--пропыхтел он.
--Да.
Мыкола поднялся на ноги и сделал шаг назад. Черный пистолет в руке был направлен на Ляшко. Глаза Ляшко помутнели, лицо налилось кровью, он не сопротивлялся. Повернув голову через плечо, Евгений посмотрел Садовничего и оскалил зубы в широкой идиотской улыбке. Его глазки весело блестели. Хриплым добродушным голосом он произнес.
--Сам понимаешь, теперь нам надо его прикончить.
--Не впутывай меня в эту историю,--проговорил Мыкола.
Голос его был спокоен, только ноздри слегка трепетали.
--Струсил?--ухмыльнулся Евгений.--Думаешь, Флор все простит и забудет.--Он облизнулся.--Правильно. Забудет. Я это устрою.
Осклабясь и тяжело дыша, Евгений стоял, повернувшись к Мыколе лицом, не глядя на человека, которого он держал за горло. Мышцы тяжелыми бугрми вздулись под его пиджаком, капли пота потекли по перекошенному лицу. Он расставил пошире ноги. Спина его напряглась. Раздался звук, как будто что то хрустнуло. Тело Ляшко обмякло и повисло в руках Евгения.
Мыкола побледнел. Его лоб покрылся испариной.
--Крышка,--хрипло засмеялся Евгений.
Отшвырнув ногой стул, стоявший на дороге, он бросил труп Ляшко на диванчик, лицом вниз. Затем вытер руки о штаны и повернулся к Садовничему.
--Ты знаешь, кто я? Я просто добродушный слюнтяй. Меня хоть ногами пинай, я и пальцем не пошевелю.
--Ты боялся его,--сказал Мыкола.
Евгений расхохотался.
--А хоть бы и так? Я не стыжусь этого. Его всякий боялся, кто в своем уме. Один ты у нас герой.--Он опять расхохотался и огляделся по сторонам.--Давай смываться отсюда, пока кто-нибудь не припёрся.—Он протянул руку.--Отдай мне пушку. От неё надо избавиться.
--Не дам,--отрезал Мыкола. Неторопливым движением он отвёл руку вбок, направил пистолет Евгению в живот.--Мы  скажем, что ты оборонялся, что это была самозащита. Не бойся. Я с тобой. Как-нибудь выкрутимся на суде.
--Выдумал тоже! Вот умник?--воскликнул Евгений.--Ведь меня и без того разыскивают за убийство Корбана. Его маленькие красные глазки торопливо перебегали с  лица Мыколы на пистолет в его руке.
Тонкие губы Мыколы скривились в усмешке.
--Именно об этом я и подумал,--тихо сказал он.
--Не валяй  дурака!--взревел Евгений, делая шаг по направлению к нему.
Садовничий быстро отскочил за стол.
--Я не расстроюсь, если мне придется всадить тебе пулю в жнвот,--сказал он.—Я у тебя в долгу, помнишь?
Евгениц остановился и почесал в затылке.
--Что же  ты за мерзавец?--удивленно спросил он.
--Не хуже тебя,--ответил Мыкола и, поведя пистолетом, приказал.--Садись.
Евгений помялся и сел. Левой рукой Мыкола нажал на кнопку звонка. Евгений вскочил.
--Садись,--приказал Мыкола.
Евгений сел.
--Руки на стол!--скомандовал Садовничий.
--Да ты просто полоумный ублюдок,-- печально  покачал головой Евгений.--Неужели ты  вправду воображаешь, что тебе дадут вытащить меня сюда?
Мыкола переменил позицию так, чтобы держать под контролем одновременно и Евгения и дверь.
--Самое лучшее для тебя это вернуть мне пистолет и надеяться, что я забуду о случившемся--сказал Евгений.— Разрази меня Господь, ведь этот кабак для меня ну просто дом родной. Даже не думай, что у тебя здесь что-нибудь выйдет.
--Руки прочь от солонки—скомандовал Мыкола.
Вошедший официант выпучил на них глаза.
--Позови сюда Глеба,--сказал Мыкола. --Хозяина кабака.
Горилла открыл рот, собираясь что-то сказать.
--Заткнись!--посоветовал ему Садовничий.
Официант торопливо прикрыл за собой дверь.
--Не будь дураком, Мыкола,--настаивал Евгений.--Тебе же хуже будет. Прикончат тебя здесь. Да и какая тебе выгода продавать меня полиции? Никакой. –Он облизнул пересохшие губы.--Послушай, Мыкола, я понимаю, что ты бесишься за тот раз, когда мы малость помяли тебе бока, но, черт подери, при чем тут я? Я ведь только выполнял приказ Флора, и разве я сейчас не расквитался с ним за тебя?
--Если ты не уберёшь свои лапы от солонки,--сказал Мыкола,--я продырявлю тебя насквозь.
--Ну и мерзавец же ты,--вздохнул Евгений.
Моложавый мужчина с пухлым ртом приоткрыл дверь, быстро вошёл и прикрыл ее за собой.
--Евгений убил Ляшко,--сказал Мыкола.—Позвони в полицию. У тебя как раз хватит времени припрятать до их прихода то, что ты не хочешь показывать. И не мешало бы найти доктора, если он еще не умер.
--Если он не умер,--язвительно расхохотался Евгений,--можете называть меня папой римским.—Потом он перестал смеяться и фамильярно обратился к моложавому человеку.--Как тебе нравится этот тип, который считает, что ему сойдут с рук такие фокусы? Разъясни-ка ты ему, Глеб, что здесь это не пройдет.
Глеб посмотрел сначала на труп, потом на Евгения, наконец, перевел свои холодные круглые глаза на Мыколу.  Медленно взвешивая каждое слово, он сказал.
--Неприятная  история для моего заведения. Может, вытащить его на улицу? Ни к чему приводить сюда полицию.
Мыкола отрицательно покачал головой.
--Ещё раз повторяю: спрячь всё что мешает тебе встретить полицию до их прихода, и все будет в порядке. Я беру это на себя.
Видя, что Глеб колеблется, Евгений снова заговорил.
--Послушай, Глеб, ты ведь меня знаешь...
--Заткнись, ради Бога!—раздражённо обрвал его Глеб.
--Вот видишь, Евгений, после смерти Флора тебя никто и знать не хочет,--улыбнулся Мыкола.
--Ах так!--Горилла Евгений уселся поудобнее.--Ну, валяйте, бегите за полицейскими. Теперь, когда я узнал, что вы за сукины сыны , я скорее подохну, чем попрошу вас о чем-нибудь.
--А иначе никак нельзя?--спросил Глеб, не обращая внимания на Евгения.
Мыкола покачал головой.
--Ладно, как-нибудь выкручусь,--решил Глеб, поворачиваясь к двери.
--Проверь, нет ли у Евгения пистолета,--попросил Мыкола.
--Не хочу,--сказал Глеб.--Все это произошло здесь, но я к этому никакого отношения не имел и не собираюсь иметь.
Он вышел. До прихода полиции Евгений сидел, положив руки на стол, и говорил без остановки. Он обзывал Мыколу всевозможными, большей частью непристойнейшими прозвищами и многословно, с большим знанием перечислял его пороки. Мыкола слушал его с вежливым интересом. Первым в комнату вошел худощавый седой человекв в форме лейтенанта полиции. Его сопровождали шестеро полицейских.
--Здравствуй, Иван,--приветствовал лейтенанта Мыкола Садовничий.—Осторожнее, мне, мне кажется, у него в кармане пистолет.
--Что здесь, собственно, произошло?—спросил Иван Паляница, глядя на труп, лежащий на диванчике.
Тем временем двое сыщиков, зайдя за спину Евгения, схватили его. Мыкола объяснил полицейскому, что произошло. Рассказ его в целом был правдивый, но создалось впечатление, будто Ляшко был убит во время драки, а не после того как его обнаружили. Пока Мыкола рассказывал, в комнату вошёл впач, склонился над трупом и бегло осмотрел его.
--Мёртвый,--ответил он на вопросительный взгляд лейтенанта и вышел из комнаты.
Евгений добродушно переругивался с державшими его полицейскими. В ответ на каждое ругательство кто-нибудь из них отпускал ему зуботычину. Евгений смеялся и продолжал ругаться. Его фальшивые челюсти были выбиты, из уголка рта стекала струнка крови. Мыкола передал лейтенанту пистолет Ляшко и встал.
-- Мне сейчас ехать с тобой в участок? Или это подождёт до утра?
--Лучше сейчас,--ответил Иван Паляница.


                IV


Было уже далеко за полночь, когда Садовничий вышел из полицейского участка. Он распрощался с двумя репортерами, вышедшими вместе с ним, сел в такси и назвал водителю адрес Остапа Ярошенко. Нижний этаж дома Ярошенко был освещён, и когда Мыкола поднялся на крыльцо, ему отворила дверь мама Остапа. Она была в черном платье, ее плечи окутывала шаль.
--Привет, ма,--сказал Мыкола,--почему поздно не спите?
--Я думала, это Остап,--сказала она разочарованно.
--А разве его нет дома? Мне необходимо поговорить с ним.
--Он пристально посмотрел ей глаза.--Что-нибудь случилось?
--Зайди, Мыкола,--попросила она, распахивая перед ним дверь.
Мыкола вошел.
--Оксана опять пыталась покончить с собой,--сказала пана Ярошенко, прикрыв за ним дверь.
--Что?
--Она перерезала себе вену на руке, прежде чем сиделка успела остановить ее. К счастью, она потеряла совсем немного крови, и ей ничего не грозит, если только она не вздумает повторить это.
--А где Остап?—спросил Мыкола упавшим голосом.
--Не знаю. Я никак не могу отыскать его. Он давно уже должен был вернуться домой. Ума не приложу, где он.—Она положила свою худую руку ему на плечо и понизила голос.--Это правда, что вы с Остапом...—Она осеклась.
--Да, между нами все кончено,--сказал Мыкола.
--Мыкола, мальчик мой, неужели это никак нельзя уладить? Ведь вы с ним...--У нее снова прервался голос.
Садовгничий поднял головау. В его глазах стояли слёзы.
--Нет, ма,--нежно сказал он,--этого уже не поправишь. Он вам всё рассказал?
--Нет, но когда я  объяснила ему, что звонила тебе по поводу следователя из прокуратуры, он попросил больше не обращаться к тебе и сказал, что уже не считает тебя своим другом.
Садовничий откашлялся.
--Передайте ему, ма, что я приходил поговорить с ним. Передайте ему, что я еду домой и всю ночь буду ждать его звонка.--Он снова откашлялся и добавил, плохо владея собой.-- Скажите ему это.
Панна Ярошенко обняла Мыколу своими худыми руками.
--Ты славный мальчик. Я не хочу, чтобы вы с Остапом ссорились. Лучшего друга у него не было. Что произошло между вами? Неужели эта Олёна?
--Спросите Остапа,--с горечью прошептал он.-- Я побегу, ма, если только я не могу вам или Оксане чем-нибудь помочь.
--Может быть, ты поднимешься к ней? Она ещё не спит. Ей будет полезно поговорить с тобой. Оксана всегда слушалась тебя.
Он сглотнул слюну и покачал головой.
-- Нет, ма, она... тоже не захочет меня видеть.































                Глава десятая


Садовничий вернулся домой. Он выпил кофе, покурил, прочитал газету, просмотрел журнал, взялся за книгу. Время от времени он бросал чтение и начинал бесцельно слоняться по комнате. Телефон молчал. Дверной звонок тоже.  В восемь утра он принял ванну, побрился и надел свежую рубашку. Затем он заказал завтрак. В девять утра он позвонил Олёне.
--Доброе утро... Спасибо, хорошо... Что ж, для фейерверка всё готово... Да. Если ваш отец дома, может быть, мы сначала расскажем ему. Хорошо, только до моего прихода ни слова. Как только управлюсь. Буквально через пару минут. До встречи.
Он положил трубку, глядя куда-то вдаль, шумно хлопнул в ладоши и потер руки. Губы его были угрюмо поджаты, глаза горели. Он надел пальто и шляпу и, еле слышно насвистывая сквозь зубы какой-то модный мотивчик, направился к дому Братченко широким, торопливым шагом.
--Панни Братченко ждет меня,--сказал он служанке, отворившей ему дверь.
--Да, пан,--ответила та и провела его в большую, залитую солнцем комнату, где завтракали отецу с дачкой. Увидев Мыколу, Олёна вскочила со стула и подбежала к нему, протягивая руки.
-- Здравствуйте.
Отец удивленно взглянул на дочь. Он величественно поднялся со своего места и пожал Мыколе руку.
--Доброе утро, пан Садовничий. Очень рад вас видеть. Не желаете ли присоединиться?
--Благодарю вас, я уже позавтракал.
Олёна Братченко вся дрожала от возбуждения; щеки ее побледнели, зрачки расширились. У нее был такой вид, словно она наглоталась наркотиков.
--Папа, мы должны тебе кое-что рассказать,--начала она прерывающимся голосом.--Это касается..--Она резко повернулась к Мыколе.--Скажите ему! Скажите ему все!
Мыкола покосился на нее, нахмурил брови и посмотрел прямо в глаза ее отцу. Братченко по-прежнему стоял у стола. Мыкола сказал.
--У нас есть очень веские доказательства, включая собственное признание Остапа Ярошенко о том, что он убил вашего сына.
У Братченко сузились глаза, и он тяжело оперся  рукой о стол.
--Что же это за веские доказательства?
--Видите ли, главное из них--это, конечно, его признание. Он говорит, что в ту ночь ваш сын бросился за ним вдогонку и хотел ударить его массивной сучковатой тростью. Пытаясь вырвать у него эту трость, Ярошенко случайно ударил ею вашего сына по голове. Он говорит, что унес эту трость с собой и сжёг, но ваша  дочь,--он слегка наклонил голову в сторону Олёны,-- утверждает, будто эта трость все еще находится в вашем доме.
--Трость дома!--воскликнула девушка.--Это та самая, что тебе подарил майор Полуян.
Лицо Братченко сделалось бледным, словно мрамор и  таким же неживым.
--Продолжайте,--сказал он.
--Так вот, раз у вашего сына не было с собой трости,--продолжал Садовничий, слегка разводя руками,--отпадает басня о самозащите. Вчера я сообщил об этом Гладушу. Он не будет зря рисковать. Вы знаете, что за человек Гладуш, но ему не остается ничего другого, как арестовать Остапа сегодня же.
Олёна удивленно взглянула на Мыколу, нахмурилась, хотела что-то сказать, но, сжав губы, промолчала. Братченко промокнул рот салфеткой, которую он все еще держал в левой руке, бросил ее на стол и спросил.
--А у вас есть... гм... другие доказательства?
--Разве этого мало?--наивно удивился Садовничий.
--Но ведь есть еще доказательства!--вмешалась Олёна.
--Так, всякая мелочь в подтверждение,--пренебрежительно ответил Мыкола.--Я могу сообщить вам подробности, но мне кажется, что и этого достаточно.
--Вполне,--ответил Братченко. Он провел рукой по лбу.-- Никак не могу в это поверить, но, видно, так оно и есть. Если пан Садовничий и ты, дорогая, простите меня...--повернулся он к дочери,--мне бы хотелось недолго побыть одному, чтобы привыкнуть к этой мысли. Нет, нет, оставайтесь здесь, я поднимусь к себе.--Он отвесил им изысканный поклон.--По жалуйста, не уходите, пан Садовничий. Я скоро вернусь. Мне надо хоть немного времени, чтобы свыкнуться с мыслью... что человек, с которым я работал плечом к плечу, оказался убийцей моего сына.
Он снова поклонился и вышел из комнаты, расправив плечи и высоко подняв голову.
Мыкола взял Олёну за руку и спросил, понизив голос.
--Послушайте, а он ничего не натворит?
Она удивлённо посмотрела на него.
--Ну, например, он не может в ярости броситься искать Остапа, чтобы ему отомстить?--объяснил Мыкола.—Это нам совсем ни к чему. Кто знает, чем это кончится.
--Не знаю,--растерялась Олёна.
--Этого нельзя допустить,--нетерпеливо поморщился Мыкола.--Здесь можно спрятаться где-нибудь около выхода, чтобы перехватить его, если он решиться на крайности?
--Можно.--Её голос звучал испуганно.
Она провела его через переднюю в маленькую полутёмную от спущенных штор комнатку. Слегка приоткрыв дверь, они встали за ней, тесно прижавшись друг к другу. Всего два шага отделяло их от парадного входа.  Они дрожали. Олёна пыталась что-то шепнуть Мыколе, но он заставил ее замолчать.
Вскоре они услышали тихие, приглушенные толстым ковром шаги и увидели Братченко в пальто и шляпе,  направляющегося к выходу.
--Минуточку, пан,--окликнул его Садовничий, появляясь из своего убежища.
Тот обернулся. На его лице было выражение  властной жестокости.
--Прошу извинить меня,--сказал он, высокомерно глянув  на Мыколу,--я спешу.
--Не пойдет,--ответил Мыкола, преграждая е путь,--нам ни к чему лишние неприятности.
Олёна подбежала к отцу.
--Папа, не ходи!--воскликнула она.--Послушайся пана Садовничего.
--Я уже выслушал пана,--ответил Братченко,--готов и дальше слушать его, если он может сообщить мне дополнительные сведения. Если таковых нет, прошу извинить меня.--Он улыбнулся Мыколе.--Я вас выслушал и теперь собираюсь дей- ствовать сам.
--Я думаю, что вам не следует сейчас встречатся с ним,-- ответил Садовничий, спокойно выдержав  высокомерный взгляд Братченко.
--Папочка, не ходи...--начала было Олёна, но отец взглядом заставил ее замолчать.
Мыкола откашлялся. Лицо его покрылось красными пятнами. Быстро протянув левую руку, он коснулся ею правого кармана Братченко. Тот с оскорбленным видам отступил.
--Скверное дело,--кивнул Мыкола, словно разговаривал сам с собой. Он перевел глаза на Олёну.--У него в кармане пальто пистолет.
--Папа!--вскричала она и закрыла ладонью рот.
Мыкола упрямо поджал губы.
--Так вот,--обратился он к Братченко,--как хотите, но мы не позволим вам выйти отсюда с пистолетом в кармане.
---Не пускайте его, Мыкола,--взмолилась Олёна.
Братченко возмущённо оглядел их.
--Мне кажется, вы забываетесь. Олёна, будь добра, пройди в свою комнату.
Девушка неохотно повернулась, сделала два шага и остановилась.
--Нет! Я не пущу тебя! Мыкола, не выпускайте его!
--Не пущу!-- пообещал Мыкола, облизывая сухие губы.
Холодно взглянув на него Братченко взялся за дверную ручку. Повернувшись, Мыкола накрыл его руку своей.
--Послушайте меня, пан Братченко меня,--почтительно проговорил он.—Я не  могу этого допустить. И не думайте, что я сую свой нос в ваши дела.--Он отпустил руку Братченко, полез во внутренний карман и вытащил грязную, сложенную в несколько раз бумажку.--Вот приказ, подписанный в прошлом месяце о моем назначении специальным следователем прокуратуры. --Он протянул бумажку Братченко.--Насколько мне известно, этот приказ не был отменён, так что...--- он пожал плечами,--я не могу допустить, чтобы вы совершили убийство.
--Вы пытаетесь спасти жизнь этого убийцы, потому что ваш друг,--проговорил Братченко, даже не взглянув в сторону Садовничего.
--Вы отлично знаете, что это не так.
--Хватит с меня,--произнес Братченко, поворачивая ручку двери.
--Если вы выйдете на улицу с пистолетом в кармане, я арестую нас.
--Папочка, не надо,--простонала Олёна.
Братченко  и Садовничий, тяжело дыша, сверлили друг друга глазами. Братченко заговорил первым.
--Не оставишь ли ты нас на несколько минут, моя дорогая? --обратился он к дочери.—Мне обходимо поговорить с паном Садовничим.
Олёна вопросительно взглянула на Мыколу. Тот кивнул.
 --Хорошо,--сказала она,--если то пообещаешь, что не уйдешь до моего возвращения.
--Не уйду,--улыбнулся отец.
Мужчины проводили ее взглядом. У двери в комнату Олёна на мгновение оглянулась на них и вышла.
--Боюсь, что вы скверно влияете на мою дочь,--с горечью сказал Братченко.--Обычно она не бывпает такой... упрямой.
Мыкола виновато улыбнулся, но промолчал.
--И как давно это продолжается?--спросил Братченко.
--Наше расследование? Я занимаюсь им только второй день. А ваша дочь--с самого начала. Она всё время считала Ярошенко убийцей своего брата.
--Что?!--Братченко так и остался стоять с разинутым ртом.
--Она с самого начала считала Ярошенко убийцей Игоря. Она ненавидит Остапа и всегда ненавидела его. Разве вы не знали об этом?
--Ненавидит его?--Братченко задохнулся от изумления.--Неужели? О Боже!
--Вы и вправду этого не знали?--с любопытством спросил Мыкола.
Братченко с шумом выдохнул воздух.
--Пойдёмьте сюда,---сказал он и первым вошёл в полутёмную комнату, где перед этим прятались Олёна и Мыкола. Он зажег свет, а Садовничий тем временем прикрыл за собой дверь. Затем они повернулись лицом друг к другу.--Я хочу поговорить с вами как мужчина с мужчиной, пан Садовничий. Думаю, что на время мы можем забыть о вашем официальном положении.-- Произнеся последние слова, он слегка улыбнулся.
--Ладно,--кивнул Мыкола,--тем более что Гладуш, наверное, тоже забыл о нем.
--Вот именно. А теперь послушайте меня, пан Садовничий, я не кровожадный  человек, но мне невыносима мысль о том, что убийца моего сына безнаказанно бродит на свободе, в то время как...
--Я уверен, что его арестуют. У них нет другого выхода. Улики свидетельствуют против него, и это всем известно.
--Поговорим как политик с политиком,--холодно усмехнулся Братченко.--Неужели вы думаете что я поверю, будто Ярошенко что-нибудь грозит  в нашем городе, что бы он там ни совершил?
--Да. Остапу Ярошенко крышка. Его все предали. Вся его свора. Единственное, что их пока удерживает,--это привычка вытягиваться в струнку, стоит ему только щелкнуть бичом. Но подождите, они наберутся смелости.
Улыбнувшись, Братченко покачал головой.
--Позвольте мне не согласиться с вами. Не забывайте, что вас еще не было в нашем городе, когда он начал заниматься политикой.
--Не спорю.
--Так поверьте мне: они никогда не наберутся смелости, и ждать этого бесполезно. Ярошенко их хозяин и сколько бы они ни огрызались на него, он всё равно останется их хозяином.
--Я держусь другого мнения. Остап—конченый человек. А теперь вернемся к вашему пистолету. Ни к чему это. Лучше отдайте его.--Он протянул руку.
Братченко сунул правую руку правую руку в карман.  Мыкола шагнул к нему и левов рукой сжал ему запястье.
--Лучше отдайте,--повторил он.
Братченко свирепо посмотрел на него.
--Ну что ж, другого выхода у меня нет,--сказал Мыкола и после непродолжительной борьбы во время которой был опрокинут стул, отнял у Братченко старинный никелированный револьвер. Когда он засовывал его в карман брюк, отворилась дверь и на пороге появилась Олёна с побледневшим лицом и широко раскрытыми глазами.
--Что случилось?--вскричала она.
--Ваш отец не хочет слушать доводов рассудка,--проворчал Мыкола.--Пришлось силой отобрать у него револьвер.
--Вон из моего дома!--взревел Братченко, лицо его дёргалось, он тяжело дышал.
--И не подумаю,--отчеканил Садовничий. Его усики начали слегка подрагивать, глаза загорелись гневом. Он протянул руку и грубр втянул Олёну в комнату.—Садитесь и слушайте меня. Вы этого хотели, так получайте же.—Он повернулся к Братченко.--Я буду говорить долго, так что вам тоже лучше присесть.
Но Олёна и её отец остались стоять. Лица их были одинаково бледными, только у Олёны на лице было выражение панического ужаса, а у ее отца—холодной настороженности.
--Это вы убили вашего сына,--сказал Мыкола, обращяясь к Братченко.
Тот не шелохнулся.  Ни один мускул не дрогнул на его лице. Несколько секунд Олёна тоже стояла неподвижно, затем её лицо исказилось и она медленно опустилась на пол. Она не упала, нет, просто у неё  подогнулись колени, и она осталась сидеть на полу, опёршись о него рукой и испуганно переводя взгляд с Мыколы на отца.
Мужчины даже не смотрели в  сторону.
--Вы сейчас собирались застрелить Ярошенко,--продолжал Микола,--только затем, чтобы он не смог рассказать, как  вы убили своего сына. Вы отлично знаете, что это сойдёт вам с рук. Как же!  Праведный гнев отца и всё такое прочее. Вы перед всем миром собирались сыграть ту роль, которую только что прорепетировали перед нами.
Братченко молчал.
--Вы прекрасно знаете, что как только Ярошенко арестуют, он перестанет вас покрывать. Он никогда не позволит, чтобы Олёна считала его убийцей своего брата.—Садовничий горько рассмеялся.—Подумать только, какая ирония судьбы.—Он замолчал и пригладил волосы.—На самом деле произошло следующее,--снова заговорил он.—Когда Игорь услышал, что Остап поцеловал Олёну, он бросился за ним, схватив трость и надев шляпу. Впрочем, эти детали несущественны. Когда вы подумали, что их ссора может зачеркнуть ваши надежды на переизбрание...
--Это абсурд,--хлиплым голосом прервал его Братченко.—Я не позволю, чтобы в присуствии моей дочери...
--Конечно же, это абсурд,--криво усмехнулся Садовничий.—Это также абсурд, как и то, что вы принесли обратно трость, которой убили своего сына, и вернулись в его шляпе, потому что впопыхах забыли надеть свою, но этот абсурд выдает вас с головой.
--А как же быть с признанием Ярошенко?—язвительно спросил Братченко.
--Да очень просто,--ответил Мыкола.--Мы сделаем вот что Олёна,   будьте добры, позвоните ему и попросите немедленно прийти сюда. Когда он придёт, мы расскажем ему, как ваш отец собирался его застрелить, и послушаем, что он на это скажет,
Олёна вздрогнула, но  не двинулась с места. Ее глаза смотрели пустым, невидящим взглядом.
--Это просто нелепо,--возмутился Братченко,--разумеется мы не сделаем ничего подобного.
--Позвоните му, Олёна,--повелительно повторил Мыкола.
Девушка поднялась и все с тем же невидящим взглядом направилась к двери, не обратив внимания на резкий окрик отца. Тогда Братченко переменил тон.
--Подожди, моя дорогая,--сказал он и обратился в Садовничему.--Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз.
 --Хорошо,--согласился Мыкола и посмотрел на Олёну, нерешительно остановившуюся на пороге.
Но Олёна опередила его.
--Я никуда не уйду. Я должна всё знать!--упрямо воскликнула она.
Садовничий кивнул и снова повернулся к её отцу.
 --Она права.
--Олёна, родная моя,--заговорил Братченко,-- я ведь хочу пощадить тебя...
--А я не хочу, чтобы меня щадили. Я хочу правду.
--Тогда я ничего не скажу!--воскликнул Братченко, картинно всплеснув руками.
--Позвоните Ярошенко, Олёна.
--Не надо,--остановил ее отец, прежде чем она успела сдвинуться с места.--Я не заслужил, чтобы со мной поступали так жестоко, но...—Он вытащил из кармана платок и вытер им вспухшие ладони.--Ладно. Я расскажу вам все, как было и за это попрошу вас об одолжении, в котором вы сможете мне отказать. --Он бросил взгляд в сторону дочери.--Раз ты так настаиваешь, входи и  закрой дверь.
Олёна закрыла дверь и присела на стул, напряженно выпрямившись. Братченко заложил руки за спину. Во взгляде,  который он бросил на Мыколу, не было неприязни.
--В тот вечер я бросился вслед за Игорем, потому что я не котел рисковать дружбой Ярошенко из-за дурацкой вспыльчивости моего сына. Я догнал Игоря на Институтской улице. Остап уже вырвал у него трость. Между ними происходило бурное объяснение. Я  попросил Остапа оставить нас одних и предоставить мне самому управиться с сыном. Ярошенко послушал меня и, передав мне трость, пошел прочь. Но тут Игорь заговорил со мной в таком оскорбительном тоне, в каком ни один сын не имеет права разговаривать с отцом. Он даже оттолкнул меня, пытаясь броситься вдогонку за Остапом. Я до сих пор не знаю толком, как это вышло, но я ударил его тростью—он упал и разбил голову о тротуар. Остап сразу же вернулся--он еще не успел далеко отойти,--и мы обнаружили, что Игорь мертв. Тогда Остап настоял, чтобы мы оставили его там, на улице, и скрыли происшедшее. Он заявил, что скандал испортит нам всю избирательную кампанию, и я... в общем, я дал ему себя уговорить. Это он подобрал шляпу Игоря  и надел ее на меня: я выскочил из дома с непокрытой головой. 0н заверил меня, что всегда сможет прекратить полицейское расследование, если на кого-нибудь из нас падет подозрение. Потом, точнее говоря, на прошлой неделе, когда по городу начали ходить слухи, будто Остап убил Игоря, я встревожился и отправился к нему. Я сказал, что во всем признаюсь, но он высмеял меня и заявил, что вполне в состоянии позаботиться о себе сам.--Братченко вытащил из-за спины руку с носовым платком и вытер лицо.-- Вот, собственно, и всё.
 --И ты оставил его валяться там, посреди улицы?-- воскликнула Одлёна, с трудом выговаривая слова.
Братченко вздрогнул, но ничего не ответил.
--Целая предвыборная речь,--промолвил Садовничий после непродолжительного размышления,--капелька  правды и вагон красноречия.--Он поморщился.--Вы хотели просить об одолжении.
Братченко опустил голову, потом поднял её и посмотрел Мыколе в глаза.
--Я бы хотел попросить вас об этом наедине.
--Нет.
--Прости меня, моя дорогая,--обратился отец к дочери и снова повернулся к Мыколе.—Я сказал вам правду, но я хорошо понимаю, в каком двусмыленном положении я оказался. Я прошу вас как о милости вернуть мне мой револьвер и оставить меня на пять минут... нет, всего на минуту... одного в этой комнате.
--Нет.
Братченко умоляюще прижал руку к груди.
--Хотите улизнуть от расплаты?--сказал Садовничий.-- Не выйдет.
               

                II


Садовничий проводил к двери Гладуша, седовласую стенографистку и двух полицейских сыщиков, уводивших Братченко.
--Не хотите пойти с нами? --спросил Гладуш.
--Нет, но я еще загляну к вам.
Гладуш  с интузиазмом потряс ему руку. 
--Заглядывайте ко мне почаще,--попросил он.--Вы откалываете жуткие фокусы...но раз всё кончилось благополучно, я не сержусь.
Мыкола улыбнулся ему, обменялся прощальным кивком с сыщиками, раскланялся со стенографисткой и закрыл дверь. Он прошел в белую гостиную, где на диванчике с круглой спинкой лежала Олёна. Она поднялась ему навстречу.
--Они ушли,--буднично сказал он.
--А он?
--Он продиктовал полное признание, гораздо более подробное, чем то, что слышали мы.
--Вы скажете мне правду?
--Хорошо.
--Что с ним...--она запнулась,--что ему грозит?
--Ничего особенного. Возраст и положение спасут его. Скорее всего его обвинят в непредумышленном убийстве и оправдают или же приговорят условно.
--А вы тоже считаете, что это был несчастный случай?
Мыкола отрицательно покачал головой. Глава его смотрели холодно.
--Я думаю, что, когда его переизбрание оказалось под угрозой, он потерял голову и убил собсственного сына.
Олёна не спорила. Она нервно сжимала  разжимала пальцы.
--А это правда... что он собирался застрелить?
--Разумеется. Он встал бы в позу представителя старой школы, мстящего за сына, там, где закон оказался бессильным, и ему бы все сошло с рук. Он знал, что Остап перестанет играть в молчанку, как только его арестуют. Остап молчал из тех же соображений, из которых он поддерживал вашего отца на выборах,--ему нужны были вы. Взяв на себя вину за убийство вашего брата, он бы потерял вас навсегда.  Ему плевать, что о нём думают другие, но если бы он узнал, что вы подозреваете его, он бы оправдался ту же секунду.
--Я ненавидела его,--скорбно покачался она головой.--Я навлекла на него беду, но я и сейчас ненавижу его.--Она всхлипнула.--Почему так  устроена жизнь, Мыкола?
--Не задавайте мне загадок,--раздраженно ответил он.
--А вы обманули меня, обвели вокруг пальца, принесли мне столько горя, но я все равно не в силах вас ненавидеть.
--Ещё одна загадка.
--Мыкола, а вы давно знали... про отца?
--Трудно сказать. Где-то в подсознании эта мысль крутилась у меня чуть ли не с самого начала. Ничем другим я не мог объяснить дурацкого поведения Остапа. Если бы он убил Игоря, он сразу бы признался мне в этом. У него не было никаких причин скрывать от меня свое преступление. А вот преступление вашего отца--это другое дело. Он знал, что я недолюбливаю вашего отца. Я заявил ему об этом без обиняков. Он боялся, что я выдам вашего отца. В том, что я никогда не выдам его, он был уверен. И когда я и заявил, что  что собираюсь докопаться до истины, он заткнул мне рот фальшивым признанием.
--А почему вы недолюбливали отца?
--Терпеть  не могу сводников.
Она покрылась румянцем и отвела глаза.
--А почему вы меня недолюбливаете?--спросила она сдавленным голосом.
Мыкола молчал.
--Отвечайтеl--воскликнула Олёна, закусив губу.
--Вы славная девушка, но не пара Ярошенко, и вы бессердечно играли с ним. Вы и ваш отец морочили ему голову. Я пытался открыть ему глаза. Я объяснил ему, что вы оба смотрите на него как на существо, как на животное, с которым все средства хороши. Я пытался втолковать ему, что Братченко всегда всё получал без борьбы и в трудную минуту потеряет либо голову, либо человеческий облик. Но Остап был так влюблен в вас...--Мыкола сжал зубы и повернулся к роялю.
--Вы презираете меня,--хрипло проговорила она.--Считаете меня продажной женщиной.
--Я не презираю вас,--возразил Мыкола, не поднимая на нее глаз.--За все, что вы сделали, вы получили сполна. Да и все мы тоже.
--Теперь вы с Остапом снова станете друзьями, сказал.
--Я должен проститься.
Олёна с испугом вскинула на него глаза.
--Разве вы собираетесь уезжать?
--Я еще успею на  поезд.
--Навсегда?
--Если только меня не заставят выступить свидетелем на суде. Но я думаю, мне удастся отвертеться.
Она порывисто протянула ему обе руки.
--Возьмите меня с собой.
Мыкола часто заморгал.
--Вы действительно хотите уехать или это просто истерика?--Он чуть покраснел.—Впрочем, не всё ли равно. Если хотите, я возьму вас с собой,--сказал он, прежде чем она успела ответить.--А  будет со всем этим?--Он хмуро обвел рукой комнату.
--Какое мне до этого дело?--с горечью сказала она.—Об этом кредиторы позаботятся.
--Тогда подумайте вот еще о чем,--с расстановкой проговорил Мыкола.--Все будут считать, что вы бросили своего отца в беде.
--Ну и пусть. Я действительно бросаю его. Мне всё равно, что будут  обо мне говорить, если только вы возьмёте меня с собой...--Она всхлипнула.--Я бы никогда не уехала от него, если 6ы он не оставил Игоря валяться там, на Институтской...
--Не надо об этом,--прервал ее Садовничий.--Если хотите уехать, идите собирайтесь. Берите только то, что уместиться в двух чемоданах. За остальными вещами, если понадобится, можно будет прислать потом.
Олёна неестественно рассмеялась и выбежала из комнаты. Мыкола закурил сигару, сел к роялю и стал тихо наигрывать какую-то мелодию. Олёна веpнулась в гостиную в черном пальто и чёрной шляпке. В руках она держала два чемодана.

                III

Они поехали к Мыколе в такси. Большую часть пути они молчали. Но вдруг Олёна прервала молчание.
--Я вам не сказала--в том сне ключ был стеклянный, и он сломался, едва мы открыли дверь, потому что замок был очень тугой.
--А дальше?--Он искоса взглянул на нее. Она поежилась.
 --Мы не смогли запереть змей в хижине, и они поползли на нас, и тут я закричала и проснулась.
--Это был всего-навсего сон. Забудьте его. А и моем сне вы все-таки выбросили рыбу.--Он невесело улыбнулся.
Такси остановилось. Они поднялись наверх. Олёна предложила помочь ему уложить вещи, но Мыкола отказался.
--Сам управлюсь. Сидите и отдыхайте. У нас есть еще целый час до отхода поезда.
Олёна уселась в красное плюшевое кресло.
--А куда вы ... куда мы едем?--робко спросила она.
--Для начала во Львов.
Садовничий успел уложить только один чемодан, когда позвонили в дверь.
--Вам лучшие пройти в спальню,--сказал он и отнес туда ее чемоданы.
Выйдя в гостиную, он плотно прикрыл за собой дверь. Потом он открыл входную дверь.
--Я пришел сказать тебе, что ты был прав и я теперь понял это,--сказал Остап Ярошенко.
--Но  ты не пришел ночью.
--Нет, тогда я еще не знал этого. Я вернулся домой, как только ты ушел.
--Входи,--кивнул ему Мыкола, делая шаг в сторону.
Едва войдя в гостиную, Ярошенко сразу же заметил чемодан, но все же огляделся кругом, прежде чем спросить.
 --Уезжаешь?
--Да.
Ярошенко уселся в кресло, в котором перед этим сидела Олёна. Он выглядел усталым и постаревшим.
--Как чувствует себя Оксана?
--Бедняжка, но теперь все в порядке, слава Богу.
--Это ты во всем виноват.
--Господи, Мыкола, неужто я и сам не понимаю?--Остап вытянул ноги и принялся рассматривать носки своих ботинок.--Надеюсь, ты не думаешь, что я горжусь собой.--Он помолчал.-- Мне кажется, Оксана была бы рада повидать тебя перед отъездом,--сказал Ярошенко после короткой паузы.
--Придется тебе передать ей и ма мой прощальный привет. Я уезжаю четырехчасовым поездом.
Ярошенко поднял на него тоскливый взгляд.
--Ты прав, видит Бог, ты прав, Мыкола.--Он снова уставился на свои ботинки.
--А что ты собираешься делать со своей продажной сворой? Загонишь их на место? Или они уже сами приползли, поджав хвосты?
--Кто? Гладуш и прочие крысы ?
--Ага.
--Я их проучу.--Ярошенко говорил решительно, но энтузиазма в его голосе не чувствовалось. Он не отрывал глаз от своих ботинок.--Пусть это будет мне стоить четырех лет, но за это время я наведу порядок в своем собственном доме и сколочу организацию, на которую можно будет положиться.
Садовничий поднял брови.
--Собираешься провалить их на выборах?
--Провалить? Да от них мокрого места не останется. Теперь, когда Ляшко нет, пусть его шайка берет власть. Среди них нет ни одного опасного противника. Через четыре года я верну себе город, а пока наведу порядок в своем доме.
--Ты мог бы победить и теперь.
--Не желаю я побеждать с этими ублюдками.
--Ну что ж,--кивнул Мыкола,--это, пожалуй, самый лучший путь. Правда, для этого нужны мужество и терпение.
--Это все, что у меня есть,--жалобно сказал Остап.--Мозгов-то у меня никогда не было.--Он перевёл глаза с ботинок на камин.--Разве тебе обязательно уезжать, Мыкола?--спросил он еле слышно.
--Обязательно.
--Пусть я последний дурак,--Ярошенко шумно откашлялся,-- но мне не хотелось бы думать, что ты уезжаешь, затаив на меня злобу.
--Я не питаю на тебя злобы, Остап.
Ярошенко быстро поднял голову.
--Пожмешь мне руку?
--Разумеется.
Вскочив с места, Ярошенко схватил Садовничего за обе рукии крепко, до боли, сжал их.
--Не уезжай, Мыкола. Останься со мной... Видит Бог, как ты мне нужен сейчас. Но даже если б и не это, я  сделаю все, чтобы загладить прошлое.
--Заглаживать нечего, Остап.
--Так ты останешься?..
--Не могу. Я должен ехать.
Ярошенко отпустил его руки и печально уселся в кресло.
--Что ж, поделом мне.
Мыкола нетерпеливо дернулся.
--Это не из-за прошлого.--Он прикусил губу. Потом, решительно выпалил.--У меня Олёна.
Ярошенко смотрел на него удивленно. Дверь в спальню отворилась, и в комнату вошла Олёна. Её лицо была бледным и осунувшимся, но она высоко держала голову.
--Остап,--сказала она, вплотную подойдя к нему,--я причинила вам много горя. Я...
В первый момент он сделался таким же бледным, как она, но тут же кровь снова прилила к его щекам.
--Не надо, Олёна,--хрипло прошептал он,--чтобы вы ни сделали...--Разобрать конец фразы было невозможно.
Сжавшись, она отступила назад.
--Олёна уезжает со мной,--проговорил Мыкола.
У Ярошенко отвисла челюсть. Он тупо посмотрел на Мыколу, и кровь снова отхлынула от его щек. Бледный как полотно, он начал бормотать какие-то слова, из которых можно было разобрать только одно--«счастье», а затем неуклюже повернулся и вышел, не закрыв за собой дверь.
Олёна посмотрела на Садовничего. Он стоял, не своди глаз с раскрытой двери.