ЛЮБОВЬ НА ГЕНЕТИЧЕСКОМ УРОВНЕ или ДОМ С БАБКАМИ
ЧАСТЬ 1
Глава 1
Он
У банка «Восход» могло быть только такое крыльцо. Огромное, как танцплощадка провинциального рабочего посёлка 60-х годов прошлого тысячелетия. И роскошное, как и положено по статусу уважающему себя крупному банку с массой серьёзных корпоративных клиентов. Много цветов, широкая лестница с удобными ступенями, оборудованными противоскользящими накладками, полукруглый, полностью застеклённый вход. Стильно и современно. Если театр начинается с вешалки, то банк, без сомнения, с крыльца и входа в него. Машины клиентов и персонала банка, ожидающие своих владельцев на охраняемой стоянке около банка, тоже соответствовали хозяевам по внешнему виду, внутренней начинке и, что тут говорить, по стоимости.
Чёрный Nissan Patrol, подкативший к крыльцу банка, без сомнения, по всем параметрам вписывался в негласные требования банка к своим клиентам.
Странно, но вышедший из внедорожника пассажир несколько не соответствовал статусу банковского учреждения и автомашине, на которой он приехал. Высокий широкоплечий крепкий брюнет, одетый в одежду, на первый взгляд, совершенно несовместимую с намерением совершить банковские операции. Простой энцефалитный костюм безошибочно выдавал в нём охотника или рыбака. На ногах брюнета красовались ботинки, похожие на обувь спецназовца. Впрочем, не просто похожие.
Брюнет стремительно вбежал по ступенькам и приблизился к двери. Сработали датчики, и огромная стеклянная тонированная дверь начала плавное движение в стороны. Столкновение произошло точно по центру входа. Среднего роста девушка, глядя под ноги, столкнулась с Игорем. Скорее всего, они вдвоём подошли к двери одновременно, только с противоположных сторон. Включившийся в момент открытия двери кондиционер, издавая еле слышный звук, похожий на шум лёгкого прибоя, выдал порцию спасительной прохлады. И выдал довольно мощно, поскольку в воздух взлетели длинные золотистые волосы девушки. Волшебная душистая паутина обволокла лицо Игоря.
Совершенно машинально он схватил девушку. Схватил, обнял, обхватил. Трудно одним словом определить, чтО именно он сделал. Скорее всего, и она и он двигались стремительно, поэтому объятие, если можно это назвать именно так, получилось крепким. Таким крепким, что, как ему показалось, она прижалась к нему всем телом. Так, как может прижаться женщина к мужчине в момент любви. С Игорем что-то произошло. Вспышка, взрыв. Нечто подобное он испытывал, когда первый раз нырял зимой в прорубь. Всплеск воды и всплеск ощущений, накал чувств. Но это, новое чувство, было таким сильным, что его тело, совсем неожиданно для него, откликнулось незамедлительно. Внезапно, незамедлительно и жарко. Как и должен откликнуться мужчина на единственную, любимую, предназначенную только ему, женщину.
Всё произошло и закончилось в какие-то мгновения. Девушка мельком глянула ему в лицо, поднырнула под его руки и, обойдя его слева, быстро вышла на крыльцо. Он бессильно уронил руки и стоял, не двигаясь, как оглушенный, приходя в себя, и не мог понять, что происходит. Стоял. прислушиваясь к себе, будто после солнечного удара, усиленного многократно. Или как при нырянии в прорубь, только в миллионы раз круче.
Наконец, к нему вернулось понимание того, что он так и стоит на пороге банка. Ни внутри, ни снаружи. А дверь распахнута, и не знает, то ли ей закрыться, то ли солидарно проникнуться его ощущениями и пока не закрываться.
Прошли мгновения, а ему показалось, что мир замер на миллионы лет. Замер, а через миллионы лет ожил.
И он шагнул в вестибюль банка, сделал один шаг, второй, третий. Потом резко повернулся и выскочил наружу. Дверь, как дрессированная, открылась и закрылась. Девушки рядом с банком не было. Игорь почти побежал. Пошёл быстро-быстро, почти побежал. Банк находился в проулке. Из проулка дорога шла на широкую многолюдную улицу. Людская масса, как огромная волна, колыхалась по тротуару. И слева и справа люди, люди, люди… Солнечное марево плавило всех в однообразную массу. Людская масса выглядела, как раскалённая сталь, бегущая по жёлобу.
Слева располагалась остановка автобуса, от которой отходили один за другим три автобуса и столько же прибывало. Поток машин на улице остановился. Загорелся зелёный, и людская волна, как протока реки, потекла через дорогу.
Девушки нигде не было. Нет, она, конечно, затерялась где-то в этом раскалённом людском потоке. И, возможно, совсем рядом. Но искать её было бессмысленным делом. И он вернулся.
Входная дверь банка привычно распахнулась. В вестибюле его встречал Генка. Геннадий Семёнович Патрин. Они вместе учились в военном училище, вместе служили, вместе мотались по «горячим точкам». После серьёзного ранения в одной из таких командировок Патрин оставил военную службу и ушёл на гражданку.
Общие фразы приветствия, рукопожатия, и вот они уже сидят в прохладе кабинета лучшего друга Игоря.
-Как съездили? Много наловили? – Геннадий приподнялся с кресла, чтобы заглянуть в лицо друга. – Что с тобой?
-А-а-а! Извини! Задумался! Что ты сказал?
-Я, вообще-то, про рыбалку спрашивал. Как съездили. И ты мне кое - что обещал привезти.
-А-а-а! Рыбалка! Нормально съездили., - ответил Игорь, поднялся с кресла и подошёл к окну, из которого хорошо просматривалась территория около входа в банк.
-А поводки? – растерялся Геннадий.
-Какие поводки, - не оборачиваясь, спросил Игорь.
-Ну, ты, Игорёк, даёшь! Ты мне поводки обещал привезти! – изумился Геннадий.
-Поводки, поводки… А-а-а! Сейчас. Точно, я вспомнил, - Игорь достал из кармана куртки коробочку и протянул её другу.
Тот, не открывая коробочку, отложил её в сторону и спросил требовательно:
-А теперь говори, что случилось? Ждал друга, пришёл неадекват. Рассказывай, я жду!
-Ген! У вас же видеозапись ведётся. Дай посмотреть за последние примерно полчаса. Сначала вестибюль, а потом определюсь. – Патрин первый раз видел друга таким растерянным.
-Сначала скажи, что произошло? – Геннадий был категоричен, как и положено человеку при такой должности.
Выслушав сбивчивый, и очень краткий, рассказ друга, Патрин моментально сменил деловое и серьёзное выражение лица на смесь изумления и восторга.
-Ты что, вот так, столкнулся, посмотрел ей в лицо и сразу запал на неё! Тебе сколько лет? Ты кем был в прошлом?! И такие эмоции! Ты меня, Игорь, удивляешь!
Патрин не закончил. Восторг и изумление в его выражении лица разом сменились на присущий ему в последние годы серьёзный вид. Стоило только поймать выражение лица Игоря.
-Минуточку, - очень серьёзно произнёс Геннадий и вышел. Вернулся он через пять минут.
Незнакомка пришла в банк за полчаса до прихода сюда Игоря. На крыльце она задержалась. Как показалось Игорю, она не решалась пройти через автоматически открывавшуюся дверь. Потом пристроилась за полной женщиной и проскочила в вестибюль банка. Собственно, это был и вестибюль и операционный зал одновременно. Оглядевшись, она обратилась к администратору, находившемуся в операционном зале. Тот что-то ей разъяснил, и она направилась в нужном ей направлении. В отдел по кредитованию физических лиц, откуда быстро вышла, почти выбежала, минут через двадцать. Задержавшись на мгновение в коридоре, она попала под хороший обзор видеокамеры. Длинные светлые волосы, собранные на затылке заколкой, и свободно падающие волнистым потоком до пояса. Лёгкий летний пёстрый весьма простого покроя сарафан, идеально подчёркивающий все изгибы её фигуры, балетки на шнурках. И сумочка кросс боди через плечо. Растерянное лицо, растерянные, широко распахнутые глаза. И отчаяние! Исключительное отчаяние, отразившееся на лице.
В операционном зале она едва не упала. Взмахнула руками над головой, но удержалась. Со стороны выглядело даже красиво.
-Шнурок развязался, - прокомментировал Патрин.
Столкновение незнакомки с Игорем в дверях банка снимали две камеры, наружная и внутренняя.
Патрин отключил запись, помолчал немного, а потом спросил:
-И что?
-Я следом за ней побежал. И не нашёл. Я даже не знаю, кто она.
-Вот тебе надо было на крыльце и знакомиться с ней, когда обнимал. Ладно, ладно, не злись на меня. Вырвалось. Сейчас мы всё о ней узнаем, - бодрым голосом произнёс явно заинтересовавшийся Геннадий, нажал где-то на своём столе умную кнопочку и произнёс в пространство:
-Элеонора Вадимовна, зайдите ко мне, пожалуйста.
Через несколько мгновений на пороге кабинета материализовалась эта самая Элеонора Вадимовна. Блондинка выше среднего роста, моложавая, хотя и не молоденькая, стройная и элегантно одетая. Бежевый итальянский костюм дополняли такого же цвета туфли на опасно высоченных шпильках.Двигалась на каблуках она так же уверенно, как многие женщины передвигаются в домашних тапочках.
-Я Вас слушаю Геннадий Семёнович! - произнесла она, мило поздоровавшись с Игорем. Представлять их друг другу не было необходимости, Игорь был знаком с ней уже года два, с того самого времени, когда в этом уютном переулке обосновался банк «Восход», а в нём – Генка Патрин.
-Элеонора Вадимовна, миленькая, присаживайтесь, мне нужна Ваша профессиональная помощь, - проворковал Генка.
Обращение «миленькая» предполагало, что вопрос, к решению которого её привлекают, к категории служебных отношения не имеет. Или имеет, но весьма весьма косвенное. Но от этого выражение готовности исполнить просьбу заместителя директора банка по безопасности на лице дамы не уменьшилось.
-Элеонора Вадимовна, будьте добры, посмотрите сюда, - Геннадий вывел изображение на монитор крупным планом. –Эта девушка всего несколько минут тому назад покинула наш банк. Она приходила в кредитный отдел. Мне необходимо знать о ней всё. Сколько Вам понадобится времени?
-Я думаю, минут десять, Геннадий Семёнович. Ну, максимум пятнадцать. Какая информация Вас интересует? – Элеонора Вадимовна правильно поняла поставленную задачу.
-Любая. Кто она, сколько ей лет, где работает или учится, какое время года она любит, и что сегодня ела на завтрак.
По лицу Элеоноры Вадимовны что-то прочитать было просто невозможно. Но в глазах проявился просто охотничий азарт. Получив задание, она удалилась.
Никаких вопросов другу Геннадий относительно встречи с незнакомкой больше не задавал. Поговорили о рыбалке, делах, Геннадий рассказал о детях. Оба ждали информации от Элеоноры Вадимовны. Поэтому, когда она появилась на пороге, они оживились.
-Присаживайтесь, Элеонора Вадимовна! Ну, чем Вы нас порадуете, - сразу приступил к делу Геннадий.
-К сожалению, ничем, - с явным сожалением произнесла Элеонора Вадимовна. – Она не клиент нашего банка.
-И? – настаивал Геннадий.
-Она приходила в кредитный отдел. Интересовалась, может ли взять в нашем банке ссуду. 21 год, не замужем, работает, офисный работник, зарплата 22 тысячи рублей, из которых 16 тысяч идёт на оплату ссуды, полученной ею ранее в другом банке. Каком, не сказала. Поручителей привлечь не сможет. Про иные виды обеспечения… Она не уточнила, в каком банке у неё взята ссуда, но сказала, что обеспечение этой ссуды гарантировано залогом её собственной квартиры, которая оценивается в сумму более миллиона. И предположила, что она могла бы, взяв у нас ссуду, загасить остатки взятой ранее ссуды в другом банке, снять залог квартиры, и предоставить уже нам возможность обратить залог на её квартиру. Судя по построению этой схемы, грамотная и рассудительная девушка.
- Элеонора Вадимовна замолчала.
-Как её зовут, - поинтересовался Геннадий.
-Она не представлялась и документы не предъявляла. Её визит, скорее всего, носил консультативный характер. Она пришла просто спросить и узнать, может ли наш банк выдать ей ссуду.
-Сколько она просила? – спросил Геннадий.
-Миллион рублей, - ответила Элеонора Вадимовна.
Игорь и Геннадий переглянулись.
-Миллион рублей?! 21 год, реальный доход остаётся 6 тысяч рублей да минус коммуналка, реального обеспечения в настоящий момент нет. Зачем ей нужна такая сумма, она, конечно, не говорила? – попробовал уточнить Геннадий.
-Не говорила. С ней работала Милена Викторовна. Вы же знаете, она по второму образованию психолог, мы ей поручаем сомнительных клиентов. Ну, таких, которых отсеиваем сразу, на стадии подачи заявки, чтобы впоследствии избежать проблем с возвратом денег. Вот она и расположила к себе девушку, - Элеонора Вадимовна сделала небольшую паузу.
-И та всё рассказала о себе, в том числе и о любимом времени года, - не удержался Геннадий.
-Нет, ничего она больше о себе не рассказала. Только добавила, что в действительности ей нужен вовсе не миллион, а два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей. Вот, - Элеонора Вадимовна закончила доклад.
Игорь и Геннадий с изумлением уставились друг на друга.
-Два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей?! Зачем ей столько?! Она вообще адекватно выглядела? – в голосе Геннадия звучали только любопытство и изумление.
-Вполне адекватная. Речь грамотная, ведёт себя сдержанно. Ну, когда Милена Викторовна стала её про родственников, родителей расспрашивать, дескать, не могут ли они помочь ей решить эту проблему, или выступить поручителями, та сильно расстроилась, даже заплакала, но ничего не сказала больше того, что сказала раньше. Если Вы, Геннадий Семёнович, интересуетесь, могли ли мы дать ей такую ссуду, то, сами понимаете, это противоречит нашим корпоративным интересам.
-Что Вы, что Вы, Элеонора Вадимовна, об этом и речи не может быть, здесь нечто другое, спасибо Вам большое. Можете идти.
-Извините, Геннадий Семёнович, я чуть не забыла. Она на столе Милены Викторовны листок оставила. Вот, я так поняла, это, скорее всего, список банков, которые она посетила. Не вычеркнуты только наш банк и «Промышленный», вот, - она положила на стол небольшой листок бумаги и вышла.
Аккуратным почерком на клочке бумаги размером с четверть листа формата А4 в столбик были записаны наименования семи банков, пять из которых были вычеркнуты. Как и сказала Элеонора Вадимовна, не вычеркнутыми остались банк «Восход» и «Промышленный».
-Коньячку? – предложил Патрин, пытаясь как-то сгладить напрягающее обоих молчание.
-Нет, я за рулём. – Игорь рассматривал список так внимательно, будто в нём, замаскированная между строк, содержалась необходимая ему исчерпывающая информация о незнакомке.
-Гена, а банк «Промышленный» что из себя представляет? – вдруг спросил он друга, отложив листок в сторону.
-Как тебе сказать, - нахмурил брови Патрин. –Если честно, то я бы его вообще в подобный список не вносил. Проценты безбожные, расчёты ежемесячных платежей понятны только банку. Плюс заманивающая клиентов страховка, которая в действительности не страховка, а что-то типа дополнительного ежемесячного платежа. В общем итоге возвратных средств страховка составляет примерно четверть суммы. Не могу даже сообразить, какую ежемесячную сумму должен платить заемщик, если возьмёт кредит на пять лет. Позволь пофантазировать. Если вдруг банк «Промышленный» уцепится за эту клиентку, в перспективе она не только потеряет квартиру, если у неё таковая в действительности имеется, но и останется должна банку. Девушка играет с огнём. Судя по характеристике, данной ей нашими специалистами, у неё серьёзные проблемы, для решения которых она готова сунуть отчаянную, несомненно, умную, голову в какую угодно финансовую петлю.
Закончив свой доклад, Геннадий поднялся, достал из шкафа красивую бутылку, налил себе немного коньяка в пузатый бокал и произнёс:
-Ну, если ты не хочешь…
Патрин пил коньяк, но даже этот напиток не мог повлиять на выражение его лица. Расстроенное за друга и озадаченное от невозможности ему помочь. Кстати, расстраивался Патрин крайне редко. Очень редко. Например, в случае болезни одновременно двоих трёхлеток-близнецов Ваньки и Мишки. Старший сын Патрина, тринадцатилетний Димка, несмотря на переходный возраст, проблем отцу с матерью не создавал. Учился хорошо, занимался спортом и готовился идти по стопам отца осваивать профессию военного.
Игорь ушёл от Патрина через час. Провожая его, Геннадий хлопал друга по плечу, вздыхал сочувственно, но пока ничем помочь не мог. Впрочем, на прощание он сказал:
-Понадобится моя помощь, скажешь.
Глава 2
Она
Машка ехала в автобусе и тупо смотрела в окно. Именно тупо. В голове не было ни одной нормальной мысли. Это как хаос и бардак в неприбранной квартире самой непутёвой и нерадивой хозяйки. Не найдёшь, где чайная чашка, где веник, где сапог, где расчёска. Ничего не найдёшь. А надо найти и чашку, и сапог, и расчёску. И даже старый и ободранный веник, который уже полгода выбросить жалко. Придётся всё это найти и прибраться.
Хотелось спать и есть. Спать хотелось сильней, чем есть. Нет, всё-таки есть хотелось сильней. Хоть кусок хлеба, даже корку. Схватить и грызть, грызть, грызть. И чувствовать, как пища попадает в желудок, и он больше не издаёт такие жуткие звуки, на которые скоро будут оглядываться все пассажиры переполненного автобуса, а не только её соседка, пожилая женщина в каком-то легкомысленно открытом сарафане, не очень гармонирующем с её дебелыми плечами и толстыми руками, занимающая две трети сиденья. Слава богу, её остановка.
В офисе было по-прежнему душно. Два кондиционера не работали вторую неделю. Шеф сказал, что чинить их денег нет. А кому не нравится, могут сложиться деньгами и пригласить мастера. С одной стороны его можно понять, фирмочка работает с напрягом, лишних денег нет. С другой стороны, как говорили девчонки из бухгалтерии, что-то он там всё-таки изыскал на починку этих самых ветродуев. И даже нашёл специалиста, который за ремонт попросил меньше других.
А бурчит шеф про сбор денег потому, что привык бурчать. Коллектив чисто женский, голова кругом идёт от бабских примочек и особенностей женского характера. Плюс постоянных критических дней, переходящих от одной особы к другой, и делающих очередную особу стервозной и рассеянной.
-Маш, ну как?
Танька, верная и добрая Танька. Ангел-спаситель.
-Никак. Отказали. Да я и не ожидала другого.
-Прям так сразу и отказали?
-Ну, не сразу. Я к девочке села, молоденькая такая, наверное, моя ровесница. Ну, молодые, они кардинально настроены. Таких, как я, воз и маленькая тележка каждый день приходит. Спросили про состав семьи, доход. Есть ли ссуды в других банках. Я им сказала, что есть одна, но банк не назвала. Просто сказала, что в другом банке есть, а не у них. Да сразу можно было бы понять, что откажут. Я, когда сказала, какую сумму мне надо, эта девочка чуть в ступор не впала. – Машину собрались покупать?- Я хотела ответить, что не машину, а трамвай. Номер пять, чтобы личный транспорт был, и на билет не тратиться. Ну, она меня к своей старшей отвела. Имя такое необычное, Милена Викторовна. Приятная женщина. Да что толку. Ладно, пошли работать, а то меня скоро с этими набегами на банки с работы выгонят.
Вечером Машка долго сидела у окна и бездумно рассматривала открывающийся вид. Помойку и свору развалившихся около неё в вечерней дремоте собак, заросший высокой травой и кустами пустырь, облака, похожие на кляксы не существующих белых чернил, а в её умной голове было пусто. Пусто до состояния вакуума. Потом всё-таки поднялась, сварила макароны, бросила в них остатки сливочного масла, но ужинать не стала.
Спать легла раньше обычного. И от расстройства, и вообще как-то не очень хорошо себя чувствовала. Да и нужно было выспаться. Видок становился всё хуже и хуже. Как ей говорила Танька, «недосып, недоед, переработ и полный никемнелюб».
Машка посмотрела в зеркало на себя и вздохнула:
-Скоро на бомжиху будешь похожа. И никто не скажет, что ты девушка с незаконченным высшим образованием, владеющая в совершенстве немецким языком и знающая, как без ошибок написать «субарахноидальное кровоизлияние» и «гемопневмоторакс».
Ну, последнее её достоинство к числу особо значимых можно было и не относить. Таким словечкам она научилась, пока месяц работала в бюро судебно-медицинской экспертизы. Работала «влевую». Оформили другого человека, имеющего медицинское образование, а работала Машка. Она согласилась только на выполнение печатной работы, без визитов в секционный зал. Б-р-р-р-р! Впрочем, к её радости, всех это устроило. Как-то так у них получилось, что людей не хватало, вот она месяц, в свой отпуск, и проработала, как говорила Танька, «в мертвушке». Нахваталась медицинских терминов, узнала много о криминальных причинах смерти граждан, да и не только о криминальных, пообщалась с интересными, очень позитивными, людьми и заработала восемнадцать тысяч сто два рубля. Ах, да! И ещё пятьдесят копеек.
-Иди, ложись и выспись, - отдала она команду своему отражению в зеркале.
Она лежала, свернувшись в клубочек, смотрела в чёрный квадрат окна и старалась не думать о том, что будет завтра, и, тем более, послезавтра.
Утром она хотела надеть свою любимую юбку. Лёгкую, слегка длинноватую, удобную и прохладную. На чёрном фоне белый «горох», крупный и мелкий. Когда она шла, «горохи» прыгали, подталкиваемые коленками. Прыг-скок, большой горох, прыг- скок, маленький горох. Но потом передумала и одела сарафан. Тоже лёгкий, воздушный, «продувной». Нарядный и дорогой. Его Машке подарила Танька на день рождения. Дорогим он был потому, что, во-первых, шился из натуральной качественной марлевки. И, во-вторых, расцветка сарафана производилась по технологии «деграде», это когда один цветовой оттенок плавно переходит в другой. На Машкином сарафане выдерживался бело-синий цвет. Белоснежный сверху, просто невесомый сарафан тёмно-синим подолом спускался чуть ниже коленей.
Сине-белые балетки со шнурками. Обувь она носила 35 размера. Все девчонки на работе удивлялись, как она «сдерживала» рост своих ступней. Она смеялась и говорила, что из-за хорошего метаболизма пища в её организме сразу вся усваивалась в верхней части тела, а для развития ног пищи не хватало. Метаболизм, конечно, был ни при чём. И ноги у неё выросли красивые и длинные, не тощие и не толстые, самое то. Секрет заключался в том, что с детства Машка носила закрытую обувь. Закрытая, но не тесная, обувь сдерживала рост ступней. Вот и весь секрет. По крайней мере, так считала сама Машка. Может, причина была в чём-то другом. Но этого, «чего-то другого», она не знала.
Балетки были удобными, лёгкими и, что очень важно, быстро высыхали после машинной стирки.
На голове Машка соорудила любимый пучок. Собрала волосы на затылке, чуть приспустила их, закрепила, вытащила пару легкомысленных локонов, искусственно придав причёске слегка растрёпанный вид. Кто-то за такую причёску платит ненормальные деньги в салоне, а она просто причесалась, а потом растрепалась. И получилось о кей! Аккуратная растрёпанная причёска.
Перед выходом на улицу она ещё раз оглядела себя в зеркале.
-Хм, - снисходительно вслух произнесла Машка. – Не надо спорить с оригиналом изображения, но даже моё изображение, если ориентироваться на курс доллара сегодня, стоит ровно два миллиона пятьсот сорок тысяч. Увы, рублей.
И расстроилась. Лучше бы она не вспоминала про эту сумму.
-Машка, ты что, в ЗАГС собралась, - шёпотом завопил сидевший на лавочке около дома многодетный отец Славик, испуганно покосившись на спящего в коляске сына.
-Ага, дождёшься, - задержалась у коляски Машка. – Такое чувство, что всех нормальных мужиков триффиды покусали, и те ослепли.
Славик любил хорошую фантастику и делился «путёвыми» книгами с Машкой. Неделю тому назад он дал Машке почитать роман Джона Уиндема «День триффидов», в котором инопланетяне в виде шагающих, похожих на кукурузу, хищных растений, коварно расправлялись с землянами, слепили их и выводили из строя. Машка прочитала книгу за вечер и половину ночи. Кстати, раньше, чем она прочитала книгу, Машка посмотрела фильм, снятый по этому роману. И, как чаще всего и бывает, книга оказалась лучше фильма.
На триффидов она, конечно, возводила напраслину. Ослепшие мужики по улицам толпами не бродили. Нет, мужики по улицам передвигались, и в большом количестве, но оптимизма для устройства личной жизни Машки это не вселяло. Наглые приставалы и их циничные предложения Машку привычно не удивляли. Машка к этому не то, чтобы привыкла, а просто старалась не замечать. К тому же вопросы обустройства личной жизни в настоящее время Машку не интересовали совершенно. Её голова была занята совсем другим. В данный момент голова с утра опять думала, как обзавестись деньгами в сумме два миллиона пятьсот сорок тысяч. Рублей.
В десять часов Машка отпросилась у шефа и пошла в банк «Промышленный». Просить милостыню в размере один миллион рублей. Танька оглядела её перед выходом и побрызгала вкусно пахнущей туалетной водой, сказав:
-Твоя любимая, яблочная!
И Машка ушла. Она шла по улице уверенной и лёгкой походкой, смотрела на себя в зеркальные стёкла витрин, и почему-то ей было легко. Наверное, на неё так подействовал вкусный яблочный аромат туалетной воды. Она любила яблоки. И могла есть их килограммами. Если бы у неё они были, килограммы яблок.
Банк «Промышленный» числился последним в её списке. И, как ей говорили девчонки на работе, считался «полным отстоем», но ссуды выдавал. Обдирал, как липку, но выдавал. Если театр начинается с вешалки, то банки начинались с дверей. На её счастье, в отличие от банка «Восход», в «Промышленном» были не автоматические, а обычные двери, правда, массивные и тяжёлые. Машка, слегка поднатужившись, открыла дверцу в этот ларец с чужими миллионами и стремительно, шустро вильнув задницей, прошла в прохладный операционный зал, опасаясь, что тугая дверь хлопнет по её филейной части, не успевшей своевременно отпрыгнуть вперёд. Достойно выдержав пристальный и суровый взгляд хилого охранника, она огляделась, отыскивая место, куда ей надлежало направиться просить милостыню.
Слева располагались барьерные стойки, довольно допотопные, за которыми суетились банковские работники. В правом углу виднелся коридорчик с вывеской над входом «Оформление кредитов». У противоположной входу стены от барьерной стойки до коридорчика тянулись стулья, составленные впритык друг к другу. На стульях уже сидели охотники за ссудами. Машка спросила, кто крайний, пристроилась в конце очереди, и для порядку, помахивая в воздухе указательным пальчиком, посчитала количество потенциальных миллионеров впереди себя. Её очередь оказалась пятой. За ней тут же занял очередь довольно молодой мужик, толстый и сильно потеющий, всё время вытирающий лицо огромным носовым платком.
Стул оказался неудобным. Машка поёрзала, пытаясь устроиться удобней, стул подозрительно наклонился, и она чуть не свалилась на пол. Подскочив со стула, она вытащила его из общего ряда почти в центр зала, погремев им, оглядела его, обнаружила, что у него надламывается ножка, утащила стул в сторону, и, поставив его около стены, отдельно, как музейный экспонат, сказала вытаращившемуся на неё охраннику:
-Сломанный.
Вернувшись, она взяла последний в ряду пустой стул, с противным скрипом дотащила его до своего места, с тем же зубовным даже не скрипом, а скрежетом, втиснула его на освободившееся место, уселась и, поёрзав на нём и убедившись, что не свалится, замерла в томительном ожидании. После этих манипуляций Машки со стулом на неё вытаращились все сидевшие в очереди охотники за миллионами, охранник, клиенты с этой стороны стойки и банковские работники – с другой. И ещё кое-кто, кого Машка заметила чуть позже.
От нечего делать, Машка стала озираться. И натолкнулась на взгляды сидевших напротив, через зал, у окна, мужчин. Один мужчина, светловолосый, с красивыми пшеничными усами, в военной форме с майорскими погонами. И второй, брюнет, в гражданском. Собственно, смотрел на неё брюнет. Майор лишь иногда бросал взгляд в сторону стульев, на которых сидели жаждущие денег граждане, а вот брюнет смотрел, почти не отрываясь, и как Машке показалось, именно на неё. Разговаривая, майор и брюнет, улыбались. Брюнет выглядел красавчиком. Впрочем, почему выглядел. Он таким и был. И выглядел он очень даже ничего. В возрасте мужчин Машка не разбиралась, но этому, по её мнению, было, наверное, больше 30. Возраст выдавал взгляд. Это был взгляд уверенного в себе мужчины. Как говорила Машке многоопытная Танька, возраст мужчины выдаёт взгляд.
-У нормального пожившего мужика взгляд уверенного в себе мужчины. Он уверен, что у него есть всё. Деньги и бабы, - так буквально сказала подруга, исчерпывающе очертив круг запросов нормального пожившего мужика.
Конечно, этот нормальный поживший мужик был хорош. Рослый, спортивного телосложения. Рубашка поло белого цвета с короткими рукавами красиво обтягивала мускулистые плечи и грудь, а белый цвет гармонично контрастировал с ровным загаром крепких рук. Из-под тёмно-синих джинсов, по всем приметам, новых, без оттянутости на коленях и намечающейся бахромы снизу, выглядывали красивые сине-белые кроссовки. Машка немного разбиралась в мужской моде, так как иногда помогала Татьяне покупать обновки мужу. Брюнет был одет просто, но дорого, как оценила Машка качество надетого на нём барахла.
Но заморачиваться на мужской красоте и привлекательности Машка не считала нужным. Это всё равно, что грызть карамельку «Кизиловая», а смотреть на шоколад Swarovski – Harrods за 10 тысяч долларов коробка. В коробке 49 конфет, завёрнутых в индийский шёлк, вальяжно лежащих на замше с платиновыми и золотыми перегородками. Кроме того, каждая конфетка украшена золотом, шёлковой розой и кристаллом Сваровски. Такие конфеты Машка видела в интернете. Не конфеты, а произведение искусства. Как и сидевший напротив неё брюнет.
Конечно, красивые и плюс достойные скромных девушек мужчины в природе водились. Но, скорее всего, в других параллелях или в других мирах, до которых Машке было далеко топать. Скромные девушки - в одной вселенной, достойные и красивые мужчины – в другой. Тут военный встал, попрощался с брюнетом за руку и вышел следом за пожилой женщиной, которую он, видимо, и ждал.
Машка, вспомнив про конфеты, открыла сумочку, достала карамельку «Кизиловая», стараясь сильно не шуршать в тишине зала, развернула её и тут заметила взгляд брюнета. Он смотрел на неё с таким интересом будто она, неприлично задрав подол шикарного сарафана, ездила по операционному залу банка, нет, не на Феррари, а на детском трёхколёсном велосипедике. Самом маленьком детском велосипедике, на котором учатся кататься дети 2-3 лет. И не просто ездила, елозя задравшимися коленками по ушам, а ездила и наглым голосом развязно спрашивала:
-Где мои деньги?
Машка отвела глаза в сторону, зацепилась взглядом за чахлую пальму в горшке около стены и замерла.
Очередь двигалась очень медленно. Два раза Машка поднималась, чтобы размять ноги. Это она прикидывалась, что хочет размять ноги или походить просто, вроде как от волнения. Она подошла к зеркалу, поправила причёску и скосила глаза в сторону этого красавчика. Он смотрел на неё, не отрываясь! У неё даже ноги задрожали. Нет, она не испугалась. Во-первых, потому, что вокруг суетился народ. А, во-вторых, потому, что он-то пришёл в банк раньше, чем Машка., и встреча их, без сомнения, была случайной. Машка даже хотела заподозрить его в том, что он на неё «запал». Хотя, вряд ли. Она всегда считала себя обычной. А в зале имелись и другие особи женского рода, просто поражающие своей женственностью и бьющей по глазам и мозгам мужчин сексапильностью. Вот, например, блондинка в чёрной кожаной юбочке. Точнее, в половине юбочки, или даже меньше. Есть макси юбки, миди юбки и мини юбки. А эта юбка была микро юбка. Юбка заканчивалась прямо за тем местом, откуда и начиналась. А свою майку девица могла вообще не одевать. Никакого смысла в ношении майки не было. Бюст, размера не меньше четвёртого, упакованный в крохотный красный лифчик, как и сам лифчик, игнорируя майку, выглядывали из-под неё почти полностью. Кстати, что нужно было в банке этой девице, Машка не поняла. Девица, не обращая внимания на зазывные услуги банка, на высоченных шпильках красных туфель дефилировала по залу, соблюдая почти чёткую траекторию. Параллельно двум стульям около окна, на которых сидели майор и брюнет. Впрочем, ни блондин-майор, ни этот красавчик-брюнет на дЭвушку не реагировали. А вот охранник не сводил с неё глаз. Машка даже побоялась, что он подавится слюной на этом ответственном посту. Охранник даже глаза сощурил, скорее всего, для того, чтобы сфокусироваться на аппетитных прелестях блондинки. Машка на секунду представила их в виде влюблённой парочки, идущей, держась за руки, и чуть не захихикала. По жизни Машка, несмотря на все передряги, продвигалась оптимисткой и старалась во всех явлениях находить приятное, смешное и прикольное. То есть, позитивное.
Майор ушёл, а дЭвушка плюхнулась на освободившийся стул рядом с брюнетом, очень опасно для охранника закинула ногу за ногу и, как-то очень интимно склонившись к брюнету, что-то у него спросила. Брюнет оторвал взгляд от Машки, произнёс пару коротких слов в адрес блондинки и опять уставился на Машку. В его взгляде было что-то такое… Машка почувствовала себя маленькой рыбкой в обмелевшем аквариуме в квартире, где проживает огромный сытый кот. Кот сидел рядом с аквариумом и не сводил глаз с Машки-рыбки. Намерения кота рыбке были неведомы, и от этого рыбка чувствовала себя не очень комфортно.
Наконец, Машкина очередь приблизилась. На кресло перед девушкой, работающей с клиентами, присела женщина, за которой Машка заняла очередь. Интеллигентная, в красивых очках, коротко стриженая, с аккуратным неброским маникюром. Машка решила, что она или врач, или учитель. Ожидать Машке предполагалось минут пятнадцать. В руках женщина держала какие-то документы, значит, намеревалась сразу подавать заявку на ссуду. Машка удобнее села на своём стульчике, аккуратно расправила на коленях сарафанчик и приготовилась терпеливо ждать. И тут всё пошло наперекосяк. К разговору женщины и работницы банка Машка не прислушивалась, но, по всей видимости, «банкирша» хамила. И Машка вдруг поняла, что не сможет обратиться к этой хамке, одетой в форменное платьице банка «Промышленный», с красивой эмблемкой на нагрудном карманчике. Не сможет просить у неё милостыни. Даже такой милостыни, которую ей придётся не просто отдать, а отдать ещё и с процентами.
На словах женщины в очках: -Такого хамства здесь я не ожидала, - Машка поднялась и пошла к выходу. Будто кто-то подал ей команду:
-Не проси. Встань и уйди. Если ты останешься, будет хуже.
Но это был конец. Страшный конец. Завтра утром даже не стоило просыпаться. И не стоило идти на работу. Впрочем, завтра была суббота. Но Машка совсем забыла об этом. И о многом другом забыла. Например, о календарях с днями недели. Она шла к двери и считала шаги. Когда ей приходилось отвлекаться от чего-нибудь неприятного, она считала шаги. Или носком туфли рисовала сердечко. На асфальте или песке. Это её успокаивало. На счёте «одиннадцать», Машка взялась за ручку двери и, делая шаг через порог, слегка повернула голову. Сидевший в кресле брюнет встал и, не мигая, смотрел ей вслед. Просто стоял и смотрел. И не отводил серые и очень серьёзные глаза от Машки.
-Какой интересный мужик, надёжный и сильный. Кому-то рядом с ним ничего не страшно. - подумал кто-то, живущий в организме Машки, но вовсе не Машка.
Она вышла на крыльцо, жалея только об одном. Что эта массивная, тяжёлая дверь не придавила её. Как комарика. «Хрусть», и всё. И тут её затошнило. Сильно. Признак стресса. Об этом ей рассказывал Олег Владимирович. Судебно-медицинский эксперт, вместе с которым она работала. Она тогда рассказала ему всё. Всё, что узнала сама. Он гладил её по голове и утешал. И старенькая тётя Катя, санитарка, сидела рядом на старом стуле и плакала. И когда Машку затошнило, а потом началась рвота, Олег Владимирович с тётей Катей помогали ей. Он держал её над старым, но чистым тазом, а тётя Катя вытирала ей рот, нос и всё лицо мокрым чистым полотенцем.
Когда Машка закончила работу «в мертвушке» и получила гонорар, то купила торт и пришла прощаться с тётей Катей и Олегом Владимировичем. Ну, слово «прощаться» какое-то не очень подходящее для этого случая. Она пришла к ним отмечать веху в своей жизни. Веху, связанную с работой в этой необычной организации. Они сидели в чистеньком крохотном кабинетике, Машка пила чай, а тётя Катя с Олегом Владимировичем – сначала спирт, а потом тоже чай, и тётя Катя крестила Машку и говорила утешительно: -Бог поможет.
И вот опять всё повторилось. Машка еле успела добежать до укромного угла между банком и стеной соседнего дома и за какой-то пристройкой, похожей на будку, согнулась, думая, что сейчас её вырвет. Но рвоты не было. Её сильно тошнило, а рвоты не было. И Машка вспомнила, что вечером не ужинала, а утром не позавтракала. И чай на работе не успела попить, потому что чай они пьют в одиннадцать часов, а Машка ушла ровно в десять часов. А конфетка «Кизиловая» растворилась бесследно.
Она вынула из сумочки влажную салфетку, протерла ею разом вспотевшее лицо, тяжело дыша и приходя в себя, постояла немного на сквознячке, и пошла к ближайшей лавочке. Рядом с банком располагался маленький скверик. До обеда оставалось ещё много времени, и народу на лавочках сидело совсем немного. Две пожилые женщины о чём-то оживлённо разговаривали на лавочке напротив Машки. Впрочем, они почти сразу ушли.
Машка плюхнулась на лавку и замерла, тупо глядя на песочек. В сердце собралась мутная тяжесть. Именно мутная. В не видимом для Машки её собственном сердце собралась какая-то мутная тина, угнетавшая её сердце.
В скверике не было асфальта. Вся поверхность этого милого уютного скверика была засыпана песком. Это, наверное, правильно. В таком скверике должны бегать дети. А они могут упасть и расшибить коленки. А на песочке нельзя расшибить коленки. Это был правильный скверик. Четыре лавочки, сейчас совсем пустые, если не считать той, на которую она приземлилась. Машка сидела здесь первый раз. Да и в банк «Промышленный» она зашла первый раз. Первый и последний раз. И не надо было ей туда идти. С ней случилось какое-то помешательство. Она решила, что ей могут дать миллион. Это ей кто-то в «Сбербанке», когда она туда заходила месяц тому назад, сказал. Женщина средних лет с добрым лицом. Она сказала, что банки вообще иногда дают кредиты по непонятным схемам. Она так и сказала, «схемам». И сказала, что её соседке дали в одном банке ссуду, миллион рублей. А у соседки зарплата около 20 тысяч рублей, и не работающий муж-алкоголик. А ей дали такую огромную ссуду. И Машка «повелась», и составила список банков. Залезла в интернет и составила список. Машка даже не подумала тогда, что у той женщины с мужем-алкоголиком могло быть обеспечение кредита в виде земельного участка, дачи или автомашины. И Машка решила, что ей обязательно должны дать миллион. И, глупенькая, сама поверила в это. И никто ни в одном банке, где она была до этого, не сказал, дескать, чего это ты, девочка, с ума сошла, кто же тебе такие деньжищи даст. Нет, все её внимательно выслушивали и даже произносили какие-то обнадёживающие слова. Но потом сочувственно вздыхали и говорили почти одно и то же, но разными словами. Дескать, в настоящее время мы не можем дать Вам такую сумму. И обязательно добавляли, что, возможно, она «пересмотрит» свои намерения и уменьшит размер требуемой ей суммы. А в Сбербанк она ходила два раза, но там стояла такая очередь, что она не могла оставаться и терять столько времени. И она оба раза уходила.
И никто из них не понимал, зачем она просит такую сумму, потому что никто из них не знал, что один миллион рублей – это только часть, часть того, что ей в действительности нужно.
Размышляя, она носком балетки рисовала на песке красивые сердечки. Ей даже полегчало. Или оттого, что она рисовала сердечки, или оттого, что она дышала глубоко, полной грудью, наполняя организм свежим воздухом, вытесняющим мутную тяжесть. Впрочем, скорее всего Машка поняла, какая она авантюристка, коли поверила в то, что ей могут дать миллион. Целый миллион рублей.
Кто-то сел на лавку рядом с Машкой. Ну, не совсем рядом, а слева от неё. Машка подняла голову от нарисованного сердечка и посмотрела, нет, не налево, а впереди себя. Все три другие лавочки в сквере были свободными, но кто-то сел рядом с ней. Просто супернаглость. Она повернула голову.
-Трах-та-ра-рах! Это что же такое творится! То в банке таращился на тебя, то сюда притащился! Что ему надо от тебя?
Сама того не замечая, она уставилась на этого мужика из банка, и неприлично долго не отводила глаз.
Будто отвечая на Машкины мысли и вопросы незнакомец, как очарованный или загипнотизированный взглядом Машки, глядя ей в глаза, произнёс:
-Я могу дать Вам всю сумму, которая Вам необходима!
-Что? – Машка не поняла и решила, что ослышалась. Но машинально повторила:
-Что?
Незнакомец явно растерялся, но, так и не отводя взгляда в сторону, произнёс:
-Возможно, это выглядит странно, и Вы вправе думать обо мне, что хотите! Я могу дать Вам два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей.
Произнеся эту тираду на одном дыхании, он, видимо, не выдержав безумного взгляда Машки, отвел глаза в сторону и замер. Скорее всего, он полагал, что она сейчас подскочит с лавки и задушит его. Нет, не задушит, а загрызёт его, перегрызёт горло. Хрупкая и изящная Машка подскочит и вцепится в этого не хиленького мужика с такой же яростью, с какой она только что смотрела на него.
-Впрочем, загрызть его ты физически не сможешь, - подумала Машка. - Не прокусишь его шею. Да и он, наверняка, сопротивляться будет. Что-то в тебе, Машка сегодня такое агрессивное, что он тебя испугался. Лицо проще сделай. Убери с лица это жуткое выражение. Ты с ним похожа на маску из фильма «Крик». Ну, и что же делать дальше? Ага! Он про деньги сказал. Про два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей. И ты должна отреагировать на это.
И Машка спросила. Взяла и спросила:
-Два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей?
-Да, - ответил незнакомец и опять уставился Машке в глаза. – Вам же такая сумма нужна?
Машка совсем растерялась и произнесла:
-Да, мне нужна такая сумма. А что я должна буду сделать за эти деньги?-
Машка произнесла эти слова и чуть не захохотала. Конечно, она очень переволновалась за этот и не только этот день, и всё ей уже было по фигу. Можно было и расслабиться. Поэтому она и спросила. И ей стало смешно от своего вопроса. И она приготовилась засмеяться.
Он подскочил с лавочки, встал перед Машкой, навытяжку и, глядя на неё сверху вниз, через паузу, чуть запинаясь, ответил:
-Посвятите мне два дня. - Прозвучало как-то вычурно. Или продуманно.
У Машки все мозги вылетели разом. И вообще в голове ничего не осталось. Нет, всё-таки осталось. Что-то очень паскудное, гнусное, пакостное, потому что она тут же его и спросила. Тихо так спросила. Без всякой злости:
-Вы предлагаете мне переспать с Вами!?
Он покраснел. Так красиво покраснел. Скорее всего, растерялся. И ответил:
-Да! - Но тут же спешно добавил: - Если Вы захотите!
Машка озверела и сорвалась с цепи. Подскочила и ударила его. Ей показалось, что она даже зашипела, когда ударила его. Впрочем, ей это показалось. Ударила, повернулась и пошла на выход из сквера. От этого сероглазого мужика, непонятно откуда объявившегося в её жизни, от его предложения, от сердечка, нарисованного на песке, от этих красивых весёленьких лавочек.
Он сделал за ней всего два шага-прыжка, догнал её, как-то грубо схватил за запястье левой руки и развернул в свою сторону.
И опять у неё были злые и бешеные глаза. Но она успела только произнести вполголоса:
-Пусти, козёл, я закричу!
Больше она ничего не успела сказать. Заговорил он. Скороговоркой, чтобы она успела услышать и не успела уйти, пока он её отпустит.
-Простите! Я не знаю… Я не хотел… Я буду ждать Вас здесь завтра в три часа, на этой же лавочке… И завтра, и послезавтра, и потом… Каждый день, в три часа! Забудьте, что я Вам наговорил, забудьте и простите. Вот.
Выпалив это, он отпустил её руку. И Машка ушла.
Глава 3
Он
Он со вчерашнего вечера знал, что будет делать завтра. Банк «Промышленный» открывался с 9 часов. Ровно к девяти он и собирался приехать и ждать её. Утром встал раньше обычного. Долго брился, потом, глядя в зеркало, строил своему отражению рожи.
-Влюбился?! – говорил грозно самому себе.
-Влюбился, - счастливым голосом отвечало отражение.
-Страдаешь?!
-Ещё как!
-Но ты о ней ничего не знаешь! У неё может быть любимый человек или даже муж!
-Никого у неё нет! У неё такая проблема, а она одна её решает. Если у неё есть любимый человек, который не помогает ей решать её проблемы, значит, он не достоин того, чтобы она его любила. Интересно, зачем ей эти деньги? Где она живёт? Работает или учится? Какие у неё родители? Что она любит? Какие мужчины ей нравятся?
-О-о-о! Сколько вопросов! Как ты всё это узнаешь?
-Вот сегодня увижу её, и всё узнаю!
-Ну-ну! Посмотрим!
К 9 часам в банк она не пришла. Он занял стул около окна и настроился ждать. В половине десятого рядом с ним на другой стул сел майор связист, пришедший в банк с пожилой женщиной, наверное, матерью. Игорь нагнулся, и из-за ворота рубашки выпал армейский жетон на цепочке.
-Тоже служишь, - как-то просто спросил майор.
-В отпуске. Через три месяца увольняюсь.
-Понятно. А где служишь?
-ВДВ.
-Нормально. Уважаю. Сам хотел пойти в ВДВ. По здоровью не прошёл. Воевал?
-Да.
-Слава, - протянул руку майор.
-Игорь.
Они помолчали. Серьёзные мужчины, понимающие друг друга. Просто помолчали, а потом поговорили на разные темы. Им было о чём поговорить. И им было интересно поговорить вдвоём.
Двадцать минут одиннадцатого в очередной раз открылась дверь. На ней был надет удивительно красивый сарафан, придававший ей восторженно праздничный вид. Праздничный вид усиливали волосы, собранные в какую-то воздушную, слегка растрёпанную, причёску. И зашла она так смешно! Видимо, боясь, что её толкнёт массивная старинная дверь, девушка сделала быстрое движение, уворачиваясь от возможного удара. Он чуть не засмеялся, но сдержался.
Она заняла очередь в менеджеру по оформлению кредитов, посчитав указательным пальцем количество людей в очереди перед ней, после чего уселась на стул и чуть не свалилась с него. Оттащив стул в сторону, она осмотрела его и отволокла к стене, что-то сказав охраннику, внешне похожему на пародию на охранника банка. Хилый, бледный, с каким-то маньячным выражением лица.
Себе она притащила другой стул, забрав его с конца ряда. Вытащила его из ряда стульев и вскользь потащила его по кафельному полу. Противный пронзительный скрежет её совсем не озаботил. Она втиснула стул на освободившееся место и уселась. Из-за барьерных стоек даже работницы банка приподнялись, чтобы увидеть источник неприятного звука.
Было похоже, что она очень волновалась, поэтому и скрежет её не трогал, и внимания окружающих она не замечала. Рядом с ней сидел молодой, но чрезмерно полный мужчина, постоянно вытиравший лицо огромным носовым платком. Игорь позавидовал ему, что тот сидит рядом с ней.
Скорее всего, Игорь слишком пристально смотрел на неё. Она явно заметила его взгляд и растерялась.
-Надо же, как на мою жену похожа, - вдруг произнёс Слава.
-Кто? – машинально спросил Игорь.
-Девушка со стулом. Только у моей Натальи волосы темней и не такие длинные. А рост и фигура такие же. И глаза похожи.
-Давно женат? – спросил Игорь.
-Десятый год. Я в госпиталь попал, а она там операционной медсестрой работает. Двое детей уже, сын и дочь. А ты?
-Пока один. – Игорь не удержался: - Вот, вчера увидел её и потерял. Сегодня нашёл. А как познакомиться, не знаю.
Майор засмеялся. Они сидели и вполголоса разговаривали. Чтобы не смущать незнакомку и, тем паче, не вспугнуть, Игорь старался меньше смотреть в её сторону. Но его взгляд, как магнит, обращался в её сторону.
Обзору мешала вульгарного вида блондинка, явно бесцельно дефилирующая по какому-то одному ей известному маршруту.
-Достала, как августовская муха, перед глазами мельтешит, - заметил с усмешкой Слава, и они опять тихо посмеялись.
Пожилая женщина завершила свои дела, и майор, попрощавшись с Игорем за руку, ушёл, сказав на прощание:
-Ну, желаю удачи!
Незнакомка достала из сумочки конфетку, пошуршала фантиком, положила карамельку в рот и стала жевать её, поглядывая по сторонам. И тут на стул рядом с Игорем уселась эта назойливая блондинка. Игорь почему-то подумал, что с духами у неё явный перебор. И ещё подумал, что духи, наверное, тоже могут прокиснуть.
-Простите, - почти припав к его уху губами, с придыханием произнесла блондинка, - Вы не знаете, как вызвать такси?
-Не знаю, - не поворачиваясь к ней, ответил Игорь, - спросите у банковских работников. По-моему, где-то рядом есть стоянка такси.
Скорее всего, на этот случай у блондинки была заготовлена следующая фраза, поскольку она, опять припав к уху Игоря, произнесла:
-Мне так нужно попасть на улицу Маяковского. А Вы не на машине?
-На машине, но я очень занят.
Блондинка надулась. Скорее всего, не могла понять, чем он занят, если, не проявляя никакой клиентской активности, сидит на стуле и глазеет по сторонам. Но со стула она не поднялась, так и сидела, видимо, надеясь на развитие событий.
И тут в закутке, где располагался менеджер по кредитам, что-то произошло. Скандал и разговор на громких тонах. Туда сразу направилась женщина средних лет в форменной одежде банковского работника.
Неожиданно для Игоря незнакомка поднялась со стула и пошла к выходу. Игорь поразился. Какая-то слабость и обречённость чувствовались в её походке. Будто она шла против своей воли. Казалось, она сейчас упадёт. Он поднялся, готовый броситься к ней. Она взялась за ручку двери и, перешагивая через порог, повернулась в его сторону. И Игорь увидел выражение её глаз. Если бы она приказала ему сейчас сделать что-то немыслимое и нереальное, он выполнил бы её любую просьбу. Только бы не видеть этого выражения глаз. Она открыла дверь и вышла.
Он выскочил за ней. Именно выскочил, почти бегом. На крыльце её не было. Он пробежал в сторону остановки, но на полпути остановился и вернулся к банку. Она не могла далеко отойти. Он остановился напротив банка, подумал несколько мгновений и понял, куда она могла пойти. Справа от банка был глухой двор. Даже не двор, а какой-то промежуток между стенами банка и соседним домом. Он сделал два шага за угол и остановился. Она была там, за деревянной пристройкой. Край её сарафана выглядывал из-за этой пристройки. И ей было плохо. Её тошнило. Он едва удержался, чтобы не подбежать к ней. Но остановился. Стоял, страдал, но не решался подойти к ней, боясь испугать её. Вряд ли ей понравилось его присутствие при том, что происходило.
Минут через пять она вышла из-за угла и, не глядя по сторонам, пошла к скверу. А дальше произошло то, что и произошло. Он подошёл и сел на другой край лавочки, на которой она сидела. Она сидела и носком балетки рисовала сердечки на песке.
А потом… Он, наверное, сошёл с ума. Он не продумал своё поведение, потому что даже не предполагал, что может или что должно произойти сегодня.
Когда она спросила: -А что я должна буду сделать за эти деньги? Игорь машинально ответил:
-Посвятите мне два дня.
Почему именно два дня, и почему прозвучало это слово «посвятите», уму непостижимо! Казалось, говорил не он, а кто-то другой. Совершенно сумасшедший другой человек.
Она, как ему показалось, совершенно спокойно, спросила:
-Вы предлагаете мне переспать с Вами!?
И тут он покраснел и растерялся. Его сбила с толку её невозмутимость, с которой она произнесла эту фразу. Конечно, он растерялся, если не нашёл ничего лучше, как согласиться.
Он сказал: -Да!- И, спохватившись, добавил: -Если Вы захотите.
И по её глазам понял, что произошло непоправимое. И тут ему стало страшно. Второй раз в жизни ему стало так страшно. Очень страшно. Это был даже не страх, а ужас. Животный ужас, что всё закончилось, оборвалось, исчезло, пропало. И жизнь закончилась. Закончилась, оборвалась, исчезла и пропала. Подобное чувство он испытывал и раньше. Один раз, в прошлом. Он учился на втором курсе и совершал свой пятнадцатый прыжок с парашютом. И всё было хорошо и прекрасно. Но парашют не раскрылся. Он падал на безумно красивую землю, а парашют не раскрывался. И запасной не раскрывался. И он испугался. И почему-то вспомнил Ниночку Зиновьеву, с которой договорился встретиться вечером. Ниночка училась в торговом техникуме, проживала одна в квартирке, которую ей снимали родители, папа - директор сельской школы и мама – главный бухгалтер агропромышленной фирмы. Ниночка пекла очень вкусные блины и пирожки, и, возможно, он ходил к ней именно из-за этих пирожков и блинов, а вовсе не из-за её любви. Ниночка очень любила блины и пирожки и ела их в таком количестве, что он удивлялся. Она и сама была похожа на пирожок. Пухленькая и кругленькая. Она так стонала в постели и вытворяла с ним такое, чему он сначала изумлялся больше, чем вкусу пирожков и блинов. Он летел и думал о Ниночке и её пирожках и блинах и готовился встретиться с землёй. Такой любимой и такой беспощадной к нему. Его поймал Генка Патрин. Успел поймать. И они потом летели вниз на одном парашюте, стремительней, чем обычно. И Игорь уже не думал о Ниночке и её пирожках и блинах. Он думал о том, что, возможно, Генка поймал его поздно, и теперь они разобьются вдвоём, а у Генки молодая жена, Света, и она беременна, и ей нельзя оставаться одной. Возможно, что и Генка думал о Свете. Он так никогда и не рассказывал Игорю, о чём он думал в тот момент. Но они выжили. Приземлились почти благополучно, ничего себе не сломали, только синяков наделали. Они сидели в огромном поле, рядом, как скатерть-самобранка, расстилался спасший их Генкин парашют, а они хохотали, хлопали друг друга по сильным плечам, смотрели друг другу в ещё испуганные глаза, и хохотали. Хохотали так, как и должны хохотать здоровые смелые мужики, увидевшие свою смерть и сумевшие обмануть её. Потом подъехали машины, разные машины, в том числе и две «Скорые». И все, кто приехал, а среди них были и две женщины – медика, тоже принялись смеяться и хохотать. Будто всем стало так весело, что не смеяться было просто невозможно. Кстати, больше к Ниночке Зиновьевой он не ходил. Ни в тот день не пошёл, ни после. Ниночка, её пирожки и блины ассоциировались у него с тем страшным случаем, с неудачным прыжком на парашюте. Ниночка предпринимала попытки повернуть его внимание к себе и даже передавала ему пирожки. В огромном пакете, ещё горячие. Но он не мог есть эти пирожки и отдавал их ребятам с первого курса. Один из этих ребят потом и женился на Ниночке. Наверное, ему понравились её блины и пирожки. Или сама Ниночка, сдобная и пухленькая, как пирожок. Впрочем, через два года она развелась с мужем, закончила техникум и уехала, как говорили, на Дальний Восток.
Игорь почувствовал, как между лопаток потёк ледяной пот. И этот предательский румянец крепко вцепился в него. Он никогда не краснел так, как краснеют обычно люди. Ни в случае, когда выходят из бани. Или в случае крайнего смущения, или страха и ужаса, как в этот раз с ним. Как правило, все окружающие краснели одинаково. Кто с большим, кто с меньшим оттенком, но массивно, и краснота заливала всё лицо. С ним в подобном случае происходило нечто необычное. Румянец. Этот предательский густо-малиновый румянец по-хозяйски занимал его щёки. Просто прилипал к его щекам, и Игорь никогда не знал, как от него избавиться.
Так он и стоял перед ней, женщиной, дарованной ему провидением, но не понимавшей этого. Испуганный, растерянный, любящий и непонятый.
Звук пощёчины он не услышал. Но, скорее всего, этот звук был громким, поскольку с площадки, расположенной за кустами, на которой дети кормили голубей, разом, шумно трепеща крыльями, взлетели все голуби.
У незнакомки изменился взгляд. Это был уже не бешеный и злой взгляд, а другой, будто что-то заинтересовало её в его лице, и она забыла про то, что ударила его по лицу.
Но она повернулась и пошла в сторону выхода из сквера. Она уходила, и он не мог допустить, чтобы она ушла. Ушла насовсем. Никаких гарантий, что он сможет найти её потом, не было. И он пошёл за ней, вернее побежал.
Он сделал за ней всего два шага-прыжка, догнал её, как-то грубо схватил за запястье левой руки и развернул в свою сторону.
-Пусти, козёл, я закричу!
Её слова прозвучали, как вторая оплеуха. Он торопился сказать ей всё, что хотел сказать.
-Простите! Я не знаю… Я не хотел… Я буду ждать Вас здесь завтра в три часа, на этой же лавочке… И завтра, и послезавтра, и потом… Каждый день, в три часа! Забудьте, что я Вам наговорил, забудьте и простите. Вот.
Выпалив это, он отпустил её руку. И она ушла. Ушла, возможно, навсегда. А он был готов убить себя. За свою откровенность. Догонять её он не стал. Почему? Скорее всего, испугался, что вообще потеряет её. Хотя, кто знает, возможно, он её уже и так потерял.
Он ехал домой и смотрел по сторонам. Конечно, надеясь увидеть её в толпе. В толпе города – миллионника.
Ужинать не стал. Казалось, эта ночь была самой длинной в его жизни. От завтрашнего дня зависела его будущая жизнь. Будет ли его жизнь яркая, с любимой женщиной. Или жизнь будет серая и слякотная.
Организм включил защитные силы, и он всё-таки уснул. И она ему приснилась. В облаке золотых волос. Её ласковые руки, обнимающие его. Нежная кожа. Тихий шёпот. И запах. Нежный яблочный запах. И вся она, нежная, любимая и любящая. Проснувшись, он вспомнил сон. Весь, до мельчайших деталей. И ему показалось, что это был вовсе и не сон.
С утра заладил дождь. Сначала мелкий, потом сильней и сильней. Перед обедом хлынуло так, что, казалось, ожидался библейский потоп. Затем репетиция потопа прекратилась, и пришёл ровный и спокойный летний дождь. Обильный и тёплый. В городе он ласково и щедро обмывал торопившиеся машины, крыши и стены зданий, чёрные, цветные и прозрачные зонтики пешеходов, листву городских деревьев. А здесь он весело шевелил кусты роз, и всё было так красиво и щемящее романтично.
Игорь смотрел в окно на струи дождя и понимал, что она не придёт. Конечно, не придёт. Во-первых, потому, что страшно на него разозлилась. И, наверняка, обиделась. А, во-вторых, потому что только ненормальный пойдёт в такой дождь в этот крохотный скверик на разноцветную лавочку. Только ненормальный. Или только ненормальная, которая захочет согласиться с ним. Согласиться на его условия. Да какие там условия! Ему ничего не нужно было от неё! Ничего! Идиот! Он проговорился, проговорился чисто машинально. Озвучил свои мысли. Безобразные мысли.
-Хм, - вдруг подумал он. – Почему безобразные. Это твоя женщина. Судьба подарила тебе встречу с ней. Она дарована тебе. Только тебе. Правда, она об этом ещё не знает. Ты не знаешь о ней ровным счётом ничего. Ни её имени, ни кто она, ничего не знаешь. У неё может быть любимый человек, даже муж. И дети. И она их любит. А ты вторгся в её жизнь. Впрочем, у неё может и не быть никого. Ни любимого человека, ни мужа, ни детей.
Он рассуждал, а в голове, как 25 кадр мелькали обрывки его сна.
Он обедал, а на него смотрели, как на больного. Смотрели и вздыхали близкие ему и родные люди.
После обеда он ушёл к себе в комнату и завалился на диван, слушая шум дождя, доносившийся в распахнутое окно. Потом посмотрел на часы. Двадцать минут четвёртого. Конечно, она не пришла. Кто в такой дождь захочет выходить из дома. Стоп! А если она пошла. Пошла, потому что ей очень нужны эти деньги. Мысль о том, зачем ей эти деньги, куда-то почти безвозвратно исчезла. Она могла прийти в сквер к трём часам! А он не пошёл!
Одевался он на ходу. И кроссовки застёгивал на ходу.
В сквере, кроме дождя, никого и ничего не было. Мокрые кусты выглядели свежо и почти весело. Игорь, укрываясь огромным зонтом, подошёл к знакомой лавочке, будто ожидал, что незнакомка материализуется из воздуха и струй дождя. И даже усмехнулся. Можно было и не торопиться.
Ноги предательски задрожали. Этого не могло быть! На мокром песке под струями дождя таяло уже знакомое ему сердечко. Несмотря на силу струй, рисунок выглядел довольно целым. Будто только сейчас нарисованным.
Она приходила! Приходила в этот сильный и безнадёжный дождь. Как он ей и сказал. Каждый день в три часа! Пришла и ушла только недавно. Он бросился на выход из сквера. Бесполезно! Несмотря на дождь, пешеходов было довольно много. И все укрывались зонтами. Цветными, прозрачными и чёрными. Она могла оказаться под любым из этих зонтов. Он даже не знал её имени. Если бы он знал, как её зовут, то закричал бы и заорал, чтобы она услышала и остановилась! Она не могла уйти далеко, и от этого было ещё противнее. Он прошёл немного в сторону остановки и огляделся. На остановке стояли люди, пять или шесть человек. Новомодное сооружение плохо укрывало от дождя, и все закрывались зонтами. Из-под зонтов выглядывали юбки, брюки и ноги. Мужские, в кроссовках, и женские. Две пары женских ног были в босоножках не менее сорокового размера. Два чёрных зонта закрывали, скорее всего, пожилую женщину и девочку, наверное, внучку. У бабушки на ногах были резиновые сапоги, классика жанра, чёрные, блестящие. У девочки маленького размера сапоги были очень детские, весёлые, цветные. Ромашки, бабочки, божьи коровки. Из-под края зонта выглядывала юбочка, длинная юбочка, белый горох, мелкий и крупный на чёрном фоне.
-Так удачно сходили в магазин, - слышался голос старушки, - а вот и наш автобус.
Больше Игорь ничего не слышал. Вернулся к машине и уехал.
Глава 4
Она
Машка помогла старушке подняться в автобус. Та оказалась до приторности назойливая. Скорее всего, ей не с кем было говорить дома, и она восполняла этот недостаток общения разговорами с незнакомыми людьми. Машка ей сразу понравилась. Около остановки старушка рассказала, как удачно она с подругой попали в супермаркет на дегустацию колбасных изделий. В автобусе Маша села подальше от назойливой старушки, дабы та не лезла в её мысли. Нужно было сосредоточиться. Но сосредоточиться никак не удавалось. И она стала просто смотреть в окно, через мокрое стекло которого всё виделось в искажённом, нереальном виде. А она уже полгода жила в искажённом, но таком реальном, жестоко реальном, мире. Она ехала, ехала, ехала, а в голове билась одна мысль:
-Не пришёл, не пришёл, не пришёл…
От остановки до дома было ровно сто тридцать четыре шага. Она давно знала, что ровно сто тридцать четыре шага ей нужно пройти, чтобы забиться в свою махонькую скорлупку-квартиру. Хотя, почему «свою»? Скоро у неё не останется и этой квартиры. Она её продаст. Не-е-е-ет! Квартиру продавать нельзя! Им просто негде будет жить!
Мысли перемешались. Она открыла дверь, зашла в свою спасительную скорлупку и совершенно обессиленная, села на лавочку в коридоре. Лавочку ей сделал сосед из тринадцатой квартиры, многодетный папаша Славик. Она привезла тогда сюда Юленьку. Привезла первый и последний раз. Не-е-е-т! Она не должна говорить слово «последний» по отношению к Юленьке. Хорошо, скажем по другому. Это было только один раз. Юленька играла с детьми Славы, очень понравилась их многочисленному семейству, и Славик в школе, где работал учителем труда, сделал им миленькую простую лавочку. Длинненькую низенькую табуреточку, похожую на лавочку. Она стояла в прихожей и, возвращаясь домой, Маша усаживалась на неё, разувалась и, вытянув ноги, набиралась сил. Набиралась сил, чтобы встать, переодеться, приготовить нехитрый ужин, съесть его без аппетита, а потом засесть за ноутбук. Просмотреть почту и перечитать все письма. Она уже заранее знала, что все письма будут содержать деликатные по форме и жуткие по содержанию казённые слова. «К сожалению», «понимаем Вас, но», «Не располагаем возможностью».
Она сняла с ног сапоги. Весёленькие резиновые сапоги. Маленькие и миленькие. На её 35 размер они были слегка маловаты. Ну, только самую малость. Но в соседском семействе это были самые подходящие. Марина, жена Славика, носила обувь 39 размера, Слава - 42, что, впрочем, не помешало ему предложить ей свои сапоги, огромные, почти болотники. Более менее подошли сапожки их старшей дочери, одиннадцатилетней Мариночки. Весёлые, с ромашками, бабочками и божьими коровками.
Она вручила весёлому семейству весёлые сапоги с весело погромыхивающими в них конфетами "Milky Way", под весёлые вопли получила блюдце со стопочкой аппетитных блинчиков, сделала «козу» щекастому шестимесячному Егорке, уютно сидевшему на сильных и добрых папиных руках, и удалилась в свою скорлупку.
Через полчаса она поняла, что, действительно, зря она читала письма в электронной почте. Ничего хорошего в них не было. И вообще, ничего хорошего сегодня, в субботу не произошло. Впрочем, хорошим был дождь, и хорошим было то, что сегодня суббота, и не надо идти на работу. А плохим… Плохим было только то, что этот странный тип не пришёл. И вряд ли его испугал дождь. Наверное, он просто покатывается сейчас от смеха, посиживая дома, попивая коньячок и обнимая очередную девку. Почему-то она так и подумала, что он обнимает «девку». В том не совсем приличном смысле «девку», в каком это слово понимают многие в наше время. И это слово имеет сегодня совсем другой смысл, а не тот, который вкладывал в это слово её и Юли отец, говоря им: -Мои девки.-
-А, ну-ка, девки! Идите сюда, смотрите, что я вам принёс!
А рядом с этим типом может находиться именно «девка». С такими округлостями фигуры, какие обычно рисуют в шаржах и карикатурах. Похожая на ту девицу, из банка «Промышленный». И с малым количеством одежды на теле. И пухлыми, неестественно пухлыми, ненатуральными по форме и цвету, губами, которыми она с чмоканьем целует этого типа. Именно с чмоканьем! Не иначе! Машке даже стало смешно от того, чтО именно она представила. Она бы и ещё придумывала гадости про этого «странного типа», пока голос разума, внутренний голос разума, не пнул её куда-то в область внутренних органов и не приказал остановиться.
-Что он тебе сделал? Предложил дать денег? Предложил. А потом предложил, в порядке бартера, переспать с ним? Да, предложил… Стоп, дура! Он не сразу предложил переспать! И, если быть точнее, это ты сама ему предложила! Да-да! Именно ты первая произнесла это слово «переспать». Господи! Да ты просто забыла это! Вспоминай, как всё было. Во-первых, он не «странный тип». Очень даже красивый мужик. Высокий и здоровенький. Чего уж тут таиться. Все женщины мечтают о высоких и крепких мужчинах. Тем более, если он к тому же и красивый. Никто не хочет видеть рядом с собой мелкого, хилого мужичка, покрывающегося синей гусиной кожей при слове «спорт» и «физкультура». Это, наверное, природой заложено, на генетическом уровне. Самец должен быть здоровым и крепким, чтобы от него было здоровое потомство. Боже! Кто это такое говорит?! Неужели ты сама?! Слова-то какие! Самец! Да у тебя раньше и в мозгах этого слова не было, а тут тебя понесло! Забудь это слово! Не можешь?! Почему, не можешь?! А-а-а! Вспомнила, как он тебя к себе прижал, когда вы в дверях банка столкнулись! И как он на тебя таращился в «Промышленном». А-а-а! Попалась! Попалась! Ладно, что там ещё у него, кроме габаритов? Серые глаза. Тебе всегда нравились темноволосые сероглазые мужчины. На картинках и в кино, надо уточнить. Не жгучие брюнеты! Нет! И ещё у него такие красивые чёрные ресницы, как щёточки. И он так красиво краснеет. Румянец, как после мороза у детей. Ты ему так заехала по этому румянцу, что у него на щеке отпечаталась твоя пятерня. Кожа на месте удара побледнела, и отпечаталась бледная ладонь на румянце малинового цвета. Красавчик! Кстати, он даже не моргнул, когда ты его треснула. У тебя ладонь заболела, а он даже не моргнул. А вид у него был! Ха-ха-ха! Расстроенный и потерянный! Что там второе? А-а-а! Да! Второе то, что он сразу сказал, что может дать тебе всю сумму, которая тебе необходима. Два миллиона пятьсот сорок тысяч. Рублей. Так, сходу взял и предложил. Кста-а-а-ти! Откуда он узнал, что тебе необходима именно эта сумма? Загадка. Загадка номер один. Дожились! По улицам ходят красивые мужики с серыми глазами, которые предлагают совершенно не знакомым им обычным девушкам деньги в сумме два миллиона пятьсот сорок тысяч. Ходят и предлагают! А вот тут поточней. Он сказал, что может дать тебе такую сумму. Вспомни слово. Он сказал именно «дать». А ты?! А вот тут и самый ужас! Ты открыла рот, будто к тебе подошёл всем известный Владимир Владимирович и спросил, не видела ли ты пробегавшую тут совсем рядом его собачку по прозвищу, если тебе не изменяет память, Конни. Когда ты открываешь так рот, у тебя страшно глупый вид. Помнишь, на одной твоей фотографии ты сфотографирована с открытым ртом?! Ну, и рожа у тебя на этой фотографии! Ха-ха-ха! Ладно, анализируй дальше. И ты спросила… Вот-вот! Ты первая перешла на рыночные отношения и спросила, а чего ему за это надо? «Ничего не надо, кроме шоколада!» Помнишь эти строчки? Нет, ты, конечно, не спросила, что ему надо за эти два миллиона пятьсот сорок тысяч рубликов. «А что я должна буду сделать за эти деньги». Вот, именно так ты его и спросила. И ожидала ответ. Какой ответ?! Ты в своём уме?! Ты задала ему вопрос, на который не нашёл бы приличного ответа ни один здравомыслящий мужик! Даже если он лауреат Нобелевской премии. Что должна сделать женщина за такую уйму денег? В голове не укладывается, что она должна сделать?! Ни одно мероприятие с её участием не окупило бы эти деньги, участвуй она в нём. Даже самая дорогая супер-пупер красавица из какого-нибудь эскорт-сервиса высшего света не стоит таких денег. А ты сказала: -Да, мне нужна эта сумма. А что я должна буду сделать за эти деньги?-. Умора! А его ответ. Тоже умора! Он что, тоже дурак?! Покраснел и ответил… Нет, подожди! Он ещё не краснел. Рано было ему краснеть. Он покраснел после другого твоего вопроса. А вот на первый твой вопрос он ответил: - Посвятите мне два дня. - Просто и скромненько. «Посвятите мне два дня». Что он имел в виду. А-а-а-а! Конечно! Он хотел сказать, что в эти два дня ты будешь водить его по музеям города, вы сходите на концерт симфонического оркестра, может, даже в кино. На блокбастер. С попкорном. А на ночь он поцелует тебя в ручку или… О! пошлая развратница! В щёчку! И проводит тебя до перекошенных дверей твоей миленькой хрущёвки. Кстати, а кто это опять дверь сломал? Мишка из восьмой квартиры опять сильно хлопнул. Ему его папаня сейчас эту дверь припоминает. Соседи уже, наверное, настучали. Преступление и неминуемо – наказание. Так, не отвлекайся. Иди дальше в поисках крайнего. Да что там искать крайнего! Ты сама и есть крайняя! Он тебе про эти два дня, а ты ему в лоб: -Вы предлагаете переспать с Вами!?- Всё очень деликатно. Обращение на «Вы». И слово-то вытащила из своего лексикона! Переспать! Прямо барышня тургеневская! Не трахнуть, а переспать! Хотя во времена Тургенева барышни таких слов не знали. Вот тут он и покраснел. Как красна девица! И тут он ответил! Да-да, каков вопрос, таков и ответ! Он ответил: -Да!- Краткий ответ на твой вопрос. Если его расшифровать, эта кратенькая криптограмма прозвучит примерно так: -Я хочу с Вами переспать!- Нет не так. А вот так: -Я хочу с Вами переспать за два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей!- Но тут же спохватился, да-да, спохватился и добавил: - Если Вы захотите!
Она замолчала, открыла рот, безобразно открыла рот, вытаращила глаза, встала от стола с ноутбуком, подошла к шкафу, уставилась в зеркало и вслух произнесла:
-Тебе предложили переспать за два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей! Джулия Робертс за съёмки в «Красотке» меньше, наверное, получила. А она там спала с Ричардом Гиром. Это не ей гонорар должны были заплатить, а она обязана была сняться в кино бесплатно и заплатить продюсеру за то, что спала с таким красавцем - актёром! Только не говори, что тебе нравится Ричард Гир. Господи! Не неси ерунду! Думай и анализируй! И что? Что это значит? Да ничего не значит! Он – маньяк. Конечно, он – маньяк, если за такую сумму покупает себе жертву. Опять не о том думаешь! Да за эти деньги он вагон жертв прикупит. И покрасивше и посправнее, чем ты. Да и не похож он на маньяка. Не похож! Ага! Будто ты знаешь, как выглядят маньяки. На них вывески «Маньяк». Первый сорт, второй сорт, третий сорт. Высший сорт. Уценённые. Этот высший сорт. Судя по внешнему виду и той цене, которую он сходу тебе предложил. У-уф! Что же делать? Сегодня он не пришёл. Нашёл другую жертву. За два миллиона пятьсот сорок тысяч. И она сразу согласилась и не дала ему по морде. Опять приходится возвращаться к его морде. Ну, не морде, а лицу. Он так красиво покраснел. Опять отвлекаешься! Помнишь, ты смотрела фильм «В августе 44-го». И читала эту книгу Богомолова. Книга, конечно, лучше. Но и фильм неплохой. Ты его поэтому и смотрела четыре раза. В этом фильме герои постоянно что-то анализировали и сопоставляли. И делали полезные выводы. Умные и полезные выводы. Давай сначала. С самого утра вчерашнего дня. Вчера ты ходила в банк «Восход», хотела узнать, дадут ли они тебе ссуду. Ты просила миллион. Девочка, к которой тебя сначала подвели, чуть со стула не упала, оценив визуально тебя на фоне понятия в миллион рублей. И отвела тебя к другой, с повадками сыщика. Ты им о себе не рассказала ничего. Только поинтересовалась, можешь ли взять у них ссуду в один миллион рублей! Без поручителей, без залога имущества. Ошалеть! Пришла лохушка в ситцевом сарафанчике и просит: -Дай миллион! Дай миллион!- Это как Паниковский, когда он за Корейко бегал, так клянчил. Но эта милая мисс Марпл выудила из тебя нужные ей данные. Что ты одинока, что ты пашешь за 22 тысячи рублей в месяц, из которых 16 тысяч каждый месяц уже отдаёшь за взятую в другом банке ссуду. Дёрнул тебя чёрт говорить про эту ссуду. Какая теперь разница. Ну, пришла бы ты с документами, они проверили бы по банкам. И ты не прошла бы фейс контроль. Потому что после уплаты ссуды у тебя остаётся хрен… тюлений! И на всё про всё тебе остаётся 6 тысяч. Которые у тебя отбирает каждый месяц коммуналка. Но ты же должна питаться, чтобы не помереть с голоду. Поэтому ты живёшь с минусовым бюджетом! У тебя дефицит бюджета. Никто не знает, что ты калымишь, как первые негры, привезённые из Африки в благодатную Америку. Ты только общественные туалеты на вокзале не убирала, а так ты хваталась за любую работу. И спишь по два часа ночью, пишешь эти копеечные контрольные. А в интернете конкуренция пошла, ой, мама, не горюй! Господи! Опять твои мозги поехали не в ту сторону! Дальше вспоминай! Вспомнила! Вспомнила! Вот ей, Милене, ты и проболталась! Она пытала тебя, зачем тебе такие огромные деньги, миллион! Ну, она, может, и допускала, что ты хочешь рассчитаться с другими банками. Но они в таком случае не дают наличными, а делают безналичное перечисление в другой банк. А ты ей сказала, помнишь, что тебе нужно наличными. А зачем тебе наличными, ты и сама не соображала! Обналичивать такие деньги, это потерять часть денег за их обналичивание. Банки, вроде, за это тоже сдирают денежку. И немалую. А ещё ты ей сказала, что, если они дадут тебе ссуду, ты рассчитаешься с другим банком, квартира станет свободна от залога, и ты им передашь её в залог ссуды. И тогда она спросила про родителей и родственников. И тут ты не выдержала. И стала плакать. А она пошла за водой. Принесла тебе водички и стала тебя отпаивать. Ты пила водичку, а она вздыхала. Вздыхала и смотрела на тебя такими жалеющими тебя глазами! И ты поплыла. Ты так растаяла от такого внимания, что взяла и без пыток выдала ей свою тайну. Что тебе и не миллион их поганый нужен. А два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей. Хорошо, хоть не долларов. А то, если бы сказала про доллары, она упала бы в обморок. Она даже рот разинула. Точно так, как ты разеваешь, когда теряешься. А ты опять приготовилась заплакать. А она выскочила и сказала: -Посидите, я сейчас!- А что «Сейчас», ты не услышала. Может, она тебе корвалолу собиралась принести. Или коньяка, в пузатеньком бокальчике. Чтобы тебя в чувство привести. Ты же миллионер, только со знаком минус. Миллионер стоимостью минус два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей. Миллионер. Точнее, миллионерша. Таким только коньячок приносить, а не вонючий корвалол! Охо-хо! Она выскочила, и ты убежала. Убежала, будто собиралась ограбить этот банк, и в последний момент струсила. И ушла. Быстренько, быстренько, перебирая ножками. И чуть не плюхнулась посреди зала. У тебя на балетке шнурок развязался, и ты так ручонками взмахнула, как в «Лебедином озере» балерины показывают. Но удержалась на ногах. Правильно Танька говорит: -Ты, Машка, баба крепкая, хотя с виду, тьфу, котёночек в многодетной кошачьей семье, где шесть котят, из них пять – котов, а ты шестая – кошечка. И мордатые коты тебя объедают, а тебе мало остаётся, и ты такая маленькая и хиленькая, даром, что грудь и попа в норме. – Так, что ты сейчас сказала? Грудь и попа?! Грудь, грудь… Вспомнила! Вспомнила! Ты вспомнила, когда ты первый раз этого мужика, маньяка - не маньяка встретила! Точно! Ты с ним в воротах банка «Восход» столкнулась. Ну, в дверях. У них двери, как ворота. Ты ещё боялась в банк зайти, когда увидела, что двери сами по себе открываются. Так испугалась, что они тебя прищемить могут, что стала «попутчиков» дожидаться. Вот за той тётенькой, которая в теле была, ты и пристроилась. А когда обратно шла, то есть бежала, ты про эти двери-ворота и их хитрые прибамбасы забыла. Ха-ха-ха! И ровненько в воротах ты с этим странным мужиком и столкнулась. И грудью в него упёрлась. И не только грудью. Всем телом прижалась! В тонюсеньком сарафанчике. Ты в него влепилась так, будто совсем раздетая была. Да-да! Точно так, помнишь, как на пляже. Там мужик лежал в таких прикольных трусах, как объеденный мышами штатовский флаг, руки растопырил, а ноги ровненько сложил, как солдатик. А тебя кто-то толкнул, и ты навалилась на него, во весь рост. А он тебя руками сгрёб, пьяными глазами упёрся в тебя и говорит: -Нинка! Ты откуда!- И прижал тебя к себе сильно сильно! До бесстыдства сильно! А тут его жена, конечно, жена, сзади подошла и тебя, как того самого котёнка недокормленного схватила, подняла и как заорёт: -На минуту мужика нельзя оставить, эти проститутки пристают!- Ты напугалась, а Танька ей как закричит: -Да это подруга Нинкина! Вы что, не узнали? – Схватила тебя за руку, и вы побежали. А тётка эта стала мужика лупить, чем ни попадя, и кричала: -Гад, ты эту, пик-пик-пик опять нашёл! Я тебе устрою эту Нинку!- А ты потом Таньку спросила: -А кто такая Нинка?- А Танька сказала, что понятия не имеет, но та самая Нинка, наверное, лучше, чем эта мымра, коли мужику видится до сих пор. И вот так-то, ты в воротах, то есть в дверях, ровненько к этому мужику-то и прижалась. А он тебя ручками обхватил и замер, будто ожидал, что ты сейчас ему прямо на пороге банка отдашься, пока дверь не захлопнулась и вас не пришибла. А ты глянула всего-то полразочка на него, поднырнула под его руку и убежала. Из проулка выскочила, а там как раз автобус твой. И уже в автобусе ты вспомнила, что на столике в банке перед банковской «мисс Марпл» ты список забыла. Список банков, в которые ты ходила, и в которых тебе вежливо и невежливо отказывали. А там два банка не были вычеркнуты. Этот «Восход», и банк «Промышленный», куда ты и попёрлась на второй день. Точно! Как всё складненько получается! А на второй день ты отпросилась с работы и потащилась в этот банк «Промышленный». И села в очередь, и стала ждать, когда твоя очередь подойдёт. А тут впереди тебя женщине отказали. Ты слышала, почему отказали. У неё зарплата 32 тысячи, и ссуд нет, и просила она не миллион, как ты собиралась, а всего 500 тысяч. И ей не дали. И что-то гадкое сказали. Ты не слышала, что ей сказали, но женщина обиделась, встала и громко так сказали, что она такого хамства и не ожидала. И тут к ней кто-то вышел из администрации, и ты ушла. Ушла, проблевалась за углом и села на лавочку в скверике. И тебе так стало хорошо, что вокруг всё ужасно плохо, а скоро будет ещё хуже, бегать за хорошим ты уже устала и тебе жить не захочется. А тут он сел на лавочку почти рядом с тобой и завёл разговор с тобой. Всё вспомнила!
Она уставилась в зеркало, точнее, уставилась на свою испуганную рожицу в зеркале, ахнула, попятилась, нашарила за спиной стул и, чуть не промахнувшись, уселась на него и задумалась. Она вспомнила! Всё вспомнила! И ей стало так страшно!
-Он следил за тобой! Следил от банка «Восход». Он два дня следит за тобой. А ты сидишь, курица глупая, дома, и ничего не знаешь! И сегодня попёрлась в этот сквер. В этих сапогах, которые тебе жали немного. Думала, что он придёт! А с чего бы он пришёл! Это развод. Какой развод? Да обыкновенный! Это бандиты сторожат тех, кто берёт ссуды, и потом отнимают деньги. Опять ты ду-у-ура! Какие деньги отнимают! Он сказал, что «даст» тебе денег. Он же не сказал, что поможет получить ссуду. Он сказал, что «даст» денег. И опять вспоминай всё то, что ты только что вспоминала! Он, может, не пришёл, сегодня потому, что следил за тобой от скверика, и теперь знает, где ты живёшь. Ну и что? Зачем он за тобой следил! Чтобы всучить тебе эти два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей! Господи! Ты глупеешь на глазах! Хотя, почему глупеешь? Он, может, уже под дверью стоит… - но больше Маша не успела подумать ровным счётом ничего. В дверь позвонили. Она так испугалась, что подпрыгнула на стуле, А, приземляясь, уселась не на то же самое место, а чуть с краю. Стул наклонился и с грохотом упал. И Машка упала тоже с грохотом и даже не поняла, ушиблась или нет. Она сидела, моргая глазами, около опрокинутого стула, а её ноги зажили отдельной жизнью. Потому что приняли решение не шевелиться и никуда не ходить. Машка хотела встать и подняться, а ноги не хотели никуда идти с ней, потому что отказывались подчиняться Машке и её голове.
Потом ноги заключили с Машкой компромисс, по-современному – консенсус. Она встала на четвереньки и неуклюже поползла в сторону прихожей. И ногам пришлось с ней ползти. Хорошо, что свет в прихожей не горел. В прихожей ноги окончательно заключили с Машкой полное перемирие и позволили ей подняться. Она, перестав дышать, глянула в глазок. Сказав: -У-у-у-у!- Машка открыла дверь.
За порогом стоял её сосед из восьмой квартиры. Сан Саныч. Отец Мишки.
Сан Саныч работал сантехником в управляйке, в молодости служил в ВДВ, о чём можно было узнать по его наколкам, расположенным там и сям на его могучем почти двухметрового роста теле, и имел массу достоинств. Одним из его достоинств можно было признать его удачную женитьбу на фельдшерице со «Скорой помощи» Марине Дмитриевне. Как результат этой удачной женитьбы, у них росли два сына. Старший, Мишка, могучей статью пошёл в отца. Лишнюю энергию в период его гормонального развития, а Мишке исполнилось уже пятнадцать лет, отец направлял в правильное русло, отправив старшего сына «в спорт». Мишка ходил сразу в несколько секций, в том числе в секцию бокса и ещё какую-то, где дерутся, но Машка забыла её название. Пацан рос добрым, подбирал и пристраивал брошенных котят и щенков, трепетно любил младшего брата Сашку, которого сам утром отводил в детский садик, откуда и забирал тоже сам. Машку Мишка называл, несмотря на всего лишь шестилетнюю разницу, «тётя Маша», как ему наказывали отец и мать.
-Маш, ты прости, - извинился Сан Саныч. – Смотрю, свет у тебя горит. Вот и постучался. У тебя скотч есть? А то старшенький мой там дверь сломал, починим сейчас. Я на скотч сделаю, а он сам завтра заколотит все, как надо.
-Батя, да не ломал я эту дверь. Там петля сгнила и дверь покосилась. Я только зашёл, она и покосилась, - почти басом заговорил Мишка.
Машка вынесла скотч, а потом быстро спросила:
-А вы долго дверь будете ремонтировать?
-А что, - одинаково спросили Сан Саныч и Мишка.
-Да мне на улицу выглянуть надо, а уже двенадцатый час, я боюсь. Пока вы дверь будете делать, я за угол гляну.
-Иди, мы, если что, тебя посторожим. Вон, Мишка с тобой сходит, если надо!
-Не, я сама, - Машка обулась и спустилась вниз.
Окна её квартиры выходили не во двор, а на обратную сторону, поэтому знать, что творится во дворе, она не могла.
Она осторожно вышла во двор, огляделась, сбегала и глянула за один угол дома, потом – за другой, и вернулась в подъезд. Сан Саныч и Мишка стояли, бросив работу, и смотрели за пробежками Машки.
-Маш, ты чё, случилось что? Ты скажи? Если кто пристаёт, так мы разберёмся! – хотя говорил Сан Саныч, Мишка сделал серьёзное лицо. Отцовское «мы» очень значило для правильного воспитания мужчины в семье.
-Да нет, всё нормально, - произнесла Машка и сделала шаг на лестницу. Потом резко обернулась. Сан Саныч и Мишка так и стояли, задумчиво глядя в её сторону. Колоритная фигура Сан Саныча на входе в дом с топором в руках выглядела надёжнее всяких кодовых замков.
-Кстати, а вы не видели вчера или сегодня во дворе или около двора машину, подозрительную? – решилась спросить Машка.
Соседи переглянулись, одновременно отрицательно замахали головами и одинаково произнесли:
-Нет, не видели.
-Ну и хорошо, - бодренько произнесла Машка и пошла на свой этаж.
-Сынок, ты за тётей Машей присмотри. Боится она кого-то. Если сам не справишься, мне скажешь, - шёпотом произнёс Сан Саныч.
-Ладно, батя, - шёпотом ответил Мишка.
Машка, слышавшая весь разговор, улыбнулась. Хотя и говорили соседи, по их мнению, шёпотом, слышно их было и на последнем, четвёртом этаже, где она и жила.
Машка зашла в квартиру, закрылась изнутри на замок и щеколду и пошла на кухню. Она ела вкусные блины, испечённые соседкой Мариной, и думала о том, как хорошо жить семьёй. Большой и дружной семьёй. Это была запретная тема. По этому поводу нельзя было размышлять и, тем более, мечтать. И Машка решила лечь спать пораньше. Просто, чтобы выспаться. Тем более, что назавтра было воскресенье, точнее, уже началось воскресенье. Она легла на свой удобный диванчик, укрылась одеялом и опять стала смотреть на чёрный прямоугольник балконного окна. А уснуть сразу не смогла. В голову полезли разные мысли. Их было так много, что она хотела сказать: - Не все сразу!
И тут ей стало легче. Отец всегда так говорил. « Не все сразу». Это было подобие игры. Он приходил с работы и разувался в коридоре, а потом говорил громко:
-Девки, несите мне тапочки!
А Машка и Юлька сразу ему тапочки не приносили. Машка смотрела безразличным взглядом по сторонам, будто не хотела нести тапочки, а Юлька смотрела на неё хитро-хитро, и тут отец опять громко говорил:
-Не все сразу!
И Юлька бежала к его тапочкам, даже если они стояли на полу около него, и подавала их ему, победно глядя на Машку. Отец обувал тапочки, подхватывал Юльку с пола, поднимал её под потолок и говорил:
-Помощница растёт! А эта наша, Марья – царевна, не может так быстро бегать, как наша Юленька!
И все смеялись. И никто тогда не знал, что Юльке совсем нельзя бегать.
Машка хотела заплакать, но сдержалась, встала, сходила на кухню, выпила стакан воды, считая каждый глоток так, как она считала шаги. «Один», «два»… И вернулась на свой диван, достала плейер, воткнула наушники и замерла, накрывшись одеялом. Она слушала песню в исполнении Юрия Гальцева. «Середина лета». Она только недавно узнала, что у Гальцева есть очень душевные песни. Она раньше слушала его песни «Дуся», «Ух ты, мы вышли из бухты» и другие. Песни были смешные, очень смешные, и исполнялись смешно. А Гальцев, оказывается, поёт и романтические песни. И ей очень понравилась песня «Середина лета». Машка прослушала её три раза и на фразе «Только я сидел, как блудный кот», выключила плейер, тихонько засмеялась и уснула.
Ничего Машке в эту ночь не снилось. Или снилось, но она не запомнила. Во всяком случае, когда она утром проснулась, то не могла вспомнить сон и решила, что сон ей не снился. И ещё она решила, что не пойдёт сегодня в этот сквер. Это был какой-то прикол или розыгрыш. Или ещё что-то, в чём Машка не могла разобраться. Всё могло быть до банальности пошло и примитивно! Он навешает ей лапшу на уши, очарует своими глазами и мужским обаянием, снимет её, как проститутку, и она поведётся, как дурочка! Потом он свозит её в гостиницу, получит от неё то, что ему надо, а про деньги скажет, что у него с деньгами «не получилось», «не срослось». И придумает кучу причин. Нет таких дураков на свете, чтобы отдать первой встречной дурочке огромные деньжищи просто так. Ну, не совсем просто так.
Она посмотрела на стенку над диваном. В красивой рамочке там висело изречение, которое Машка нашла в интернете.
«Улыбайся сегодня, плачь завтра» и приписка - (Читать это каждый день)
Поэтому она минуты две улыбалась в зеркало своему слегка заспанному отражению и решила посвятить день домашней работе. Собрала стирку, закинула первую партию в машинку и пошла на кухню. Сделала себе не очень сладкий кофе с молоком, нарезала серого хлеба и полезла в холодильник за маслом. И тут вспомнила, что остатки сливочного масла она закинула в макароны в четверг вечером, и эти самые макароны до сих пор стоят в холодильнике в её любимой синенькой кастрюльке. Она достала кастрюльку, понюхала макароны, поняла, что они ещё «живые», и чуждыми микроорганизмами не порабощены, затолкала кастрюльку обратно и принялась завтракать. Откусывала куски хлеба, отпивала кофе и думала, как это хорошо, сидеть дома в воскресенье, никуда не ходить, стирать бельё и потом развешивать его на балконе.
Телевизора у неё не было. Точнее, он когда-то у неё был. Большой и красивый, но она его сразу продала, как только поняла, сколько ей надо денег. Продала новый телевизор и новые зимние сапоги. И новую норковую шубу, которую за зиму ни разу не надела, будто знала, что должна оставить её новенькой и ненадёванной. За всё проданное дали неплохую цену, и она почти не потеряла ничего при продаже своего добра. Сапоги были красивые, она о таких мечтала. И вот её мечта сбылась, она купила их уже весной, к следующему сезону, и обрадовалась. А продала их без всякого сожаления. И про шубу вспоминать не стоит. Одно расстройство. Она так воображала, кривляясь в ней перед зеркалом, и представляла себя, как героиня фильма «Девчата». Ну, когда мужики штабелями укладываются.
Тогда же Машка хотела продать и новый ноутбук, но не решилась. Во-первых, потому, что на ноутбук ей сложились в фирме, на день рождения. И, во-вторых, ноутбук помогал ей заработать деньги, и был её единственным развлечением. Нет, в соцсетях она не зависала, и своих страниц там не имела. Она не могла себе позволить так открываться перед всем миром. А с друзьями она общалась по скайпу и электронной почте.
Так весь день она и провела дома, никуда не выходя. Развесила на балконе бельё, разогрела на сковородке макароны, пообедала, потом засела за ноутбук. И работала, не отрываясь, пока глаза не заболели. В три часа оторвалась от монитора ноутбука, посмотрела на часы и засмеялась:
-Нашёл дурочку, идиот.
И задумалась. А вдруг это не розыгрыш. А что тогда?
-Ха! Ха-ха-ха! – захихикала Машка. –Да это же типичный случай любви с первого взгляда! Он в меня влюбился! Увидел и влюбился. Писали где-то, что мужчина может влюбиться в женщину с первой встречи с ней. Его может зацепить какая-то деталь в её облике. Локон волос, трепещущий на ветру, беспомощный взгляд и вообще взгляд. А этого что торкнуло?! И, правда, чем таких мужиков поразить можно. Был бы он молоденький пацан, повёлся бы на что угодно. А этот и не молоденький. И, скорее всего, женат. Конечно, женат! И дома у него жена и дети. А он приключений ищет! И на меня запал! А на что запал? Я – обычная. Ну, волосы длинные, говорят, мужчинам нравятся. Но не факт, что он на волосы клюнул. Фигура красивая? Это все девчонки говорили. А что фигура? Сейчас вон девчонок с красивыми фигурами сколько угодно. Ходят, глазками стреляют. Подходи да знакомься. И соцсети ими переполнены. Во всех ракурсах. В купальниках, шортиках махоньких. И даже в стиле «ню». Что во мне ещё такого особенного? Ха! Забыла! Родинка! Вспомни, где! Конечно же, на заднице. Как маленькая бабочка. Крохотная бабочка. Но клюнул он точно не на родинку.
Понять и объяснить случившееся было просто нереально. Девчонки на работе подшучивали над ней и говорили, что она может объяснить необъяснимое и поделить неделимое. Ну, поделить последний кусочек тортика на всех она могла. И что-то объяснить, припомнив прочитанное в интернете. А вот, что касалось её самой, она не могла объяснить.
Она протёрла уставшие глаза, выключила ноутбук и решила вздремнуть. Просто вздремнуть. За это она особенно и любила выходные. Можно было просто завалиться на диванчик и подремать. Окна квартиры выходили на пустырь, городской шум сюда не доносился. Да и какой городской шум на окраине. Старенькие «хрущёвки», масса огородиков, построек и стаек для домашнего скота. Машке нравилось, когда утро начиналось с крика проснувшегося петуха. Потом мычала Марта, корова жильцов из соседнего дома. После дойки её хозяйка, Татьяна Дмитриевна, старалась быстрей проводить её пастись, чтобы она своим мычанием не будила жильцов. Когда Юлька жила с Машкой, та покупала у Татьяны Дмитриевны парное молоко для Юльки. Странно, дети обычно не пьют парное молоко, а Юлька любила. Точнее, любит парное молоко. Хозяйка содержала корову в чистоте, молоко хорошо процеживала, поэтому его можно было и не кипятить и плевать при этом на все умные заявления по этому поводу. Машке нравилось смотреть, как Юлька, держа стакан двумя руками, аккуратно пьёт молоко и потом, напившись, сидит с улыбкой до ушей и «молочными усами» на её глазастой мордахе.
-Не раскисай, - грубо приказала Машка себе. –Звонить будут через неделю. Не трясись. Вздремни.
И она задремала. Мягкая тягучая дремота, как лекарство для души, обволокло её просто паутинной пеленой, успокаивая и усыпляя. Проснулась она в восьмом часу вечера. В комнате стемнело. Она побежала на балкон и успела собрать высохшее бельё до того, как первые капли обильного, но короткого дождя заколотили по балкону, крышам построек и листве деревьев.
Бросила бельё на диван и села на порог балкона смотреть на дождь. Смотреть на дождь было одним из её любимых занятий. Потом погладила бельё и опять засела за ноутбук. Перерыв сделала только для того, чтобы поесть. Бросила на сковородку оставшиеся макароны, добавила два взбитых яйца, и получилась вкуснятина. Запила чашкой кофе с молоком, взбодрилась и пошла творить дальше.
В третьем часу ночи поняла, что предел сил закончился. Голова перестала соображать, подала организму команду «Спать», и Машка свалилась на свой диванчик. Свалилась и сразу уснула. Где-то там, за пределами сна, остались все проблемы, ожидаемый звонок из Германии, Юлька и наглый незнакомец.
-Почему, наглый?- подумала она и уснула.
Глава 5
Он
Ночь с субботы на воскресенье Игорь почти не спал. Просто лежал на кровати в своей комнате, привычно закинув руки под голову, смотрел в потолок и пытался не думать ни о чём. И всё равно думал. О ней.
В воскресенье с утра метался по дому, по двору. Потом поехал в бассейн, бросился в воду и стал нарезать метражи, пока не устал. Так и поехал из бассейна в сквер, со спортивной сумкой в руках и мокрой после душа головой. Сумку, правда, в машине оставил.
Она не пришла. Он просидел в сквере, на той самой лавочке, полтора часа. Смотрел на бегающих по песку детей, на детей, спящих в колясках, потом уехал. Сердечек на песке не было.
В голове толпились мысли с причинами, почему она не пришла. Решила свою проблему. Не поверила ему. Испугалась его. Что-то с ней случилось. Последняя мысль была особенно неприятна.
Уже засыпая, решил, что будет ходить в этот сквер каждый день. Каждый день к трём часам.
Глава 6
Она
В понедельник Машка с утра собиралась на работу. Лёгкая юбка, чёрная, в крупный и мелкий белый горошек, белая лёгкая майка, балетки со шнурками. Пучок волос на затылке, сумочка кросс боди через плечо и настрой на рабочую неделю. Обычный наряд обычной девушки на обычную работу в обычный день.
Перед выходом на улицу остановилась перед зеркалом в прихожей. Машка, которая была в зеркале, Машке, которая стояла около зеркала, не понравилась.
-Чтой-то у тебя, Машка, синяки под глазами. Спать больше надо. И схуднула ты с этой экономии. Да не расстраивайся, всё равно, лето ведь. Ладно, прошла фэйс-контроль, топай на работу.
Около двенадцати часов ей позвонили. На тот, другой телефон. Простой телефон. Не смартфон и не айфон, которых у неё никогда не было. Позвонили, хотя должны были позвонить через неделю. Она схватила телефон трясущимися руками и сразу не решилась нажать на кнопку. Смотрела на знакомый номер и под его неумолчный мелодичный звон тряслась. А, когда решилась нажать на кнопку, с первого раза ей не удалось это сделать, палец промахивался.
-Да, герр Хартманн, - почти шёпотом произнесла она. Встала и пошла между рядами столов, слушая собеседника. Прямая и натянутая, как струна. И бледная.
В женском туалете было тихо, пусто, чисто и прохладно. Странно, но здесь работал кондиционер. Пахло освежителем. Нежным, цветочным. Казалось, она сидит на лугу, а прохладный ветерок обвевает её. Она забилась в угол и выслушала всё, что ей сказал собеседник. Сидела на полу, на прохладном бело-синем кафеле, вытянув ноги в своих удобных лёгких балетках, не обращая внимания на то, что на левой опять развязался шнурок. Горох на юбке прыгал, как живой. Прыг-скок, маленький горох! Прыг-скок, большой горох! Собеседник договорил, вежливо попрощался и отключился.
А она так и держала телефонную трубку около уха и говорила, говорила, говорила, путая немецкие и русские слова, пока забежавшая Татьяна не выхватила у неё трубку. Кто-то вливал ей в рот что-то горькое. Рядом громко матерился шеф.
-Что он делает в женском туалете? – совершенно ненужно с возмущением подумала Машка и вырубилась.
Горохи скакали перед глазами. Прыг-скок, маленький горох! Прыг-скок, большой горох! Глаза не хотели открываться. На каждом глазу лежал кирпич. Кирпичи давили на глаза и не давали им открываться. А она так хотела открыть глаза. Чтобы убедиться, что ещё живая. Кирпичи не справились с её борьбой и смылись в неизвестном направлении. Машка открыла глаза. Она лежала на диване в кабинете шефа. На красивом чёрном кожаном диване. В ногах сидела Татьяна, молчала и смотрела на неё траурными глазами. За столом шефа сидела Вера Злотникова, из бухгалтерии, и тоже смотрела на Машку, пусть и не траурными, но такими сочувствующими, глазами.
-Проснулась! – радостно сказала Татьяна. И траурное выражение её лица смылось следом за кирпичами.
-Вот и умничка! – тоже весело сказала Вера. – Молодец, мы ей за это премию дадим. Двести тысяч рубликов премии. Такая миленькая премия для нашей девочки по имени Машенька! Сейчас Тонечка напечатает приказ, и премия побежит к Машеньке.
Они что-то говорили, говорили, говорили, а Татьяна при этом маленьким ножичком с синей ручкой чистила нарядное румяное яблоко, и очищенная кожура красивым серпантином сползала на её строгую юбку-карандаш, но Татьяна на это не обращала внимания. Дочистив яблоко, она протянула его Машке и сказала:
-Вот тебе яблочко наливное за рекорд Гиннеса в нашей конторе!
Машка взяла яблоко, откусила вкусный кусок и спросила:
-Какой рекорд?
-Ты спала два с половиной часа! Даже Алиса Смирнова на корпоративе на Новый год после половины бутылки шампанского не столько спала, а только полтора часа. А ты проспала два с половиной часа. До половины третьего! Ура! Фанфары и литавры!
-Сколько сейчас времени? – спросила Машка Татьяну.
-Половина третьего. Кстати, дня, а не ночи. Так что можешь ещё поспать. А я тебя потом сама домой отвезу. Кушай, кушай яблочко! Ты же яблоки любишь! Яблоки и мужчин с серыми глазами! – Татьяна засмеялась. И Вера засмеялась. Они делали вид, что им весело. Но у них получалось плохо.
А Машка не смеялась. Она резко села на диване, опустила ноги, обнаружив, что лежит босиком, и переспросила:
-Половина третьего?
-Да, - растерянно произнесла Вера. – Половина третьего… А что…
-Девочки, я сейчас умоюсь. И вернусь. Таня, а ты меня отвезёшь, я тебе скажу, куда мне надо. Я сейчас… Я сейчас… - она сунула ноги в стоявшие рядом с диваном на полу балетки, перевела взгляд на юбку и поднялась. И сразу села обратно на диван. В голове запрыгало. Прыг-скок, маленький горох! Прыг-скок, большой горох!
-Ты куда, - закричала Татьяна. – Фельдшер сказала, тебе ещё часа два надо лежать!
-Кто сказал, - не поняла Машка.
-Фельдшер! Тебе «Скорую вызывали». Тебе плохо было. Тебе укол сделали. Ватка ещё сохранилась, на сгибе локтя.
Ватка пахла спиртом. Машке даже показалось, что запах вкусный. У неё как-то так и бывало раньше. Когда она болела или просто страдала, душой, то вкус менялся. Наверное, организм хотел изменить привычкам, коли привычки не спасали этот самый организм от болезни и переживаний.
-Мне надо! Мне очень надо! – твёрдо сказала Машка. – Девочки, миленькие, мне надо!
Вера и Татьяна переглянулись и вздохнули.
В туалете она умылась, потом покопалась в своей сумочке и пакете. Татьяна расчесала её, соорудила чуть ниже затылка другой пучок волос, немного растрёпанный, но это так и должно быть с такой причёской, и заставила Машку посмотреться в зеркало.
Машка вгляделась в себя. Выглядела она ещё хуже, чем утром. К синякам под глазами добавились серые губы и ненатурально сонные глаза.
-Тань, я хорошенькая? – на всякий случай, спросила она.
-Ты у нас красивая, а не хорошенькая. А мужики нормальные всё бегут, бегут мимо нормальных баб. Всё им некогда. Не переживай, найдётся и на такую красавицу сероглазый принц. – Татьяна засмеялась. Может, она и не хотела смеяться, но ей так хотелось поддержать Машку.
-Сероглазый принц, - задумчиво произнесла Машка, - а сама подумала:
-А у Ахматовой не сероглазый принц, а король. И он умер.
Машка помнила наизусть это стихотворение. Оно было, как маленькая история, которая просто возникала перед глазами. Особенно ей нравились строки:
-Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
-Тань, я тебе сейчас одну вещь скажу. Только, дай слово, что никому не скажешь!
-Ты же меня знаешь, я никому не скажу! – Танька, самая добрая на свете Танька, как она хотела сделать сейчас что-нибудь хорошее для подруги.
-Таня, ты не думай ничего плохого. Вот здесь, в пакете, лежит телефон, по которому я в Германию звоню, а они мне. Деньги на нём есть. Номер я запомню. А вот запасной ключ от моей квартиры. Все документы, на квартиру и на ссуды, лежат в шкафу, под стопкой простыней, как откроешь, справа. Ну, ты знаешь…
-Маш… Ты что… Не говори мне ничего! Я знать ничего не хочу! Ты что! – У Татьяны тряслись губы, будто она собиралась заплакать.
-Таня, не думай обо мне плохо. Я с собой никогда ничего не сделаю. Ты знаешь, почему. Я тебе ничего не могу пока сказать. Я тебе потом позвоню. Обещаю, что позвоню. Таня! Если меня не будет на работе в ближайшие дни, напиши от моего имени заявление на отпуск без содержания. Или в счёт отпуска. Только не спрашивай ничего! А теперь поехали. У меня времени нет.
За два квартала до сквера она вышла из машины, посмотрела в испуганные глаза подруги и сказала, стараясь, чтобы прозвучало весело:
-Я сейчас тортик возьму и к тёте Ларисе схожу в гости! Пока!
Никакой тёти Ларисы среди её знакомых не было. Но Танька этого не могла знать.
На глазах Татьяны Машка, весело перепрыгивая через две ступеньки высокого крылечка, забежала в кондитерский магазин, но к прилавкам не пошла, а сразу бросилась к окну и украдкой выглянула. Татьяна минут пять смотрела на двери магазина, затем вздохнула, села в машину и уехала.
Машка уже двинулась в сторону выхода, потом вдохнула такой соблазнительный запах, вспомнила, что яблоко не доела, из-за «сон часа» не пообедала, а утром даже чаю не успела выпить. А в десять часов съела только одну печеньку и выпила кружку чая. Поэтому полдник на работе можно было и не считать. Она ещё раз вдохнула вкусный запах, подошла к прилавку, осмотрела его содержимое, достала кошелёк, посчитала деньги и купила на все оставшиеся необычайно вкусного печенья. Красивого и, как оказалось, вкусного. Она даже его название не посмотрела. Просто, ткнула пальцем в витрину, и сказала: - Мне на пятьдесят три рубля взвесьте, пожалуйста.
Есть хотелось страшно. Просто страшно хотелось есть. Такое и раньше бывало. Стоило ей немного поволноваться или испугаться, и на неё нападал такой голод!
Она шла в сторону сквера и ела печенье. В голове не было ни одной мысли. Она шла, ела печенье и смотрела на свою юбку, чтобы ни о чём не думать. При движении юбка колыхалась, и горохи на ней подпрыгивали. Прыг-скок, маленький горох! Прыг-скок, большой горох!
Машка села на знакомую лавку, оказавшуюся, к её счастью, пустой, хотела узнать, сколько времени, полезла в сумочку, и тут только вспомнила, что её второй телефон остался там, на столе в офисе. И все её личные документы, тоже в столе. Она никогда не носила их с собой, боялась, что украдут. А телефон забыла из-за разеватости! Она покопалась в сумочке. Ничего, что могло бы опознать её личность, в сумочке не находилось. Не находилось и не завалялось. Носовой платок, массажная щётка, пачка влажных салфеток, заколка. Две карамельки «Кизиловые». Бутылочка «но-шпы». И клочок бумаги. Точно! Как она могла забыть! Она носила этот клочок! Паша написал на нём номер своего счёта в банке. Она так боялась, что может сделать что-то не так с деньгами. Она тогда брала ссуду, и тут же перечислила деньги на его счёт. А он сам делал остальное с этими деньгами. Она боялась денег, боялась банков, боялась долгов, боялась коллекторов, она боялась всех. А сейчас она ничего и никого не боялась. Сидела в этом сквере, ела вкусное дорогое печенье и водила носком балетки по ещё влажному от субботнего ливня песку, рисовала сердечко и ни о чём не думала. Или думала?
В какой-то момент она подумала, что уже много времени, и он не придёт. На ум пришла строка Ахматовой:
- Умер вчера сероглазый король.
-Лена, пошли домой, уже три часа! – раздался за спиной женский голос.
-Мама, я сейчас, только допрыгаю с девочками, - девочка явно не хотела идти домой.
-Три часа, а его нет, и он не придёт, а я сейчас доем печенье и тихо, как сероглазый король, умру на этой лавочке, и никто не сможет узнать, кто я такая. А в заключении судебно-медицинский эксперт напишет, что в желудке найденной особы обнаружено вкусное печенье на сумму 53 рубля…
Носком балетки она дорисовала бочок у сердечка на песке и замерла, не проглотив последний кусочек печенья. Впрочем, совсем не кусочек, а кусок. Его надо было ещё разжевать. Целиком он не помещался во рту. Замер и не помещался.
Знакомые бело-синие кроссовки стояли напротив сердечка и молчали. Нет, молчал хозяин кроссовок, а не сами кроссовки. Кроссовки не могли говорить. Они же неодушевлённые.
Машка была одушевлённым существом. И могла говорить. Раньше могла говорить. А тут увидела неодушевлённые кроссовки, и сама стала неодушевлённой. То есть разучилась говорить. Ей казалось, что она смотрела на эти кроссовки так долго, что прошла целая вечность. И по правилам человеческой порядочности ей уже надлежало поднять глаза и уставиться на их хозяина.
Она подняла глаза и уставилась на хозяина. Кусочек печенья, который она не проглотила, так и торчал из её рта. Но она почему-то этого не стеснялась.
В голове пролетела мысль:
-Значит, не умер сероглазый король…
-Здравствуйте, - сказал он. И улыбнулся. Зубы у него были, как в рекламе в телевизоре. – Приятного аппетита.
Она так испугалась, что даже не сказала ему ничего в ответ. Сидела, испуганно выпучив глаза, с торчащим изо рта куском печенья. Сидела, таращилась и молчала. Неодушевлённая Машка Тарасова.
Глаза у него были серые. С чёрными ресницами – щёточками. И эти глаза смеялись. Сияли радостью и смеялись. В них был такой восторг!
От неожиданности Машка икнула. Печенье во рту дёрнулось, и Машкины зубы застучали. Может, они застучали от страха, но выглядело так, будто она стала быстро зубами перемалывать это печенье. Или, наоборот, зубы стали просто перемалывать печенье, а выглядело так, будто она стучит зубами от страха. Он стоял перед ней, улыбался счастливой улыбкой, а она жевала, жевала это печенье, и оно никак не кончалось. Потом она перемолола зубами печенье и попыталась его проглотить. И у неё это не получилось. И тут она поняла, что сейчас подавится, позорно подавится на глазах у этого сероглазого короля. Но он, видимо, понял, как ей плохо. Каким-то чудом у него в руках оказалась небольшая пластиковая бутылочка с водой, он открыл её и протянул Машке, продолжая стоять напротив неё и улыбаться.
Машка, отвернувшись от него, напилась воды, протолкнув вредное печенье подальше в свой организм, вернула ему бутылочку и сказала:
-Спасибо!
И больше ничего сказать не успела, потому что с ужасом подумала, что в воде может быть какой-нибудь препарат, от которого она сейчас уснёт, и её уволокут прямо с этой лавочки, рядом с которой она нарисовала кривоватое сердце. Но страшно было не то, что Машку уволокут, незнамо, куда. А то, что она даже не узнала про деньги!
Но тут заговорил сероглазый король. То есть, владелец кроссовок. Этот странный мужик. Он сел рядом с Машкой на лавочку и уставился на неё счастливыми глазами. Ну, сидел он не очень-то и близко, ну, примерно в полуметре от неё. А вот глаза у него были такими счастливыми. Машка застеснялась. Видеть такой восторг она не могла. И тут она совсем некстати почему-то вспомнила любимую книгу. Нет, не Ахматову. А «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Именно в той части, где говорилось, что «вечером деньги, утром стулья, утром деньги, вечером стулья». И почему-то тут же ей в мысли залез другой персонаж, уже из кинофильма. И этот персонаж говорил:
-Как там насчёт халатика с перламутровыми пуговицами.
Видимо, на её лице очень хорошо были нарисованы её мысли. О деньгах. И сероглазый король начал говорить. Говорил он мало, но Машке показалось, что говорил он долго – долго.
-Я в субботу опоздал, пришёл сюда поздно. Думал, что Вы не придёте. Был сильный ливень. Мы с Вами разминулись буквально на несколько мгновений. Дождь даже не размыл сердечко, которое Вы нарисовали. А вчера Вы не пришли. Я думал, что Вы и сегодня не придёте, если вчера не пришли.
Он замолчал. Смотрел на неё счастливыми глазами и молчал. Потом спохватился:
-Давайте, познакомимся. Меня зовут Игорь. А Вас?
А меня зовут…- она вспомнила случай на пляже. И хотела назваться Ниной. Но передумала и сказала: -– Меня зовут Маша.
Ей даже легче стало. Будто она – это не она, а та самая пик-пик-пик- по имени Нина.
-Очень приятно, - произнёс он. И сказал про стулья. То есть про халатик. То есть про деньги.
-Два миллиона пятьсот сорок тысяч рублей, насколько я помню. Или больше?
Машкина балетка стала рисовать сердечки с такой скоростью, будто она хотела пустить их в массовое производство. Подол её юбки запрыгал. И горохи на нём запрыгали. Прыг-скок, маленький горох! Прыг-скок, большой горох! Не хватало завалиться в обморок на этой лавке.
-Не надо. Больше не надо, - сказала она. Говорила она, а голос был совсем не её.
-Так, - сказал Игорь. – Куда тебе их перечислить?
Ого! Он перешёл на «ты». И снотворного в воде не было. Это обнадёживало. И мысли Машки аккуратненько вернулись к денежному вопросу.
Машка подумала, как она смотрелась бы с такими деньгами наличкой, вспомнила номер своей банковской карты, но тут же постаралась его забыть. Её фамилию знать ему совершенно ни к чему. И тут она вспомнила о клочке бумаги в сумочке.
-У меня номер счёта есть, - почти радостно сказала она и стала копаться в сумочке. – Вот.
Она держала на ладошке клочок бумаги. И как она его не выбросила! Ладошка слегка тряслась. Впрочем, не слегка. И это было заметно. Игорь взял клочок бумали, посмотрел на него и положил в нагрудный карман рубашки. И тут только она рассмотрела, во что он одет. Тёмные брюки, похожие на джинсы, но не джинсы, и лёгкая светло-коричневая рубашка с коротким рукавом. С виду простенькое, но, Машка это знала, дорогое. Это сейчас так принято. Простое с виду дороже, чем яркие и вызывающие наряды. На его руке красивые часы. Машке нравилось, когда мужчина носит часы. Они придавали мужчине серьёзности, подтверждали его организованность и обязательность.
-Это твой счёт, - спросил он, бросив быстрый взгляд на Машку.
Она отрицательно замотала головой.
-А чей? – спросил он, внимательно глядя на Машку.
И тут она испугалась. Испугалась, что он передумает. Передумает и насчёт денег и вообще. Встанет и уйдёт. Но она уже не хотела отступать.
-Какая разница, - сказала она довольно грубо. И от своей грубости ей стало легче. – Не хотите… и она хотела встать.
Он неожиданно сделал движение в её сторону, и оказалось, что он сидит с ней совсем рядом. И, мало того, что сидит рядом, он правой рукой крепко обнимает её за плечи.
-Тихо, тихо, тихо, - сказал он. – Я не хотел тебя обидеть. Поверь мне. Посмотри мне в глаза и ответь мне только на один вопрос. Если ты мне ответишь на этот вопрос, я больше не буду интересоваться этими деньгами. Поняла?
Машка сглотнула, будто у неё в горле стоял один из тех огромных горохов с юбки, который прыгал, прыгал и нечаянно запрыгнул ей в горло. И с трудом произнесла:
-Спрашивайте!
Не выпуская её из своих объятий, а это было именно объятие, он спросил:
-Тебя кто-то обижает? Тебя кто-то шантажирует? Тебе грозит опасность?
Он спрашивал её с какой-то тоской в голосе, будто хотел этими вопросами и её ответами всё поставить на место. И задал ей три вопроса, а не один, как обещал.
-Меня никто не шантажирует. Я никого не боюсь. Меня никто не обижает. Поверьте мне, я говорю правду.
Она смотрела ему в глаза, смотрела и думала, что, если он сейчас прикажет ей залезть на самое высокое в городе здание и прыгнуть, она прыгнет. Она была готова на всё. Скорее всего, это отчаяние было просто нарисовано в её глазах, и он это понял.
Через десять минут они были в банке. Он и она. В банке Игорь задал ей только один вопрос:
-Я правильно написал? Павел Эдуардович Залесский. Два «с»?
И всё. Больше он её о деньгах и о том, что могло быть так или иначе связано с ними, не спрашивал. Потом она смотрела в листок бумаги, который ей выдала улыбающаяся женщина средних лет в красивой форменной одежде банковского работника, и не верила своим глазам. Игорь Андреевич Корнилов перечислил на счёт Павла Эдуардовича Залесского три миллиона рублей. У неё затряслись ноги. Она с трудом дошла до оказавшегося поблизости красивого глубокого кресла, как-то боком завалилась на него и, держа трясущимися руками этот листок перед глазами, попыталась сосчитать нули или прочитать текст ещё раз. Но не могла это сделать. Бумага прыгала перед её глазами. Даже не бумага, а буковки и цифрочки, изображённые на ней. Они были, как живые и прыгали, и прыгали. И тут она увидела на столе красивую круглую посудину с конфетами. Мелкие разноцветные конфетки выглядели заманчиво и аппетитно. Машка протянула руку, сгребла несколько конфет, высыпала их перед своим носом на подол юбки и стала лихорадочно разворачивать их. Дрожащие руки неуклюже разворачивали очередную конфетку, и Машка отправляла её в рот за предыдущей. Пришла в себя она от голоса Игоря:
-Что с тобой?
Он присел перед креслом на корточки, сгрёб оставшиеся на юбке конфеты, бросил из в посудину и уставился Машке в глаза. Сероглазый король по имени Игорь смотрел на неё такими страдающими глазами. Машка молотила крепкими зубками конфетки и мечтала только об одном, - проглотить их быстрей, встать и уйти. Ну, может и не уйти, куда ей хочется, а пойти с ним. И делать всё, что он скажет. Даже прыгать с крыши.
-Ты что ела сегодня? – вдруг спросил он.
Она замерла и перестала жевать. Утром она не завтракала, потом не обедала. Днём она устанавливала рекорд для книги рекордов Гиннесса. А яблоко не доела. А печенье, это так. Проглотила и не заметила.
То, о чём она думала, скорее всего, было чётко написано на её лице. Он встал, дождался, когда она прожевала все сложенные в рот конфеты, протянул ей правую руку с раскрытой ладонью с сильными красивыми пальцами и сказал:
-Идём!
-Идёмте, - покладисто сказала она, встала, но руку ему не подала. И тут вспомнила. И, совершенно машинально, не смутившись и не покраснев, сказала:
-Мне в туалет надо!
Странно, но он тоже не смутился. Подошёл к девушке за крайней стойкой и что-то спросил. Та улыбнулась и показала в сторону небольшого коридорчика, в начале которого стоял здоровый охранник в форме. Игорь вернулся к стоявшей, как столб, Машке и сказал:
-По коридору вторая дверь налево. Проводить?
Ответа не последовало. Ноги несли Машку в туалет. Да, именно так. Она не шла, а её несли её же ноги. Они в очередной раз жили отдельно. Голова, которая время от времени что-то соображала, и ноги, живущие отдельно. Между ними, правда, имелось и туловище. Но от туловища толку не было. Оно явно мешало и ногам и голове.
Впрочем, в туалет они зашли все вместе. Голова, туловище и ноги. Зайдя, Машка почему-то вспомнила кадры из увиденных ранее триллеров, детективов и боевиков, именно те кадры, в которых герой, а иногда и героиня, убегают от преследователей именно из туалета. Впрочем, она никогда не видела, чтобы убегали из банковского туалета. Из банковского туалета, надо полагать, сбежать было просто невозможно. Хотя бы потому, что если из него можно было бы сбежать через окно или другим путём, то, таким же образом, в туалет, а потом в банк, можно было бы проникнуть снаружи. И ограбить банк.
По этой причине туалет в этом банке напоминал банковскую ячейку. К тому же в нём было уютно, идеально чисто, прохладно и тихо в силу полнейшей безлюдности. Машка сделала сначала то, что и намеревалась сделать, потом подошла к красивому идеально чистому зеркалу и уставилась в него. На неё смотрела чужая физиономия совершенно незнакомой особы. Бледное лицо с синеватыми губами, синюшные круги под глазами и слегка растрёпанная голова. И огромные глаза с отчаянным выражением готовности делать всё, что ей скажут.
Машка умылась, вытерла лицо вкусно пахнущими бумажными полотенцами, распустила волосы, тщательно расчесала их и, подумав мгновение, заколола их заколкой именно так, как в первый день, когда она встретила Игоря. Точнее, когда столкнулась с ним в дверях банка «Восход». Волосы растеклись по спине, как лёгкий золотой поток. И она опять уставилась на своё отражение. И опять расстроилась.
Выглядела она так, будто её долго и изощрённо мучила профессиональная команда мучителей-садистов, которые, оценив визуально результат своего труда, сжалились над ней и отпустили, полагая, что уже хуже они ничего и придумать не смогут.
-Ну, Машка, - сказала Машка своему двойнику в зеркале, - тебе дали денег, к тебе хорошо относятся и, по всей видимости, убивать тебя сегодня никто не будет. В крайнем случае, сегодня будешь спать не одна. Впрочем, в этом нет ничего страшного. Надо же когда-то начинать. К тому же спать с кем-то рядом даже хорошо, не надо бояться, что какой-нибудь бандит залезет через балконную дверь со сломанной задвижкой в твою квартирку.
В это время открылась дверь, и в туалет зашла та самая работница банка, которая оформляла перевод денег от Корнилова Залесскому. Она посмотрела на Машку, заже заглянула за спину, чисто женским взглядом оценив чудную причёску, и произнесла сначала:
-Какая красота, - а потом добавила: - С Вами всё в порядке?
В голосе чувствовалось не просто любопытство или профессиональный интерес, а очень даже человеческое сочувствие и внимание:
-У меня всё нормально. Теперь всё нормально, - быстро сказала Машка. И не удержалась: - Скажите, а кто такой Корнилов?
Женщина улыбнулась:
-Игорь Андреевич – наш клиент. Интеллигентный, воспитанный и очень порядочный. А что?
-Ничего, - почти радостно ответила Машка. И вспомнила!
-Простите, у Вас нет с собой телефона? Мне сделать только один звонок, по городу. Извините, но у меня совсем нет денег отдать Вам…
Женщина совсем не удивилась. Она достала из кармана форменного платья телефон, протянула его Машке и прошла в кабинку.
На всякий случай Машка отошла подальше, чтобы её невозможно было услышать.
-Это я! – тихо произнесла она.
В трубку орали, кричали и, наверное, топали ногами, потому что Машка слегка отодвинула её от себя, чуть сморщилась и, дождавшись, пока собеседник выдохнется, твёрдо произнесла:
-Ты что так рассвирепел? Будто я подошла ближе, чем на два метра к твоим компьютерам. По твоим радостным эмоциям я поняла, что тебе уже настучал мобильный банк, и ты знаешь о пополнении счёта. Хочу тебе сразу возразить и сказать, что я не пошла на панель. Чтобы заработать такие деньги на панели, девушка должна трудиться лет до ста, не покладая рук и прочих, в основном интимных, частей тела. Кстати, ты что, знаешь прецеденты существования столетних проституток? И на органы я себя не пустила. Даже моя требуха не годится на это, я же в три года переболела гепатитом, по старомодному, желтухой. Забыл? А-а-а! Вспомнил! Извини, у меня мало времени. Деньги отправь прямо сейчас. Уже отправляешь?! Паша, я тебя люблю! Безумно люблю! А остальные деньги… Извини, если вдруг… Ну, всякое может быть… Не перебивай меня! Не перебивай, а слушай! Если со мной что-то случится, ты знаешь, что делать. Срок действия доверенности ещё два года. Даже больше. Пока! Я тебя люблю и целую.
Она нажала на кнопку, удалила звонок, подошла к зеркалу и опять уставилась в своё изображение.
За спиной открылась дверь кабинки, деликатная работница банка помыла руки, аккуратно вытерла их полотенцем и, почему-то рассматривая свой красивый маникюр, не глядя в сторону Машки, произнесла:
-Извините, может, я не имею права это говорить… Мне кажется, у Вас проблемы, которые Вы не в состоянии решить сами. И мне кажется, что Вам необходимо рассказать о них Игорю Андреевичу. Я говорю Вам вполне искренне. Однажды он помог мне. Мой сын, ему тогда было всего пятнадцать, связался с дурной компанией. Сейчас сын учится в военном училище. И как бы я не старалась забыть, я всегда буду помнить, что в моей жизни был период, когда я и муж могли потерять единственного сына.
Она взяла из рук молчавшей Машки телефон, мило улыбнулась ей и, сказав: -Всего доброго!- ушла.
Через пять минут, собравшись с духом, вышла и Машка. Игорь сидел в том самом кресле, где сидела она. И явно волновался. Подтверждением этого служила горка разноцветных фантиков на столе около него. К трём или четырём, оставшимся после Машки, добавились ещё штук десять, не меньше.
Около машины он сказал:
-Знакомься, это Сергей. Сергей, это Маша.
По лицу Сергея невозможно бло определить, какое впечатление на него произвело это представление их друг другу. Впрочем, в его глазах пряталась смешинка. Или Машке это показалось.
Сергей только сказал:
-Очень приятно.
У Машки был такой растерянный вид, что ожидать от неё аналогичного ответа никто не стал. Она вообще производила впечатление не совсем адекватной особы. Возможно, что она этого и не осознавала. Впрочем, если бы и понимала, вряд ли могла придать своему облику другой вид. Что-то подобное бывает с людьми, когда у них вдруг поднимается высокая температура. Человек вырывается из обычного окружения людей и вещей, привычек и потребностей, и попадает в какой-то ирреальный мир и не знает, как ему приспособиться к этому миру.
Окончание 1 части
Продолжение следует