Мимо дома иногда проезжали грузовики, кузова которых были плотно набиты заключенными. Они сидели на корточках, лицом к кабине, вернее,
к солдатам с автоматами ППШ, стоявшим вплотную к ней. У тех, кроме автоматов, были еще и овчарки, Солдаты и собаки не спускали глаз с заключенных, а заключенные старались на них не смотреть. Утром их везли слева направо, вечером – справа налево.
Так же, два раза в день, в тех же направлениях, в кузовах таких же грузовиков, почти в такой же серой одежде, но без конвоиров, возили рабочих – поволжских немцев-спецпереселенцев. Кто-то из них успевал сесть на длинные доски, подвешенные к бортам поперек кузова, другие – вольны стоять или сидеть на корточках. Но, кроме одежды, было еще нечто общее у немцев в грузовиках и зеков. Нормальных советских людей,
в приближающимся грузовике, всегда можно было узнать по песням Дунаевского на слова Лебедева-Кумача. Больше трех человек в кузове –
тут-то и «Широка страна моя родная». Немцы и зеки ездили молча.
А у Максимки жизнь шла своим чередом. Он должен пойти в первый класс. Ему купили матросский костюмчик, бескозырку с надписью «АВРОРА» и черный пистолет с пистонами. А он был готов до последней капли крови, своей и не своей, защищать дело революции, социализма и коммунизма, который вот-вот наступит. Кто-то сказал, что вон из-за тех гор.
В конце лета, погостив у тетушки, он возвращался домой, в ее сопровождении. Они и еще несколько человек сели в кузове, спиной к кабине. На полпути, к ним добавилась бригада немцев. Устроившись на корточках, они разглядывали «революционного матроса» с пистолетом. Улыбались, переглядывались. И вдруг, «матрос», вообразил себя конвоиром. Встал, широко, расставив ноги, и направил на них пистолет. Те уже не улыбались и не смотрели на Максимку. Это продолжалось до тех пор, пока тетушка не обратила на него внимание. Она вырвала пистолет, выбросила куда-то на обочину и влепила ему затрещину.
Через несколько лет немцев уже не заставляли регулярно отмечаться
в милиции. В местной газете появилось сообщения о том, что кое-кто из них навсегда уехал в Германию. Ладно бы – в восточную. А то, ведь, кто-то оказался и в западной. Макс удивился, вместе с газетой. Здесь же – хорошо! Социализм! Коммунизм, не сегодня-завтра! А они теперь там мучаются, в своем проклятом капитализме!
Одна надежда, что они устроят там социалистическую революцию, пусть даже не октябрьскую, а может даже – гражданскую войну и все немцы будут жить хорошо и счастливо. Как здесь, в Таджикистане. Или, на худой конец, как в ГДР.