Кладбищенская история

Виталий Зацепин
В утлой забегаловке за липким столом сидел пожилой мужчина. Немного  седоватый, весь в морщинах, небритый дней пять или шесть. На нём были надеты военный бушлат, местами засаленный, и какие-то мятые штаны. Левой рукой он держал кружку и периодически делал из неё небольшие глотки. Правая рука была вытянута вперёд-вверх, а указательным пальцем он беспрерывно, на протяжении всей беседы, грозил кому-то.

Его собеседник сидел напротив, с другой стороны стола. Изредка отпивал из кружки, ковырял рыбку и, соглашался с доводами пожилого мужчины, покачивая хмельной головой. Выглядел он как-то неважно, нездорОво. Пропитой вид, как будто он не просыхал неделями. Вся одежда лоснилась. У пуховика был разорван рукав, и из дыры торчали куски не совсем уже белой материи. Заросшая голова с проседью давно забыла, как выглядит расчёска. На небритой физиономии усы и борода торчали какими-то клоками.

С ними за столом сидела баба с опухшим лицом зеленоватого цвета и лиловым бланшем под глазом. На голове у неё был повязан платок. Из  одежды – кожаная мужская куртка, не по размеру, модная лет двадцать назад, но в хорошем состоянии, с торчащей из-под неё олимпийкой. Лосины ядовито-розового цвета обтягивали давно уже испорченную фигуру, подчёркивая всё уродство, имеющиеся в кривых ногах. Обувь – домашние тёплые тапочки на босу ногу.

Баба была настолько пьяна, что, просто сидела и не то дремала, не то думала о чём-то своём, девичьем. В разговоре не участвовала, но иногда вздрагивала и качала головой как игрушка-болванчик в машине.

Рюмочная, где сидело за столом трио, была наполнена неким зловонием, винным перегаром, запахом туалета и естественным запахом немногочисленных посетителей. Всё было: грязно, липко и мерзко.

На столе у троицы стояло несколько пустых пивных кружек, полбутылки водки и нехитрая закуска в виде рыбки и черных сухариков с чесноком. Всё имело дурной запах, но никто не обращал на это никакого внимания. Они были увлечены беседой.

– Я, вот, тебе говорю, некуда идти работать, всё позакрывали! – говорил человек в бушлате, грозя пальцем кому-то в воздухе. – Сань! Вот, ответь мне, вот, сколько заводов было?

– По-о-олно, Лёшь! – ответил Саня, отряхивая рваный пуховик от крошек и чешуи.
   
– И я говорю, что полно. Эти пи… ой, пардон, – Алексей приложил руку к груди, – у нас здесь дамы. Извиняйте! – опухшая баба только икнула, не обратив никакого внимания на разговаривающих.

– Ну, всё развалили! Всё! – продолжал Алексей. – Я, вот, летом был на «Автоагрегатном», народу – никого! Над цехами аисты летают. Ощущение, как в Чернобыле побывал. Барыги какие-то оборудование всё на металлолом вырезали и вывезли. Голые бетонные стены, выбитые окна и – никого! А ведь шесть тысяч человек работало. Ты можешь себе представить? Аисты летают и – ни души.
– Могу, – изрёк Санёк.

Немного помолчали, похлебали из кружек. Алексей, перестал грозить пальцем приступив к разковыреванию рыбы.

– Ничего ты не можешь, – пробурчал Алексей и сделал несколько глотков из кружки. – А станочный завод? Десять тысяч человек работало, сейчас – сто! Из них рабочих двенадцать, остальные – директора да замы, да начальники, бухгалтера с экономистами, – Алексей сделал глоток из кружки. – И эти двенадцать человек работают под открытым небом, как во время войны. А сейчас, что война? Греться костры разводят, а воду, чтоб попить, запазуху засовывают, иначе замёрзнет.

– Да-а-а, – многозначительно протянул Саня.

– Ну, всё развалили гады…

После этих слов Алексей, залпом выпил остатки жёлтой жидкости из кружки, загрыз сухарём и продолжил ковырять рыбку.

В рюмочной стоял гул разговоров. Телевизор, висевший на стене, разбавлял  его сентиментальным сериалом, который смотрела буфетчица, женщина видная, но одинокая. Очень полная, грудастая, крашеная блондинка лет сорока. Сериал поглощал её полностью и она не обращала внимание на окружающий шум.

Отломав голову очередной рыбёшке, Алексей крикнул буфетчице:
– Галочка, ещё две кружечки, пожалуйста, и запиши на меня.

В ожидании заказа стали разливать водку. При первых бульках глаза опухшей бабы открылись, рука потянулась за стаканом. Взяв его, она поспешно выпила и, крякнув, закрыла глаза не то уснув, не то от удовольствия. Алексея такая бесцеремонность несколько озадачила. Он налил ей ещё полстакана. На этот раз баба открыла только один глаз, не пострадавший от руки любимого и автоматически обхватив стакан, поднесла ко рту.

– Может, чокнемся ради приличия? – спросил Алексей.

Баба, не проронив ни слова, вытянула руку в сторону кавалеров для церемонии чоканья. Прозвучал звон. Рука бабы согнулась в локте и без остановки доставила содержимое стакана по назначению, а сам стакан с грохотом поставила на стол и закрыла глаз.

Мужички выпили молча, поморщились и загрызли сухарями.

– Какую гадость приходиться пить, – полушёпотом произнёс Алексей. – А ведь раньше ничего, кроме Массандры, в рот не брали. Помнишь?

– Да уж, были времена…

В это время буфетчица крикнула, чтоб забирали заказ. Алексей, семеня, побежал к стойке.

– Спасибо, Галочка! – как-то заискивающе произнёс он и побрёл с кружками к столику.

– Отдыхай, Лёшь, – ответила буфетчица и пошла куда-то в подсобку, сотрясая деревянный пол своими слоновьими ногами.

Саня с Лёшей дружно накинулись на свеже налитое, холодное, пенное пиво. Разговор, длившийся уже несколько часов, порядком надоел, поэтому пили молча, и только изредка из них вырывались короткие ругательства в отношении кого-то. Опухшая баба уже не реагировала ни на что. Даже разлитие остатков водки не смогло открыть ей глаза, как бы громко и призывно не булькала жидкость.

Выпив водку и остатки пива, Алексей засобирался. Надел шапку и, протягивая Александру руку для прощания, спросил:
– Даму с собой возьмёшь?

– С собой.

– Ну, тогда удачной ночи. Не забудь ей кофе в постель с утра подать.

– Я ей рассол подам.

На этом и распрощались.

Проходя мимо стойки, Алексей подмигнул буфетчице и произнес:
– Галочка, десятого, я… сама знаешь, как часы… пенсию получаю… всё до копейки.

– Ой, иди уж, – махнула рукой буфетчица.

На улице Алексея встретил крепчавший мороз и промозгло-ледяной ветер. Луны не было. Качавшийся фонарь скупо освещал кусок улицы.

Алексей двинулся по единственной тропке в сугробе, которая вела в сторону его дома.

Пройдя полпути, Алексей повстречался с молодым человеком. Несмотря на мороз и пронизывающий ветер, парень был без шапки. Его ярко-рыжие волосы хорошо проглядывались даже в полумраке вечерней, плохо освещённой, улицы. 

Тропка была узкая и, чтоб разойтись, кому-то пришлось бы наступить в сугроб. Они остановились и стали смотреть друг на друга. Никто не хотел и, главное, не собирался уступать.

– Ну, ты чё, дядя, встал на дороге?

– Пройти не могу, ты мешаешь.

– Это ты мне мешаешь. Свали!

– Ты как разговариваешь, щенок?

– Чё ты сказал?

– Чё слы… – не успел договорить Алексей.

От сильного удара в грудь у него перехватило дыхание. Как-то неприятно сжалось всё, и что-то холодное почувствовал он внутри себя. Дрожь пробежала по телу. Рыжий парень отдёрнул руку. Алексей упал в снег и последнее, что он видел в своей жизни – как молодой человек, перешагнув через него, пошёл дальше. 

* * *

Местное кладбище – основательно засыпанное снегом, с торчащими из-под него памятниками, крестами да бурьяном, продуваемое всеми ветрами на свете, с вечно каркающими и ждущими еды воронами – тоскливо встречало очередной катафалк.

По соседству с кладбищем разместились остатки химкомбината. Пара густо дымящих труб, остовы зданий без окон и дверей и бесконечный гул от одного из оставшихся цехов. Жуткая картина. Должно быть, и покойникам тошно лежать в таком месте. И как только не сходят с ума работники кладбища? Как ночные сторожа выдерживают на такой работе? Загадка…
 
– Все, простились? – спросил могильщик у женщины, которая распоряжалась и контролировала происходящие вокруг.

– Вроде как все, – ответила она.

Родственники оттащили вдову от гроба, пытаясь её успокоить. Могильщики накрыли гроб крышкой, забили гвоздями и принялись опускать его в могилу.
Всё это время вдова не унималась, выла, ревела, и в какой-то момент обессилено повисла на руках державших её дочерей. Кто-то принёс нашатырь, дали понюхать, вдова очнулась. Но при первых же ударах земли о крышку гроба она вновь потеряла сознание и начала падать. Сил у поддерживающих не хватило, и вдова упала на снег. Рядом стоявшие мужики кинулись поднимать её. Бабы начали причитать, некоторые зарыдали. Вдову вновь привели в чувство.

Могильщики профессионально исполнили свой долг: вкопали деревянный крест, отбили кантик на могильном холме, вытерли лопаты о снег, собрали инвентарь и, погрузив его в катафалк, встали рядом с ним в ожидании, когда закончится панихида.

Несколько женщин стояли, вытирая слезы, и тихонько разговаривали.

– Да уж дела, – сказала одна из них, – судьба…

– А не знаешь, что там с эти… рыжим?

– Что с ним? Поймали, теперь лет пятнадцать, наверное, дадут.

– Да ему самому пятнадцать, – добавила одна из женщин.

– Вот такая молодёжь, ещё молоко на губах не обсохло, а они за ножи берутся.

– Удивительно, как его раньше-то не посадили. У них в семье только ленивый не сидел. Они всегда пили и в истории попадали.

– И этот туда же. Теперь одного не вернуть, а другой всю жизнь себе поломал.
В это время стали раздавать блины и кутью. Запах свежеиспеченных блинов уносился ветром за пределы кладбища и слышался на большом расстояние от похоронной процессии.

– Блинами запахло, – сказал высокий худой мужчина лет пятидесяти с бородой, как у бояр в допетровский период.

– Да, жрать охота, – ответил ему низенький пухлый человек с выпученными глазами и какой-то наглого вида рожей.

Эти двое стояли около автомобилей иностранного производства – большого, чёрного, с тонированными наглухо стеклами внедорожника с номером 999 и серебристого седана – с номерами городской администрации. Постояв и изрядно замёрзнув, они полезли в машину и уже из неё продолжили пристально следить за происходящим действом на поле, граничащем с кладбищем, где по колено в сугробах перемещались несколько человек. Они держали бумаги, что-то в них сверяли, делали руками жесты, явно обозначавшие, что что-то измеряют на этой  территории. Спектакль этот продолжался около получаса. Группа людей пробиралась по снегу, временами проваливаясь довольно-таки глубоко, прохаживалась между надгробий, выходила к забору химкомбината, вновь шла по занесённому снегом полю и, наконец, подошла к машинам, где их с нетерпением ждали бородатый и пухлый.

– Мы всё померили и осмотрели, – начал докладывать в открытое окно автомобиля худощавый человек в кепке с опущенными ушками. – Действительно получается, что кладбище вышло за границу своей территории и захоронения проходят уже на  земельном участке, принадлежащем гражданину Усачёву, то есть вам, – на этих словах худощавый указал на пухлого гражданина и закончил доклад.

– Виктор Семёнович, здесь, я так понимаю, всё? – поинтересовался бородатый.

– Да, – ответил худощавый.

– Тогда поедемте в администрацию и там оставшиеся вопросы дорешаем.

Все расселись по машинам и выдвинулись в направлении центра города. Катафалк выехал с кладбища и направился в противоположную сторону. В это время ещё два автобуса приехали для проведения траурной панихиды.

Количество свежих могил ежедневно увеличивалось и кладбище яростней наступало на снежное поле, которое оказалось чьей-то частной собственностью.

Гражданин, владевший этой землей, очень был удивлён, когда обнаружил, что практически половину его землицы занимает ничто иное как кладбище!  Как так получилось? Кто так безалаберно поступил? Насколько уже захоронения заняли его участок? И как быть в этой незаурядной ситуации? Вот этими и другими вопросами занималась комиссия во главе с худощавым председателем Виктором Степановичем.

***

В кабинете главы города, обставленном на широкую ногу, стояла отполированная до зеркального блеска мебель: шкафы для документов и одежды, журнальный столик, столы, для руководителя и переговоров, резные стулья. Вся мебель была выполнена из красного дерева в стиле XIX века и имела тёплые оттенки, в тон розовым стенам. На полу расстилался прекрасный ковёр ручной работы – подарок города-побратима. В углу стоял кожаный диван необычайно большого размера. В «красном» углу небольшой столик весь был уставлен всевозможного вида иконами. Кресло главы, по своей форме больше напоминающее трон, чем, собственно, мягкий стул с подлокотниками, выделялось само и возвышало сидевшего на нём перед всеми остальными. На стене висел портрет президента, который строго смотрел на присутствующих.

Глава сидел на своём «троне» и слушал доклад Виктора Степановича. Сама комиссия расположилась за длинным столом вместе с работниками администрации и разглядывала своё отражение в столе.

– Таким образом, кладбище фактически на одну треть заняло этот земельный участок. Дальнейшее использование его по прямому назначению не представляется возможным, так как на всех подъездных путях уже находятся захоронения. И в этой связи комиссия готова принять решение о рассмотрении компенсации собственнику. На данный момент есть два варианта. Первый – это компенсация собственнику стоимости земли, проще, говоря, выкуп. Второй – предоставление другого равнозначного участка из находящегося в собственности муниципалитета.
Немного помолчав и переварив информацию, глава – розовощёкий, полный мужик, одно лицо которого весило килограмм шестьдесят, спросил присутствующих:
– Какие будут соображения?

– Разрешите? – попросил слово начальник правового отдела администрации, вечно борющийся за дисциплину и сующий свой нос во все дела, независимо от того, касаются они его прямых должностных обязанностей или нет. Он заглядывал в каждое помойное ведро, ища там какой-нибудь заговор, за что получил прозвище «Старший брат». Коллектив его тихо ненавидел и каждый мечтал плюнуть ему на спину или в тарелку с супом.

– Да, пожалуйста.

– Может быть, на заседание комиссии надо было пригласить собственника участка, но раз его нет, тогда позвольте мне озвучить?

– Да, конечно.

– Предварительно с собственником проведены переговоры и он согласен на вариант выкупа у него этой земли. Также обговаривалась сумма, которая удовлетворила бы обе стороны.

По лицам членов комиссии было видно, что им очень хотелось бы знать размер этой суммы, но к великому их прискорбию, эту цифру не называли. Она витала где-то в воздухе слухов и домыслов и шла на миллионы.

Такой сложный вопрос решился удивительно быстро и просто. Буквально месяца не прошло с того момента, как в администрацию города обратился некий гражданин с заявлением, что на принадлежащем ему земельном участке неожиданно для него раскинулось во всю ширь кладбище. И это обстоятельство его обескураживает и удручает, поэтому ему очень хотелось бы услышать объяснения происходящим метаморфозам с его землей и получить моральную и материальную компенсацию ущерба, нанесенного его чувствительной душе и земле, принадлежащей на праве собственности.

И как-то так быстро все завертелось, закружилось. Была создана комиссия, которая тщательно стала изучать суть проблемы. Всё измерила и проверила. И в бюджете нашлись свободные деньги. Шестерёнки механизма очень хорошо сработали и в какие-то три с небольшим недели незадачливый собственник уже снимал денежные средства со своего расчётного счёта в банке и аккуратно складывал пачки в чёрную спортивную сумку.

Но не прошло и двух дней, как на заседании одной из комиссий по вопросу строительства транспортной развязки, вновь всплыла фамилия незадачливого латифундиста Усачёва. Каким-то чудесным образом оказавшимся владельцем двух смежных участков земли, на которых планировали строить эту самую развязку. Участки необходимо было выкупить за приличную сумму…

* * *

Десятью годами раньше…

Солнечное воскресное утро. По тротуару не спеша передвигался Алексей, держа в руке пакет. Мимо проносились автомобили, тень от деревьев обдавала прохладой. Прекрасный выходной день… И тут, перед самым носом Алексея, пролетает футбольный мяч. Следом, чуть не сбив его, вылетел рыжий пацан, лет пяти, и устремился за мячом на проезжую часть, не глядя по сторонам.

В какие-то доли секунды Алексей сообразил, что приближающийся автомобиль сейчас собьёт ребёнка. Он кинулся на дорогу, выхватил из-под колёс огромного внедорожника мальчишку и кубарем выкатился с ним на тротуар.

Автомобиль, резко затормозив, остановился, из него вышел невысокий, пухлый человек с выпученными глазами и, ругаясь скверными словами, направился к Алексею, начавшему вставать с асфальта.

– Следить надо за ребёнком, папаша, – грубо кинул пухлый.

– Это вообще не мой ребёнок, он за мячом побежал,  – оправдывался Алексей. – Ты цел? – спросил он у рыжего пацана.

– Угу, – ответил паренёк.

По всему его виду было ясно, что он не сильно испугался и не до конца понял, что с ним произошло. Алексей осмотрел нет ли ссадин или ран на теле ребёнка и спросил:
– Руки, ноги целы? Ничего не болит?

– Не болит, – ответил рыжий и заплакал.

– Ну, не плач. Беги!

Мальчишка схватил мяч и, вытирая слезы, как ни в чём не бывало, побежал во двор,  где собралась толпа ребятишек, в ней рыжий мальчуган и растворился.

– Сам-то цел? – уже более мягко спросил пухлый, от которого несло спиртным.

– Вроде да.

– Ладно, я тогда поехал.

– Езжай.

Пухлый сел в свой чёрный «крузовик» с блатным номером 999 и умчался. Алексей стал отряхивать пыль с одежды и тут… он почувствовал, что локоть его правой руки невыносимо стал болеть. Когда он выхватил ребёнка из-под машины и практически в прыжке упал на асфальт то ударился именно локтем. Рука перестала слушаться, боль усиливалась.

Следующие три часа Алексей провёл в травмопункте. Ожидая своей очереди, он почувствовал себя ужасно плохо, голова стала кружиться, безумно затошнило. Вместе со снимком руки сделали и снимок головы. Оказался перелом локтевого сустава. И это было понятно. Но ещё выяснилось, что Алексей как-то умудрился удариться головой об асфальт и получить сотрясение.
 
Почти месяц Алексей провёл на больничном.
 
Выйдя на работу, в первый же день начальство вызвало его к себе на беседу, в ходе которой ему было предложено на две недели стать исполняющим обязанности начальника департамента, в котором Алексей трудился, пока непосредственный руководитель будет в отпуске. Алексей, не раздумывая, согласился, ибо это сулило доплату к зарплате, а может быть, ещё и премию.

На второй день Алексей сидел на своём рабочем месте и усиленно временно исполнял обязанности. В основном подписывал всевозможные документы: счета, уведомления и прочую документацию. Давал кое-какие распоряжения. Казалось, ничего мудрёного, однако к четырём часам дня рука от непрерывного подписывания уже приобрела форму ручки и срослась с ней, а голова после недавнего сотрясения перестала понимать, что, собственно, написано во всех этих бумагах. И тут принесли ещё стопку документов на подпись: о выделении земли под строительство торгового центра, под многоэтажную застройку и городское кладбище. Алексей, не вчитываясь, черканул документы и засобирался домой. Рабочий день подходил к концу.

* * *

Баня, построенная из толстенных брёвен в древнерусском стиле, находилась посреди соснового бора в курортном пригороде. Одна из комнат, с высоким потолком,  была похожа на княжеские палаты с вкраплениями современной техники и мебели. На полу – медвежья шкура, – на стенах головы диких животных, камин, огромная «плазма» на стене, диван, сев на который, забываешь обо всём, накрытый всевозможной едой и напитками стол. Посредине стоял бильярд.
На диване, завёрнутые в белые простыни, как римские императоры, сидели трое мужиков.

У одного из них была боярская борода «лопатой», сам он был необыкновенно худ и имел внушительный рост. Прослеживалась даже некая диспропорция между его телосложением и растительностью на лице.

Другой, напротив, был невысокого роста, имел пухловатый вид и круглое лицо с выпученными глазами – как два теннисных шарика.

Третий, оплывший жиром, с огромным волосатым пузом, розовощёкий мужик с лицом килограмм на шестьдесят. 

Они с аппетитом ели раков и запивали эту вкуснятину прекрасным чешским пивом. Пенный напиток лился рекой вместе с разговором.

– Да схема простая, как два пальца, – говорил розовощёкий. – Участок этот приватизируем за копейки. Он особо никому не нужен. Там с одной стороны…
Тут, прервав разговор, в комнату отдыха ввалились девчонки. Они были как на подбор: брюнетка, блондинка и рыженькая. Точёные фигурки были видны через облегающие простыни, а рыжая, будучи совсем нагишом, блестела пирсингом и приковывала взгляд к своим татуировкам. Особенно к той, что была ниже спины. Все, трое, смазливенькие, с пухлыми губами и невозможно привлекательными бёдрами, бесцеремонно плюхнулись на диван, собираясь выпить и закусить.

Рыженькая начала, было, примостыриваться на коленки к розовощёкому. Тот её несколько грубовато спихнул, сказав:
– Так, девчонки, идите, поплавайте в бассейн.

– Ну-у-у-у, – заскулили они дружно.

А рыженькая, начиная поглаживать своего «парня» по пузу, простонала:
– Мы кушать хотим…

– Так, берите шашлычок, салатики и дуйте, нам поговорить надо. Вот вискарика возьмите и давайте, давайте шустренько…

Девчонки нехотя встали и направились к выходу, взяв вазу с фруктами, тарелку бараньих рёбрышек и бутылочку Блю Лейбла. Для ускорения розовощёкий пару раз шлёпнул голую девицу по её обнажённым прелестям. Раздался шлепок. Девчонки захихикали и ускорились.
 
– Откуда таких стрёмных тёлок притащили? – спросил пухлый с выпученными глазами, когда дверь за девицами закрылась.

– Да, это, вот, Борода откуда-то приволок.

– Какие есть, на базар не несть, – отпарировал Борода.
 
– Так, ладно, продолжаем. На чём я остановился?

– По земле, – сказал пучеглазый.

– Как в анекдоте, закидываю, значит, ногу на плечо… Знаете этот анекдот?

– Нет.

– Не, что за анекдот? – спросил Борода.

– Идёт совещание. Начальник рассказывает как он побывал на охоте.

 «Подстрелили, значит, лося. Разделали, я беру одну ногу, закидываю на плечо…». В этот момент звонит телефон. Начальник прервался, переговорил по телефону, кладет трубку и спрашивает: «На чём я остановился?». Ему говорят: «Закидываете ногу на плечо». – «А, да, значит, закидываю одну ногу на плечо, затем закидываю вторую ногу на плечо и как ей вдул, даже шиньон слетел».

Следующие десять минут мужики, давясь от смеха, катались по дивану. И тут Борода сказанул:
– У этого анекдота уже борода выросла.

Все засмеялись ещё звонче, до хрипоты, до слёз.

– А чего говорил, что не знаешь анекдот раз у него борода выросла как у тебя?

– Да я позабыл.

Похрюкивая и вытирая глаза, розовощёкий продолжил:
– Ладно поржали, давай по делу. Земля эта никому, в принципе, не нужна. Там с одной стороны кладбище, с другой химкомбинат, посредине овраг. Антон, – обратился он к пухлому с выпученными глазами, – на тебя оформим этот участок. Дальше мы на этой земле организуем, как бы случайно, кладбище.
 
– Как организуем? – озадачился Антон.

– Профессионально. Ну, ошиблись люди, стали хоронить не там, где надо, а немного в другой стороне, с кем не бывает? И вышли случайно за пределы территории кладбища. Что тут такого? Все люди, любой может ошибаться. Одни померили не так, другие подписали документы, а третьи стали копать, не вникая в тонкости. И опять же случайно хоронили так, что на основной участок толком и не проедешь.

– А как они ошибутся-то? – поинтересовался Антон. 

– А мы им поможем. Подпишем бумаги, что, мол, хороните тут и всё.

– Подписывать-то тебе придётся, ты можешь крайним оказаться.

– Ой, я тебя умоляю. Этот вопрос технический, уже миллион раз проверенный. Я ухожу в отпуск, вместо себя оставляю и.о., он бумаги подписывает в моё отсутствие.

– А если не подпишет? – беспокоился Антон.

– Куда он денется с подводной лодки? Всегда все подписывали, а теперь вдруг не подпишут? Тем более, будет написано так, что комар носа не подточит. Даже сомнений не возникнет о возможном криминале. Из отпуска выйду и команду по инстанции вниз запущу, а на самом кладбище наш человек уже на местности покажет, как и куда копать надо. За несколько лет участок превратится в хороший некрополь. А когда всё это всплывёт, будем искать крайнего, а он может к тому времени и работать не будет или вообще к праотцам отправится и даже, может, будет лежать на том самом кладбище. Мы, конечно, повозмущаемся для вида, но покойников же не будем выкапывать. Затем смажем кое-какие шестерёнки и запустим механизм. И город вынужден будет раскошелиться. Конечно, не из своего кармана – из народного, то есть из бюджета. Эти карманы у нас давно уже разные и тут только успевай набивать их, пока кто-то другой этого не сделал.

Последнюю фразу розовощёкий произнес, улыбаясь, развалившись на диване.

– Очень заманчивая идея, – сказал Антон, ещё больше выпучив глаза.

– Ещё бы, верняк! Лучшее средство вложения денег. Расходов пару лямов, а выхлоп в пятьдесят раз больше или даже в сто, как постараемся.
 
– Ну, за концессию! – предложил тост Борода.

Все подняли кружки, чокнулись, сделали несколько глотков и продолжили есть раков.

– Как говорил О. Бендер, «Бензин ваш – идеи наши!» – сказал розовощёкий. – Кстати, есть ещё одна тема. Будут строить дорожную развязку, а земля под этим местом пока принадлежит колхозникам. Надо только паи скупить, размежевать, то да сё… в общем, можно и эту тему продвинуть.

Разговор затянулся глубоко за полночь. Концессионеры в перерывах между обсуждением парились, плавали в бассейне, посещали комнату отдыха с девицами, выпивали и закусывали. Только с рассветом стали потихоньку собираться.

Розовощёкий был на служебной машине. Бороду погрузили к нему на заднее сиденье, девок отправили восвояси, а Антон с чрезмерно выпученными глазами от пива с икрой и раками, полез в свой огромный чёрный внедорожник, собираясь ехать за рулём самостоятельно.

– Может, тебя тоже подвезти, чего пьяный-то поедешь?

– Не боись, я как стёклышко. Сам доберусь, без эксцессов, уж поверь моему богатому опыту и номерам.

Номер 999, как считал Антон, давал ему некоторые привилегии на дороге.
– Смотри сам, если что, звони.
 
Концессионеры попрощались, уселись в машины и поехали по домам.
Воскресное утро было прекрасно. Солнце светило, начиная припекать. Город постепенно просыпался.