В понедельник, зевая и привычно матеря декабрьские лужи, мы потихоньку подтягивались к проходной. Зима в этом году выдалась малоснежной и в то же время слякотной, как выражался Марс Валитов, "зима курильщика". Серёга, правда, клялся, что на севере Подмосковья дела обстоят не в пример лучше, но верилось слабо. Мы уже практически все собрались и теперь курили в ожидании опаздывающих коллег. Я мысленно прикидывала, всё ли я взяла с собой для новогодних посиделок... свитер, тёплые носки... расчёски-щётки...ладно, пару дней перекантуюсь. Морозов припарковал свой (вернее, отцовский) микроавтобус на другой стороне улицы, и наша гоп-компания перекочевала туда, перепрыгивая через озёра растопленного снега. Почти все в сборе, не хватало только Гриши, который ехал из Серпухова и зависел от электричек, и Данияра.
Заблудшие души появились вместе, видимо, столкнулись в метро. Гриша, в пуховике и армейских высоких ботинках, тащил за плечами увесистый рюкзак, уж не знаю, чем набитый, а вот Данька... Тут у любого бы челюсть отвисла.
Данияр Невмятуллин, собираясь на пятидневный загул в подмосковных чащах, оделся в лёгкое щёгольское пальто, явно недешёвое, шёлковое кашне с неброским принтом и (вот тут я даже не знала, что и сказать) в дорогие кожаные ботинки. Через плечо у него была перекинута небольшая стильная сумка. Видок был — хоть сейчас на подиум, даже волосы этот эстет как-то по-особенному зачесал назад. Неудивительно, что мы немного... растерялись, увидев это великолепие из модного журнала. Первым пришёл в себя Серёга.
— Э-э-э... Дань, мы, вообще-то, на дачу едем. Там снега по колено, если не больше, это тебе не Москва. Ты бы ещё в шлёпках пришёл.
— В тебе, Сергей, нет чувства прекрасного, — наставительно сказал Данияр, — и это прискорбно.
— Да при чём здесь прекрасное, Дань, ты же утонешь там в этих своих ботиночках! Сляжешь с температурой, весь праздник испортишь и себе, и нам! И холоднее там, ну, я не знаю, градусов на пять минимум. Ты совсем не соображаешь, куда едешь?
— Ш-ш-ш, Морозов, не распыляйся, — страдальчески скривился Невмятуллин, — всё будет чики-пуки, вот увидишь. Ну что, мы все в сборе?
Морозов кивнул, ещё раз подозрительно оглядел нашего законодателя мод и начал распихивать всех вместе с барахлом по салону.
— Поедем по старой Ленинградке, — сообщил Серёга, выруливая из тоннеля, — на новой сейчас форменный бардак с этими автоматами. Мне одного раза на всю жизнь хватило.
— Да ну, — Кольцов уткнулся в смартфон, — на старой пробки в семь баллов, и сколько мы так ползти будем? До самого Зелека всё битком.
— А теперь новую глянь, — не оборачиваясь, бросил Морозов, — и не учи меня ездить на свою дачу. Я же сказал, сядем усе.
Потом у них разговор переключился на технические особенности морозовского микроавтобуса, и мне стало неинтересно.
Чтобы хоть как-то убить время в бесконечных пробках (люди-человеки! Ну куда вы все прётесь в понедельник утром из Москвы?), я исподволь разглядывала нашу компанию. В конце концов, одно дело с этими людьми работать и совсем другое — вместе отдыхать.
Серёга Морозов за рулём, душа любой компании, остряк и балагур, хоть и с уклоном в шутки ниже пояса. Зато незлобный и отходчивый, я уж и не помню, когда он с кем-нибудь ругался.
Витя Кольцов, рыжеватый, склонный к полноте, тихий и замкнутый, из тех, кого называют "вещь в себе". Лучший друг — смартфон, надеюсь, хоть на Новый год из него вылезет.
Его жена Света, сидит рядом со мной, худенькая, коротко стриженная, с задорными ямочками на щеках, полная противоположность своему мужу. С ней я как-то сразу нашла общий язык, хотя до сегодняшнего дня мы знакомы не были.
Марс Валитов, мой коллега из четвёртой аппаратной, худой и желчный брюнет, похожий на ощипанную ворону. Несмотря на внешность алхимика-неудачника — прекрасный профессионал, обладающий стальными нервами, что в нашей работе очень и очень ценно. С ним отношения у меня были ровными и отстранёнными. Марс общества не чурался, но искренне полагал, что мир много хуже, чем о нём думают.
Гриша Маленко, тихий беззлобный человечек, отец двух дочек, почему-то напоминающий мне грустного Винни-Пуха. Стать настоящим профессионалом своего дела ему мешала излишняя мнительность и постоянные сомнения в качестве своей работы.
Игорь Клатов... м-да, что о нём сказать-то? Рыцарь без страха и упрёка, таких уже не делают, вот только... а, впрочем, ладно. Сейчас он со странным выражением лица прожигал глазами Данькин затылок, о чём обладатель затылка пока не догадывался.
Корры все разместились сзади меня, кроме Даньки, который восседал справа и скучающе глядел в окно. Лилька и Егоров о чём-то шептались, проскакивали слова "дежурство" и "группа сбора". Бедняжки, всё от работы своей никак не отойдут. Лёха Воробьёв, кажется, тупо спал, свернувшись в клубок на заднем сидении.
И как вишенка на торте — Данияр Невмятуллин, звезда экрана и просто красавец-мужчина. Надо признать, когда я первый раз его увидела после командировки, у меня челюсть отвисла. И не только у меня. В Латакию улетал тихий испуганный человечек (а причины пугаться у него были, да ещё какие), ни разу до этого не выезжавший в командировки, а вернулся ни много ни мало Джеймс Бонд. В курилке не умолкали слухи о нём самом, о его похождениях (поговаривали, что этот жиголо и к Ларисе, главному режиссёру, успел подкатить, и небезуспешно), о патологическом везении, что сопровождало его после прилёта... да о чём только не судачили за спиной Данияра Невмятуллина. Он на все шепотки отвечал ослепительной улыбкой и загадочно щурил бездонные глаза. И сейчас эта мечта всех женщин телеканала ехала с нами праздновать Новый год. Х-м-м... что-то мне подсказывает, что для кого-то эти зимние вечера обернутся весьма жаркой затеей. Интересно, Света или Анька, жена Серёги? Лилька Сенатская уже Данияра не интересовала, а ко мне он почему-то ни разу не подкатил. Даже обидно, чёрт побери. Не такая уж я уродина. Ну да ладно. Осложнять себе жизнь шашнями с Невмятуллиным в мои планы уж точно не входило. Кому понравится быть сто пятнадцатой в списке?
Микроавтобус медленно, но верно полз к цели.
* * *
Он сидел, полуприкрыв глаза, и с тоской наблюдал за еле ползущими машинами. Москва, Москва... сколько не расширяй дороги, автопром забьёт их под завязку. И всё же хорошо, что Сергей пригласил его к себе на Новый год. Всё лучше, чем пить в одиночку, чокаясь с Путиным на экране. Приглашать кого-то в свою убогую комнатёнку он считал просто недопустимым.
Он поправил выбившуюся прядь и вдруг замер, напрягшись всем телом. Его словно захлестнула чёрная, душная волна, накрыла с головой, залила глаза и ноздри. Вот так так... кто же это его здесь так люто, по-звериному ненавидит? Он прищурился, сосредотачиваясь. Так... сзади... левее... вот! Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать. Интересно, что же вызывает у этого парня такую неприязнь? Вроде и поводов нет. Он прищурился сильнее, максимально концентрируясь на своих ощущениях. Гнев... нет... зависть... теплее... ревность? Он чуть было не расхохотался, но что-то снова заставило его вслушиваться в себя. Ревность... да, близко... чёрная, разъедающая, но не только. Не только она, что-то ещё. Он зажмурился, закусив губу. Тонкая-тонкая ниточка в сознании соседа по машине... не упустить бы... о!
"Кто же ты такой, сволочь? Что ты такое? Какой кровью ты подписывал свой договор и с кем? Кому ты продал душу, красавчик? И за какие обещания?"
О-ля-ля, да здесь всё серьёзно. И когда он успел перейти этому идеалисту дорогу? Какая патетика, какой пафос... на пустом месте. Он вдохнул поглубже, разрывая ментальную связь, и резко обернулся, встретившись глазами с ненавидящим взором Игоря Клатова.
* * *
— Всё, приехали! — Морозов, весело улыбаясь, открывал ворота садового товарищества. Было оно на удивление уютным, небольшим, но симпатичным, и снега, как и обещал Серёга, было выше колена. Хорошо, что я в высоких сапогах. Я потянулась, разминая затёкшие конечности. Да, дорога, конечно, та ещё, сколько же мы тащились? Часа три минимум. Ох, и хорошо здесь! Воздух чистый, свежий, аж голова немного кружится. Я вылезла и огляделась. Да, дом у морозовского бати хоть куда: кирпичный, трёхэтажный, солидный такой домище, но без идиотских наворотов, что свойственны туповатым "новым русским". И забор внушительный, кованый, прямо крепость. А участочек-то большой, соток двадцать... Да, прав Серёга, здесь не то что двенадцать — двадцать пять человек разместятся, и ещё место останется.
Нам навстречу спешила румяная пышечка с забранными в небрежный пучок волосами, хорошенькая, как сдобная булочка. Аня, жена Морозова. И правда что кубаночка, прямо классика жанра. Мне как-то сразу стало теплее. В машине меня не отпускала какая-то вязкая мысль, что-то, связанное с Гариком, вернее, с тем, как он таращился на Даньку: злобно так, будто наш Казанова его лично чем-то обидел. Сейчас это ощущение пропало бесследно, все галдели, знакомились с Аней, вытаскивали сумки и рюкзаки, Серёга зычно распоряжался, куда что нести, а Аня, всплескивая руками, сокрушалась, что буквально перед нашим приездом прошла снеговая туча, и теперь придётся заново чистить дорожки.
— Какие проблемы, — раздался сзади меня знакомый бархатный голос, — я почищу. Где у вас лопата и метёлки?
Морозов натурально открыл рот.
— Дань, не сходи с ума. Ты, во-первых, наш гость, а во-вторых — ты на себя посмотри! Ты в этом своём смокинге собрался дорожки подметать?
— Морозов, не истери. У меня есть, во что переодеться. Покажешь, где лопата, и занимайся своими делами. Я, может, размяться хочу после твоего гроба на колёсиках.
— Э-э-э... ну, дело твоё, конечно. Вообще-то не надо так, но если ты хочешь... Вон там сарай, видишь? Он не заперт, там и лопата, и всё остальное. Но ты, может, хоть чаю с дороги выпьешь со всеми?
— До файф-о-клока ещё далеко. Серёг, ну что ты на меня пялишься, я сейчас усомнюсь в твоей ориентации. — Данияр скинул пальто, оставшись в дорогой шёлковой рубашке. — Сейчас сменю парадный костюм, и вперёд. Анечка, я вас умоляю, мне совершенно не составит труда. — Аня Морозова залилась румянцем и поспешила показать нам наши комнаты. Проходя мимо Гарика, я услышала, как он отчётливо скрипнул зубами. Да что ж это такое, в самом деле? Данька, конечно, рисуется, он теперь всегда рисуется, ну и хрен бы с ним. Я сграбастала свой рюкзак и направилась в дом.
Через минут сорок, когда все уже переоделись, разложили вещи и пили чай в просторной зале на первом этаже, к нам присоединился Данька. Свой "смокинг", по выражению Серёги, он сменил на джинсы, кроссовки и лёгкую толстовку, надетую, кажется, вообще на голое тело. И как он не мёрзнет, сейчас где-то минус пять, а то и минус семь по ощущениям. Невмятуллин с грохотом водрузил лопату на крыльцо и весело крикнул:
— Хозяева, работу принимайте!
Аня выглянула за дверь и изумлённо охнула:
— Данияр, да когда же вы успели? Вы же всё до бордюрного камня отскребли!
— Не люблю делать работу наполовину, — Данька вошёл в зал и принялся шарить глазами по столу в поисках пустой чашки. Я, пользуясь небольшой суматохой, тоже выглянула.
Сеть дорожек из розоватой плитки, паутиной раскинувшаяся по здоровенному участку, была дочиста отскоблена от мокрого снега. Даже не так. Дорожки были просто идеально чистыми и абсолютно сухими, будто их впридачу высушили феном. По обочинам снег кое-где подтаял, открывая жухлую зеленоватую траву. На остальной территории царствовали мокрые, липкие сугробы.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/12/17/1173